– У сэра Призрака всем желающим наливают молока. Ещё у Шкрябла на маяке иногда можно попасть на яблочный штрудель. А в остальное время – просто погреться на солнышке. Мы как раз оттуда.
Ёж тряхнул бакенбардами.
– Да уж, не густо. Но если вам и в самом деле интересно, что случилось с моими болотами – коротко говоря, они просто пересохли. Это было ещё до моего рождения, но я всё равно по ним тоскую.
– Очень-очень вам сочувствуем, – пискнула Кся, но Ёжин, кажется, её не услышал. Сопя и разгребая носом снег, он отправился восвояси.
– Ему здесь понравится, – без всякой убеждённости сказала она и поплотнее закуталась в шарфик. – Нужно только распробовать. Зима – как кусочек сахара. Сначала чересчур сладко и жжётся на языке, а потом даже приятно.
Друзья отправились своей дорогой, глазея по сторонам. Всё в мире встало с ног на голову, все направления вдруг утратили смысл, а обычных обыкновенностей, кажется, не осталось вовсе. Если представить мир огромными песочными часами, то вполне возможно, что ранним утром грохотала последняя упавшая из верхней их части в нижнюю песчинка. Теперь эти часы перевернулись, и олицетворяющая законы природы река внезапно понесла свои воды в другую сторону.
Сойка на нижней ветке молодого дуба стрекотала слишком громко даже для такого необычного утра. Вокруг неё воздух трещал от напряжения, а слушателями выступали сидящие на ветвях сороки, снежные духи, вылепленная кем-то из снега рожица Йена, младшего призракова сынишки, и сам дуб, в силу присущего молодости любопытства выставивший покрытую корой ушную раковину.
– Кошмаррр! – вещала сойка. – Кошмаррр и ужас! Летать стало невозможно. Небесные потоки сместились, ветры изменили направление, а где-то появилась большая-большая форточка, в которую засасывает всё на свете. Рано или поздно туда засосёт саму Землю. Знайте же, птицы, насекомые (в волнении она забыла, какое сейчас время года), ползуны и скользящие, летуны и летунчики, что теперь, если лететь с запада на восток, тебя будет сносить на девятнадцать градусов в сторону левого крыла. Я сама держала путь к тётушке, на ужиный холм, а вон где оказалась!
Глазами-бусинами она скользнула по собравшимся и горестно уронила перо.
– Если птахи не могут больше летать, это самая настоящая катастрофа! – воскликнула Кся, расстроенная до глубины души.
– Не слышали ли вы утром что-нибудь подозрительное? – спрашивал у собравшихся Зверёк. Почти все отвечали, что слышали, но все показывали в разные стороны. Сороки не сказали ничего полезного, но утверждали, что тени на снегу – не менее странно, чем утренний шум.
– Где это видно, – наперебой тараторили они, – что в одном месте снег темнее, а в другом светлее? Вчера такого не было!
Один детёныш, непонятно какого рода и вида, живущий под корягой, так и вообще сказал, что бурчало у него в животе. Кся признала, что это вполне возможно.
– Эти малыши, стоит их оставить без присмотра, вечно едят всякую гадость. Я знала одного зайчонка, который вечно набивал щёки землёй. Он говорил, что самой вкусной его угощали человеческие дети. Она, де, была в плитках и в смешных шуршащих и блестящих фантиках. Вот уж выдумщик!
– Более беспокойной зимы ещё не случалось, – изрёк недовольный Ёжин, который тоже притопал на шум. – Сначала в мою нору кто-то залил солёную воду, отчего испортились запасы груш, теперь вот вся эта беготня…
«Хорошо бы спросить у кого-то умного, – думал Зверёк. – Или хотя бы кого-нибудь, кто мыслит не так, как другие». Но Ух улетел навестить бабулю в морошковом овраге, а Талисман четыре дня назад погрузился в свою ежегодную медитацию и пробудет бесполезным, болтающимся на ветке куском дублёной кожи до начала весны.
– Нам нужен свидетель, – сказала Кся, которой беготня по лесу тоже порядком наскучила. Ещё минуту назад она играла во всадника и ездового зверька, восседая у папаши на загривке и дёргая за усы, как будто за уздечку, а теперь повисла на его хвосте, обхватив всеми четырьмя конечностями. – Очевидец. Кто-то, кто не спал ночью.
Ёжин фыркнул.
– Скорее всего, сейчас он спит.
И точно. Ни одна летучая мышь в гроте не отреагировала на попытки друзей их разбудить, ни одна из родственниц Уха не соизволила найтись ни в одном дупле, в какое ни заглядывали бы Зверёк с Ксёй. Летом можно набрать целое ведро зверят, насекомых и различных духов, которые бодрствуют ночью, стоит только пообещать им бутербродов со щавелем и черничным джемом. Сейчас же на зов могут сбежаться только волки, которые джемом явно не удовлетворятся.
И тут Зверька осенило.
– А Эхо ведь тоже очевидец?
Кся, которая носилась вокруг, стряхивая снег с веток, замерла. Пуговицы на её пальто загадочно поблёскивали в рассеянном солнечном свете.
– Вполне. Да только где ты его сейчас найдёшь? Оно очень быстро бегает.
– Маленькая его кроха застряла в моей печной трубе.
– Так чего же мы ждём? – спросила Кся. – Нужно бежать, пока оно не догадалось попросить у сэра Призрака оливкового масла.
– Да нет, – засмеялся Зверёк. – Оно не такое уж большое. Я же говорю, кроха. Она просто заблудилась среди моих чёрных вещей и чёрных кирпичей в чёрном дымоходе…
– Тогда оно запросто может спросить свечку или фонарик, – ответила Кся.
На это Зверьку нечего было возразить.
Глава вторая. В которой у сэра Призрака нежданно-негаданно появляется новая дверь.
Крошка Эха была на месте. Она всё так же звучала в трубе, упруго отскакивая от стенок.
– Теперь я понимаю, что ты имел ввиду, когда говорил про грохот, – сказала Кся, подбирая полы своих одёжек и отчаянно стараясь не запачкаться в саже.
Зверёк понюхал Крошку Эха и фыркнул. В свою очередь он сделал открытие:
– Смотри-ка! Оказывается, мы можем её не только услышать, но и увидеть.
Крошка Эха извалялась в золе и стала заметной: любой из сыновей сэра Призрака сказал бы, что это шарик для тенниса, только очень непоседливый. Он как будто не мог прекратить выбивать из старых кирпичей пыль.
– Нужно её во что-то поймать, – сказал Зверёк, глядя, как Крошка замерла на мгновение, а потом протяжно чихнула.
Кся хлопнула в ладоши:
– Я сейчас.
Сдвинув крышку от кастрюли, она исчезла внизу и вернулась несколько секунд спустя, втащив за собой сеть.
– Сэр Призрак пожелал нам удачи в охоте, – сказала Кся. – А в этой сетке он хранит лук и картошку. Интересно, зачем их хранить, если можно сразу съесть?..
Они набросили сеть на Крошку Эха и притянули её к себе. Зверёк продемонстрировал самое страшное выражение мордочки, на которое был способен: наморщил щёки, приоткрыл рот и показал клыки.
– Приведи меня к грохочущей вещи! – зарычал он.
Но шарик безмолвствовал и только медленно вращался в импровизированном сачке. Было видно, какой он упругий, как блестят на нём отсветы проникающего в трубу солнца. Если присмотреться, можно заметить влажные ноздри, маленький рот, а ещё глаза, такие большие и выразительные, каких не встретишь даже у людей, только очень бледные.
– Это же Эхо, – укоризненно сказала Кся. – Пожалей малыша. Он должен не вести к источнику звука, а наоборот, удаляться от него.
– А ведь точно! – сказал Зверёк и посмотрел на Ксю с обожанием. Какая же она умница!
Он вытащил сетку с Крошкой Эха на крышу и замер, пытаясь как-то понять намерения упругого шарика. Он качнулся, раз, другой, словно пытаясь поймать ртом снежинки. Наконец друзья увидели, что шарик в сетке совершенно определённо пытается направиться в сторону крыльца.
Зверёк и Кся переглянулись. По другую сторону дома, то есть в противоположной стороне от крыльца, был грот, поляна и берёзовая роща – в общем, добрая половина леса. Но делать нечего. Они спустились с крыши, цепляясь за водосток, беспрестанно гудящий, будто старинный музыкальный инструмент, и направились в ту сторону. Когда нет тропинки, а есть только направление, идти куда-то довольно утомительно. Казалось бы, что может быть проще – шагай себе да напевай песенку, а нет! Думаешь каждую минуту: не сбился ли ты с пути?
Перед ними вдруг появился Ёжин, который, кажется, искал место, где можно было уединиться и помечтать о болотах.
– Опять вы, нарушители лесного порядка, – он был очень недоволен.
Зверёк не мог ничего ответить, потому что держал в зубах сетку.
– Осторожнее, – сказала Кся, – у нас в авоське частичка эха большого утреннего шума. Она может лопнуть, и тогда мы потеряем единственного свидетеля.
– О, о! – сказал ёж. – Тогда я буду вас охранять, чтобы какой-нибудь снежный бурундук не вздумал полакомиться этой малышкой.
– Только не подходи близко, – попросила Кся, выразительно глядя на ежовые колючки.
Ёжин затопал впереди, воинственно сопя и иногда проваливаясь сквозь снежный наст. Крошка Эха металась в сетке всё сильнее, грохотала, задевая о деревья, словно над ними, далеко вверху, собрались грозовые тучи. Перебравшись через неглубокий овраг, друзья поняли что пришли.
Зверёк выпустил Крошку Эха, и она с хлопком испарилась, прогремев где-то среди деревьев. Ёжин обнюхивал что-то большое, одним краем выступающее из снега и зарывшееся в него другим, и задумчиво топорщил иголки.
Кся вскинула руки.
– Что-то круглое! Грандиозно!
Зверёк ни с того ни с сего подумал о ручке от чайной чашки, белой и похожей по форме на мышиное ухо, и сказал:
– Это точно не деталь от сервиза.
– К воронам не ходи, – подтвердила Кся. – Больше всего похоже на большую круглую дверь! Вон и ручка торчит!
Они подошли ближе. Ёжин протянул лапу и поскрёб краешек предмета. Судя по звуку, это было дерево.
– Так, говорите, оно с неба свалилось?
Все трое посмотрели вверх, словно ожидая увидеть в небесной синеве круглое отверстие: может, оно раньше закрывалось этой крышкой? Но небо было голубым, с редкими белесыми прожилками, а лежащая перед ними дверь выкрашена в бледно-зелёный цвет. В некоторых местах краска облупилась, показав струганное дерево.
Но дверь эта совершенно точно свалилось с неба. Тут и там валялись ветки деревьев, которые странная штука обломала в падении.
Ёжин пренебрежительно фыркнул.
– Что за шутки среди уток? Дверь есть, а дома нет.
Кся отважно вскарабкалась на дверь и тут же обнаружила проржавевшие петли. Видимо, однажды они устали держать такую тяжесть и просто взяли, да отломались.
– Нужно пометить её на карте, – предложил Зверёк.
Кся со знанием дела ответила:
– Двери просто так не валяются. Они должны кому-то служить. Затворяться перед нежданными гостями, пропускать жданных и музыкально звучать, оповещая хозяина об их приходе. Какой смысл в двери, если она ничего не закрывает? Если мы расскажем о ней Шкряблу, она так и будет лежать здесь до скончания веков и соответствовать карте. По мне так, если старые владельцы не объявятся, наш долг – найти ей новых.
– Точно! – обрадовался Зверёк. – Давайте спросим у сэра Призрака!
Поразмыслив, Кся прибавила:
– Наверно, она отвалилась от летающего дома. Я слышала, такие бывают. Называются – це-ппе-ли-ны!
– Чтоб дома летали!.. – фыркнул Ёжин. – Тебе приснилось это в одном из твоих цветных снов, дорогуша.
Но Кся не стала затевать спор. Гордо вскинув голову, она зашагала обратно, и скоро они со Зверьком уже сидели на подоконнике призрачьего дома (Ёжин предпочёл остаться снаружи, наедине со своим скверным характером).
– Я бы не отказался от новенькой двери, – сказал сэр Призрак. – Говорите, она совсем круглая?
– И совсем зелёная тоже, – подтвердила Кся.
– Мальчики! – крикнул Призрак, и в окне показалась растрёпанная голова Томми. – Собирайтесь скорее. Мы идём за новой дверью. Возьмите с собой сушёных яблок, если вдруг проголодаемся.
– У тебя закрыта форточка? – как бы между делом спросил Зверёк. – Одна сойка сказала, что ветры поменяли направление из-за того, что у кого-то открыта форточка.
– Ох уж эти сойки, – вздохнул Призрак, надевая свою выходную шляпу. – Если бы всё в мире делалось по принципу «одна сойка сказала», мы бы жили в платяном шкафу и выращивали в карманах пальто гибискусы и розы.
Следующий день начался под стук молотка и скрежет пилы.
Зверёк выбрался из трубы и осторожно съехал на хвосте до края крыши.
– Доброе утро, – поздоровался он.
Сэр Призрак, насвистывая детскую песенку, прилаживал новую дверь к косяку, а сыновья поддерживали её с двух сторон, чтобы не укатилась. Проржавевшие петли Призрак снял, поставив новенькие, пахнущие маслом. Старая дверь стояла, прислоненная к стене. Томми показал на неё и сказал Зверьку:
– Сделаем из неё ещё один стол.
Сэр Призрак прибавил с улыбкой:
– С некоторых пор мы перестали умещаться за одним. Знал бы ты, какие существа приходят из леса ужинать с нами поджаренной картошечкой в морошковой подливке!
А Йен раскинул руки.
– Вчера был один во-от с такими рогами! А в бороде, представляете, в бороде у него жили хомяки. Мы кормили их лапландским сыром.
Обзаведшись новой дверью, дом стал более округлым. На карнизах лежал снег, сглаживая очертания, все углы стёрли снежные наносы. «Пожалуй, круглая дверь очень здесь кстати», – решил Зверёк. В доме с такой дверью непременно хочется погостить, выпить чашку кофе, травяной чай или ягодного морса. Наверное, предыдущие её владельцы, кем бы они ни были, были существами очень мягкими и приятными.
Сэр Призрак отступил, чтобы полюбоваться работой. Борода у него была заплетена в короткую косичку, вместо привычного пиджака на плечах красовалась рабочая куртка, застёгнутая на все пуговицы, а на ногах – подбитые мехом высокие сапоги. Они погружались в снег так глубоко, что видна была только меховая оторочка, но когда он переступал ногами, было видно, что следов не остаётся.
– Хорошо бы повесить вот сюда, над дверью, какие-нибудь яркие цветы в горшках, – сказал он, потирая руки. – Например, кустовые розы.