Кся сидела на краешке трубы и болтала ногами, задумчиво глядя вверх.
– Ночью была полная луна, – сказала она.
– Её право, – Зверёк слепил снежок и бросил в Ксю, но не попал.
Луна нимало его не беспокоила. Он гадал, где можно найти кустовые розы и как опознать их среди подснежников, колокольчиков и полевых маков, когда (если когда-нибудь!) те выглянут из-под снега.
– А прошлой ночью луна была убывающая. Месяц! Я ещё подумала, какой, мол, неудобный гребень, всего с двумя зубчиками. Что-то странное происходит.
– Опять странное? – ужаснулся Зверёк.
– Всё ещё странное, – сказала Кся. Задорный носик её расстроено поник. – Я всю ночь смотрела на луну, и совсем не спала, но так и не разгадала загадку. Как так? Вчера – убывающая, а сегодня полная? Сейчас бы спросить Талисмана.
– Талисман в нирване, – напомнил Зверёк.
– Да, я помню, – Кся улыбнулась: – Как думаешь, он не будет против, если я привяжу к его косам банты? Всегда мечтала это сделать.
К полудню лес укутал трескучий мороз. Зимнее бодрствование пошло шубке Зверька на пользу – когда он проснулся в начале зимы, шерсть была гладкой и короткой, теперь же отросла и топорщилась, почти как ежовые колючки, а тёплый подшёрсток скрипел, когда Зверьку вздумывалось потянуться. Правда, в зеркале или в начищенных блюдцах сэра Призрака он по-прежнему видел себя угольно-чёрным, но кто знает, может, под слоем сажи он побелел, как заяц-беляк?
После обеда Кся вытянула Зверька на прогулку, на поиски новых странностей, за которыми даже не пришлось гоняться.
Первым делом в глаза бросились птичьи следы – столько Зверёк и Кся не видели за всю жизнь. Путь друзьям пересекла ворона; она важно шагала в сторону сосновой рощи, держа в клюве пёстрый камешек. Зверёк спросил:
– Извините, пожалуйста. Почему все птицы не летают, а ходят?
– Леталка шломалаш, – хмуро прошамкала ворона. Она замедлила шаг, но не остановилась, так что Зверьку приходилось семенить то справа от неё, то слева.
Вороны вообще довольно ворчливы. Кто-то полагает, что ежи – это вороны, у которых вместо перьев выросла колючая шкурка. Но зато эти птицы славятся умом. От них всегда можно получить внятный ответ на интересующий вопрос, без экивоков и странных шуток, которыми через раз сыплют другие умные птицы – совы и филины.
– Неужели у всех сразу? – Кся показала мордочку из густого загривка Зверька.
Ворона смерила её взглядом – сначала одним глазом, потом другим. Пожалуй, она попыталась бы склевать малявку, если бы клюв у неё не был занят. Вороны никогда не позволят себе выпустить изо рта вещь, которую уже считают своей, даже ради более лакомого кусочка.
– Не у нас шломалаш. Шломалаш мировая леталка. Если поднячша высоко – ворона показала кончиком крыла в небо, – выше деревьев, то тебя зашошот.
– Куда засосёт?
– Кто его жнает? Отраштите шебе крылья и попробуйте. В какую-то небешную дыру. Там теперь дует очень щильный ветер. Приходится вот, – ворона развела в стороны крылья, – ходить как обыкновенные курицы.
– И что же, – спросила Кся, – никто не жнает… то есть, не знает, что там?
Ворона хрипло каркнула, не выпуская свою ношу из клюва. Камешек задорно сверкал на солнце.
– Синицы жнают – они поднялишь высоко-высоко и пропали. Всегда подозревала, што у них не всё в порядке ш головой. Только вы их не шпрошите. Никто не вернулша.
Зверёк попрощался с вороной, и они с Ксёй отправились дальше.
– Внезапно пополневшая луна, а теперь ещё нелетающие птицы, – горячилась по дороге Кся. Она копошилась в шкурке Зверька и никак не могла успокоиться. Сугробные малютки-кси с визгами и смехом цеплялись за хвост Зверька и скользили по снегу, перебирая ножками; наша Кся никак на это не реагировала, хотя обычно не давала малюткам спуску, считая, что только она имеет право эксплуатировать хвост Зверька.
Из-под корней одной из встречных сосёнок, словно бобёр из запруды, выплыл Ёжин. Красная шапочка была надвинута на глаза, наколотые на колючки коричневые листья делали его похожим на слоёный пирог. Зверёк пересказал ему последние новости.
– Хорошо, что ежи не летают, – ответил Ёжин. – Если кто-нибудь запретит сопеть, вот тогда я буду по-настоящему волноваться.
Кся сжала руки в кулачки.
– Как ты можешь быть таким бессердечным? Птица без полёта – не птица.
Ёжин фыркнул.
– Так же, как и ёж без бажин, точнее, без болота – не ёж.
Кся собиралась ещё что-то сказать, даже открыла рот, но промолчала.
– Ко всему можно приспособиться, – продолжил Ёжин. – Это только кажется, что не можешь без чего-то жить, а потом ничего, привыкаешь.
Он фыркнул и грустно побрёл прочь, жалуясь встречным корягам:
– Вокруг вода, но она совершенно не мокрая. Куда это годится?
Кся впала в глубокую задумчивость.
– Может, он поэтому всегда такой сердитый, что потерял своё болото? Бедняжка.
– Не думаю, – сказал Зверёк. – Мне кажется, ежи все со скверным характером. Поэтому они мало общаются между собой. Туда, где встречаются два ежа, например, в пасмурную погоду, может ударить молния.
– Мы должны ему помочь, – сказала Кся. – Он же скучает! Можно выбрать ничейную полянку и натаскать из ручья в листиках воды… Или попросить у сэра Призрака большую кружку!
– Один сом уже скучал по большой воде, – напомнил Зверёк. – Помнишь, к чему это привело?
– Да, верно, – Кся совсем расстроилась.
Несмотря на расспросы, до конца дня Зверёк и Кся не узнали больше ничего нового. На ужин они заглянули к Шкряблу, обеспокоенному, как и все. Впрочем, никто не мог вспомнить ни одного дня, когда бы он был спокоен.
– Можете заночевать у меня, – сказал Шкрябл и признался: – Я ужасно боюсь. Хорошо, что я не белка-летяга… но вдруг нельзя будет скакать по веткам или кувыркаться через голову?
Бельчонок устроил их у себя в дупле среди еловых лап. Одна из веток каким-то образом проросла вовнутрь древесного ствола, иголки выцвели до равномерно коричневого оттенка и совсем не кололись. В них было тепло и уютно: будто ночуешь в густой шёрстке кого-то большого и доброго.
Зверьку снилось, как Ёжин, сам того не заметив, утащил на своих колючках луну, и теперь наверху темным-темно, зато лес освещён голубым призрачным сиянием, и тени перемещаются по снегу, прячась за деревьями от упрямо семенящего по рыхлому снегу ежа.
«Он отправился на поиски своих болот», – подумал вдруг Зверёк. Это ужасно сложно – думать во сне, но у некоторых зверей получается. Правда, они всё равно почти ничего не помнят наутро.
Проснувшись посреди ночи, Зверёк обнаружил, что Кся пропала, хотя гнёздышко из хвойных иголок ещё хранило тепло её дыхания.
Луна сияла так, будто кто-то спустил её на верёвочке сюда, к самой земле. Снег сочился в ответ слабым голубоватым сиянием, совершенно не разгонявшим таинственные тени под кустами и в переплетениях хвойных ветвей. Морозный воздух отказывался течь в ноздри, и приходилось отгрызать от него по кусочку зубами. Казалось, весь мир заморожен в глыбе льда.
По стволу Зверёк спустился вниз и обнаружил, что на него смотрит из-за дерева пара больших круглых глаз.
– Кто здесь? – от испуга он сел прямо в снег.
Глаза мигнули.
– Тебе подсказать или догадаешься сам?
– Ух!
– Как хорошо, что здесь кто-то помнит старого филина с таким простым именем. Но боюсь, тебе придётся звать меня как-то по-другому. Я раздумываю между «Шлёп» и «Хлоп».
– А мне старое имя нравится, – расстроился Зверёк.
Филин сердито хлопнул крыльями, и в ноздри Зверьку ударил порыв ледяного воздуха.
– Ух! Как я могу быть старым добрым Ухом, если не способен даже взлететь?
– Как ты сюда добрался? – спросил Зверёк. – Насколько я помню, до твоей бабули немало хвостов.
– Твоих – четырнадцать тысяч восемьсот девяносто шесть, – важно сказал Ух. – А моих в полтора раза больше. Но всё это неважно, ведь я изобрёл скользящие лапы.
К ногам филина гибкими веточками и сухой травой были привязаны куски коры – по одному к каждой.
– Если правильно махать крыльями, можно уехать довольно далеко.
Вокруг птицы и Зверька поднялась снежная вьюга: то распахнулись крылья, а Зверёк покатился со смеху – Ух ехал задом наперёд, а чтобы не врезаться в зазевавшееся дерево и не зацепиться за кусты, просовывал голову себе под крыло.
– Подожди! – завопил Зверёк, видя, что филин уезжает всё дальше. Он бросился в погоню. – Ты знаешь, почему все птицы разучились летать?
– Там, наверху, дуют очень сильные ветра. Это небо – теперь самое пустое небо в мире, – сказал Ух. Он перестал махать крыльями и вздохнул, отчего перья на его груди затрепетали.
– Мы с Ксёй хотим выяснить, в чём дело, – воинственно сказал Зверёк.
– Не стоит ради нас рвать усы, – ответил Ух без особой убеждённости. – Играть в наземных жителей очень увлекательно. Кроме того, столько вкусного, оказывается, можно найти у земли! Я тут попробовал ивовые почки, мне кажется, с кленовым сиропом это будет просто объедение.
Вспомнив, что выбрался искать Ксю, Зверёк спросил у филина, не попадалась ли ему малявка.
– Кажется, я видел её силуэт на вершине сосны, – проухал он. – Что-то ночи последнее время стали слишком светлы. Если так пойдёт дальше, мне придётся охотиться с чёрной повязкой на глазах.
Малютка и в самом деле нашлась на самом верху лесного маяка. Укутавшись в плед, она расположилась на припорошенной снегом лапе, в выемке, которую протопило для себя Солнце, и глазела на луну. Застенчивый ночной свет рисовал по её мордашке невидимой кисточкой, окуная её в голубовато-серебристые акварели.
– А вот и ты! – сказала она, увидев Зверька. – Я кое-что хочу тебе показать.
Зверёк расположился рядом с Ксёй. Звезды отсюда казались такими ясными, будто их только-только отполировали.
– Там тоже живёт какая-то малявка, – сказала Кся. – Такая же, как я.
– Где?
Зверёк тоже задрал голову, но увидел только жёлтый круг, огромный, как никогда. У маленьких зверьков не такое хорошее зрение, как у ксей, мелких духов или крупных птиц, зато отличный нюх. Луна ничем не пахла, хотя что-то похожее на столе у сэра Призрака обычно пахло сыром.
– Она спряталась. Стесняется, когда на неё смотрят сразу много глаз. А меня одну не стесняется, потому что я тоже не великого роста.
Кся продемонстрировала Зверьку рассеянную улыбку.
– Ей очень страшно. Смотри-ка, всю ночь жжет свет!
– Почему страшно?
Зверёк попробовал встать на задние лапки, но всё равно ничего не разглядел. Зато нос мгновенно замёрз.
– Потому что она там одна. Может, её родители никак не вернутся с какого-нибудь праздника. Но сейчас она не плачет. Смотрит на меня и понимает, что она не единственная малявка на свете.
Зверёк привык доверять чутью Кси и поэтому сразу поверил в небесную малявку.
– Как же нам ей помочь? – спросил он.
– Мы такие маленькие – как мы сможем помочь? Нужно ждать взрослых.
Зверёк растерялся ещё больше. Среди лесных обитателей встречаются умники, вроде Талисмана, встречаются находчивые, как, например, Ух, непоседы, как Кся и Шкрябл, и даже самые настоящие упрямцы – например, Ёжин, который до сих пор помнит болота, где жили его предки. Но все они, на самом деле, малыши, и ничего тут не поделаешь. Если не можешь достать до луны, то жди того, кто может. Ведь даже море вспять повернул не Зверёк, не Шкрябл и не Талисман – а могучий и всеведающий сом.
Пока он размышлял, глазки Кси закрылись – сон отыскал её даже здесь, накрыв своим чёрным цилиндром. Зверёк смастерил из пледа люльку, поместил в неё Ксю и, взяв в зубы этот драгоценный груз, отправился вниз, в дупло с уютным хвойным гамаком.
Утром он попросил рассказать Ксю подробнее о малютке и о том, как она могла удержаться на совершенно круглой луне.
– Луны на самом деле нет, – со знанием дела сказала Кся. – Это пустота, дырка в небосводе. А по ту сторону живёт малютка с мамой и папой, которых сейчас нет дома. Так что ей приходится целыми днями смотреть в окно и скучать.
Зверёк мог бы списать это на детские фантазии, тем более что с фантазией у его дочки всё было в порядке. Не зря он собрал несуществующую вещь из стольких подчас самых неожиданных вещей! Как тут не проснуться фантазии? Но среди прочего там было и пёрышко от перьевой ручки, которое всегда означает честность и добрые намерения, так что Зверьку иногда казалось, что даже обыденность благоволит к маленькой Ксе, поворачивая своё громоздкое тело в угоду её выдумкам.
Глава третья. В которой случается день нежданных гостей.
Первое, что услышал Зверёк наутро, когда вернулся домой, был взволнованный голос Призрака:
– Зверёк, это ты? Спустись к нам, у нас на завтрак шарлотка из консервированных абрикосов и всякие приключения.
Почёсывая бороду, Призрак смотрел, как Зверёк выбирается из дымохода. Фартук топорщился на животе мужчины, а между пальцами остались следы муки. На столе исходило жаром готовое блюдо. У порога Зверёк увидел две пустые банки из-под абрикосов. Сэр Призрак ткнул пальцем с бороздкой сахарной пудры под ногтем и сказал:
– Представляешь, эти банки лежали в погребе почти двадцать пять лет. Их закатали ещё в моём детстве! Пыль там настолько благородная, что даже я кланялся ей в пояс. Но сами ягоды прекрасно сохранились.
Зверёк с удовольствием втянул ноздрями воздух, пухлый, горячий и ароматный. Сэр Призрак держал слово и не растапливал камин. У него была маленькая газовая печка, прекрасно подходившая для приготовления всяких вкусностей.
– У нас был занятный гость, – заговорческим тоном сказал Призрак, но чуткий Зверёк уловил в голосе растерянность.
Мужчина устроил Зверька на подушке в любимом кресле-качалке и начал рассказ. Ранним утром в дверь – да-да, в ту самую, большую, круглую и зелёную! – постучались. Свежеприлаженной ручкой-молоточком, из чего сэр Призрак заключил, что это не кто-то из зверят и мелких духов, а существо нормального, человеческого роста, и заранее приготовился к неожиданностям. Но то, что он увидел за дверью, превзошло все ожидания.