Маятник

Артём понимал, что основой его неприязни к Герке была всё же обычная зависть. И не потому, что Герка был хорошим художником, а потому, что он легко относился к жизни и ему было всё до лампочки.

Вечера всегда проводили у печки, где собиралась дружная компания. И при свете тусклой лампочки напивались на ночь чая, черпая его кружками прямо из ведра и заедая «дунькиной радостью». Чай был особенным, душистым, настоянным на травах, что в изобилии буйно цвели на окрестных пустырях. Бренчала гитара, и все наслаждались голосом маленькой, похожей на кнопку, Юльки Топоевой. Когда она пела, даже Герка сидел молча и терпел, делая серьёзный вид и сдвигая брови в нужных местах песни.

Карапет возился у печи и никому не позволял без его ведома бросать туда дрова.

– Ты куда суешь в пэч всякий хлам! Уйди, Бочкарёв, – злился Володька, перемешивая свою родную речь с русской. – Ты ни чэрта нэ понимаешь! Огон должен горэть от красивых дров. А ты его всяким дерьмом портишь. Унэси, гдэ украл, – не унимался Карапет.

Здесь же находился сооруженный братьями стол, сделанный из обычных списанных школьных дверей. Он собирал всех в кучу, и во время посиделок звенели кружки и тарелки.

– Какой болван мусор в пэчку засунул, – опять ворчал Володька, отыскивая взглядом преступника. – Качэгар нэсчастный. Чэй рука сунула рубероид! Спалить школу захотэли!

Кто-то специально выжидал момент, чтобы сунуть в печку всякое непотребье, но благодаря этому вокруг печки было всегда чисто и уютно.

Артем любил смотреть на огонь, именно печной огонь. Пламя обычного костра наводило на разные мысли, в основном грустные. Печка же, как напоминание о беззаботном детстве, согревала и успокаивала его. Открыв дверцу, он выбирал уголек и прикуривал, пуская дым прямо в печь. Тяга делала своё дело, и дым тоненькой змейкой втягивался в печку, смешиваясь с общей массой дыма. Многим его фокус нравился, и тогда зрители прилипали к топке и смотрели на огонь зачарованно и тихонько шушукались. Угольки в печке постреливали и переливались ярко-красными и розовыми оттенками. Володька никогда не ворчал на Артема. Он подсаживался рядом на маленький чурбачок и тоже смотрел на огонь.

– Давай, Верхолат, покурим из твоей портсигары. – В глазах Володьки тоже блестели огоньки пламени, а чёрная густая борода и пышная шевелюра делали похожим его на кавказского абрека. – Может, подаришь? – возвращая коробку, улыбался Карапетян.

– Ну, ты же знаешь.

– Знаю, знаю, – хлопнул его по плечу Володька. – Извыни за шутку. У нас на Кавказе так ни за что не скажут другу. Я бы и не взял никогда. Ты молодэц, Артем. Правда, дуррак ещо. Молодой потому что. Герка, – он глянул на веселую неугомонную компанию, в центре которой ползал на коленках Герка, – тот по-другому дурак. Он тоже молодой. Его бабы любят за то, что он весёлый.

Артем молчал.

…– Но рисует хорошо. Лучше всэх. А тебя могут турнуть. Жалко будет. Толко не думай, что ябедничаю. Это все видят.

Подошел Коля Вагин и стал греть руки. На фоне огня они казались прозрачными.

– Замерзли, что ли?

– Привычка камчатская. А ты у нас, Володя, вместо жреца. Дрова приносишь в жертву огню.

– Вы меня хот понимаете Николай Иванович. Все остальные толко и хотят набить ей рот всякой дрянью. Даже кушать по-человечески не умеют. И пить не умеют. Орут на друга. Совсем на христиан не похожи.

–А на кого христиане похожи? –без всякого умысла и не скрывая удивления спросил Вагин.

–С любовью надо ко всэму, -пожимая плечами ответил не задумываясь Володька.

Рядом сидел Дима и перебирал струны своей армейской гитары с нарисованным белым полярным медведем.

– И гитару тоже любить надо, как женщину. Когда играешь на ней. Давай хоть ты, Демьян, спой Высоцкого. У тебя хорошо виходит. Про корабли.

– Я не знаю такой, – Димка разминал затекшие пальцы.

– Ну, как его: «Кроме самых любимых и преданных женщин». Ты же пэл ее. Вчера. Или про горы, – просил Володька. Требуя тишины, он накрывал толпу своим орлиным взором и подсаживался ближе к другу.

– Ну, ладно. Последняя. Завтра вставать рано, – поймав на себе взгляд Вагина, сказал Димка.

– Слушай, дорогой Герасим. Закрой на две минуты свой рот, пожалуйста! Я песню заказал.

Сделав умную физиономию, Герка упал на карачки и пополз от костра.

Уже перед сном, в узком проходе, Артемом столкнулся с Геркой. Он резко выбросил руку, загородив тому проход.

– Что, Верхолат, много бабочек наснимал, – быстро нашёлся Герка, задев за живое.

– А ты все женские наряды примеряешь. Осваиваешь новую роль? Может, тебе у девочек постелить?

–А ты всё подсматриваешь, -опять уколол Герка и почему-то оглянулся по сторонам, словно боялся , что его увидят. –Ты за собой лучше смотри, – пробасил Герка. -Он попытался убрать руку, но ничего не вышло. – Пусти, – сказал он тихо. Артёму показалось, что Герка всё же немного струхнул, оставшись один на один, но что-то в его словах изменило настрой. Однако отступать было не в его правилах. Ему почему-то захотелось проучить Герку, за то, что тот слишком вызывающе себя ведёт.

– Будешь трепаться в мой адрес почем зря – доиграешься. – Артем резко убрал руку, и Герка, потеряв равновесие, загремел на темном полу. То, что отколол Герка потом было необычным для Артёма. Герка стал хохотать, да так громко, что Артём растерялся.

– Козел.

–Сам такой, -без эмоций ответил Герка, отряхнулся и исчез в темноте.

Артёму не спалось. Вернее, не хотелось. Выйдя на свежий воздух, он увидел у печки компанию. Все вдруг затихли. Делая вид, что разговор ему не интересен, Артем подсел с края и молча закурил.

– А мы видели, как ты по скалам лазил. И как по камням прыгал, – нарушила тишину Оленька. – И как у тебя так ловко выходит! Прямо, как альпинист. И не страшно?

– Почему не страшно? Ещё как страшно. Это я к будущей семейной жизни готовлюсь.

– Фу, как не смешно, – фыркнула Ева.

Артем молча курил и смотрел на искорки.

– Не делай больше этого, – очень тихо произнесла вдруг Ольга. – Ладно?

–Смешные женщины. –Артём отвёл демонстративно руку с сигаретой, что бы не дымить в толпу. Мне, может быть, тоже кое-что у кое-кого не нравится. Так я молчу, и ничего не требую. Ну нравится мне рисковать. Люблю я это.

В словах Артёма чувствовалась и обида и ирония одновременно. – А то, что кто-то покуривает незаметно от других, это ничего. Главное, чтобы не видели. А то, что с курящей женщиной целоваться, всё равно что с пепельницей, это ничего.

Воцарилась неловкая пауза. Все смолкли и поочерёдно смотрели то на него, то на Ольгу.

Артём прикрыл топку и оглядел народ. Он подумал, что она сейчас разозлится, но лицо Евы было предельно собранным и ясным. Неожиданно в глазах блеснули огоньки, а губы стали тонкими и игривыми.

–Как ты догадлив Тёмочка, и наблюдателен. Всю жизнь мечтала целоваться с тобой, но ты ведь тоже куришь. –Она вдруг покраснела, вероятно осознав, что сказала глупость. Но шутку поддержали. –А бабахнешься сверху, так и не доживёшь до этого счастливого момента, – вздыхая, произнесла Оленька.

– А я не живу мечтами, мне интересно то, что происходит сейчас. Наблюдать сверху, как внизу копошатся люди, – ляпнул Артём.

– Так уж и копошатся, – заело Оленьку. Все по-прежнему молча наблюдали за диалогом.

– А вы, стало быть, загораете? Ну-ну! Мальчиков местных завлекаете своими купальниками.

–Что же нам, в паранже купаться? А мальчиков у нас своих хватает, -играя глазами парировала Оленька. –На все вкусы. Даже бородатые есть. И всё-таки открой нам секрет, где ты всё время пропадаешь?

–Да, это секрет, -стараясь не грубить, -сказал Артём. – Вы бы за собой больше замечали и за другими не подглядывали. -Артём вдруг понял, что невольно повторил слова Герки, но того, слава богу, по близости небыло. –Я всё-таки советую подальше от местных держаться. У них одно на уме, -пробурчал он уже не так напористо. – А тебе, Кудимова, вообще рекомендую в паранже купаться .

Нескладная телом Кудимова вспыхнула, как факел, но не нашла слов для отпора.

– А к кому же? К тебе, что ли, поближе? – не сдавалась Ева.

– Тем более не советую, – Артем выплеснул остатки чая и звонко шлепнул кружку в ведро.

– Псих, ненормальный! – резанула Ольга уходящему Артему.

Обойдя вокруг школы, Артем увидел свет в учительской. Из рассказов однокурсников он знал, что преподаватели допоздна играют в шахматы или читают. Поговаривали, что нередко у них были гости, а там не обходилось без спиртнова. С утра же они были всегда свеженькими и бодрыми.

Когда он вернулся, за столом уже никого не было. Было прохладно, но комары, особенно активные под вечер, все еще жужжали под ухом. Пошарив среди потухших угольков, он нашел еще тепленький. Он посмотрел на реку и вспомнил с детства знакомую картину какого-то художника. Наверное, это был Куинджи. Было что-то общее во всем этом. Луна в небе. Река, отражающая ее свет. Не хватало лишь мельницы. Гладкая поверхность идеально отражала небо. Даже звезды были видны в воде. Это было какое-то завораживающее волшебство. Ради этого мгновения стоило потратить годы жизни на овладение мастерством живописца, ибо ни один фотоаппарат не был способен передать силу человеческих чувств. Мысли крутились в голове. Самым необычным была вода, точнее то, что находилось за её поверхностью. Выходило, что иллюзия привлекала больше, чем реальность. Отраженное в воде небо казалось ещё более безграничным и таинственным, чем настоящее.

«Это всего лишь обман, – подумал Артем. – А я всего лишь учусь делать это профессионально. И не стоит терзать себя разными философскими проблемами».

На Амуре ловили рыбу. Даже ночью река жила своей жизнью. Как странно. Сначала он даже не заметил маленьких лодочек. В них суетились люди. Благодаря спокойной воде и влажному воздуху слышалась приглушённая речь, особенно не входящая в общепринятый лексикон. Это были местные браконьеры, а точнее, простые мужики, которым для работы выделили ночь.

« Просто им это удобно. Вот и все», – решил для себя Артём, не желая усложнять жизнь.

Почуяв добычу, из соседних кустов стали налетать комары. С диким восторгом они кружили вокруг Артема, предвкушая кровавый пир.

–Не дождетесь, – вслух произнес Артем. Он шлепнул себя по щеке и пошагал в сторону ночлега.

После прохладной улицы в зале было тепло и уютно. Кто-то шептал во сне. Пробираясь среди матов, Артем чуть не наступил на чью-то ногу, и как ему показалось, женскую. Он рухнул в свое логово и моментально уснул. Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечи. Он открыл глаза и увидел перед собой усатую рожу Валерки.

– Какого черта! Ты забыл где твой матрас? Который час? – спросонья забубнил Артем.

– Ты где пропадал? Я обыскался тебя везде.

– А у баб искал? – Артем присел и тут же повалился на матрац. – Отвали, – пробухтел он в подушку, – не видишь, я сплю. Завтра рана вставать.

–Причём тут бабы. К ним нельзя.

–Им, значит, к нам, можно, -зевая заговорил Артём, поглядывая в сторону, где недавно видел изящную ножку. –А нам , значит…

– Кончай дурочку гнать, разнылся. Дело есть. Завтра какой день? Помнишь? Воскресенье.

–Ну и…

–Фентис разрешил не ходить на утренний этюд.

– Это уже хорошо. Ну, так в чём твоё дело?

– Ты хорошо плаваешь?

– Смотря где. В ванне отменно.

–Ну хорош издеваться. Амур сможешь переплыть?

– Кто издевается? Ты что, с печки упал? Нашел время для опросов. Я спать хочу.

– Да встань ты! Чего ты завалился! Мне икру красную пообещали. Три литра. Это же бешеные деньги. В Хабаровске можно будет продать.

– Ты ее успеешь сожрать двадцать раз до того, как приедем в Хабаровск, – пробубнил в подушку Артем.

…– Икра? Какая икра! – Артем поднялся. – Задаром, что ли?

– Ну, наконец-то. Въехал. Не задаром. Я пару картинок подарил девчонкам.

–Надо же, какие неразборчивые. – Какие девчонки? – Артём снова рухнул в подушку и застонал. – Дашь ты мне поспать сегодня?

– Да ты их видел сегодня, на пляже. Одна ещё на тебя пялилась. Даже спрашивала как зовут, сколько лет.

– Ну!

– Железки гну! Они на рыбозаводе работают. У них икры море. Хочешь красной, хочешь синей.

– Лучше красной. А-то у меня от синей изжога, – зевая, пробубнил Артём.

– Да как тебе удобнее! Но туда не пройти, охраняют. Только вплавь. Я хотел на лодке. Не получилось.

– Так и дыши. Вон к Пашке обращайся. Он плавает, как рыба.

– Не смог я его разбудить.

– Темнишь ты чего-то Блохин. Сколько плыть?

– Ну, с полкилометра. Может, и меньше.

– А ближе подойти нельзя?

– Там запретная зона. Я днем все разведал. Собаки бегают.

– Ласты достанешь, тогда можно будет. А так нереально. Течение. Не выгрести.

– Об этом я как-то не подумал.

– И стоило будить для этого. Знаешь, Блохин, давай завтра.

– Добряк, – обрадовался Валерка. – Я и ласты раздобуду.

– Ну, ты и фрукт. А почему ты с Пашкой не поговорил?

– Ну, их же двое. Придется на три части делить. А так пополам.

– Значит, жаба задавила?

– Ну, я же договаривался. Рисунки подарил.

– Ладно. Пополам так пополам. Приготовь пузырь водки. Там, в кармане сумки, два рубля возьми. Моя половина. Я так понимаю, дело не любит солнечного света.

– Естественно, ночью.

–Все. Гудбай!

Стараясь ни на кого не наступить, Валерка пополз в свой кубрик и еще долго копошился потом впотьмах со своей постелью.

– А почему ты сам не поплывешь? – шепотом спросил Артем. – Больше ведь достанется?

– Я ночью никогда не плавал. Боюсь.

– Ну, конечно, это тебе не в шахте на брюхе ползать, уголь долбить. Ты на море ночью когда-нибудь плавал? Это стихия.

– Да я его в глаза не видел.

– Несчастный, моря не видел. Представь, – уже в полудреме бурчал Артем. – Плывешь, а вокруг тебя тысячи маленьких огоньков светятся.

– Электричество, что ли?

– Планктон, деревня. Его видно. Вот это кайф. А Амур – болото. Хорошо хоть течение есть. Ладно, договорились. Спим.

Он проснулся, когда в зале уже никого не было, и отметил, что его никто не разбудил. Это ему не понравилось.

«Махнули рукой», – подумал Артем. Этюды он уже несколько дней не показывал. Да и нечего было показывать. Фентисов словно не видел его. «Ну и пошли они ко всем чертям».

Артем быстро оделся и вышел во двор. Щурясь от яркого света, он сделал несколько прыжков. В углу двора, на зеленой лужайке, стояли Коля и Саша, раздетые до пояса, и дружно повторяли за Пашкой удары ногой. Однообразно и монотонно. Длинный Колькин чуб спадал на глаза, а по щекам градом катился пот. Колька добросовестно повторял удары раз за разом. Немного в сторонке стоял Саша и, краем глаза наблюдая за товарищем, повторял удары.

Артем лениво обошел ребят:

– Коля, ты же классный боксер. Зачем тебе каратэ? Ноги тебе ни к чему.

Колька улыбнулся, но упражнение не прекратил. Долговязый Пашка стоял рядом на одной ноге и легко бил в воображаемую мишень пяткой, издавая при каждом ударе легкий хлопок уже промокших от пота штанов.

– Надо! Паша не боксер, а меня вчера одними ногами победил.

–Но вы же понарошку. Полагаю, ты фиксировал свои удары.

– Так и он фиксировал. Нет, надо тренироваться. Иди. Не мешай. Скиснешь ты, Верхолат, от безделья. Дурака вторую неделю валяешь.

– Это мое дело.

Подошел Пашка, тоже взмокший, но бодрый. Артем посмотрел на его кулаки и отошел в сторону:

– Я дико извиняюсь.

– Конечно, это твое дело Артемий. А мы сейчас с Колькой спарринг устроим.

Колька просиял и стал делать боксерские нырки влево и вправо.

– Вот это я понимаю, – одобрительно закивал Артем. Он подошел к пожарной бочке, ухватился руками за её края и сунул в ржавую воду опухшую после ночи голову. После этого легко оттолкнулся ногами и вышел в вертикальную стойку на прямых руках. Легко спрыгнув, отряхнул ладони и показал всем свои здоровые, но желтые от никотина зубы:

– Запишите в вашу секцию!

– Не паясничай. Тебе надо в цирке работать. Ты бы лучше в речке искупался, заодно и пробежался бы,– сказал Коля, продолжая делать нырки во все стороны.

– Искупаюсь еще.

Подошел Герка и стал кривляться, передразнивая своим телом Колькины движения. Артема заела выходка Герки, и он ловко подсек того. Герка с хрустом брякнулся о землю. Вскочив, он стал напротив Артёма, и прищурив глаза стал разглядывать его, словно никогда не видел.

– Ты псих, Верхолат? Я же пошутил.

– С бабами будешь шутить.

– Да ты точно во …! –Герка раскрыл свой огромный рот и закатился, напомнив ему вечернюю сценку. Артем не стал дожидаться, когда Герка прекратит свой истерический смех и пошел собирать этюдник.

У печки уже вовсю шло приготовление обеда. Бочкарь суетился с дровами, а Тимошкина чистила картошку. Увидев Артема, она состроила рожу и надула и без того полные щеки.

За целый день Артем с большим трудом набросал карандашом эскиз для будущей композиции. Он долго наблюдал за берегом и рекой, и заметил одну интересную особенность; что если смотреть на дальний берег сквозь какой-нибудь предмет, например деревья или краны, то берег становится ближе. Даже если стоишь дальше от берега. Размышляя над этим, он подумал, что именно предметы, сквозь которые проходит взгляд, приближают его, и делают горизонт ближе. Возможно, это некая прозрачная оболочка, которую обычно никто не замечает.

Поместив на передний план рыбаков, разбирающих сеть, он решил проверить свою догадку на практике. За рыбаками громоздились речные плавучие краны, а в небе кружили чайки. Одну из них он изобразил совсем близко, от чего получилось, что чайка закрыла почти все пространство листа. Это ему и надо было. Он хотел добиться эффекта многослойности. Чайка выступала в роли притягивающей формы. Сделав еще портреты слонявшихся по берегу без дела мальчишек, он сложил этюдник. Если бы не консервная банка, плывущая на большом расстоянии от берега, в которую он попал с первого раза, вызвав восторг у местных пацанов, день прошел бы даром. А еще его удивили братья. Они появились как нельзя, кстати, в тот самый момент, когда три подпитых молокососа облепили его со всех сторон, выжидая удобного момента для потасовки. Началось всё с того, что они пристали к Погореловой. Танька заканчивала этюд, и уже собралась уходить, когда её заметили сверху. До этого он сразу предупредил её, чтобы она рисовала рядом с ним, но вредный Танькин характер… Может они и отстали бы от неё, и пошли дальше своей дорогой в поисках приключений, но ему надоело наблюдать, как три недобитых алкаша начинают лапать его сокурсницу.

У него не было большого опыта общения с подобным слоем молодёжи, но наблюдая со стороны подобные сцены жизни, он заметил, что многие из них легко поддаются влиянию и меняют планы, и тут главное не грубить явно и не дрейфить. Чем ближе он подходил к группе, тем нелепее становилось его положение, поскольку для них он тоже был объектом охоты, правда, более непредсказуемой.

–Накаркал, шаман, – только и услышал в свой адрес Артём, когда приблизился к Таньке. Ему некуда было деваться, да он бы и не побежал, даже будучи один, а тут Погорелова.

На плече у Артёма, как и всегда, болтался Зенит, а в зубах торчал окурок сигареты, и это придавало его внешности некий элемент раскованности и доверия. Не выстраивая сюжета будущей беседы, он стал примеряться, что бы сделать кадр.

– Нет, чтобы напроситься на дружеский снимок, на память. На фоне Амура, кораблей… Так нет же. Надо пристать к незнакомой девочке, к тому же ещё набитой дурре, которая не слушает советов своих товарищей, и шляется где попало со своим этюдником. Мужики… По-моему, вы просто теряете время.

–Сам дурак, Верхолат, -ляпнула Погорелова вместо спасибо, складывая свой этюдник. Состроив всем рожу и показав язык лично Артёму, она лихо взлетела на бугор и скрылась из виду.

–Прикинь, коза. Как вы таких терпите?

–А чо Санёк, чувак дело говорит, – опомнился один из дружины. – Давай сфотаемся на память.

–Это идея, -согласился Санёк. –А ты братишка часом не гонишь? Фотки будут? В натуре?

–А что, разве не похоже? Или ты думаешь, что я с пустым фотоаппаратом хожу и народ пугаю? –доверительно улыбаясь сквозь зубы нашёлся Артём.

–Ну ништячки земеля. Давай, говори как нам встать, что бы, ну как его? Ну короче. Снимай, чтобы, типа, всё пучком было.

Артём отснял три кадра и уже зачехлял фотоаппарат, как его новые друзья вспомнили, что такое дело надо бы перекурить.

Это была его непростительная ошибка, показать портсигар деда.

Пашка сбежал с обрывчика как раз вовремя. Он сразу сообразил, что происходит. Услышав знакомую развязанную речь, он сразу затесался в толпу.

– Опа! Чо за дела братва? – нагло заглядывая каждому прямо в лицо, начал Пашка. Он стал плести всякую ахинею, не имеющую никакого отношения к происходящему. Парни немного растерялись, но видя, что Пашка один, а их трое, снова оживились. Про Артема они почему-то забыли.

– Да вы тут никто! Мы вас замесим, если захотим! – грозили парни хором. Один из дружков, такой же белобрысый, как и Пашка, но тощий, сделал веером пальцы и стал наседать на Пашку, но, увидев ещё одного, немного затушевался.

– Ты кончай, братан, гопника из себя строить, – на манер конченого наркомана заговорил Пашка, чувствуя подкрепление. – Давай лучше косяк раскурим. Или у вас голяк? Чо почём, хокей с мячом. – Пашка засучил рукава, обнажая татуировки, сделанные во времена его весёлого детства.

–Да ты с Хабары что-ли? Опа, земеля! –восторженно заговорил один из парней. –А ты Филина знаешь? Он с казачки.

–Нет, Филина не знаю, -уверенно ответил Пашка, -я Касю знаю, его кореша.

–Опа! Прикинь братва, он Касю знает. А кто такой Кася?

–Кася правильный пацан, и лучший друг Филина. Со слободки.

–А чего же ты сразу не сказал, что со слободки? Казачка со слободкой в мире живут по жизни. Прикинь, мы тебя обидеть могли.

Дима стоял в стороне, зная, что брат в помощи не нуждается, и не вмешивался, лишь незаметно наблюдал за действиями троицы.

Услышав знакомую речь, местные сразу расслабились и заулыбались, шаря по карманам курево и спички:

– Оба! Братан! А мы думали, ты такой же ботаник. А чо ты среди баб затесался? Ты, типа тоже художник? А чо, уматно, баб голых рисовать. Да, Санёк?

Пашка основательно разошёлся, развивая тему братвы, и через минуту оказалось, что у них действительно есть общие знакомые. Скоро они и вовсе забыли, что дело могло кончиться дракой.

Артем стоял в стороне с открытым ртом. Внутри все еще кипело и бурлило от предвкушения драки.

…– Ну, лады, зёма. Увидишь Филина, или Каська, передавай привет от Санька и Тыровских пацанов. – Братва поочередно трясла Пашкину руку. – И фотки что бы выслали. А это что? – наконец-то обратили они внимание на молчаливого Димку.

– Это братка мой. У него черный пояс по джиу-джитсу, – без всякого стыда наврал Пашка. Парни, не разобрав слов, с уважением посмотрели на брата:

– А чо это такоё?

– Ну, самбо, типа карате, только хуже, – продолжал наглеть Пашка, имитируя движения каратиста.

– Прикинь, карате, –удивился Санёк, повторяя Пашкины движения своими худыми и наполовину синими от рисунков руками, перед носами своих друзей. -А мы всё бухаем и бухаем, да братва?

Еще долго озираясь, они поплелись по берегу, изображая из себя бывалых каратистов.

Артем поплелся за братьями, молча пиная ботинками мелкие камушки.

– Чего они к тебе пристали? –спросил Пашка.

–Они сначала к Погореловой привязались.

– Это мы и так знаем. Мы её по дороге встретили.

– Портсигар показал им свой, – испытывая стыд за свою зелёность, ответил Артём.

– Ты хоть соображай, где светить своим серебром, – вспыхнул Пашка.

– Да ты не злись, Паша. Мне еще опыта не хватает по жизни. Не подумал.

– Ничего, сходишь в армию, там тебе и мозги вправят, и рога пообломают, – учил Пашка. – А эти так себе. Были бы трезвые, – махнул он в сторону слонявшихся по берегу парней. –Деревня.

– С армией вряд ли.

– Это тебе решать.

– Уже не мне.

– А что же так?

– Да так уж получилось.

– Все темнишь, Артемий? Ты можешь сколько угодно втемную играть. Но когда-нибудь это уже станет неактуальным. Ну, бывай. У нас еще дела с братом, – на ходу раздеваясь, Пашка с разгона влетел в воду, и как торпеда погрёб поперёк течения. Они каждый вечер соревновались, делая заплыв против течения.

Немного узнав братьев, Артему показалось, что они вечно в чем-то соревнуются. Кто кого, как будто им было что делить. Не проходило и часа, чтобы они не поспорили меж собой или не поругались.

К вечеру Блохин принёс ласты. Артем не стал спрашивать, где Валерка раздобыл их. Он тщательно осмотрел их и примерил на ногу:

– Не первый сорт. На раз хватит.

– Мне их вернуть надо. Не потеряй.

– Понятно.

В этот вечер Валерка был особенно щедр, раздобыв где-то поллитровую банку свежего липового мёда. Артём быстро соорудил импровизированный стол из своего этюдника, накрыв его листком бумаги, прикрывая тем самым его замасленную поверхность. Банка недолго оставалась полной, но Артём был доволен, вычерпав из неё не меньше половины. Набив до отказа желудок, он пошел собираться. Вокруг суетились однокурсники, выбирая лучшие из этюдов для предстоящего просмотра. Блохин суетился рядом, передавая Артему последние новости:

– Коля Герке фингал поставил.

– Ну и правильно. Давно пора.

– Тот его нанайцем назвал. А Коля услышал. Ну и врезал.

– Я бы его убил, если бы он меня нанайцем обозвал.

– А знаешь, как он тебя называет?

– Не знаю и знать не хочу, -отрезал Артём.

В зале стоял дикий визг. Артём оглядел толпу и ухмыльнулся.

– Герка с ума сходит, – пояснил Блохин.

– Мало ему Коля всыпал.

Где-то раздобыв маску и трубку для подводного плавания и уже нацепив на ноги блохиновские ласты, Герка огромными прыжками бегал по залу за девчонками и орал, изображая морского дьявола.

– Страшно! – орал Герка и сам хватался за живот. Синяк нисколько не портил его лица.

– Герасим, плыви сюда, ласты нужны, – крикнул ему Блохин.

Буквально восприняв Валеркину команду, Герка с разгона плюхнулся на голый пол и погреб, как лягушка, собирая чужой футболкой с пола всю грязь. Футболка была одета наизнанку и как нельзя лучше подходила к его меченой физиономии.

Артем собрал сумку и на всякий случай бросил сверху «Зенит».

– Завтра предварительный просмотр, Фентис не доволен тобой, -сообщил невзначай Валерка, наблюдая за приготовлениями Артёма.

– Да что ты пристал со своим просмотром. Пошли.

– Тебя же за неуспеваемость вышвырнут. Ну, давай я хоть с ребят по этюду соберу. Будет что показать.

– Ты мне что, мамочка, что ли? Сам как-нибудь выкручусь. Спасибо, Блохин.

Уже на выходе со двора их догнал Карапет:

– Вы куда собирался? Сэйчас просмотр будет.

– Так ведь завтра! – Артём остановился и с удивлением посмотрел на Валерку. Тот пожал плечами.

– Перэнесли, навэрно. Давайте обратно. – Из бороды Володьки торчала пара карандашей, а руки были перепачканы сангиной. Дела у него тоже не особо клеились, но Карапет всё брал трудом.

– Ладно, Артём. Давай назад, – вздохнув, скомандовал Валерка. – Просмотр дело серьёзное.

«Этого только не хватало», – подумал про себя Артем. Он с досадой ударил по коленке. Выставлять было почти нечего.

– Ну тогда, Блохин, делай, что обещал. Тащи этюды, раз такое дело.

– Так бы и давно. Я у братьев спрошу. У них этого добра, как грязи. Киприян тоже парочку одолжит, бракованных.

Артем надеялся на завтра. Думал, что день будет удачным, и он настряпает с десяток картинок. Но все изменилось. Почти у всех было не меньше двадцати законченных больших этюдов, не считая композиции и набросков. Скрипя зубами, он разложил свою хиленькую пачку. Перебирая рисунки, он никак не мог выбрать хоть один, который бы нравился ему. Одна только композиция с чайкой выделялась бы из общего ряда незаконченных работ, но ее нигде не было. Он обшарил всю пачку, но так и не нашел своей композиции.

Подошел Пашка и оглядел этюды:

– А где тот, что ты нам вчера показывал? Ты хоть забрал его тогда?

Артем пожал плечами. Он и сам ничего не мог понять:

– Может, забыл где? Вот только что на глаза попадался среди остальных.

От досады у него опять заболела голова, и Артем вышел на улицу. Он увидел Герку. Тот сидел у печки и молчал. Увидев Артема, важно отвернулся.

«Гляди-ка, какой обиженный. Наверно его так синяк расстроил», – подумал Артем.

Вышел Валерка, довольный собой:

– Пока четыре. Но Фентис сказал, есть тенденция роста.

– А у меня какая тенденция? – горько съязвил Артём.

– Про тебя ничего. Молча посмотрел и прошел дальше. Герку расхваливал. Особенно его композицию с рыбаками.

– Артема передёрнуло. Герка был рядом, когда все обсуждали его композицию, а с его памятью и мастерством, ему ничего не стоило сделать другую. – Где он? – Артём огляделся по сторонам, выискивая глазами Герку. Того и след простыл.

В зале как всегда толпились ребята. Все обсуждали просмотр. В середине Геркиных работ лежала композиция, очень похожая, но не совсем его. Кое-что Герка изменил. Но в целом это была его задумка. Краны, чайки – всё оставалось прежним, только более мастерски проработанным Геркиной рукой. В центре композиции рыбаки. Артём признал то, что Герка неплохо прорисовал людей, чего самому сделать вряд ли удалось бы. Но это не давало повода для оправдания Геркиного поступка. Однако разводить канитель и доказывать ребятам и Фентису, что он не верблюд, не было никакого желания, и тем более стучать на этого придурка. Герка, конечно же, не был плагиатором, но пакость с его стороны была очевидной

– Ну, клоун. Пусть только попадется.

– А что случилось? – Блохин недоумевал. Обычно Артем держал себя в руках.

Предупредив всех, чтобы сказали Герке, что Верхолат его готов зарыть в землю, Блохин с трудом успокоил Артема и потащил на берег.

В домах уже горели окна. Там, где мерцал голубой свет в темных комнатах, смотрели телевизор. Во дворах гавкали собаки, подстраиваясь к всеобщей каждодневной перекличке.

Кое-где под забором, в темноте, бесформенными тушами лежали свиньи и похрюкивали от удовольствия, которое им дарила вечерняя прохлада.

Первое время, совсем не пуганые, они мирно бродили по деревне и могли завалиться в любую придорожную канаву. С появлением Герки их судьба круто изменилась. У Герки была страсть к этим животным. С разгону он вонзал башмак в толстые зады ничего не подозревавших жертв. Ополоумевшая срывалась с места и, растрясая нагулянный жир, бежала куда глаза глядят. Герке это безумно нравилось. И то, что девчонки кричали на него и жалели бедных свиней, только распаляло его. Растопырив свои руки, он в азарте гонялся за напуганными до смерти животными, объясняя гуманность своих поступков тем, что спасает чушек от ожирения.

Жители долго не могли понять, почему их любимицы при виде людей молодого возраста дичают на глазах и срываются при первой возможности. Герку животные боялись панически, чуя его за версту, как их далекие дикие предки.