Во имя нигилизма. Американское общество друзей русской свободы и русская революционная эмиграция (1890-1930 гг.)

После обнародования программного документа Уотсон энергично принялся распространять его среди знакомых политиков, в т. ч. парламентариев. Его стратегией был поиск влиятельных и богатых людей, из которых можно было бы создать компактную, но сильную организацию, во главе с исполнительным комитетом из 10–12 человек¹⁰⁹. В самом начале, в январе-феврале 1890 г., сбор подписей шёл очень вяло. Под воззванием подписались 11 человек и было собрано всего 32 фунта 16 шиллингов¹¹⁰. Тем не менее 31 марта 1890 г. в Лондоне Уотсон сумел провести первое собрание сторонников. На нём было образовано английское Общество друзей русской свободы (The English Society of the Friends of Russian Freedom)¹¹¹.

Встреча состоялась в атмосфере повышенного внимания к событиям, произошедшим в России. Поступившие в английскую прессу новости о побоище в Якутске 22 марта 1889 г. и о трагедии в каторжной тюрьме на реке Кара 7 ноября 1889 г. повлияли на перемену настроений в Англии¹¹². В Якутске, после коллективного протеста заключённых против притеснений тюремного начальства, власти казнили бунтовщиков. На карийской каторге несколько десятков политзаключённых попытались покончить с собой, приняв яд, в знак протеста против насилия над членом «Народной воли» Надеждой Сигидой. Тюремная администрация жестоко наказала арестантку за нарушение режима. Сигида, не выдержав телесных наказаний, наложила на себя руки¹¹³. В Санкт-Петербурге не отрицали случившегося, хотя глава МВД И. Н. Дурново делал вид, что ничего серьёзного не произошло¹¹⁴. Но публикации в зарубежных газетах, которые, по замечанию товарища министра иностранных дел В. Н. Ламздорфа, «с явным удовольствием помещают ужасные описания суровых мер, применённых к некоторым ссыльным в Сибири», дали повод к очередной антироссийской кампании в Англии¹¹⁵. Воспользовавшись ажиотажем в прессе, Уотсон и Степняк оперативно издали под эгидой «Общества друзей русской свободы» два памфлета: «Убийство политических заключенных в Сибири» («The slaughter of Political prisoners in Siberia») и «Телесные наказания политических ссыльных в России» («The Flogging of Political Exiles in Russia»), которые пользовались большим спросом в Англии на протяжении 1890-х гг. Эти брошюры привлекли дополнительное внимание к английскому Обществу. Количество людей, подписавшихся под воззванием, и сумма пожертвований выросли, хотя Уотсон по-прежнему считал оказанную поддержку недостаточной¹¹⁶.

В начале апреля 1890 г. Общество друзей русской свободы обрело чёткую организационную структуру. После окончания сбора подписей и пожертвований был образован Генеральный комитет Общества, состоявший из 37 человек¹¹⁷. В него входили авторитетные англичане, сделавшие себе имя в самых разных областях человеческой деятельности. Все они дали согласие поставить подпись под воззванием и внести пожертвование во имя «русской свободы». Большинство членов комитета были либералами или радикалами, причём первые преобладали. Это было связано с тем, что переговоры о присоединении к Обществу английских политиков вёл лично Уотсон, сам являвшийся либералом. Однако Уотсон постарался сделать всё, чтобы Генеральный комитет отражал как можно более широкий спектр политических и общественных сил Англии. По его мнению, в комитет должны входить люди, которые «достаточно интересуются делом»¹¹⁸. 30 апреля 1890 г. был образован руководящий подкомитет Общества, переименованный позже в исполнительный комитет, куда были избраны председатель и казначей Общества Уотсон, секретарь организации Пиз, английский издатель Томас Анвин-Фишер и Байлс¹¹⁹. Уотсон планировал, что в исполнительный комитет войдёт 10–12 человек. Планировалось, что каждые три месяца они будут собираться для утверждения отчёта о проделанной работе и определять основные направления деятельности Общества. На практике реальное руководство исполнительным комитетом (а соответственно, и всей организацией) осуществляли пять-шесть человек и самые активные сотрудники журнала «Free Russia»¹²⁰.

Благодаря стараниям Уотсона в Общество вошли девять либералов, заседавших в парламенте. Их вес и значение как в самой фракции, так и в парламенте очень разнились. Такие либеральные политики, как Джон Шоу-Лефевр, Артур Дайк-Экланд, Томас Бёрт, принадлежали к видным деятелям партии. Барон Шоу-Лефевр происходил из родовитой английской семьи. После окончания Итона и Кэмбриджа он увлёкся политикой, присоединившись к Либеральной партии. Шоу-Лефевр несколько раз был членом либеральных кабинетов (министр труда в 1881–1883 и 1892–1894 гг., министр почт в 1884–1885 гг.), зарекомендовав себя как убеждённый сторонник Гладстона¹²¹.

Непростые отношения с великим старцем были у другого выходца из аристократической семьи баронета Артура Дайк-Экланда. На протяжении всей своей политической карьеры, которая началась в 1879 г., Дайк-Экланд активно занимался разработкой и продвижением новых законов в сфере образования. Во второй половине 1880-х гг. он принадлежал к прогрессивному крылу партии, выступая за более активную социальную политику. Вершиной его политической карьеры стал пост министра образования в либеральных кабинетах Гладстона и А. Ф. Розберри в 1892–1895 гг.¹²²

Томас Бёрт, несмотря на своё простое происхождение, также сумел сделать карьеру на политическом поприще. Сын скромного углекопа, Бёрт также с детских лет был вынужден трудиться на шахте. Из-за этого он не смог закончить школу, однако, занимаясь самообразованием, Бёрт сумел завоевать авторитет среди шахтёров, а его прирождённые лидерские качества помогли ему стать профсоюзным лидером. С 1874 г. началась его долгая парламентская карьера. С этого времени он неизменно проходил в парламент как член либеральной партии, оставаясь в её рядах до самого конца. Во многом благодаря Бёрту либералы в последней трети XIX в. могли рассчитывать на поддержку значительной части английского рабочего класса¹²³.

В то же время в Общество вступил либерал из Ноттингема Джон Эдвард Эллис, владелец угольных копей, убеждённый противник расширения социальных прав рабочего класса. В частности, он был против введения 8-часового рабочего дня, за что ратовали члены левого крыла партии¹²⁴. Двое членов палаты общин, присоединившихся к Обществу, были известными сторонниками гомруля: профессор механики Кембриджского университета Джеймс Стюарт (заседал в палате общин с 1885 по 1900 г.) и казначей Ирландской национальной лиги Альфред Уэбб (заседал в палате общин с 1890 по 1895 г.)¹²⁵. Остальных парламентариев можно отнести к рядовым членам либеральной фракции. Это активный пропагандист квакерства Джошуа Раунтри, политик и общественный деятель из Шеффилда Генри Уилсон и публицист из Лестера Джеймс Аллансон Пиктон¹²⁶.

Большинство парламентариев присоединились к Обществу лишь номинально. За исключением Пиктона, никто из них далее не участвовал в регулярной деятельности Общества. Впрочем, этого от них и не требовалось. Уотсон был больше озабочен тем, чтобы состав организации, несмотря на свою малочисленность, выглядел респектабельно и репрезентативно. Однако добиться этого ему удалось лишь частично.

Уотсон вёл переговоры и с другими видными политическими деятелями, прежде всего консерваторами, но потерпел неудачу. Для подавляющего большинства консерваторов участие наряду с социалистами в Обществе было неприемлемо по идеологическим соображениям. Единственным из тори, согласившимся присоединиться к Обществу после долгих уговоров Уотсона, был член палаты общин, владелец фабрики по производству чернил Генри Чарльз Стефенс¹²⁷.

В Обществе хорошо были представлены английские радикалы и социалисты, что было заслугой Степняка, Пиза и всё того же Уотсона. Деятельное «левое крыло» Общества составляли видный член Социал-демократической федерации (СДФ) Адольф Смит, казначей СДФ Фредерик Грин, радикальный журналист Герберт Перрис и сам Пиз. Основателям Общества удалось также привлечь к сотрудничеству и довольно известных представителей английской богемы (художник Феликс Мошелес, писательница Хезба Стреттон, издатель Фишер Анвин, публицист Уильям Макензи), готовых участвовать в агитации и даже давать на неё деньги¹²⁸.

Общество друзей русской свободы имело надпартийный характер, хотя перевес был явно на стороне либералов. Именно им современники отводили решающую роль в организации агитации. Ф. Энгельс в письме к русской революционерке В. И. Засулич с удовлетворением отмечал, что «в настоящий момент вера либералов в освободительной пыл царя сильно поколеблена вестями из Сибири, книгой Кеннана и последними университетскими волнениями в России…». Немецкий социалист всецело одобрял создание Общества на фоне таких настроений: «Вот почему возобновившиеся среди английских либералов антицаристские настроения представляются мне чрезвычайно важными для нашего дела; очень хорошо, что Степняк здесь и имеет возможность их подогревать»¹²⁹.

И Уотсон, и Степняк с самого начала стремились наладить издание собственного печатного органа под названием «Free Russia». Согласившись с эмигрантом насчёт того, что необходимо как можно скорее начать его выпуск, Уотсон более осторожно подошёл к вопросу о периодичности издания. Он ратовал за издание журнала раз в два месяца, но Степняк настаивал на ежемесячном формате. В итоге верх взяла точка зрения русского революционера¹³⁰.

В мае 1890 г. состоялись последние приготовления к выпуску первого номера журнала. Исполнительный комитет решил, что оптимальным размером для издания будет объём в 16 страниц. Уотсон предупредил Степняка, что из требуемых для ежемесячного издания 400 фунтов он как казначей имеет всего лишь 101 фунт и 64 подписчика¹³¹. С самого начала Общество испытывало острый дефицит средств на издание журнала. Но, несмотря на все трудности, в июне 1890 г. в Лондоне вышел первый номер «Free Russia». Издание печатного органа стало первым совместным проектом английских либералов и русских социалистов, рассчитанным на завоевание симпатий англоязычной публики к русскому освободительному движению. Благодаря журналу Общество станет одним из главных центров антисамодержавной пропаганды в Англии на протяжении четверти века. Своей деятельностью английское Общество смогло доставить немало беспокойства русским властям, пристально следившим, прежде всего, за действиями лондонских эмигрантов. Потребовались особые контрдействия со стороны шефа заграничной агентуры Министерства внутренних дел в Париже И. П. Рачковского, чтобы к 1894 г. охладить интерес англичан к деятельности Общества¹³².

1.2. «Америка – не Россия»: предпосылки возникновения Общества друзей русской свободы в США

Интерес к русским революционерам, или, как их называли в американской печати – «нигилистам», сформировался в США в начале 1880-х гг. В конечном счёте этот интерес привёл к появлению движения за свободную Россию в Америке. Ниже мы исследуем предпосылки и обстоятельства возникновения американского Общества друзей русской свободы. Предпосылки стали формироваться после убийства Александра II, когда в американской прессе началось обсуждение сущности российского нигилизма. Рост внимания к нигилистам проходил на фоне появления разногласий в российско-американских отношениях. Длительное время возникавшие время от времени трудности во взаимоотношениях Вашингтона и Санкт-Петербурга воспринимались как потенциальная угроза доброжелательным партнёрским связям. Дипломаты двух стран неизменно проявляли волю к урегулированию противоречий. Как следствие, отношения двух стран в XIX в. по большей части развивались в русле делового и конструктивного сотрудничества.

Такого рода взаимоотношения можно объяснить в первую очередь прагматическими соображениями. У США и России был один и тот же главный внешнеполитический соперник в лице Великобритании. Это позволяло долгое время сравнительно легко обходить стороной разногласия. Хотя Россия владела территориями на Американском континенте, Новый Свет мало интересовал Санкт-Петербург по сравнению с европейскими делами. Все инициативы Российско-американской компании¹³³ по дальнейшему расширению владений воспринимались чиновниками царского правительства с известной долей осторожности и скептицизма. Осознавая всю трудность защиты американских земель, находившихся очень далеко от столицы даже по российским меркам, царское правительство не желало вступать в конфликт с державами, имевшими более прочные позиции в Западном полушарии.

Разрешение внешнеполитических разногласий к середине 1820-х гг. позволило США и России встать на путь сближения. Трактат о торговле и мореплавании 6 (18) декабря 1832 г. закрепил режим наибольшего благоприятствования в торговле между двумя странами¹³⁴. Собственно, русско-американские отношения в этот период, вплоть до Крымской войны 1853–1856 гг., не отличались особой активностью. Пока Соединённые Штаты на протяжении 1840-х гг. занимались присоединением новых территорий, Россия сконцентрировала своё внимание на европейских делах. Но и Соединённые Штаты, и Российская империя в то же время были заинтересованы в урегулировании своих политических разногласий с Великобританией. По мнению историка И. И. Куриллы, Николай I пытался наладить взаимоотношения с Англией, «используя американский континент как рычаг воздействия в русско-английских отношениях, тогда как некоторые круги в Соединённых Штатах начинают рассматривать Россию как страну, интересы которой могут сделать её лоббистом американского возвышения в мировой политике»¹³⁵.

Обострение русско-английских отношений в начале 1850-х гг. совпало с упрочением связей между Россией и США. В это время и Санкт-Петербург, и Вашингтон – каждая сторона по разным причинам – считали внешнюю политику Англии и Франции серьёзной угрозой для собственных национальных интересов. После начала Крымской войны Россия и США подписали взаимовыгодную конвенцию о правах нейтралов во время морской войны¹³⁶.

Взаимоотношения США и Российской империи во второй половине 1850-х – 1860-е гг., когда обе державы переживали драматические события во внутренней жизни, подробно исследованы историками. В историографии русско-американских отношений прочно утвердилось мнение, что американо-российские отношения находились в это время на пике сближения. Столь разные события, как восстание в Польше в 1863 г. и Гражданская война в США, объединили Петербург и Вашингтон перед угрозой вмешательства Англии и Франции во внутренние конфликты на стороне восставших поляков и Южной Конфедерации. Поэтому Россия и США были заинтересованы в публичной демонстрации союзнических отношений. Визит русских эскадр в США осенью 1863 г., посещение в 1866 г. американским чрезвычайным посольством во главе с заместителем морского министра Г. В. Фоксом России и прочие события приводятся исследователями в доказательство того, что 1860-е гг. были кульминационной вехой в развитии благожелательных отношений между Россией и Америкой. Взаимная поддержка и доверие позволили возобновить в 1866 г. переговоры о судьбе русских владений в Америке. Их продажа Соединённым Штатам в 1867 г. свидетельствовала о желании России сосредоточиться на освоении дальневосточных территорий, а также о стремлении сохранить и упрочить дружественные отношения с заокеанской республикой¹³⁷.

Не вдаваясь в подробности российско-американских отношений в 1870-е гг., нужно обратить внимание на то, что они по-прежнему оставались благоприятными, в т. ч. и во время перипетий Восточного кризиса 1875–1878 гг.¹³⁸ Для нас же важно отметить, что тесное сотрудничество двух стран в 1860–1870-е гг. окончательно сформировало миф об «исторической дружбе» (historical friendship) России и США, который будет впоследствии раскритикован американскими друзьями русской свободы¹³⁹.

Говоря о восприятии России американцами до 1880-х гг., необходимо, прежде всего, заметить, что оно разнилось в зависимости от эпохи. Как заметил И. И. Курилла, изучавший проблемы взаимного восприятия России и США в середине XIX в., «американцы гораздо лучше были расположены к далёкой империи в сравнении с европейским общественным мнением»¹⁴⁰. Во время Крымской войны симпатии большинства американских газет были на стороне России¹⁴¹. Ко времени правления Александра II представления о далёкой и плохо знакомой стране заметно изменились в лучшую сторону. Если до 1850-х гг. в США были популярны шаблонные представления о России как варварской и деспотической стране (почерпнутые по большей части из английских газет), то в 1860-е гг. количество сочувственных откликов увеличилось на порядок. Рос интерес к экзотической стране и со стороны американских предпринимателей. Например, в середине 1860-х гг. компания «Western Union Telegraph» запланировала прокладку телеграфного кабеля по дну Тихого океана между США и Российской империей. В разведывательных работах компании принял участие молодой американец Джордж Кеннан. Увидев своими глазами азиатскую часть России, он заинтересовался страной. После посещения Камчатки и Сибири Кеннан написал несколько статей и издал книгу очерков «Кочевая жизнь в Сибири», в которых благосклонно отзывался о России и её официальных властях¹⁴². Впрочем, стоит отметить, что в тот момент он не проявлял интереса к социально-политической тематике. Начинающий журналист, находясь в России, предпочитал описывать окружающую природу и собирать этнографический материал¹⁴³.

В 1880-е гг. началось постепенное ухудшение американо-российских отношений. Однако этот процесс не был прямолинейным. На протяжении 1880–1890-х гг. можно обнаружить и примеры сотрудничества в русле прежних благожелательных отношений. Например, помощь американцев голодающему населению России в 1891–1892 гг. или Всемирная выставка в Чикаго в 1893 г. и связанный с этим визит русского флота в Нью-Йорк¹⁴⁴. Кроме того, инерция восприятия отношений двух стран с позиций «исторической дружбы» продолжала оставаться очень сильной. Толчком к осложнению взаимоотношений послужило резкое увеличение эмиграции из России. Национальный состав эмигрантов, покидавших Россию в 1880-е гг. в поисках лучшей доли, был очень пёстрым. Среди них было очень мало русских и много представителей национально-религиозных меньшинств. На первый план в российско-американских отношениях в эти годы вышел вопрос об еврейской эмиграции. Приток евреев в Америку возрос в разы после волны погромов в 1881–1882 гг. На 1880–1890-е гг. пришлось обострение «паспортного конфликта». Он возник вследствие отказа российских властей признавать право бывших российских евреев, принявших гражданство США, на свободный въезд на территорию империи¹⁴⁵. Несмотря на рост озабоченности американских политиков антисемитской политикой российского правительства и рост публичных протестов в Америке, по мнению американского историка Э. Хили, в те годы ни республиканская, ни демократическая администрации Белого дома не желали идти по этому вопросу на острый конфликт с царской Россией¹⁴⁶.

В 1880-е гг. возросла также численность уголовных преступников, бежавших в Америку, и политических эмигрантов, скрывавшихся в США от наказания за революционную деятельность в России. Незаконное присутствие нарушителей закона на территории США очень сильно беспокоило местные власти, в то время как беглыми революционерами активно интересовалось царское правительство. Поскольку в это же время уже получила широкое распространение международная практика заключения двусторонних экстрадиционных конвенций, предполагавших взаимную выдачу уголовных преступников, Россия и США ещё в 1873 г. начали переговоры о заключении такого соглашения¹⁴⁷.

Громкие убийства глав государств в США и России в 1881 г. высветили резко негативное отношение американского общества к террористам и политическому террору вообще¹⁴⁸. Трагическая гибель президента Дж. Гарфилда и императора Александра II вызвали волну сочувствия к жертвам террора, а американские газеты единодушно осуждали насилие, учинённое «анархистами» и «нигилистами»¹⁴⁹. Например, в ходе дискуссии, развернувшейся на страницах журнала «North American Review», американские юристы единодушно заключили, что политические мотивы убийства не должны считаться достаточным основанием для отказа в выдаче подозреваемых той стране, в которой было совершено преступление¹⁵⁰. Неудивительно, что приезд в США в июле 1881 г. народовольца Л. Н. Гартмана и его агитация в пользу русских нигилистов не нашла сочувствия в американской прессе¹⁵¹. Время для агитации было выбрано крайне неудачное, что в итоге признал и сам Гартман. В письме к Энгельсу он отмечал недоброжелательное отношение газетчиков к его персоне: «Хотя общество и пресса против меня, но за всем тем дела мои идут прекрасно…». Гартман откровенно признал, что его приезд в Соединённые Штаты, за исключением нескольких американцев, заинтересовал исключительно немецких социалистов, таких же эмигрантов, как и он сам¹⁵². Такая ничтожная поддержка продемонстрировала практически полное отсутствие популярности идей политического террора и их сторонников в США.

Негативная реакция на террор российских нигилистов была преобладающей в США до 1883 г. Восприятие стало меняться после выхода в свет американского издания книги С. Степняка «Подпольная Россия». Сочувственные очерки о борьбе народовольцев привлекли больше внимания, чем прямые выступления сторонников русских нигилистов в американской печати¹⁵³. Кроме того, подъём «новой иммиграции» и наплыв эмигрантов из Российской империи в это же время привели к тому, что в США стали всё больше интересоваться «нигилистами» или «анархистами»¹⁵⁴. Известный публицист М. Уилкокс в рецензии на книгу Степняка призывал читателей «внимательнее изучить нигилизм». Сетуя на отсутствие хороших публикаций о русских революционерах, Уилкокс приветствовал появление очерков, вышедших из-под пера беглого эмигранта. Американский журналист выражал надежду, что увлекательно написанный памфлет стимулирует дискуссию о характере борьбы русских революционеров¹⁵⁵.

Но если Уилкокс пытался подойти взвешенно и объективно к вопросу о сущности «русского нигилизма», то некоторые другие американцы открыто встали на сторону народовольцев. Так, журналист Дж. Бьюэл после путешествия по империи летом 1882 г. издал книгу «Русский нигилизм и жизнь ссыльных в Сибири». Он утверждал, что политические преступники томятся в антисанитарных тюрьмах и терпят произвол от администрации¹⁵⁶. Другой американец, служивший некоторое время в американском консульстве в России, У. Армстронг в начале 1880-х гг. эмоционально защищал нигилистов от критических отзывов, что не прошло мимо внимания прессы¹⁵⁷. В 1884 г. он прочитал лекцию о русских революционерах в Нью-Йорке. Его слушателями были некоторые члены Конгресса и участники местного географического общества. Во время лекции Армстронг вновь доказывал, что российская политическая система не оставляет её оппонентам ничего другого, как прибегать к террору для достижения своих целей. Во время лекции он упомянул выступления Кеннана, которого обвинил в незнании вопроса. В историографии прочно утвердилось представление, что позиция Армстронга ещё больше усилила желание Кеннана посетить Сибирь¹⁵⁸.

Другой яростный критик самодержавия, англо-американский журналист Эдмунд Нобл (1853–1937) также стал убеждённым противником «русского деспотизма» после пребывания в России. В 1882–1884 гг. он работал в Санкт-Петербурге корреспондентом английских газет «Daily News», «Daily Globe», «Manchester Globe», «Glasgow Helard»¹⁵⁹. В столице Нобл познакомился со своей будущей женой Лидией Львовной Пименовой, которая участвовала в революционном движении в начале 1880-х гг. В мае 1883 г. она покинула Россию, обосновавшись, в конце концов, в Малдене штат Массачусетс, где и прожила со своим супругом до конца своих дней¹⁶⁰. В 1885 г. одновременно в Лондоне и Бостоне вышла книга Нобла «Русский мятеж, его причины, состояние и перспективы». В ней отразилось противоречивое отношение американского журналиста к России.

С одной стороны, он проникся любовью и уважением к далёкой стране. С другой стороны, Нобл стал ярым противником русского самодержавия и политического строя страны. В книге он показал себя твёрдым приверженцем англо-саксонской демократии и сторонником её распространения на другие страны. Журналист предсказывал в недалёком будущем конец монархического правления в России в результате неотвратимого наступления западной цивилизации¹⁶¹. Нобл оправдывал насилие русских террористов, действия которых он считал формой самозащиты в условиях, когда власть отрицала право подданных даже на выражение простого несогласия. Он не сомневался, что по этой причине страну вскоре ждёт рост политического недовольства. По его мнению, оно приобретёт самые разнообразные формы, будь то религиозный протест, общественное движение или распространение нигилизма, добивающегося террором предоставления прав и свобод¹⁶². Целую главу Нобл посвятил революционерам и сибирской ссылке. Он, так же как и Бьюэл, обличал официальные власти за негуманное обращение с политическими заключёнными¹⁶³.

Уильям Дадли Фулк, президент АОДРС в 1903–1905 гг. Фото из воспоминаний У. Д. Фулка ≪A Hoosier Autobiography≫ (1922)

Ещё одним американцем, выступившим со сходных позиций, был Уильям Дадли Фулк, политический и общественный деятель из Индианы. Он происходил из квакерской семьи, которая участвовала в движении за отмену рабства. В отличие от Армстронга и Нобла, Фулк к концу 1880-х гг. сделал успешную политическую карьеру в Индиане, прежде всего в качестве сторонника реформы гражданской службы в США¹⁶⁴.

По его собственным воспоминаниям, Фулк заинтересовался Россией как великой державой¹⁶⁵. Он с опасением смотрел на рост могущества Российской империи на Балканах, в Средней Азии и на Дальнем Востоке. Ему казалось, что экспансия России несёт угрозу всем странам «со свободными институтами». «Не существует ни географических, ни этнографических границ, достаточно широких, чтобы ограничить амбиции русских», – провозглашал он в памфлете «Славянин или Сакс»¹⁶⁶. Работа Фулка была написана под влиянием уже вышедших в свет к тому моменту книг Степняка, в которых революционер изображал Российскую империю как агрессора на европейской арене, а также оправдывал политический террор против самодержавия¹⁶⁷. Соответственно, Фулк пытался показать, почему самодержавная Россия своей внешней политикой представляет угрозу для «цивилизованных наций». То, что это действительно так, как и то, что противостояние между Россией и Великобританией за мировое господство неизбежно, если самодержавие не будет свергнуто, – представлялось для него аксиомой. Всю русскую историю Фулк изобразил как «попятное движение от свободы к автократии»¹⁶⁸. Согласно его логике, свободолюбивые славянские племена со временем стали бесправными подданными московских князей, сконцентрировавших в своих руках всю полноту политической власти. Новое, централизованное государство, по мнению Фулка, не встречая никакого сопротивления изнутри, обратилось к экспансионистской политике, угрожавшей всем соседям России. Фулк предполагал, что «русскую угрозу» могут остановить только внутриполитические изменения в империи, а именно – упразднение абсолютной власти царя и наделение равными политическими правами всех подданных России. На этом основании Фулк оправдывал террор «нынешнего поколения революционеров, ещё известных под именем нигилистов». Не одобряя политическое насилие в принципе, Фулк приходил к тем же выводам, что и Армстронг, и Нобл. Подобно им, он считал, что русские террористы, несмотря на «весьма сомнительные методы», добивались гражданских прав для «пятидесяти миллионов бедных и невежественных крестьян». Чтобы доказать их правоту, Фулк сравнивал революционеров с аболиционистами. И те, и другие, в его представлении, боролись за «освобождение угнетённого человечества»¹⁶⁹.

Выступления этих общественных деятелей и журналистов, а также спорадические высказывания Твена и У. Д. Хоуэллса на протяжении 1880-х гг. подготовили почву для возникновения движения, получившего известность как «движение за свободную Россию» (Free Russia Movement). Американский историк Д. Фоглесонг характеризует его как первый «американский крестовый поход за “Свободную Россию”»¹⁷⁰. Всех его участников объединяло убеждение в необходимости замены устаревших, как им казалось, общественных институтов Российской империи. Они были уверены, что при «правильном» ходе истории русское самодержавие уступит место более «цивилизованной» форме правления, принятой в англо-американском мире.

Возросший интерес к русским «нигилистам» не прошёл мимо внимания Дж. Кеннана. Имея опыт путешествия по Сибири, он решил поучаствовать в разворачивавшейся дискуссии. Кеннан достаточно быстро понял, что вопрос о характере сибирской ссылки является злободневным, привлекая широкое внимание американской аудитории. Биограф Кеннана Ф. Трэвис показал, что с 1881 г., когда американская полярная экспедиция на судне «Жаннета» погибла у берегов Якутии, Кеннан стал искать издательство, которое было бы готово профинансировать его поездку по Сибири. Но его намерение осуществилось лишь в 1885 г., когда Кеннан сумел договориться с нью-йоркским журналом «Century», который расценил инициативу журналиста как коммерчески выгодную. По контракту Кеннан получал гонорар в 6000 долларов. По итогам путешествия он должен был написать 12 статей для журнала и выпустить книгу¹⁷¹.

Отправившись в поездку по России из Санкт-Петербурга 31 мая 1885 г., Кеннан планировал собрать доказательства в пользу «цивилизованного» состояния тюрем в стране. Но первоначальный замысел начал меняться, когда Кеннан лично познакомился с условиями существования политзаключённых в Сибири. О своих новых впечатлениях он написал из Томска 26 августа 1885 г. издателю «Century» Росуэллу Смиту (1829–1892): «Ссыльная система гораздо хуже, чем я раньше полагал. Произведённое г-ном… (имеется в виду Г. Лэнсдейл¹⁷². – Д. Н.) обследование тюрем и изучение системы ссылки чрезвычайно поверхностно. Если он действительно бывал в Тюменской и Томской пересыльных тюрьмах, то я не могу понять, как он не увидел, что их состояние, как и состояние их несчастных обитателей, во многих отношениях ужасающе. <…> То, что я раньше писал и говорил об обращении с политическими ссыльными, в сущности верно и точно, во всяком случае по отношению к Западной Сибири, – однако мои прежние представления о них сильно поколеблены. Русские либералы и революционеры, с которыми я здесь встречался, вовсе не являются недоучившимися проповедниками или бездумными фанатиками, или же людьми, мысли которых трудно понять. Напротив, это обыкновенные, нормальные и вполне понятные люди, а нередко исключительно интересные и привлекательные»¹⁷³.