Она писала и писала, но не торопилась. Потом она поставила последнюю точку и расписалась внизу. Татьяна сложила в три раза листок и сложила его в красивый конверт. Татьяна подержала конверт в руках, посмотрела на него и вздохнула. «Хоть бы дошло» – сказала на выдохе она. И тут её взгляд невзначай упал в окошко. И женщина увидела подъезжающую не большую каретку к их воротам. Она медленно поднялась, не понимая, что происходит и, не отводя глаз от окна, смотрела только куда наступает, чтобы не споткнуться случайно. Женщина подошла к большому окошку в гостиной, которое выходило во двор, и в ожидании смотрела. Дверь каретки открылась и оттуда кто-то вышел. Она не видела, кто это был, потому что каменный забор закрывал весь вид, а виднелась только малая верхняя честь. Когда же распахнулись ворота, то Татьяна увидела, что это был хорошо знакомый гость, который, как всегда, совсем неожиданно к ним пожаловал. Татьяна быстро подошла и села на диван.
В это время со второго этажа начинала спускаться её дочь. «Маменька, я давно хотела Вам рассказать…», – только начала девушка, как входные двери открылись, и в дом вошёл молодой человек.
– Здравствуйте! – Громко произнёс он. Он его лице сияла красивая обаятельная улыбка, от которой нельзя было отвернуть взгляда.
– О Боже, – Наташа, как только увидела его, так сразу быстро развернулась обратно и хотела уйти в свою комнату, – зачем же ты пришёл? – тихо сказала она, чтобы он её не услышал.
Молодой человек прошёл в гостиную и поцеловал руку Татьяна Константиновне. Его английский смокинг по-новому блистал. Он с ней ещё раз поздоровался и посмотрел в её глаза, а она засмущалась и чуть отвернула голову. Потом он заметил Наташу и крикнул ей:
– Наталья Викторовна, куда же Вы? Ведь мы все так давно уже не виделись. Уж сколько времени прошло?
– Две недели, Григорий Павлович, – ответила Татьяна.
– Не стоит так официально, Татьяна Константиновна. Я не чиновник и не знаменитый человек. Зовите меня просто по имени, – сказал ей Григорий.
Весь этот коротенький разговор гостя и матери, Наташа стояла на втором этаже и молча на них смотрела. Она даже и не ждала его, даже не думала, что он так внезапно к ним явится. Да в общем-то она и не хотела, чтобы он приходил. Но Наташа собралась и всё-таки спустилась вниз, и говорила:
– Что-то Вы рано приехали, господин Релицкий, – на её лице была невозмутимость, которая часто колола Григория.
– Что Вы, что Вы, Наташенька Викторовна, – быстро и красиво сказал он, – Вы же знаете мою натуру, приходить к вам. Или Вы испугались моего приезда?
– Нисколько! Это вздор! – Наташа повысила голос.
– Наталья! – Вскрикнула на неё мать. – Поздоровайся лучше с Григорием, нечего дерзить.
– А это и не дерзость, маменька, – девушка даже на неё не посмотрела. – Здравствуйте, Григорий Павлович. Вы не поверите, как я рада Вас видеть в нашем доме, – и глубоко присела в реверансе.
Григорий Релицкий был на десять лет старше Натальи. Обладал хорошим образованием и деньгами, которые в большей части принадлежали его семье. Его отец работа в Петербургском правительстве на хорошей высокой должности, поэтому его сын часто путешествовал по миру, а особенно по Европе и учился в самых лучших гимназиях Петербурга, Москвы и заграницы. Он знал три языка: французский, испанский и немецкий. Хотел помогать Наташе, чтобы они не платили денег, но она отказывалась. Одевался он, как полагается, богато. Волосы были тёмные и короткие, а глаза яркие и светлые. С виду он был крепким. Умный, добрый, богатый. Такого мужа и искала для своей дочери Татьяна Константиновна.
– А вы знаете, я привёз вам подарки. Только вчера я вернулся из Лондона. Какая воспитанная страна, однако. Так бы и остался там жить. – Сказал Григорий.
– Ну так и остались бы, зачем же вернулись в Россию? – Остро спросила Наталья и села рядом с матерью.
– Нет-нет! Что Вы, Наташа Викторовна, а как же родина? Здесь и мой дом, и семья, и вся моя жизнь, а особенно Вы, – ответил он и позвал кого-то. В дом вошли два человека. Один выл высокий и худой, а другой полный и средний. Они принесли четыре коробки. Потом они ушли. – Это ваши подарки, дорогие дамы. – Релицкий открыл одну из коробок и вытащил оттуда хрустальную голубоватую вазу.
– Ах, как это прекрасно! – Воскликнула Татьяна. – Она же такая дорогая, зачем Вы её купили?
– Я же для вас. В ваш большой дом, – ответил Релицкий и поставил вазу на стол перед диваном. – Расскажите, пожалуйста, как ваши дела и здоровье? А то заграница не такая, как родная земля. Она отличается от родины. Меня связывает невидимая нить души с родиной, поэтому и хочется всегда вернуться обратно.
Глава 6
Татьяна Константиновна сидела и заворожённо смотрела на него. Релицкий ходил вправо и влево перед ними. Он говорил, что без России нет ему жизни нигде, как нет жизни без них. В некоторых моментах он посматривал на Наташу, а она быстро переводила взгляд в окно гостиной. Потом Релицкий сел на диван, рядом с Наташей, и спросил: «А как же вы поживаете-то?». Тут Татьяна взяла дело в свои руки.
– Ах, Григорий, да как же мы-то можем жить по-другому? Всё у нас, как было, так и осталось. Если что и изменилось, так это мелочи. Да и те мелочи даже за изменения можно не считать. Какие у нас дела могут быть? После смерти супруга, мы так и живём тихо да спокойно. Не работаем, живём на остатки. А что после будет, совсем и не знаю. Наташа уже взрослая, ей бы поехать учиться, да некуда. Здесь если, так это только по морю плавать, а если в Москву, то дорого. Не вытянем мы такое образование. Или без еды придётся жить.
– Не стоит, маменька, – встряла Наташа и положила свою руку на её руку.
– А куда без образования? Что потом делать будешь? Как жить? Всю жизнь здесь ты не протянешь, коли деньги закончатся, а был бы другой выход… да только нет его, – она печально повернула голову. – Виктор бы всё отдал за жизнь. Прости меня, Наташенька, что так живём здесь. Тут-то всё лучше, чем на улице. Натали, дочка моя, так нас судьба и бросает.
– Нет, мама, не извиняйся! – Наташа чуть ли не была на грани слёз. Она просто не могла вынести таких слов матери. Она же ни в чём не виновата. – Ты не виновата. Никто не виноват.
– А ведь да. Право, – сказала Татьяна и, улыбнувшись, посмотрела на дочь. – Вот так и живём, Григорий. Нам по загранице не поездить. А только в усадьбе нашей сидеть, и за садом следить. Больше-то у нас дел и нет. Вот как, Григорий. А как Вы?
Релицкий молчал, а они ждали ответа. В его голове уже возникли мысли: а не увезти ли Наташу во Францию? Да не жить ли им там вдвоём? Что плохого-то. Всё лучше, чем здесь стареть, да на мать всю жизнь глядеть. Нет уж, такого он не может допустить. Ведь у него всё-то есть. И деньги, и образование, и связи. Он же может ей столько дать. И даже брать не станет. Лишь бы они вместе были, да в радости жили. Тогда она и печалиться не станет. Да, так всё и будет. Релицкий незаметно заулыбался.
– Я-то как? – Переспросил он, а те кивнули. – Ах, поезда была хороша. Видели бы вы Англию в это время, просто золото. А какие там люди. Какие люди! – он закрыл глаза и поднял голову в воспоминаниях. – Все такие добрые, воспитанные. Да у них в стране всё красиво. А у нас не хуже, – усмехнулся. – А Вы знали, что там какой-то мост хотят стоить? Мне знакомые рассказали. Говорят, это будет достижение города. Самый современный в Европе. – Потом он посмеялся и сказал: – Они явно не видели другие сооружения мира. В Лондоне такие домики уютные и гостиницы такие же. Но всё так… сонно.
– Отчего же сонно? – Спросила Наташа. Релицкий прямо посмотрел на неё и мысленно возрадовался, что она, наконец, заговорила с ним. – Неужели Вам было скучно там? Наверное, не понравилось. Но нужно знать, что там совсем другие порядки и привычки.
– Натали, давай дослушаем. У Григория своё мнение, – сказала Татьяна и обняла её.
Релицкий продолжил:
– Просто всё там живёт, но не так, как здесь. Возможно, Наташа Викторовна права. А в прошлом году были какие-то выступления фермеров. Мне так люди говорили, тоже знакомые. Об этом я у них не расспрашивал. Мне было интереснее не столько история Великобритании, сколько её облик. Её сущность и строения. Когда-нибудь там будет ещё лучше. Такое государство должно жить, а не существовать на отдельном острове. Мне даже кажется, что у них свои знания, дела и общество, словно они сами по себе. Знаете, а люди там интересные. А чай. Эта традиция устраивать чаепития. Вы не пробовали английский чай? – спросил Григорий. Татьяна отрицательно покачала головой. Наталья была невозмутима. – Вам непременно нужно его попробовать! Какой вкус! Ах! Я вам обязательно его привезу. Или, – он посмотрел в сторону коробочек, – нет постойте. – Релицкий встал и быстро подошёл к коробкам. Открыл одну, которая была сверху. – А вот он! – достал оттуда пакетик с засушенными чайными листьями. – Сегодня же заварите его. Вы не пожалеете. – Григорий вернулся обратно на диван. Наташа подвинулась ближе к матери. – Что стоят слова и рассказы. Лондон нужно видеть своими глазами. Да, вам нужно туда поехать. И когда-нибудь я вам его покажу. А когда я обратно ехал…
– Ой! – Воскликнула Наташа и положила руку на сердце. – А Вы знали, что Александр Сергеевич и Наталья Николаевна повенчались в феврале? Только вот не помню точно какого дня.
Релицкий замялся. Он не интересовался событиями Петербурга и Москвы, поэтому о такой новости и не знал.
– Да, мне что-то рассказывали об этом, – сказал он.
– А Вам всё время что-то рассказывают, – резко произнесла девушка. – Что Вы сами знаете? Что Вы сами сделали, чтобы узнать что-то?
– Натали. – Медленно произнесла Татьяна Константиновна, округлила глаза и посмотрела на её лицо. – Да что же это…
– Нет, мама, не нужно, – сказала Наташа, смотрела сверху вниз на пол.
В это время в дом вошла Фрося, которая прогуливалась по саду. Она смущённо кивнула гостю, держа руки на уровне живота, и направилась в кухню. Татьяна позвала гувернантку к ним. Та подошла. Релицкий сидел, и смотрел на неё. При первом же её виде, он затих, словно не умел говорить. Он полностью внимал ей, её виду. В внутри что-то дрогнуло, но он тут же подавал это. Татьяна представила Фросю Григорию. Он встал, подошёл к ней и поцеловал её руку.
– Вы так красивы, – тихо произнёс он.
– Приятно познакомиться, – сказала так же смущённо и скованно Фрося.
Потом она быстро ушла. Внутри гувернантки, в душе, всё будто перевернулось, закружилось и всполошилось. Всё потеплело. Она словно впервые увидела солнце, почувствовала теплоту воздуха и красоту мира. Хотя девушка чётко понимала, что это не так. Что происходило, как? И этого она тоже не понимала. Она бы улыбнулась во все зубы, но отчего-то пыталась сдерживаться. Григорий стоял и смотрел ей в след.
– Григорий, я Вам ещё что-то не сказала, – Татьяна посмотрела вниз.
– Что же? – Релицкий быстро прошёл обратно на диван, не отводя взгляда от женщины.
Татьяна Константиновна подняла не него глаза и ответила:
– К нам приходил Романов. Не знаю, знаете ли Вы его. Но он сказал, что хочет с Вами познакомиться, Григорий.
Релицкий молчал. Он даже не знал, что и думать по этому поводу.
– То и лучше! – громко, с искусственной улыбкой, сказал он. Не хотел он ни с кем знакомиться.
Татьяна улыбнулась и снова посмотрела вниз. Атмосфера в гостиной падала. Становилось не по себе. Не уютно, словно они находились не у себя дома.
Через несколько секунд Татьяна вздохнула, а Релицкий пригласил Наталью в сад. Девушка не отвечала. Мать сидела и, делая вид, что не слушает, ждала ответа. Она хотела, чтобы дочка согласилась, а там само завяжется. Молчание. Ожидание. Вдруг из кухни крикнула Фрося: «Татьяна Константиновна, сейчас уж обед! Давай я что-нибудь приготовлю?». Татьяна ответила согласием. Релицкий сидел и смотрел, в ожидании согласия, на Наташу. Но Татьяна ещё раз вздохнула и сказала, что ей нужно кое-куда пойти. Она взяла аза руку дочку, улыбнулась гостю, встала и ушла. Те же сидели молча, а женщина не торопилась подниматься по лестнице. «Наташа» – произнёс Григорий. Девушка быстро повернула голову к матери, а та ей покивала, чтобы она согласилась. Наташа вернулась и согласилась. Татьяна улыбнулась и быстро поднялась на второй этаж.
Григорий Релицкий и Наталья Боженова вышли в сад и, не торопясь, пошли по каменным дорожкам.
Татьяна Константиновна поднялась в кабинет супруга. Она достала ключ, открыла дверь и вошла. И тут на неё пахнуло чем-то старым, дряхлым, сухим и пыльным. В комнату не падали солнечные лучи, потому что одна шторка была задёрнута. Татьяна подошла к окошку и немного отодвинула тёмную плотную штору. Светлая полоса разрезала тёмное пространство. Женщина подошла к столу, провела по нему пальцами, а на столе остались полосы от пыли. Женщине на глаза навернулись слезинки, которые вскоре стали слезищами. Она остановилась и заплакала. Воспоминания снова нахлынули на неё. Когда они были вместе, гуляли по Петербургу и один раз по Москве, когда туда ездили. Только один раз они туда вместе и ездили. Когда он подарил ей большой-большой букет её любимых роз. Красные и белые. Когда он привёз её, с закрытыми глазами, к воротам их нового дома. И когда она открыла их, вошла во двор и увидела огромный дом. Большой участок усадьбы Боженовых. Она была так рада! Он же поднял её на руки и внёс в дом.
Татьяна шмыгнула носом и села на кресло, что стояло около стены, а рядом шкаф. Любимый, дорогой, единственный. Женщина видела, как он сидит за своим рабочим столом и пишет, пишет, пишет. Всё время что-то пишет. И вот оно. Она будто представила, как он сидит и пишет то самое письмо, которое она так недавно обнаружила. Татьяна смотрела в сторону стола, задумалась, вспомнила, закрыла глаза и смотрела на память. На него. И незаметно для себя уснула.
Григорий и Наташа шли молча, но потом он всё же спросил у неё:
– Отчего ты ещё здесь? Посмотри, какие возможности вокруг. Посмотри, сколько всего можно сделать.
– У нас нет денег, – коротко ответила Наташа. – Я не могу что-то сделать, куда-то уехать, пойти учиться. На иностранного учителя и то денег не хватает. Приходится платить ему меньше.
– Так давай уедем со мной? У меня есть всё. Я смогу тебе помочь!
– Нет. Я не хочу. Я хочу быть здесь. С матерью, с Фросей. Я могу с ней поговорить, а она мне может помочь, если что произойдёт.
– Разве Вам это нравится?
– Да. И даже очень. И мне больше ничего не нужно. Если бы я хотела большего, я б уже уехала их дома, жила бы в Москве. Я бы нашла средства на жизнь, я бы смогла учиться и жить хорошо, – Наташа представляла, как бы всё это было. Но это лишь мечты.
– Позволь мне помочь, – сказал Релицкий и остановился, взял её за руку и посмотрел на неё. – Я смогу сделать тебя счастливой.
Как только Наталья это услышала, она удивилась, забрала резко руку и сказала:
– Нет. Мне от Вас ничего не нужно. Я хочу лишь этого, что у меня есть. Большего мне не надо, я не требую. Я не такая. Если бы Вы могли мне помочь, Григорий Павлович, Вы бы знали как. Но Вы не знаете, как это сделать. Всё, что Вы сейчас сказали, это всё не то. Я хочу не того.
– Я знаю, чего ты хочешь, Наташа, – он снова взял её руку и прижал к себе. – Я тоже этого хочу, и я знаю…
– Вы не знаете! – Воскликнула девушка. – Вы ничего не знаете. И я не скажу. Потому что счастье уже пришло ко мне, хоть оно и не такое, какое бы хотелось. Да, я знаю, чего Вы хотите. Но поверьте, Григорий Павлович, Вы не сможете. Не прощайте меня.
Она ещё с две секунды посмотрела в его глаза, потом развернулась и быстро ушла обратно в дом. Релицкий стоял и смотрел ей в след. «Наталья, неужели Вы не видите?» – сказал он мысленно. Но он не побежал за ней, а пошёл дальше в сад.
Наташа вбежала в дом и сразу направилась на кухню. Она плакала. Села на стул и положила голову на руки, которые сложила на столе. Фроси не было. Она была на втором этаже. Наташа совсем не хотела, чтобы Релицкий что-то ей предлагал. Она хотела лишь Евгения. Он был единственный человек для неё. Она понимала, что может произойти, если Григорий узнает о нём. Выхода не было. Но матери рассказать нужно. И она это знала. Ах, как было бы хорошо, если бы в её жизни был бы только Евгений, и больше никто. Тогда было бы хорошо, а тут ещё и Григорий. Зачем он к ним пришёл, и для чего приходит. Нет, он ей совсем не нужен! Счастье. Да что он вообще понимает в «счастье»? Деньги-деньги и поездки, связи. Вот! И больше ничего. А с другой стороны она бы с ним жила в достатке. Но нет, она не этого хочет. Пусть не богато, зато с любовью. Наташа подняла голову и заметила письмо на столе. «Что это?» – подумала девушка. Она взяла конверт в руки.
В это время по лестнице спускалась Татьяна, но она не видела, что дочь вот-вот прочтёт послание. Наташа открыла конверт и уже вытаскивала листок.
– Нет! – В проёме, между кухней и гостиной, появилась мать. – Натали, положи его на место! Это не твоё.
– Что там? – Всхлипывая, спросила дочь. Её добрые и глубокие глаза покраснели от слёз. Сердце быстро билось. Мать не отвечала. Женщина прямо стояла и смотрела на конверт. – Мама, что там написано? Зачем оно тебе?
– Я… я решила написать подруге в Москву письмо. Мы давно не виделись, вот я и захотела спросить, как она живёт, – сказала женщина.
Татьяна Константиновка подошла к дочери и выхватила письмо их дочериных рук. Девушка ахнула. Мама так никогда не делала. Там точно не письмо подруге. В это время они услышали, как закрываются ворота, и отъезжает каретка. Релицкий уехал так же незаметно, как и прибыл. Татьяна смотрела, как задние колёса исчезают за поворотом. Потом она посмотрела на дочь и увидела, что та прямо сморит на неё.
– Натали…, – мать развела руки в стороны и уже хотела обнять, пожалеть дочку.
– Нет! – Вскрикнула Наташа, подскочила и выбежала из кухни прочь.
Татьяна Константиновна опустила голову. Её дочь, как же всё не хорошо обернулось. Почему плачет Натали, что случилось? Татьяна села на стул, взяла конверт в руки и стала смотреть на него, о чём-то думая.
Глава 7
Григорий Павлович Релицкий вернулся домой. Он жил на Московском проспекте, один. Давно уже ушёл из родительского дома на вольное плавание. Он поднялся в свою большую квартиру. Релицкий разделся и прошёл в гостиную. Большой рижский диван, высокий французский дорогой шкаф, итальянский стол, три таких же стула рядом с ним, картина, написанная известным русским художником, индийский ковёр, который привёз ему когда-то отец и другие предметы мебели. Квартира была просторная, четыре комнаты. И ещё оставалось место. И при этом был создан уют и спокойствие. Всё было у него красиво, богато, нельзя было не позавидовать такому человеку.
Когда он хотел сесть на диван, вдруг услышал: «Вернулся-таки!». Релицкий вскочил, выпрямился, и его бросило в холод. Да, он такого совсем не ожидал. Звук донёсся из кухни. Комната была чуть меньше гостиной, но не уступала ей в красоте и обстановке. Григорий прошёл туда и увидел своего друга, который ушёл в город, когда Релицкий даже ещё не уехал к Боженовым. Но во время его отъезда, друг вернулся.
– Добрый! Однако, – произнёс Григорий. Присесть на стул он не захотел, а стоял, прислонившись плечом к косяку.
– Ну, как съездил? Что они там делают, как живут? Рассказывай, рассказывай. Садись! Чего стоишь-то? Всё говори, от меня-то не утаишь. Разве не знаешь? – Добрый посмотрел на него исподлобья, ехидно ухмыляясь. Он сидел на мягком стуле и ел, в рубашке и брюках. Казалось, что этот человек никогда не печалился и не страдал. Он почти всё время улыбался. Добрый приехал к нему на квартиру только на три дня. Сам он проживал в Москве, а тут приехал на учёбу в Петербург и податься некуда. Потом вспомнил про друга, да и наведался к нему. Релицкий, конечно, не отказал. Этого просто невозможно было сделать такому человеку.
– Спасибо, но я и постоять могу, – Релицкий скрестил руки на груди. – Как съездил…, – опустил голову.
Добрый поднял на него глаза и спросил:
– Что такое? Аль скверно всё? Никто не умер?
Но его шутка не удалась.
– Да что ты такое говоришь-то?! – Резко сказал ему Григорий. – Все у них живые.
Добрый понимающе промычал. Релицкий всё же быстро подошёл к стулу и сел.
– Фёдор, вот ты мне скажи, что нужно дамам? – Спросил Григорий и прищурил глаза. Добрый незаметно покраснел, его даже бросило в жар. Давно ему таких вопросов не задавали, а точнее, то вообще никогда. Он не заводил отношений с девушками. Не боялся, не стеснялся, даже очень-таки хотел, но подойти не мог. – Понимаешь, всё для них делаешь, а всё мало, всё не то. Как так? – Добрый молчал. – Подумай сам, ты им даришь подарки, признаёшься в любви, выводишь их жизнь на новый уровень, а потом они тебе заявляют, что хотят совсем другого. Чего им ещё-то! Мало этого что ли?