– А как ты хотела? – откликнулся Керкоп. – Раньше остров назывался Схерия, родина феаков. Здесь царил постоянный праздник и не было раздоров. Меня приглашали играть на свирели, и местные красотки не возражали, когда я их трогал, – добавил он язвительно.

– Клево у вас было… – вежливо сказала Вика.

– Все закончилось после того, как феаки были прокляты и сбежали отсюда.

– Куда?

Керкоп пожал плечами.

– Почем я знаю? Теперь это место именуют Островом Мертвых. Догадываешься, почему?

– Постепенно начинаю догадываться…

– А ты надеешься заполучить золотую ветвь?

– Допустим… – процедила сквозь зубы девушка, всматриваясь в чащу, и ожидая, пока глаза привыкнуть ко тьме.

– Знаешь, сколько вас таких здесь побывало?

Вика промолчала.

– А знаешь, скольким удалось заполучить ветвь? – продолжал Керкоп.

– Знаю, – ответила девушка. – Одному!

– Персефона охраняет деревья. Хотя, мне кажется ей все равно, тут загвоздка в самих деревьях, не хотят они лишаться своих веток.

– Что может случиться, если отломать одну веточку!

– Равновесие! – внушительно сказал Керкоп. – Мир хрупок. Потяни за ниточку, – весь клубок расплетется. Если каждый начнет ломать ветви из рощи Персефоны, всему сущему может прийти крах.

Вика с уважением посмотрела на карлика, выступающего на фоне мрака леса маленьким, зловонным пятном. Парень не только сочинял гениальную музыку, он ухитрился в нескольких предложениях сформулировать философскую концепцию!

– А как звали того человека, который сорвал ветвь? – спросила она.

– Это было давно, – махнул рукой Керкоп. – Имени его не помню. Ведь никто толком не может знать, к каким последствиям привела утрата золотой ветви. Землетрясения, извержения вулканов, катастрофы сотрясают мир по сей день. Про Атлантиду слышала?

– Читала… – не уверенно ответила девушка.

– Вот! – торжествующе сообщил Керкоп. – Была Атлантида и сгинула. А почему так случилось, никто правду не скажет.

Вика сжала зубы, противно защипало в глазах. Только не хватает разреветься в присутствии этого озабоченного философа ростом с собаку! Он надеялась, что царящая вокруг темнота не позволила Керкопу увидеть ее слез.

– Правда, что с помощью обычной ветки можно воскресать умерших?

– Подумаешь, умерших воскресать! – пренебрежительно ухмыльнулся Керкоп. – Это для вас жизнь имеет такую большую ценность. Сам Лучезарный, чьего имени не следует упоминать, лично уговаривал Персефону отдать пару саженцев из ее сада. Так считают мелиады, а они знают обо всем на свете, так как питаются мудростью корнями деревьев, с которыми связаны навечно.

– Второй раз слышу про этого Лучезарного, – машинально сказала девушка, повинуясь земной привычке, – узнавать все новое.

– Т-с-с!!! – зловеще зашипел Керкоп. – Нельзя о нем говорить, кость тебе в глотку! Чарун не предупреждал? Или если уже упомянула, надо обязательно прибавлять фразу, – чье имя нельзя упоминать вслух.

– Сложно у вас все! – вздохнула Вика, и шагнула вперед.

– Стой! – крикнул Керкоп.

Вика послушно остановилась на окраине леса. Послышалась какая-то возня, – ее новый знакомый копошился в своей объемистой сумке. Керкоп колдовал над каким-то продолговатым предметом, похожим на жезл полицейского, употребляя свое любимое выражение про «кость в глотку», которую надлежало заснуть всем, включая его самого, и взбалмошную пришелицу, задумавшую добыть во чтобы то ни стало золотую ветвь из чащи, тем самым привести в действия механизм катастрофы планетарного масштаба. Вика уже хотел было двинуться дальше, как из палки в руке Керкопа возгорелось яркое пламя.

– Блин! – взвизгнула девушка, и отшатнулась.

В двух метрах от ее босых ног землю покрывал живой ковер копошащейся массы. Блестящие пурпурным отблеском спины, крючковатые когти, острые шипы, десятки маленьких, острых зубов, – все это, образующее земной полог, монотонно шуршало, не решаясь пересечь невидимую границу, отделяющую кромку леса от поляны.

Вика беспомощно оглянулась на стоящего рядом Керкопа, и самым позорнейшим образом разрыдалась.

Глава 9.

Свет в помещении был серым и замутненным, словно он просачивался сквозь кисейное сито марлевой занавеси. Горели свечи, мирные огоньки оттеняли тусклое сусальное золото рам старинных картин. Должно быть когда-то помещение принадлежало храму, под потолочным куполом угадывались следы старых фресок. Краска осыпалась, желтела ветхая дранка на стенах. Дмитрий неважно разбирался в искусстве, но как житель Петербурга несколько раз посещал Эрмитаж, и полотна некоторых мастеров были ему знакомы. Рембрант, Тициан, Айвазовский. Значительную часть стены занимала копия знаменитой картины Карла Брюллова «Последние дни Помпеи». Над холстом потрудились местные вандалы. Искаженное ужасом лицо итальянки, обращенное к багровому зеву Везувия, испортила шкодливая рука.

«Хрен тебе в пасть, шалава!»

И кривой колбасный огрызок, по замыслу автора означающий мужской половой орган.

Пес не решался зайти вовнутрь, топтался на пороге, поскуливал, раздираемый инстинктивным ужасом перед надвигающимся облаком, и боязнью скопления незнакомых людей. Низкорослый коренастый человек с длинными и мощными как у гориллы руками навалился на массивную, окованную железом дверь, способную выдержать натиск средневекового тарана. Робко поджав хвост, пес все-таки решился проникнуть в здание. Коренастый неприязненно посмотрел на Дмитрия.

– Твоя собака? – спросил он хрипло.

Дмитрий замешкался, в глазах животного читалась человеческая тоска.

– Моя. – соврал он.

– И как ты провел его через лес? – недоверчиво спросил коренастый. Он был одет в просторную коричневую рубаху, и такие же штаны, с волочащимися тесемками, подозрительно напоминающими армейское белье, какое Зайцев у довелось носить в бытность службы в армии.

– Также, как и прошел сам! – Дмитрий потрепал пса по загривку. – Местами пешим ходом, кое-где бегом.

Человек нерешительно стоял возле двери.

– С животными сюда нельзя, – промолвил он. – Барон будет недоволен.

Собравшиеся в зале люди недовольно зашумели.

– Закрывай дверь, Горбун! – прокричал кто-то высоким, дребезжащим голосом. – Забыл, как в прошлый раз было?

– Закрывай! – вторил женский голос. – Дался тебе этот пес…

– Дверь закрывай быстрее! – прокричали одновременно двое или трое человек.

– Пусть выведет пса! – настаивал Горбун. Он угрожающе сжал массивные кулаки. На костяшках правой руки читалась поблекшая от времени синяя татуировка. Короткое, емкое слово. «Смерть».

Дворняга прижалась к бедру Дмитрия, словно догадываясь, что речь идет о ее судьбе.

– Пес останется со мной! – твердо повторил Зайцев.

– Да черт с ней с собакой! – закричал все тот же дребезжащий голос. – С чего ты решил, что Барон будет недоволен?

Сирена выла, дрожали цветные витражи на окнах помещения. С улицы прилетел шелест, словно стая птиц взлетала с насиженного места.

– Дверь!!! – кричали уже десяток человек нестройным хором. – Две-е-ерь!!! – раскатывалось эхо под высокими сводами храма.

Шелест приближался. Если подобный шум производила стая пернатых хлопая крыльями, то птиц должно быть десятки тысяч. Горбун уперся толстыми руками, заскрипели старые петли, дверь захлопнулась. После чего, используя свою феноменальную физическую силу, он поднял массивный деревянный брус, опустил его в гигантские пазы, прикрепленные к внутренней поверхности двери.

– Готово! – объявил он. Скользнул маленькими глазами по пришельцу с собакой. – Сам будешь с Бароном объясняться.

Отошел в сторону, толкнув локтем худого, белобрысого парня, освободил место на длинной скамье. Туда же садились остальные люди. К новичку с его дворнягой никто кроме Горбуна интереса не проявил. Оконные витражи, каким-то невероятным образом сохранившиеся целыми, отображали сцены страшного суда. Пес улегся на пол, положив морду на скрещенные лапы. Так как все места на скамьях оказались заняты, некоторые из собравшихся в храме людей сидели на полу. Все чего-то ждали. На лицах читались страх и покорность судьбе. Дмитрий опустился рядом собакой, использовав в качестве сиденья рюкзак из магазина.

– Надо бы тебе дать кличку, приятель! – пробормотал он, почесав пса за ухом.

– Предлагаю Ахилл! – послышался знакомый дребезжащий голос.

Дмитрий поднял голову. Перед ним стоял высокий худой мужчина. Длинные седые волосы обрамляли узкое лицо, отчего он выглядел лет на десять старше, чем ему могло быть на самом деле.

– Почему Ахилл? – спросил Зайцев .

– Довольно живучий был герой! – усмехнулся мужчина. – Меня зовут Старик!

Дмитрий поднялся на ноги, назвал свое имя. Старик огляделся по сторонам, и прижал к губам палец.

– Не следует здесь называть свое настоящее имя! – сказал он шепотом.

– Почему?

– Долго объяснять. Лучше придумай себе какое-нибудь прозвище.

Дмитрий озадаченно почесал затылок. Неожиданно вспомнились мифы Древней Греции.

– Эней? – сказал он полувопросительно.

Старик поднял голубые глаза к потолку, вспоминая.

– Если я ничего не путаю, герой Троянской войны из древнего рода дарданов, а римляне считали Энея легендарным предком Ромула и Рема, который привел спасшихся троянцев в Италию?

– Я так хорошо не помню историю… – смущенно сказал Дмитрий.

– Годится! – одобрительно кивнул Старик. – Пусть будет Эней. – Он улыбнулся лежащему на полу псу. – Барону может не понравится, что ты привел собаку.

– Мне это уже сообщил тот здоровяк, что ворота закрывал.

– Горбун. Но он ничего здесь не решает, а только… – он замялся, подбирая нужное выражение. – Приводит в исполнение решение Барона.

– Палач, что ли? – усмехнулся Дмитрий, но ему было не очень-то весело. Приглушенный закрытыми дверьми шелест нарастал.

Старик удивленно поднял седые брови.

– Здесь нет палачей, Эней! Если Барон примет решение, вас с собакой выгонят прочь.

– Прогуляемся! – беззаботно сказал Дмитрий. Новонареченный Ахилл приоткрыл глаз, негромко тявкнул. На пса со своего места недоброжелательно покосился Горбун.

– Ты не понимаешь, что там происходит! – Старик указал пальцем на дверь.

– Уже слышал. Орда…

– Вот именно!

Теперь характер шелеста крыльев изменился, к нему присовокупились шипение и свист.

– Зачем ты все это говоришь, Старик? – со скамейки подала голос молодая девушка. Она была абсолютно лысой и безбровой, как это бывает с онкологическими больными, после пройденного курса химиотерапии.

Белобрысый паренек, сидящий рядом с Горбуном, стискивал ладони промеж коленей, и бормотал себе под нос молитвы. Молодой человек был одет в узкий пиджак, какие Дмитрий видел на старинных картинах, и кажущиеся ему короткими брюки. Старик перехватил взгляд Зайцев а.

– Ему девятнадцать… – задумчиво сказал он.

– Что ты имеешь в виду?

– Ждет своей очереди, – непонятно сказал Старик.

– Какой очереди? Куда?

Лысая девушка ударила кулачком по скамье.

– Дьявол раздери этого коротышку Барона! Дьявол побери Орду! Дьявол забери тех, кто придумал это проклятое место!

Сидящие рядом с девушкой люди испуганно на нее покосились, но промолчали. Каждый был погружен в свои мысли, паренек молился. Горбун укоризненно посмотрел на девушку.

– Следи за словами, Зоя!

– Пошел ты! – огрызнулась девушка. – Не нравится, выметайся!

Дмитрий хотел расспросить у разговорчивого Старика, почему девушка вместо выдуманной клички использует имя, и что должны означать зловещие звуки за стенами храма. Сидящие на скамье люди засуетились. Толстый усатый мужчина с голым торсом, и висящими как у женщины грудями, нервно подскочил на месте, всматриваясь в закрытую занавесью центральной части помещения, где обыкновенно в храмах находится алтарь.

– А если стал порочен целый свет, то был тому причиной сам человек: лишь он – источник бед, своих скорбей создатель он единый! – продекламировал толстяк тонким голосом, и погрозил пухлым кулаком небу, сокрытое куполом храма.

– Заткнись, Вергилий! – закричала на толстяка Зоя. – Ты постоянно сводишь всех с ума своими стихами!

– Пусть читает! – возразил кто-то неприметный и черный, с кудрявыми негритянскими кудрями на голове. Он забился в угол, и сверкал оттуда смоляными глазами. – Не затыкай ему рот, Зоя! – повторил он.

Толстяк приветственно помахал рукой ценителю, и прижимая к груди сомкнутый кулак, воздев взгляд к куполу, продолжал декламировать.

– Обман, который всем сердцам знаком, приносит вред и тем, кто доверяет, и тем, кто не доверился ни в чем…

– Каждый раз одно и то же, – объяснил Старик. – Вергилий читает Гомера. «Божественная комедия». Ладно бы знал поэму наизусть, а то вызубрил в свое время несколько фрагментов, вот и повторяет их как ученый попугай!

Старик смотрел в сторону закрывающей алтарь занавеси, которая медленно раздвинулась, открыв обычную нишу с аналоем посередине. Оттуда неторопливо вышел карлик, облаченный в борцовское трико, будто только что сошедший с цирковой арены. На мускулистом плече синела выбитая татуировка – крылатый змей держит в когтях выпуклый щит. Готические немецкие буквы увиты в бессмертную фразу «EDEM DES SEINES.» Каждому свое. Классический принцип справедливости, заимствованный нацистами из античной философии, и обращенный в циничный лозунг, украшавший некогда ворота одного из чудовищных изобретений, – фабрики по уничтожению человеческого материала. К карлику немедленно подбежал Горбун, неся стул, поставил его в центр зала, куда Барон немедленно забрался, и сидел, свесив короткие ножки. Зрелище было и жуткое и комичное одновременно. Барон обвел взором собравшихся в зале людей, с какой-то странной полуулыбкой на лице, остановил взор на собаке, затем посмотрел на стоящего с ней рядом Дмитрия.

– Ты кто? – спросил он пискляво.

Вспомнив рекомендации Старика, Зайцев представился.

– Эней!

– А это кто? – Барон указывал на пса, который поднял голову, и предостерегающе зарычал.

– Его зовут Ахилл, – Дмитрий успокаивающе потрепал пса по голове.

– Они прошли через лес… – вмешался Старик.

– Сам разберусь! – пискляво воскликнул Барон. Он почесал татуировку на плече. – И что вы здесь делаете?

При кажущейся простоте вопроса, Дмитрий растерялся. Он действительно не мог объяснить, почему вместе с остальными скрывался в здании храма, за стенами которого что-то ужасающе шипело и свистело.

– Я решил, что там небезопасно. – нашелся он.

– Верно решил! – ухмыльнулся карлик. – Правду говорят, что ты прошел через лес?

– Типа того… – осторожно ответил Дмитрий.

– И тебя не жалили эгины?

– Безглазые твари?

Карлик нетерпеливо кивнул.

– Мне удалось убежать, – сказал Дмитрий.

– Ты фартовый, как я погляжу! – с оттенком мстительной злобы в тонком голосе проговорил Барон.

– Пока не жаловался…

– Как пересек реку?

– Перешел по мосту.

– Мост почти что разрушен… – недоверчиво пробормотал карлик.

– Мост действительно в плохом состоянии, но я сумел перебраться.

– А река?

– Что, река? – не понял Дмитрий.

– Ты плохо слышишь, Эней? – рассердился карлик.

На помощь пришел Старик.

– Барон имеет в виду про тех существ, что живут в реке, – пояснил он вполголоса.

– А-а-а! Мост был серьезно поврежден только в одном месте.

– Хорошо-о-о-о! – пропел карлик. Он некоторое время размышлял. – Ты, Эней, со своим псом можешь остаться здесь. Хотя ты солгал, что пришел сюда по доброй воле, оставим этот вопрос на будущее. К следующему разу будем решать, как с вами обоими поступать. У нас, видишь ли, здесь никогда прежде не было животных. Если ты обратил внимание, здесь и птиц то нет.

– Да, я заметил, – согласился Дмитрий. – Только я не говорил, что пришел сюда по доброй воле…

– Не перебивай! – нахмурил редкие брови карлик. – Не только птицы, но всякой прочей живности не замечено. Мышей, крыс, жуков, кузнечиков, бабочек… – он монотонно перечислял, раскачиваясь на стуле. – Если бы пес объявился в одиночестве, я бы отказал ему в приюте. Хочу, чтобы ты принял мое положительное решение как жест доброй воли.

– Я благодарю. – Дмитрий наклонил голову.

– Твое смирение меня удовлетворяет, Эней! – высокомерно пропищал Барон. – Мы с тобой еще обязательно побеседуем.

К нему подбежал Вергилий, и вытянув толстые губы в дудочку, зашептал что-то на ухо. Старик подмигнул Зайцеву, давая понять, что в этот раз обошлось. Зоя с неприязнью смотрела на Барона, но воздерживалась от комментариев. Негр закутался в длинный плащ, и привалившись к стене, плотно зажмурил глаза, казалось он заснул, или притворялся спящим. Светловолосый паренек в костюме продолжал читать молитвы, сидящая рядом с ним молодая и красивая женщина с огненно-рыжей копной волос, вызывающе закинула ногу на ногу, обнажилось бедро, Дмитрий заметил, что под короткой рубашкой, у девушки нет белья. Все прочие люди или также делали вид, что дремлют как негр, или безо всякого интереса рассматривали висящие на стенах картины.

– Откуда ты родом, Эней? – спросила рыжая.

– Не отвечай… – шепнул Старик.

– Живу здесь неподалеку, – уклончиво ответил Дмитрий.

Рыжая облизнула губы.

– Когда все закончится, хочешь со мной уединиться?

Вергилий закончил говорить, и важно вернулся на свое место, косолапя при ходьбе как откормленный гусь.

– Так хочешь или нет? – настаивала женщина. Она распахнула ворот рубахи, показывая обнаженную грудь. Белую кожу покрывали круглые розовые бляшки. Дмитрий плохо разбирался в медицине, но принял экзему за симптомы сифилиса.

– Я владею искусством любви, заимствованным у древнеримских гетер, – низким голосом, с сексуальной хрипотцой, сказала женщина. – Японские гейши обучали меня специальному массажу, а ласкать мужчину ртом я научилась у индейцев племени мочика. Слышал о таких? Мы можем сделать это втроем. Выберешь любого из присутствующих. Некоторые устают, я же черпаю в занятиях любовью силу.

Барон прокашлялся.

– Тихо! – пропищал он, и строго посмотрел на рыжую женщину.

– Слабаки! – неясно к кому обращаясь, крикнула женщина, вскочила с места, презрительно сощурила голубые глаза. – И ты, новичок, тоже слабак! Горбун может ударом кулака сломать стену, но как любовник он ничто! Как и вы все! – она обвела яростным взором собравшихся в зале людей.

К ней подошла лысая Зоя, взяла за руку, и успокаивающе заговорила. Наконец, рыжая женщина села на скамью.

– Нет ничего хуже слабого мужчины, – пробурчала она, и отвернулась к картине Айвазовского. – Слабак предаст в любви и на войне!

Барон укоризненно покачал головой, но от комментариев в адрес высказываний рыжей женщины воздержался.

– Настало время жатвы! – сказал громко и торжественно карлик, обвел пристальным взором сидящих вдоль стены людей. – Не секрет, что ночь будет длится до то поры, пока не свершится акт жертвоприношения. Так было и так будет впредь, пока река времени не начнет движение вспять. Я провел много часов в медитации. Это было трудное решение, и для меня и для всех вас, собравшихся здесь в поисках временного прибежища. Однако, во благо остальных, кто-то должен принести себя в жертву. Орда ждать не будет!

В зале воцарилась тишина, нарушаемая сопением толстого Вергилия и дьявольским клекотом за стенами здания. Люди опустили глаза, не желая встречаться взором с карликом, за исключением лысой Зои и Дмитрия. Взгляд Барона скользил по лицам, на останавливаясь на ком-либо надолго, но и не оставляя никого без внимания. Наконец, он задержал взор на светловолосом пареньке.

– Прости, брат! – пропищал карлик.

Юноша сидел на месте, озираясь по сторонам, глаза наполнились влагой.

– Как же так… – прошептал он.

К нему уже направлялся Горбун. Он взял молодого человека за локоть, словно приглашая на прогулку.

– Как же так?! – парнишка умоляюще посмотрел на Зою, затем на рыжую девушку. В своем углу подленько улыбался Вергилий.

Горбун силой заставил юношу подняться с места, и подталкивал к дверям. Тот послушно переставлял ноги. Горбун снял засов, поставил его возле стены, прислушался, вопросительно посмотрел на Барона. Карлик опустил голову. Тут юноша словно очнувшись от транса, попытался бежать, но невероятно ловкий Горбун настиг его в два прыжка, коротко ударил под дых. Парень согнулся, и хватал ртом воздух.

– Не смей его бить! – закричала Зоя. – Подонок!

Горбун смущенно улыбнулся, словно понимая, что совершает самому ему неприятную, но крайне необходимую процедуру, и придерживая за талию юношу, повлек его к дверям. Все прочие созерцали действие с болезненным интересом. Глаза Зои полыхали яростью и состраданием, Старик отвернулся, и изучал бирюзовую воду на картине Айвазовского, Барон же уронил голову на грудь, будто погрузился в медитацию. Покачивалась его маленькая ножка, обутая в сапожок. Заскулил Ахилл. Горбун обернулся к чернокожему, показывая тому знак из скрещенных указательного и безымянного пальцев. Негр скинул свой плащ, оставшись в белых шортах, и принялся ловко взбираться по стене, цепляясь за выступы и арки, в которые были установлены образа. По всему были видно, проделывал он это не впервой. Добравшись до оконного витража, он прижался к нему ухом, вслушиваясь в оркестр жутких звуков, несущихся снаружи. Прошло около минуты. Горбун задрал голову, глядя на чернокожего, и почти-то ласково обнимая мычащего паренька. Наконец, негр взмахнул рукой.

– Можно! – прокричал он.

Поднял голову Барон, исступленно горящим взором фанатика обвел притихших людей.

– Свершилось!!! – прокричал он тонким фальцетом.

– Свершилось! – вторил толстяк Вергилий.

– Свершилось! Свершилось… – отзывались и другие, на как-то вяло без огонька. Рыжеволосая женщина облизала губы.

Горбун приоткрыл массивную дверь. Звуки ворвались в помещение храма. Шелест крыльев и вибрирующий на ультравысоких частотах свист. Багровая пелена пронизывала пространство как бушующее пламя. Дмитрий увидел полчища каких-то демонических существ, теснящихся на узком пятачке земли перед входом в храм, – они отдаленно напоминали летучих мышей, только чрезмерно большого размера. Все это длилось лишь миг. Горбун ухитрился вытолкать юношу за дверь, и навалился на нее всем телом.

– Помогайте!!! – прорычал он.

Снаружи на дверь усилилось давление. Свистело вдвое громче, заглушая крики несчастного паренька. Несколько человек вскочили со своих мест, и бросились на подмогу. Пыхтел гигант Вергилий, источая едкий запах пота. Совместными усилиями удалось закрыть вход в храм, Горбун установил брусок в пазы. Тяжело дыша, он отошел в сторону.

– Свершилось… – торжественно повторил Барон. В его глазах стояли слезы.

Негр спускался вниз, безошибочно выбирая босой ступней надежные выступы на стене. Старик почему-то виновато посмотрел на Дмитрия. Шум за стенами храма стихал. Отблески алого света, проникающие через витражи, посветлели. Прошло еще минут пять, и все стихло. Горбун снял брусок. Люди цепочкой, осторожно озираясь по сторонам, выходили наружу. К Зайцеву подошел Старик.

– Я так понимаю, нам есть, о чем поговорить, Эней! – сказал он.

– Ты даже не представляешь сколько у меня вопросов!

– Я живу здесь неподалеку, – Старик погладил пса по спине. – И ничего не имею против собак!

Свинцовый свет разливался над землей, воздух пропитался зловонием тухлого мяса. В двадцати шагах от выхода из храма лежало то, что осталось от паренька. Старомодный костюм, запятнанный кровью, обглоданные кости, с сохранившимся кое-где участками розовой плоти. Жутковатым белым пятном выделялись светлые волосы, перемазанные в сером, с кирпично-красными прожилками, мозге. Дмитрий отвернулся, – тошнота подкатила к горлу.

– Можешь блевануть, – посоветовал Старик. – В первый раз многие блюют.

– Обойдется, – Зайцев достал из рюкзака бутылку безвкусной воды, позаимствованной в пустынном магазине.

Старик привел его в свой дом, находящийся в двухстах метрах от храма. Это был обычное двухэтажное строение из бруса, с красной черепицей на крыше. Окна наглухо закрывали ставни, землю покрывали бело-серые комочки глины, издающие гнилостный запах, такие же следы усеивали дорогу.

– Гарпии! – объяснил Старик. – Завтра полдня придется все вычищать, хотя и не обязательно этого делать. Само исчезнет, – он обошел дом, открыл ставни, и копался в сумке, доставая ключ от дверей. – Привычка! – вздохнул он, отпирая замок. – И прятать нечего, а все равно закрываемся. Проходи!

Ахилл демонстрировал нетипичный для бродячего пса скромный характер, и прилег в прихожей. Старик принес из кухни плошку с водой, и миску с чем-то мясным и пахучим. Пес немедленно вскочил, умилительно скалясь, завилял хвостом. Потом принялся жадно лакать воду, а напившись, бросился на еду.

– Нам тоже не мешает подкрепиться, – улыбнулся Старик. Он провел Дмитрия в гостиную, усадил за стол, а сам ушел на кухню, где громыхал посудой.

– У меня есть консервы! – крикнул Зайцев, доставая из рюкзака банку.

Появился Старик, неся на подносе две тарелки, наполненный такими же кусками мяса, что доедал в своем углу Ахилл.

– Нашел в магазине? – ухмыльнулся Старик.

– Да…

– Можешь выбросить.

– Почему?

Вместо объяснения, Старик взял большой, охотничий нож и с неожиданной для его худощавого телосложения силой пробил крышку. Изнутри вышел тухлый душок, поднялась невесомая пыль. Дмитрий осмотрел банку, снаружи выглядящей вполне сносно.

– А вода?

– Вода нормальная. Пить можно. Приятного аппетита! – кивнул Старик, и взялся за ложку.

Дмитрий думал, что после увиденных останков юноши в горло кусок не полезет, однако съел все, что было в миске.

– Откуда мясо берете? – спросил он, дожевывая кусок. Пища была несколько волокнистой, со специфическим привкусом, какой бывает баранина или старая говядина, но вполне годная для употребления.

– Потом расскажу… – неопределенно ответил Старик. Он расправился со своей порцией, и смотрел как насыщается гость. – А ты крепче чем кажешься. – заметил он. – Не удивительно, что сумел пройти через лес.

Дмитрий отставил недоеденную пищу. Здесь все было как в обычном деревенском доме. Шкаф, кровать, застеленная покрывалом, буфет, и подставка для цветов в углу, только сами растения отсутствовали, на стенах висели картинки в рамочках. Вид помещения был обыкновенным и не жилым. Как летняя дача в зимний период. Чего-то не хватало в обстановке, только он не понять, чего именно. Старик следил за ним с полуулыбкой на худом лице. Зеркало! Осенило Дмитрия. Нигде в доме, не прихожей ни в зале не было зеркал!

– Здесь нет зеркала? – спросил он.

– Браво! – оживился Старик. – Ты и правда необычный парень. Зеркал нигде нет, это правда. Если ты не обратил внимания, на той машине, что ты пытался завести, также не было боковых и обзорных зеркал.

– Откуда ты знаешь? – растерялся Дмитрий.

– Насчет машины? – Старик скорчил гримасу, словно речь шла о чем-то несущественном. –Думаешь ты первый, кто пытался это сделать?

Ахилл вошел в комнату, постукивая когтями по паркету, благодарно посмотрел на людей, и улегся под столом, уткнувшись носом в кроссовки Дмитрия.

– В храме я видел много старинных картин, – начал говорить Зайцев, но Старик прервал его взмахом руки.

– Если ты будешь меня расспрашивать, откуда они взялись, мы напрасно потратим время. Откуда взялись картины – не знаю. Также не могу сказать, что за картины тех же авторов экспонируются в музеях страны, если в заброшенном поселковом храме висят подлинники. Так что давай говорить по существу. Согласен?

Дмитрий кивнул.

На стене висели старинные часы в дубовом корпусе, с медным блином маятника посередине. Стрелки циферблата застыли в положении двенадцать часов двадцать пять минут.

– Все часы показывают одно и то же время, если ты об этом думаешь, – сказал Старик с какой-то сдавленной тоской в голосе. – Я пытался их переводить, но время возвращается. Двенадцать двадцать пять.

Дмитрий ощутил холодок, пробежавший по спине, хотя в доме было достаточно тепло. Он вспомнил. Примерно в то самое время он находился в злополучном кафе. Наверняка сказать было затруднительно, он не обратил внимания на часы в тот момент, когда альбинос послал его в нокаут, на за считанные минуты до этого события, взгляд упал на круглый циферблат часов, висящий над рекламой прохладительных напитков и красочных колбасок в томатном соусе. Было начало первого.

– Это красное облако и твари повсюду… – спросил Дмитрий. – Такое происходит регулярно?

– Орда. – кивнул Старик. – Она наступает неожиданно, но всегда с приходом красного облака.

– И длиться до той поры, пока не принесут в жертву?

– Опять в точку! Мы называем это приходом ночи.

– Сколько таких «ночей» ты пережил?

Старик пожевал губами.

– Сейчас затрудняюсь точно сказать. Первое время считал, затем бросил.

– Откуда берутся эти твари?

– Гарпии. – подсказал Старик. – Этого я не знаю. Их становится с каждым разом больше, и ведут они себя настойчивее. По неизвестным причинам, их останавливают окна в храме, хотя проще всего было их повыбивать. Видел, какие у гарпий клювы?

– Не успел рассмотреть… – пробормотал Дмитрий. – А почему карлик стал у вас лидером?

– Знаешь пословицу? В стране слепых и одноглазый король. Барон здесь живет дольше остальных. И его наказы заключаются в выборе очередной жертвы. В остальном каждый существует сам по себе, объединяясь в канун прихода ночи.

– У меня будет еще очень много вопросов, – признался Зайцев.

– Я никуда не спешу, – Старик откинулся на спинку стула, и прикрыл глаза. – Курева здесь нет, и выпивкой не разжиться. Ближайшая ночь скоро не наступит. Спрашивай!

Дмитрий помедлил немного, собираясь с мыслями, нащупал в кармане фотокарточку, подавил приступ глухой тоски.

– На площади рядом с магазином есть бар, – проговорил он. – Я там был вчера…

– Вчера? – Старик непонимающе на него смотрел.

– Ну да! – раздраженно повторил Дмитрий. – Подвозил девицу, чуть не сбил ее на трассе. Она осталась в том баре. Там играла музыка, шумели люди.

– Там действительно есть кафе. Но с той поры, как я здесь нахожусь, оно пустует.

– Я разговаривал с местным сторожем. Еще тот жучила! На лице наколки набиты. Пытался выманить у меня монеты, которые мне дал громила из того бара…– горько усмехнулся Дмитрий.

Старик взял миски, унес их на кухню.

– Похоже, ты способен видеть то, что другим неподвластно, Эней! – прокричал он оттуда.

Старик вернулся, сел на прежнее место.

– Думаю, для начала мне стоит рассказать свою историю, а также о том, что я узнал за то время пока здесь нахожусь. А уж потом, если захочешь, расскажешь о себе.

Старик немного помолчал, скрестил указательный и безымянный палец, – повторив жест Горбуна, переде тем как он вытолкал паренька на съедение гарпиям, – и, начал говорить.

Глава 9.

Музыканты отыграли последнюю композицию, и собирали инструменты, укладывая в черные ящики длинные шнуры и микрофоны. Сцена опустела, по залу продолжали слоняться посетители. Многие курили, голубой дым слоился под низким потолком помещения бара, истекая чахлой струйкой через вентиляционную щель в углу. Кондиционер в зале отсутствовал, терпкие ароматы женских духов, сигарного дыма, и еще чего-то неуловимо схожего с запахом тления витали в воздухе как ночные испарения над болотами.