Они вышли к кладбищу. Определить на местности его границы было трудно. Заросшие холмики и памятники виднелись повсеместно, без какой-либо упорядоченной планировки, порой возникая в совершенно неожиданных местах, где их по идее быть не должно.

Первой встреченной ими на пути могилой оказалось основательно заросшее захоронение, с вросшим в землю, покосившимся, ржавым до неприличия железным памятником с огромной звездой на вершине. Медная табличка на нём гласила:

"Плутовский С.С. офицер НКВД, погиб в боях с частями Красной армии."

Колян прочел надпись и недоумённо уставился на Фёдора. Несмотря на отсутствие памяти, он понял нелогичность данного словосочетания, откуда-то он знал, что офицер НКВД вряд ли мог погибнуть в боях с частями Красной армии.

– Прикол, – выдавил из себя молодой человек.

– Скорее драма, – тяжко вздохнул Фёдор. – Я тебе говорил, что только тут начинаешь многое понимать, всю несуразицу и абстракность жизни. Разведчик, был внедрён в части "СС" и застрелян в первом же бою с нашими частями. За что боролся, на то и напоролся. Тем более что в отличие от официальной версии на самом деле всё обстояло несколько иначе. Его взяли в плен и очень мнительный коллега по НКВД на допросе бедняги, подозревая, что пленный над ним издевается, то и дело выкрикивая – "Слава коммунистической партии", "Слава товарищу Сталину" – пристрелил его. Кстати, позже того НКВДшника тоже расстреляли за то, что он расстрелял героя разведчика. Самое поразительное, что и тех других, кто расстрелял мнительного НКВДшника, тоже расстреляли за то, что они расстреляли честного, пунктуального товарища, исполнявшего свой долг, который расстрелял другого честного товарища, исполнявшего свой долг. Короче, полный абзац. Полагаю, и тех других, кто расстрелял тех других, тоже расстреляли, но об этом история уже умалчивает.

Впрочем, и откуда Фёдор знает о трёх первых расстрелах странной цепочки, Колян выяснять не стал, в гиблом месте – гиблые люди, и откуда они что знают, пусть лучше остаётся тайной.

Они подошли к следующей могиле, одиноко торчащему из земли мощному дубовому кресту. Надпись на нём была весьма лаконична:

"З.Ч.С.Т.С. 18771938"

Колян включил на полную мощь все свои умственные способности, но продвинулся лишь в опознании цифр. Он решил, что это номер телефона, но кому и зачем понадобилось его размещать в столь необычном месте, было загадкой ещё большей, чем буквы перед ним. Единственной стоящей мыслью, посетившей мозг молодого человека, было предположение, что предусмотрительный З.Ч.С.Т.С. оставил потомкам свои координаты, дабы облегчить его поиск на том свете. Но как ни крути, эта версия даже в свихнувшемся мозгу Коляна вызывала по меньшей мере недоумение, по большей – подозрение в колдовстве. Дабы не прослыть мистиком, он вновь переключил внимание на аббревиатуру и вдруг расшифровал её:

"Заказ Чудо-Самогонки Телефон Для Связи…".

Отсюда стало понятно и наличие номера. Оставалось лишь непонятным, почему реклама размещена в столь странном месте. Возможно, подумал Колян, для вдохновления посетителей или может для более чуткого восприятия скорби – и то, и другое, как по мнению Фёдора, без самогонки невозможно. Но полёт мыслей киднеппера нарушил Фёдор, совершенно обыкновенно расшифровав аббревиатуру:

"Зайцев Чингиз Самуилович, товарищ из Совнаркома, год рождения 1877, год смерти 1938".

Несмотря на разгадку, Коляну по-прежнему что-то не давало покоя. Он вопросительно посмотрел на Фёдора, правда, и сам не совсем понимая, что именно его интересует и тревожит.

Опытный Фёдор и без всяких слов догадался о мыслях молодого человека и сказал:

– Глубоко верующим он был, хотя и товарищем из Совнаркома. Я уже говорил про призрачную комиссию. Есть человек, а есть его тень. Вот та комиссия полностью состояла из теней, из призраков. А этот Зайцев ещё себя до конца не потерял, в Совнаркоме он был тенью-призраком, но перед смертью возжелал быть захороненным, как человек. Его из Москвы привезли, отпели и тихо похоронили, сверху водрузив крест с аббревиатурой, чтобы никто не догадался. А то ведь знаешь, что тогда могло быть за похороны по церковному обряду.

– Кому, покойнику? – удивлённо спросил Колян.

– В те времена даже покойнику, – криво улыбнулся в ответ Фёдор, – а так, конечно, тем, кто хоронил. У нас, кстати, не одна такая могила, есть и из не такого уж далёкого прошлого.

Они прошли метров двадцать и остановились у с виду ничем не примечательного памятника. Надпись на нём гласила:

" С-кин А-др П-вич 1965-1996 в-ая п-ть з-му п-ну п-му от в-ой п-ли в б-бе за с-ое б-ее ".

На сей раз Колян не стал ничего разгадывать, боясь ошибиться. Роль переводчика вновь взял на себя Фёдор:

" Стёпкин Александр Петрович, вечная память здравому пацану, погибшему от вражеской пули в борьбе за светлое будущее".

– Революционер, – с сочувствием сказал Колян, но тут же осёкся, вспомнив о датах рождения и смерти. Что это не номер телефона, на сей раз он понял сразу.

– Можно сказать и так, – ухмыльнулся Фёдор, – комиссар бархатной революции начала девяностых, браток в кожанке и с ТТ вместо "Маузера", экспроприатор экспроприированного у экспроприаторов. Вечный передел собственности под разными лозунгами о призрачном счастье. Его тоже из Москвы привезли, конкуренты писанулись достать его с того света, вот и спрятался в провинции. Хорошо лежит, надёжно, никакие конкуренты не найдут, тем более что и сами они скорее всего так же уже где-нибудь спрятались в земле от своих конкурентов. Это как в истории с НКВДшником, расстреливают расстрелявших расстрелявших и так до бесконечности, такой же как и вечная борьба за призрачное счастье…

Взгляд Коляна упал на соседнюю могилу, точнее не совсем могилу, а вырутую яму, перекрытую настилом досок, рядом с которой находился заранее приготовленный гранитный памятник. Сама могила, судя по всему, была пока ещё пуста. На самом памятнике, вместо выграверованной надписи, было нечто похожее на станок наборщика книг из типографии прошлого века, только в миниатюре. Из отдельных букв были составлены слова, которые в любой момент нехитрым способом легко можно было заменить. Колян вопросительно взглянул на экскурсавода.

– А эта могила ещё ждёт своего постояльца, – сказал Фёдор. – То есть её хозяин вполне ещё жив и не известно когда умрёт. Время такое, все живут бысто, сейчас тихим сапом счастье не поймаешь. Ну и соответственно хоронить тоже особого времени нет, про покойника тут же забывают в день его смерти, бесполезным человеком он становится для жаждущих счастья, вот поэтому могилка заранее и приготовлена. А что надпись можно поменять, так это потому, что к тому времени когда предполагаемый хозяин займет своё место, не известно какие взгляды и идеи будут преобладать в обществе. Ну вроде как соответствовать теме, не отставать от приорететов, чтоб не оказаться за бортом корабля. Быть единым духом и телом с едиными духом и телом. В общем, сам взгляни…

Колян подошёл ближе и прочитал набранную актуальную на данный момент надпись:

"… патриот, депутат, миллионер, борец за нравственность, курил, но осознал и бросил, наконец нашел своё место, но некстати отдал Богу душу…".

– Лет так несколько назад было написано, – сказал Фёдор: – "…зам. зама. по заместительству, гламурный лев, большой неизрасходованный потенциал во всех смыслах, искал тёплое местечко, но не успел, отдал Богу душу…", а ещё ранее "…экс-коммунист, экс-либерал, был дезориентирован, каюсь, хотел вступить в правильную партию, но не успел, отдал Богу душу…".

– А когда помрет нельзя выграверовать, чтоб не исправлять каждую пятилетку? – спросил Колян.

– Ну здесь обратное могилам, которые мы до этого смотрели, там люди после смерти шифровались, то есть соответствовали моменту, а здесь при жизни надо, даже обязательно. Вот приедет случайно коллега будущего усопшего, взглянет на могилку, прочитает и скажет – правильный товарищ, соответствует… Не все так просто в нынешние времена, продуманным надо быть, всё предвидеть. А то не дай Бог на мелочи встрянешь, это тебе не миллионы тырить… Ладно, пошли, тут ещё по сути смотреть не на что, полагаю, надпись ещё не раз изменится.

Они отошли на несколько метров, Колян всё это время не переставал оглядываться по сторонам. Фёдор обратил на это внимание и спросил:

– Ищешь чего?

– А где богадельные могилы? – ответил он.

Фёдор тяжело вздохнул, потоптался на месте и указал на небольшой холмик, с деревянным крестом посередине и без опознавательных знаков. Таковых в округе было несколько.

Колян вопросительно взглянул на мужчину.

– Знаешь про КПД? – сказал Фёдор.

Молодой человек отрицательно покачал головой.

– Коэффициент полезного действия, – расшифровал работник морга.

Расшифровка мало что сказала Коляну, но он состроил понимающий вид.

– В общем, – всё же сомневаясь, что гость до конца понимает, стал пояснять Фёдор, – это когда при минимальной затрате сил и средств достигается максимальный результат. Чтобы не копать десятки могил, копают одну, но большую, и всех накопленных за какой-то период времени богадельницких мертвецов хоронят в ней. Они все почитай бесхозные, родня от них отказалась, сам вчера ночью слышал, редко кого дети или внуки забирают и хоронят. Ну а похороны сейчас дорогие, мрут же они как мухи, старые, больные. Был одно время директор, отдельно приказывал хоронить и даже памятники ставить, но был уволен, а потом и посажен за нецелевое расходование бюджетных средств. Ну вот нынешний от греха подальше…в тесноте да не в обиде…в конце концов им-то уже плевать, в отличие от директора…

Экскурсия закончилась через полчаса, Фёдор и Колян поспешили в сторону здания морга.

Самогон веселит, расслабляет, помогает открыть в себе мистическое видение, но желудку от этого мало пользы. Желудок требует пищи, подчас довольно настойчиво. А молодой желудок требует её вдвойне. Так что нет ничего удивительного в том, что в определенный момент в молодых людях появилось желание позавтракать. К этому времени все уже были на ногах и готовились к дальнейшему путешествию.

– Пожрать бы чего, – первым озвучил актуальный вопрос Шпала.

– В полкилометре отсюда есть магазинчик, местных лесозаготовителей обслуживает, – подсказал Фёдор.

Молодые люди не стали слишком мудрить и решили воспользоваться подсказкой мужчины. Фёдор объяснил, как проехать к магазину, с чем молодые люди и покинули полное скорби и печали заведение.

После десяти минут езды по ухабам и колдобинам машина припарковалась неподалёку от магазина. Подъехать к самому магазину не представлялось возможным по причине полной непроходимости оставшейся части пути.

Шпала пошарил по карманам – денег почти не было. Он выругался и посмотрел на Коляна, вполне логично полагая, что потеря памяти вряд ли как может быть связана с товарно-денежными отношениями. Но у того денег тоже не оказалось.

– Дас ин фантастишь, мы совсем обнищали, господа, – Шпала состроил разочарованное лицо. – Дальнейшее путешествие без наличности определённо невозможно. Тем более что жрать охота прямо сейчас. Ваши предложения, граждане попутчики…

Колян пожал плечами, Лиза озадаченно вздохнула.

– Вижу, полезные идеи на пустой желудок не рождаются – усмехнулся Шпала, – ну что ж, пойдём по старому, испытанному, давно проторенному пути.

Не вдаваясь в подробности насчет этого пути, Шпала вышел из автомобиля.

Колян вышел следом и посмотрел вслед удалявшемуся в сторону магазина товарищу. Что тот задумал, он не знал, но подозревал, что ничего хорошего в голову отмороженного Шпалы прийти не могло. В то же время к происходящему молодой человек отнёсся философски, присев рядом с машиной на пенёк, он сам себе сказал:

– Деньги – зло, но безденежье ещё злее.

Что он имел в виду, вряд ли и сам понял, но высказывание ему понравилось.

По всей видимости высказывание понравилось не ему одному. Неожиданно сзади раздался голос, подтвердивший слова Коляна:

– Да, точно замечено.

Колян обернулся. Перед ним стоял странный тип, одетый в фуфайку и кирзовые сапоги, с глубокомысленным лицом то ли нобелевсеого лауреата, то ли полного идиота. В глазах отражалась мудрость многих поколений, объединённая в одном субъекте, и своей небывалой мощью она настолько впечатляла, что становилось ясно, такая мудрость может быть только у сумасшедшего, давным-давно познавшего смысл жизни, решившего загадку вечного двигателя и больше озабоченного спасением человечества от самоуничтожения, чем сохранением своего бренного тела. Но Колян, слабо разбиравшийся в физиогномике, воспринял незнакомца буквально. То есть не стал выяснять его умственные способности, обозначив типа, как человека деревенского.

Тип присел на корточки рядом с Коляном и представился:

– Геннадий. Геннадий Александрович Губерман, философ по духу, конюх по профессии, шизофреник по диагнозу.

– Колян, – молодой человек протянул руку, – потерявший память и бандит.

– Очень приятно, – Геннадий пожал протянутую руку. – Мы с вами, можно сказать, коллеги. Вы из какой психбольницы к нам прибыли: из Каменска или из Борочат?

Колян подумал и ответил:

– Нет, просто по голове ударили.

– Понимаю, – сочувствующе сказал Геннадий, – взрыв. Слышали такую теорию, что изначально наша вселенная представляла собою некое тело, ядро очень большой плотности, которое взорвалось, и образовалось то, что мы имеем сейчас: галактики, звёзды, планеты, черные дыры – и вселенная расширяется до сих пор, и будет расширятся пока не достигнет своего логического конца. Я этот конец обозначил и назвал Конкретиумом. Но конец этот не обозначает полный конец – это лишь переход в другую фазу существования, последует новый взрыв и новое расширение.

Колян вопрошающе уставился на собеседника.

– Понимаете, есть какая-то частица очень большой плотности, после её взрыва образуется множество более мелких частиц, которые в свою очередь тоже взрываются, делясь на ещё более мелкие, которые тоже взрываются, и так пока не будет достигнута полная осмысленность, то есть состояние полного ноля, ничто. Конечная частица станет ничем по сравнению с изначальной частицей, но в то же время наполнится большим значением.

Колян удивлённо выпучил глаза и пытался переварить сказанное.

– Ракетница, салют, – продолжил объяснение Геннадий, – взорвавшись, разлетаясь яркими светящимися частицами по сторонам, первичный твердый заряд ракетницы вдруг начинает познавать, что есть ещё что-то вокруг, кроме самого плотного ядра заряда. В свою очередь отдельные разлетающиеся частицы тоже взрываются, делясь на ещё меньшие, охватывая ещё большую площадь познания, и так пока не превратятся в ничто, полностью слившись с окружающим миром, тем обретя полное его осознание, став им.

– И что? – по-прежнему мало что понимая, спросил Колян.

– В вашей голове, после удара, произошел взрыв, ваш мозг перешёл в иную, более высокую, более близкую к полному осознанию фазу существования. Но, должен вас огорчить, что вряд ли он когда-нибудь достигнет ноля, высшего смысла познания, поскольку вас надо долбить по голове ежедневно, вы просто не выдержите и помрёте. Вот именно поэтому человек никогда не достигнет высшего смысла, после которого ему станет всё ясно и понятно и обретётся счастье.

Колян покачал головой, честно говоря он не ожидал от деревенского типа такой мистической глубины понимания вопроса познания человеком высшего смысла и счастья. Но деревенский объяснил, что он не совсем деревенский:

– У нас в богадельне есть один человек, который близок к этому, ему осталось всего несколько взрывов.

– И что?

– Сейчас он уже на пороге счастья. Полностью отрешенное состояние, невосприятие этого мира, кормят с ложечки. Почти достиг Нирваны.

– Я понял, – радостно воскликнул Колян, – понимание высшего смысла и полное счастье – это когда человек ещё живой, но уже полностью отрешённый, то есть не живет потребностями тела и земными понятиями.

– Молоток, – похлопал по плечу молодого человека Геннадий. – Но есть ещё один вариант познания высшего смысла, надо просто умереть, а это не всегда лучше, потому что человек ещё должен выполнить свою земную задачу. Ускоряться никак нельзя.

Коляну стало грустно, он подумал, что так никогда не обретёт себя. Новых ударов по голове он может не выдержать, а свою земную задачу, судя по всему, он не выполнил, хотя в чём она состоит, было совершенно неизвестно.

– А земная задача в чём? – спросил он у Геннадия.

– О, хороший вопрос. Её понимание определяется достижением высшего смыла.

Колян встряхнул головой, ответ Геннадия внёс ещё большую путанницу.

– Это что получается, что не выполнив земную задачу, человек не достигнет высшего смысла, а выполнить земную задачу можно только познав высший смысл?

– Ага, – радостно подтвердил Геннадий. – Это и делает человеческое существование абсурдным. Мы движемся по замкнутому кругу, выбраться из которого не в состоянии. Человеческая жизнь по этой причине становится как бы нереальной. Она есть, но её как бы и нет – поскольку основные задачи и счастье не достижимы. Не имея счастья, человек считает, что его жизнь бессмысленна. А не понимая, в чём состоит смысл жизни, человек не в состоянии получить счастье.

Геннадий вытер руковом под носом, вздохнул и продолжил:

– И быть бы человеку абсолютно несчастным и всю жизнь мучиться осознанием своей несчастности, если бы человек не нашёл себе замену счастья, точнее подмену – мимолётное счастье. Само понятие мимолётное многое объясняет, то есть по сути пролетевшее мимо, лишь краешком своим коснувшееся той части человеческой натуры, что отвечает за физические наслаждения. В этом смысле оно хоть немного, на мгновение наполняет человеческую жизнь осмысленностью. То есть, не само счастье, а обманчивое ощущение счастья, некую иллюзию, можно сказать галлюцинацию. Человек от безысходности выдумал себе искусственный смысл и задачи, охарактеризовав их как цель. Приобрёл какую-нибудь дорогую вещь – приобрёл смысл жизни на некоторое время, сходил в ресторан, отдохул – ещё смысл, снял проститутку – опять осмысленность получил. Чем дороже вещь, тем осмысленности больше. В ходе достижения поставленной цели у человека идет постоянная подпитка осмысленностью. Тут даже не совсем понятно, что важнее, сама цель или процесс её достижения, но это уже другой вопрос. При непосредственном достижении цели человеческий организм вырабатывает особое вещество – эндорфин, внутренний наркотик, гормон счастья. Но сам понимаешь, всё, что созданно искусственным путём, априоре не может быть вечным. Нужна постоянная подпитка, поддержка, сервисный центр по эксплуатации и замене испортившихся деталей. Физическое и материальное может поддерживаться исключительно тоже физическим и материальным. Нужен некий движетель для поддержки всего процесса, и движетель далеко не духовный. И такой движетель есть – деньги. Вот тут-то и проявляется вся убогость искусственного процесса получения счастья. Как говорят, денег много не бывает, их всегда не хватает, иначе перестает вырабатываться эндорфин, наступают психологические ломки – депрессия, ощущение себя абсолютно несчастным, неудачником и тд. Вот поэтому процесс получения счастья надо постоянно поддерживать всё новым и новым материалом, создающим энергию, в противном случае крах, остановка движетеля, потеря последнего смысла и самоуничтожение. Опять же, сам понимаешь, материал для выработки энергии не бесконечен, весьма ограничен и доступ к нему затруднителен, ну а энергии человеку нужно всё больше и больше. Это как наркомания, для ощущения эйфории человек принимает наркотик, действие наркотика ограничено, наступает ломка, следовательно нужно принять новую дозу, затем ещё одну и ещё, человеку требуются всё большие ощущения эйфории, чтобы не сойти с ума от ломки и не потерять ощущения счастья. Материала для выработки энергии требуется всё больше и больше. И наступает момент, когда человек ради выработки этой энергии готов пойти на всё. Ему начинает казаться, что главнее этого движетеля, этой энергии нет ничего на свете. Постепенно подменяется все сознание человека, получение эйфории для тела, его кайф он начинает считать высшим смыслом. Но человек при этом забывает, что тело не вечно и рано или поздно перестаёт существовать, а значит никак не может быть наделено высшим смыслом. Ну а сервисный центр по полной замене испортившихся деталей человеческого тела пока ещё не придумали, и поверь, не придумают, покольку ту часть, где у человека находится душа, ничем не заменишь, иначе это уже будет не человек, а машина полная копия человека. Наличие души, вот что отличает человека от машины. Отсюда вывод, этот движитель, то есть деньги, и та энергия, которую они вырабатывают для получения эйфории – являются большим понтом, всё той же кратковременной иллюзией счастья. Но тем не менее , как я уже говорил, и вечное настоящее счастье, и высший смысл всё-таки есть.

– Но где же они, если человек не способен вырваться из замкнутого круга? – спросил Колян.

– Про это я тоже говорил – познать их можно или полностью освободившись от тела, мозгового воспрития мира, то есть умереть, или с помощью множественных ударов по голове.

Колян заскучал. Варианты Геннадия ему явно не подходили, образуя всё тот же замкнутый круг.

– А по-другому?

– Попытайся жить понятиями души, а не тела, и ты сделаешь первый шаг на пути к этому.

– Но как, если я и себя-то не понимаю да и само наличие души бездоказательно, я её не ощущаю, какие там могут быть понятия.

– Ну не знаю, я тоже если честно, душу не ощущаю. Попроси, чтобы тебя ещё раз ударили по голове, может что и прояснится, или вон, обратись с этим вопросом к нашему постояльцу, который близок уже к этому ощущению, может что подскажет. Хотя нет, он не реагирует на человеческую речь, ну это и понятно, человек душой начинает жить, к чему ему все эти пошлые слова…

– Знаками объясняется? – ставшего на время просветляться Коляна вдруг резко отбросило назад.

– Я бы тебе на это ответил крылатой фразой из популярного кинофильма – кто ж его посадит, он же памятник. Да ну впрочем ладно, пора мне, завтрак скоро, очередь занимать надо. Тут борьба за мимолётное счастье набить желудок чем повкуснее ни чуть не меньше, чем в большом мире. Даже этот, что как памятник, и то начинает при этом проявлять признаки жизни, что-то мычит и глаза таращит. Адью, желаю удачи в постижении высшего смысла, авось скоро где в психушке встретимся…

Ну не стоит, наверно, говорить, что следующим эпизодом повествуемой истории были звуки раздавшихся выстрелов со стороны магазина, донесшиеся до Коляна. Он не удивился, да и чему было удивляться, выстрелы воспринимались уже как дань традиции. Конечно, Смола не знал, каким именно способом Шпала решил добыть деньги, но в его понимании различие способов, касательно подельника, не имело никакого значения. Даже если бы тот просто зашел поговорить, всё могло закончиться печально для его собеседника. Колян не сомневался, что живых в магазине вряд ли теперь встретишь. Колян пожал плечами, сплюнул и сел в машину. Уже находясь в автомобиле подумал, что если бы не сошёл с ума, то скорее всего был бы рядом со Шпалой в момент убийства или даже скорее вместо него. Вследствии чего ему в голову пришла ещё одна мысль, что сумасшедшим в этом мире быть как-то проще, спрос меньший да и вообще.

Через минуту заявился Шпала с пакетом продуктов и деньгами, торчащими у него из всех карманов. Никто никаких вопросов не задавал, всё и так было до предельного ясно. Минут через десять машина уже выезжала из гиблого места на трассу.

Лиза молчала, стараясь ни о чём не думать. В состоянии недуманья мир вокруг принимает расплывчатые черты, ничего конкретного, а следовательно нет ни плохого, ни хорошего, соответственно и мучительных переживаний нет. В конце концов всех убивает не она. Она сама жертва, и жива лишь потому, что у отмороженного киднеппера по её поводу не созрело пока ещё какого-либо решения. Да и придурочный Колян рядом, а он по непонятной причине уже заступался за неё. Так что Лиза жила лишь тем моментом, что был в данную минуту, и старалась не оценивать происходящее вокруг.

Колян, напротив, был чрезвычайно занят собственными мыслями, валом валившимися вследствии закупоривания черной дыры в голове. Но как-то понять их, проанализировать, до конца впустить в себя он пока не торопился, опасаясь свихнуться окончательно. Единственное, что ему уже было ясно – это то, что исполняемая им роль бандита далеко неоднозначна, проще сказать, она не является его судьбой и изменить её при желании можно в любой момент. Он осознал, что свою роль человек выбирает сам, и этот выбор зависит от глубины понимания мира и себя самого. Но так как ни мир, ни себя Колян до конца ещё не понял, то он и продолжает играть всё ту же навязанную ему роль, разве что не исполняя обязанностей, значащихся в характерных признаках роли. Также у Коляна появилась уверенность, что переодические ощущения себя зрителем возникают у него не зря. Только с положения зрителя можно понять всё вышесказанное о роли, то есть всю неоднозначность роли можно ощутить только выйдя из неё, взглянув со стороны как на весь фильм, так и на саму роль. Сама же роль, судя по всему, не в состоянии осознать того, что может приобрести другие формы и характеристики, измениться. Но как бы то ни было, вопреки всем своим открытиям, Смола по-прежнему не понимал значение роли, её суть, зачем и почему она вообще существует. И именно это не позволяло Коляну что-либо менять ни в себе, ни в самом фильме, всё пока что выглядело бессмысленным. Да и что значит менять? Менять что-то можно Шпале, поскольку он живет полной жизнью своей роли, хотя это и вряд ли. А вот что и зачем менять ему, когда по сути он живет отдельно от роли, он сам по себе, она сама по себе.

Понятно, что такое положение вещей вносило ещё большую путаницу в его головной хаос, вследствии чего и отвлекаться на происходящие вокруг него события было совершенно невозможно и уж тем более оценивать их. Он догадывался, что Шпала делает нехорошие вещи. Но опять же, нехорошие для кого, с чьей точки зрения? Того бандита, роль которого он вынужденно играет? – вряд ли, для бандита это норма, всё закономерно и оправдано. Зрителя? Так зритель не является непосредственным участником фильма, он может лишь наблюдать, но ни как не влиять на образ роли и её поступки, как и на весь фильм в целом. Оценивать да, но никак не мыслить с позиции роли. Но и эта оценка никак не повлияет на сюжет, не изменит его. Она пуста, чтобы что-то изменить, надо быть самой ролью, но тут всё тот же замкнутый круг – роль не в состоянии оценить свои поступки. Ну а тот, кем Колян был на данный момент на самом деле, то есть и не ролью, и не зрителем, вообще лишен какой-либо оценки, он с трудом себя-то осознает, куда уж ему до оценки характеристик и действий других ролей. Поэтому и нехорошесть Шпалиных поступков было понятием абстрактным и напрямую тревожить могло лишь его жертв, вот с их точки зрения Шпала действительно был злодей. И Колян старался не осмысливать происходящие вокруг события, больше уделяя внимание головному хаосу, вот в нем стоило разобраться до конца, иначе так можно было навсегда задержаться в подвешенном непонятном состоянии.

Выехав на трассу, машина набрала скорость и устремилась к линии горизонта.

– Слышь, братва, – нарушил тягостную тишину в машине Шпала, – я вот порой думаю, что когда меньше думаю, то мне легче жить. Может и не нужно оно совсем, это мыслеобразующее тело, и прав был боксер из анекдота, вполне искренне заявлявший, что башка нужна исключительно для того, чтобы по ней стучать и в неё есть. Вот ты, Николай, сейчас полагаю думаешь мало, ну так как оно, лучше жить?

Колян пожал плечами.

– Сравнивать не с чем, я же не помню, как оно раньше было.

– Логично, – Шпала в улыбке скривил рот. – Ну а ты, подруга, что скажешь?

– Не знаю, – девушка замялась, – но если бы я на твоём месте задумывалась, то сошла бы с ума.

– Во, – в знак согласия кивнул головой киднеппер, – иногда, когда я начинаю задумываться, то чувствую, что схожу с ума, такая хрень в башке происходит, мама не горюй, и во мне тогда закипает такая злость… Вот я сегодня завалил двух тёток, сейчас ни о чём не думаю и спокойно еду. А вот если бы я задумался над своим поступком, меня бы мои мысли так взбесили, что я бы ещё кого-нибудь в ярости замочил. Нет, лучше не думать, а то так и до маньяка не далеко.

– Если тебя твой собственный поступок привел бы в ярость, ну и замочил бы себя тогда, как главного виновника что мыслей, что поступка, – в очередной раз невесть откуда взял Колян.

– Дебил, что ли, – зло процедил Шпала, – как это себя, ты во мне мазохиста увидел. Ярость требует жертв, а не собственных болевых ощущений.

В машине вновь воцарилась тишина. Продлилась она недолго, видимо Шпале не давал покоя этот вопрос.

– Я рождаю мысль, она рождает последующие мысли, – сказал он, – и они, мысли, в своем развити могут довести меня до умопомрачения. Вот как сделать так, чтобы одна родившаяся мысль так и оставалась одной единственной в своем роде, никак не влияющей на последующие мысли. Вот я подумал о тётках и всё, мысль о них тут же исчезла навсегда, без остатка, и последующая была бы уже допустим о пирожках.

– Нет, вряд ли, – ответил Колян, – тогда и Шпал было бы много, каждый со своей отдельной мыслью.

Шпала удивлённо посмотрел на подельника, предполагая, что болезнь того дала осложнения. Колян заметил странный взгляд товарища и пояснил:

– Вот сам прикинь, допустим ты подумал о себе, о том, что ты есть, и уже хотел подумать о том, кто ты есть, как твою данную мысль в мгновение заменила совершенно другая мысль, без остатка уничтожив предыдущую и никак с ней уже не связанная, предположим она о тех же пирожках. И получится так, что ты вдруг стал пирожком, потом подумал о дороге, и стал дорогой, потому что ничего другого в этот момент в твоей голове нет. Ты в этом случае так бы никогда и не понял, кто ты есть на самом деле, то есть никогда бы не понял, что ты Шпала. И следовательно тебя было бы столько, сколько независимых одиночных мыслей.Ты бы мог стать и матершинным словом, и дерьмом и даже мной. А если бы следующей мыслью, пришедшей тебе в голову, была мысль, что ничего нет, то ты бы стал никем или ничем, а это уже фигня какая-то, раз есть мысль, то и есть ты. Мы о чём-то подобном уже говорили. Первая мысль, приходящая на ум индивидууму, вдруг ощутившим своё существование, всегда является мысль своего отождествления с окружающим. Вот в это и вся загвоздка, твои независимые одиночные мысли тебя постоянно отождествляли с чем попало, что приходило бы тебе в голову в качестве последующей независимой одиночной мысли.