Апостолы

После того, как христиане Иерусалима подверглись репрессиям, несколько ревнителей старой веры пожаловали в дом к фарисею Савлу.

– Теперь мы знаем, Савл, какой город после Иерусалима особенно полюбился еретикам, будь они прокляты!

– Ну же, говорите, – потребовал пламенный фарисей.

– Дамаск! – выпалил один из ревнителей веры.

– И у вас есть доказательства? – спросил Савл.

– Да! – радостно ответили ему.

И ревнитель веры вытащил из одежд узкий лист пергамента и положил его перед Савлом. Тот взял его и приблизил к масляному светильнику.

– Да это же клад для нашего дела! – победоносно воскликнул Савл; он с жадностью просматривал имена и адреса беглецов и их родственников.

И впрямь, до Иерусалима доходили вести, что много людей Благой Вести, как они себя называли, осело в Дамаске – и теперь они там проповедуют преступное учение.

– О, да! – кивнул ревнитель веры, принёсший пергамент. – Мне удалось убедить многих соседей, что я назарянин. И что скоро отправляюсь в Дамаск. Вот мне и принесли доверчивые глупцы имена своих родных, что перебрались в Сирию и теперь там распространяют порчу. Передали весточки для них. Видишь, Савл, как их много!

– Но имён и впрямь много, – согласился тот. – Туда нужно идти с целым отрядом… А где эти весточки? – спросил Савл.

– Всё у меня, – кивнул доносчик. – Я читал их! Все уповают на своего Христа! – и он высыпал из мешка ворох писем на глиняных и деревянных дощечках, на пергаменте и папирусе. – Никому теперь не отвертеться!

– Верно говоришь: никому, – погружая руки в письма, согласился Савл. – Все будут наказаны! И жестоко, – кивнул он.

За ночь обдумав план возмездия, утром Савл пришёл к Каиафе с предложением.

– Я хочу лично поехать в Дамаск, – сказал он, – найти бунтовщиков и в цепях доставить их в Иерусалим на суд Синедриона. Мы сделаем так, что само имя Иисуса из Назарета будет стёрто из памяти иудеев, – пообещал Савл первосвященнику. – Не будет более соблазнённых, потому что некому будет их соблазнять!

Каиафа, недавний палач Иисуса, бескомпромиссный враг нового учения, безмерно обрадовался такому рвению молодого фарисея. Истинный сотрудник Храма! Запустив длинные пальцы в чёрную с проседью бороду, он сказал:

– Даю тебе все полномочия судьи – отправляйся в путь, Савл! Собери большую жатву!

И вот, небольшой вооружённый отряд, возглавляемый идейным фарисеем Савлом, выдвинулся в сторону Дамаска.

Савл ехал на крепком осле впереди, время от времени подхлестывая его тугой хворостиной. Стража и слуги побаивались молодого фарисея с горящими глазами, чьё рвение заставило дрожать многих. Его указующего перста хватило бы, чтобы любого жителя Иудеи скрутить по рукам и ногам и бросить в темницу.

– Они выдумывают новых богов и лелеют надежду, что это им сойдёт с рук? – под палящим солнцем усмехался священник в тёмной одежде и капюшоне, укрывающем его чело от раскалённых солнечных лучей. – О, нет! Мы – хранители веры отцов! – Его борода то и дело поднималась и стрелой устремлялась вперёд. – И если понадобиться призвать к суду полмира, – он хлестко ударил осла прутиком по крупу, и тот жалобно икнул, – покушающегося на Закон, я сам привлеку эти полмира!

– Равви, а если нам окажут сопротивление? – спросил его ехавший на другом осле секретарь Синедриона, готовый денно и нощно составлять списки вероотступников.

– Тогда я обрушу на них весь свой гнев, и Бог мне будет в помощь! Мы будем подобны Иисусу Навину и его войску! Судьба Македа и Лахиса, Газы и Хеврона пусть станут примером Дамаску!

Слуги дивились своему командиру. Такие слова могли напугать кого угодно. Трепещи, город Дамаск, давший приют еретикам!

Если впереди им грозили пустыни, они старались идти, когда заходило солнце, а когда разгорался новый день, устраивали привал, дабы пекло не изводило их. Отряд Савла пересёк Иордан и вступил в область цветущих эллинизированных городов Гадара и Гераса, именуемой Гадаринской страной. Она лежала к востоку от Галилейского озера и через неё шли многие караванные пути. Принадлежала страна, разумеется, Риму – ещё Помпей почти сто лет назад присоединил её к великой империи. Жили тут в основном греки, потомки тех, кого наносило сюда волнами эллинской цивилизации Александра Македонского, и культурные города эти, в первую очередь Гадар, славились своими амфитеатрами и банями, аллеями с мраморными колоннами и садами с изваяниями античных богов. Разумеется, для взгляда иудея все это было противно. Но, проходя через земли язычников, Савл думал вот о чём: как мог один иудей Иисус из Назарета так взбаламутить всю страну? И что он должен сделать, какие аргументы должен привести иным, чтобы они не пошли на поводу нового и такого опасного учения? И как им, поборникам истинной веры, вывести эту порчу? Но так говорил его непреклонный разум! А сердце порой ныло. И всё время точил Савла червь сомнений, когда он вспоминал двух людей: Стефана и Гамалиила. Как достойно и смиренно погибал первый, как прощал изуверство своим палачам. И о чем предупреждал второй – его мудрый учитель. Гамалиил не раз говорил ему, Савлу, что может повлечь за собой ошибка перед небом. Противясь воле Господа, можно попасть в Его немилость! Быть жестоко наказанным! Очень жестоко и страшно…

Они шли более недели, и Дамаск уже казался близок – переход в один день разделял их. И вот тогда, в полдень, знойная тишина над головой Савла вдруг раскололась! Гром прокатился по небу, и луч света рассёк самое поднебесье! Отряд Савла замер. «Господи, что это?!» – шептались все. Такого не могло быть! Савл сам не заметил, как сполз со своего осла. Вросший в землю соляным столбом, он смотрел вверх. Спешились и другие. И тоже задрали головы. А там, очень высоко, уже разверзались небеса!

И яркий свет ослепил Савла. Ему стало страшно – он понял, это его смерть! И тогда он услышал пронзительный голос из выси:

– Савл! Савл! Что ты гонишь меня?! Трудно тебе идти против рожна!

Савл рухнул на колени – или ноги его сами подкосились?! Во рту молодого фарисея тотчас стало так же сухо, как в той пустыне, через которую они шли. Сердце его замерло!

– Кто ты, Господин мой? – глядя в небо, едва прошептал он.

– Я Иисус, которого ты гонишь! – последовал ответ из небесного света.

Ответ был ясен, точен, страшен. Услышал он и другие слова. А потом этот свет померк. И не только свет, идущий из разверстых облаков, но любой свет, касавшийся глаз фарисея. Темнота объяла весь мир, мрак окутал всё. А за ним и страх объял душу Савла. Он схватил руками лицо и повалился на каменистую дорогу. Савл понял, что ослеп! Разом! Пророчество Гамалиила сбылось! За хулу на Бога последовало наказание!

Что увидели спутники Савла? Только ослепительный свет! Точно полыхнула молния над самой головой, и в то мгновение, когда вспышка ослепила всю округу, свет этот и остался. Ни единого звука не коснулось их слуха! Но и поразительной вспышки средь бела дня было достаточно, чтобы оторопеть и врасти в землю. А ещё увидели они, как их начальник, вскинув голову к небу, рухнул на колени и что-то горячо зашептал. А потом повалился ничком на дорогу. Это было прозрение для одного! Ведь у каждого своё откровение, и оно приходит неожиданно, как неожиданно свистящая стрела пронзает сердце человека – и вздохнуть не успевает он!

3

В Дамаск Савла привели, держа его под руки. Судьи новой веры уже не походили на воителей, а скорее на тех, кто после битвы, унеся ноги, едва доползает до дому. Перемена в вожаке поразила каждого…

– Найдите дом Иуды на Прямой улице, – сказал Савл спутникам.

Те нашли дом, и там, у знакомых, похожий на слепого кота, который забивается в самый дальний угол, час за часом Савл ждал решения своей судьбы. В страхе и великой надежде он понимал, что дело его только начато! Господь потребует его.

Так и случилось…

Судьба пришла в облике некоего Анания, ставшего к тому времени христианином – и одним из первых. Человек этой веры только и мог сказать своё слово ревностному гонителю христиан. У него обязательно должно было найтись спасительное слово!

И Ананий, увидев перед собой раздавленного человека, но с искрой надежды в сердце, сказал ему:

– Савл, брат мой! Господь Иисус, явившийся на твоем пути, послал меня, чтобы ты прозрел и исполнился Духа Святого!

И «чешуя отпала от его глаз», как много позже напишет о своём товарище евангелист. Савл ощупал свои глаза – он ещё не верил своему счастью! Но не только глаза, в эти минуты разом открылось и сердце его великой истине – правоте тех, кого он так беспощадно преследовал и посылал на казнь.

– Скажи мне, Ананий, – схватив руку избавителя, спросил молодой фарисей, – но отчего Он излил свою милость на того, кто терзал Его Церковь?

– Бог отцов наших предназначил тебя познать волю Его, – как ни в чём не бывало ответил ему Ананий, – увидеть Праведного и услышать голос Его из уст, ибо ты будешь свидетелем Ему перед всеми людьми.

Это был исчерпывающий ответ – иного и не надо. Отныне путь Савла писала рука свыше – и ничто уже и никогда не могло увести его в сторону ни на шаг.

– Что мне теперь делать? – спросил он у Анания, когда тот собрался покинуть его.

– Пережить такую Встречу сложно, – ответил предопределённый гость. – И тут каждый решает сам, как ему быть. В первую очередь ты должен креститься и омыть грехи свои, призвав имя Господа Иисуса. А потом… – Анания медлил, – Господь, чтобы обдумать всё, ушёл в пустыню. Там никто не помешает, не прервёт течение мысли.

И впрямь, пережить такое потрясение оказалось Савлу непросто.

– Я вниму твоему совету, Анания, – покорно сказал он и приложился губами к руке посланника. – Спасибо тебе.

– Благодари Его, – ответил тот. – Просто пришло твоё время.

Савл приказал слугам вернуться в Дамаск, сказав, что должен подлечиться и встать на ноги. Сейчас ему не до ловли еретиков! Люди его отряда обрадовались. Все видели, что стало с предводителем.

– Может, кому-то стоит остаться с тобой? – спросили они.

– Уходите все, – строго ответил Савл. – Я так хочу.

И они ушли. Оставшись один, Савл вздохнул свободнее. И в первую же ночь он с котомкой за плечами покинул Дамаск. Савл перешёл границу и оказался в соседнем Набатейском царстве. Оттуда рукой подать до песков Аравии! Вот где он насладится одиночеством! Вот где он в полной мере услышит своё сердце. Он решил, что сухие ветры пустыни отрезвят его. Расположившись меж камней, глядя, как парит в синем небе орел, нарезая круги и высматривая добычу, Савл решал свою судьбу. Он питался кореньями. Искал воду там, где её не могли найти звери. Он истощал и превратился с тень самоё себя. Но зато каким огнём горели его глаза! Они пронизали пространства и достигали неба. Его потрескавшиеся губы, когда он смотрел ночью на звезды, шевелились. Савл разговаривал! С кем? С Тем, Кто совсем недавно ослепил его, а затем вновь дал увидеть свет, но уже иным. Но долгие размышления были не в его природе! Слушать вой песчаных ветров, переползающих по барханам и поющих между редкими скалами, скучно. Ум Савла был точен и быстр, все задачи он решал мгновенно. Как-никак, а этому человеку суждено было изменить мир!

Наблюдая за орлом, который всё чаще поглядывал на него, человека внизу, острым взглядом охотника, Савл прошептал:

– Надо делать дело!

Он покинул пустыню и вернулся в Дамаск. Но вернулся он другим человеком. Таким, каким его запомнит весь мир, когда он, странствуя по дорогам Европы и Азии, будет год за годом преображать человечество. Изменять его дух. И вернётся он к людям, конечно, с другим именем. С тем, что уже было записано на небесах волей самого Создателя.

Его будут звать Павел.

4

Что это значит, быть исполненным Духом Святым? Это значит уразуметь истину, природу жизни и смерти, предназначение человека и милость Бога, но не в течение десятилетий, подобно мудрецам, а разом. И не важно, седа твоя борода или нет. Это – дар! Свыше. Господь вкладывает свой огонь в сердце избранного. С этим огнём в сердце проповедовали пророки былых столетий. Именно так было на Пятидесятницу, когда на двенадцать апостолов сошёл Святой Дух, и языки точно перевёрнутого пламени, не обжигая, коснулись каждого из них, и они заговорили на языках всего мира – так, что их смогли понять буквально все, кто присутствовал при этом, а там были люди с разных концов земли. Именно с таким даром – исполненный Духа Святого – и вошёл Павел в Дамаск.

И тотчас же направил свои стопы в синагогу.

О нём, преданном фарисее и гонители христиан, давно были наслышаны, его ждали и сразу освободили для него трибуну. Но Павла не могли узнать – он, высохший, чёрный от загара – точно горел изнутри. Его взгляд заставлял даже опытных священников опускать глаза. Что же он скажет? – ждали и гадали все.

Разоблачения опасных сектантов хотели они!

И Павел сказал. Он говорил напрямую, без обиняков.

– Я услышал волю Господа, – сказал им Павел. – По дороге в Дамаск!

«Вот, вот! – думали ревнители старозакония. – Сейчас он скажет!»

И он сказал:

– Я стал последователем Иисуса, Сына Божия, Помазанника Господа!

Услышать такое от фарисея Павла? Они замерли! Превратились в изваяния! Языки проглотили! «Что он говорит?! Что он говорит?! – шептались иудеи. – Мы ослышались?! Конечно, ослышались!» О, нет, не ослышались!

– Господь ослепил меня, чтобы я понял волю Его, и дал мне увидеть снова, чтобы я исполнил Его волю!

Вся синагога уже трепетала от его слов!

– Всё, что творил я прежде, – продолжал Павел, высушенный аравийской пустыней и наполненный небесной благодатью, – было преступлением против Господа моего. Но я прозрел – и хочу, чтобы вы услышали меня. Здесь и сейчас! Грядёт Его царствие! И через меня оно грядёт в том числе! Сын Божий идёт впереди своего воинства!

Его речь взволновала одних, обескуражила и поразила других, взбесила третьих.

– Неужто это тот самый Павел-гонитель? – спрашивали они. – Господь лишил его разума!

Но глаза пророка заставили усомниться многих. Ошеломлённые, подавленные, оскорблённые, воодушевлённые, слушатели ясно поняли, что в их жизнь пришло что-то новое. А ведь в Дамаске было много последователей Иисуса из Назарета. Недаром Павел шёл сюда творить свой жестокий суд! И вот они-то, посещавшие тот же храм, говорили: «Посмотрите, Павел, самый главный гонитель новой веры, стал её заступником! Разве могло такое произойти без воли Господа?» И впрямь – могло ли? Священники горели злобой и ненавистью к новоявленному пророку. Но Дамаск – не Иерусалим. Тут они не имели политической власти. Священники ждали, когда же он уйдёт.

К концу дня Павел ушёл. Но на следующий день он вернулся. И сколько людей, как оказалось, дожидалось его!

Так Павел и проповедовал – недели и месяцы…

В Дамаске с ним первый раз случился приступ той болезни, которая позже будет мучить Павла всю его жизнь и с которой он свыкнется, как со злой спутницей, от которой нет исхода. В каморке, где он жил, Павел вдруг упал и забился в трясучке.

– Господи, погибаю! – задыхаясь, шептал он.

Пена пошла у него ртом. Его скрючило и заколотило. Прикусил бы язык – срезал бы его зубами, остался бы немым. Но нет! Не такая у него была судьба! Его слово стоило дорогого! Сам Господь говорил его устами. В те годы Павел только приноравливался передавать то, что слышал сердцем. А приступы падучей накатывали разом. Тело Павла переставало слушаться его, и он мог только корчиться от боли на ложе или на полу, обливаясь потом. Он знал, что эта болезнь пришла к нему вместе с великим даром от Господа. Что они связаны напрямую – связаны и неразлучны. Великое доверие Бога и происки разгневанного завистника-сатаны. Так он видел свой недуг! Но Павел только благодарил Бога за эту немощь…

Так прошёл первый год, второй, третий…

5

Сердце и душа его стремились в Иерусалим! Да только ноги никак не несли в столицу. И он всё откладывал возвращение туда, где прославил себя как гонитель праведников, один из палачей Стефана. Даже ему пока не хватало сил вернуться в великий город. В глубине души Павел опасался, что его примут за нарочно переодевшегося врага, лжеца, лжепророка.

А Дамаск – чистый лист, на котором он, вдохновлённый Духом Святым, может писать новую историю новой и самой главной веры рода человеческого.

В это самое время политическая обстановка в Иерусалиме и в Дамаске резко изменилась. В 37 году умер на Капри император Тиберий, с которым неразрывно и навечно связана казнь Иисуса Христа. Хозяином Римской империи стал Калигула. Весь цивилизованный мир лихорадило. Во время неразберихи со сменой власти в Риме сирийский Дамаск и перешёл из рук римлян грозному набатейскому царю Арете Четвертому, который посадил там своего наместника – этнарха. Наместник клятвенно пообещал Арете восстановить в Дамаске мир и покой.

Этнарх сидел в своём дворце, на троне, в окружении вельмож и стражи, когда к нему пожаловали старейшины еврейской общины. Эта община была самой влиятельной, и стоило выслушать посланцев.

– Что вам, иудеи? – милостиво спросил этнарх.

Он поигрывал пальцами правой руки в золотых перстнях по подлокотнику высокого трона, и драгоценные камни – рубины, сапфиры, изумруды – ярко переливались перед глазами строгих иудеев.

– О, всемилостивейший владыка, – сказал старший, – в Дамаске появился вредный человек, злой проповедник, и день ото дня мы терпим от него.

– Кто таков и что он проповедует? – спросил хозяин города.

– Это некий пришлый иудей по имени Павел! – сказал старший, и всё его окружение оживлённо закивало. – Он сеет волнения и смуту, подбивает мирных иудеев к бунту. Прикажи изловить его и казнить! Или отдать его нам, мы с ним поступим на наше усмотрение. Но сделать это нужно как можно скорее, иначе негодяй уйдёт. Ему помогут – слишком много его сторонников и последователей в Дамаске!

Этнарх взглянул на своих советников, теснившихся за его левым плечом, за спинкой трона, и те сразу потянулись к нему, зашептали: «Изловить и казнить, владыка! Изловить и казнить немедля!» Но этнарх и так знал: бунт чёрной краской зальёт его наместничество в Дамаске, скажет о нем царь Арета: не удержал в спокойствии великий город! Позволил власти пошатнуться! Так стоит ли он того места, что занимает?..

И тогда этнарх кивнул:

– Будет по-вашему, иудеи! – Он грозно выбросил руку с вытянутым указательным пальцем вперёд, и кровавый рубин в золотой оправе отразил свет факелов и лампад. – Приказываю запереть ворота, чтобы преступник не сбежал, схватить негодного Павла и доставить его ко мне! Я лично стану судить его!

Стража немедленно бросилась искать проповедника по всему Дамаску. Несомненно, что Павла ждала мучительная смерть! Но его паства уже разрослась за несколько лет, учеников и друзей было много.

Павел вёл беседу в одном из домов, где его принимали, туда и прибежали ветром его друзья.

– Павел, старейшины иудейские обвинили тебя! Этнарх тебя ищет! Поймает, будет пытать, а потом казнит! Надо скрыться!

Помощь пришла вовремя: Павла вытащили из дома и до ночи прятали по дворам. В это самое время по всему городу рыскали солдаты наместника, в темноте освещая факелами лица прохожих. Где он, бунтовщик?! А им помогали иудеи, наслушавшиеся своего врага в синагоге и запомнившие его лучше других. Вот кто с особой страстью всматривался в испуганные лица прохожих! Подать сюда татя! Но когда спустилась ночь и охотников чуть поубавилось, Павла тайно провели к крепостной стене. Ворота башен были закрыты – и мышь не проскочила бы мимо стражи! Но был другой путь! У крепостной стены Павла ждали друзья.

– Равви, идём за нами! – сказали ему.

Павел поднялся за единомышленниками на стену, и через бойницы ему открылась половина Сирии, спавшая под яркими звёздами. А ещё он увидел большую корзину для фруктов. Чтобы не доставлять всю провизию в город через ворота, создавая толкучку, да под взглядом подозрительной охраны, такие корзины часто использовались для быстрой переброски груза прямиком через крепостные стены.

– Забирайся в корзину, Павел, – сказал ему один их друзей. – И поторопись!

– Если у тебя много врагов, – переступая край корзины, улыбнулся проповедник, – то и много друзей! – Он уселся в неё. – Как дитя в колыбельке, – пробормотал Павел. – Как малое дитя…

– А вдруг равви упадёт и разобьётся! – воскликнул кто-то.

– Наши жизни в руках Господа, – успокоил учеников Павел. – Уповайте на Него и ничего не бойтесь!

А самому было страшно, и ещё как! Ведь там, внизу, всё ещё отрядами рыскали его враги, отсюда было видно, как они освещают улицы города факелами. А ещё, как правильно побеспокоились его друзья, нужно было удачно приземлиться, не сорваться! Потяжелее он был апельсинов, бананов и оливок!.. И вот уже раскачивалась корзина, цеплялась за камень, ползла вниз. А Павел… он шептал молитву, просил Господа и о счастливом приземлении, и об избавлении от рук врагов! И Господь услышал его. Как позже сам Павел напишет в своём втором послании к коринфянам: «В Дамаске областной правитель царя Ареты стерёг город Дамаск, чтобы схватить меня; и я в корзине был спущен из окна по стене и избежал его рук».

Так, беглецом, Павел покинул Дамаск и свою паству – и теперь его дорога лежала только в одном направлении. В Иерусалим!

Где за ним, увы, плотной вереницей тянулись недобрые дела. Много недобрых дел! Но разве Господь помнит грехи покаявшихся? Конечно, нет. Он только рад принять очистившихся грешников. Тем паче, ставших избранными его сотрудниками.

Только это укрепляло Павла в его возвращении в Иерусалим. Но мало кто шёл куда-то с таким противоречивым чувством, как Павел. Сердце его стремилось в Иерусалим, разум отговаривал от этого пути. Но Павел был тем человеком, который шёл по зову сердца. Потому что именно этот путь – путь человеческого сердца – прокладывает сам Господь.

Прошло много дней перед тем, как проповедник увидел перед собой стены Иерусалима. В столицу Иудеи Павел ступил врагом – и врагом для обеих сторон. Для первосвященника он был предателем, для апостолов – палачом их братьев по вере.

Его узнавали – слишком часто он прежде бывал на виду! «Это Павел! – шептались иные. – Палач Стефана! Хулитель Благой вести! Гонитель назареев!» Но очень скоро, и Павел это знал хорошо, ему столкнуться с власть предержащими. И они во всеуслышание скажут: «Он – отступник и враг!»

Так что ему было делать? Куда идти? К кому прибиться?

И тогда Павел решился: он отправится к старому товарищу по школе у Гамалиила – к Иосифу Варнаве. А вдруг тот, через озарение ставший христианином, его не прогонит? Выслушает? Поверит ему? Ведь отныне они так похожи!..

Вот что чуть позже напишет о Варнаве евангелист Лука в «Деяниях святых апостолов»: «Так Иосия, прозванный от Апостолов Варнавою, что значит – сын утешения, левит, родом Кипрянин, у которого была своя земля, продав её, принёс деньги и положил к ногам Апостолов». Все было именно так. Иосиф, апостол из семидесяти, образованный и богатый человек из уважаемой иудейской семьи, в корне изменил свою жизнь. Руководствуясь сердцем и заповедями Иисуса, он сам отдал всё состояние общине и занял место среди избранных Господа. Иосифа прозвали «Варнавой» сами апостолы Иисуса, и они же, думается, с подачи Гамалиила, сделали его попечителем Иерусалимской церкви. Это место должен был занимать не только преданный верующий, но и мудрый администратор.

Павел оказался на пороге дома Варнавы в изодранном плаще странника и беглеца, с лицом, которого коснулось духовное преображение. Хозяин вышел к нему через крохотный садик, небольшой пятачок, где росли оливки и виноград. Подошёл к деревянному заборчику, увитому вьюном.

– Здравствуй, Варнава, – сказал Павел однокурснику. – Ты разрешишь мне войти в твой дом?

В глазах бывшего ревнителя Старого закона по-прежнему горел огонь, но уже совсем иной. Этот огонь и удивил Варнаву, и заставил его открыть калитку, отступить и дать былому товарищу дорогу.

– Войди, – сказал он.

И Павел переступил его порог. Варнава, огромный и статный, смотрел на своего невысокого однокурсника сверху вниз. Они, степенный Варнава и огненный Павел, так были непохожи друг на друга! И вот их вновь свела жизнь. А ведь это была судьбоносная встреча! Судьбоносная не только для Иерусалима, не только для всей Римской империи, в которую входила Иудея со своей столицей. Но и для всего мира – вперёд на тысячелетия…

– Благодарю тебя, Варнава, что не прогнал меня, – сказал Павел. – Я боялся, что может быть иначе.

– А что же твой друг Каиафа? – Хозяин уколол гостя взглядом. – Он более не принимает тебя?

– Не смейся надо мной, это уже ни к чему. – Странник смиренно выждал паузу. – Уверен, ты догадался, почему я пришёл именно к тебе.

Павел посмотрел хозяину дома в глаза. Снизу вверх. Но с достоинством! Варнава не мог не слышать о нём! Три года бескомпромиссного и верного служения идее – большой срок!

– Потому что больше не к кому было идти? – спросил тот, и Павел всё понял: его старый товарищ знает! Да, некуда! Мир разделился для него, Павла, напополам, и каждая половина ненавидела его. – Ведь ты был точно волк, дерущий овец, Павел, – грозой стоял перед ним Варнава. – Именно так ты гонялся за людьми Благой Вести и резал их одного за другим. Таким запомнил тебя Иерусалим…

Вечерело. Павел склонил голову. За его спиной зеленели виноградники и отливали алым сложенные из белого камня городские домишки бедноты. Сгущались краски неба. Бродяга поднял голову и взглянул в глаза хозяину скромного жилища.

– Но ты знал меня не только свирепым гонителем христиан, но и простым юношей, желавшим познать истину и Бога со всей искренностью, на какую только способно молодое неопытное сердце. Так кто поверит мне, кроме тебя? – Он покорно кивнул: – Ты прав, Варнава, мне не к кому было идти в Иерусалиме. Только к тебе.

Спутанная борода Павла напоминала бороду нищего. Его одежда казалась не лучше. Видом он был жалок, но сколько силы почувствовал в нём Варнава. И каким светом горели его глаза. Посмотри он на сухой тростник – и тот вспыхнет!

– Пройди в дом, каким бы ты ни был, – сказал апостол.

Павел вошёл. Он держался очень скромно, готовый в любую минуту уйти, и одновременно с великим достоинством. Мало ли, кто что думает о нём! Он о себе знал куда большее.

Его поведение не укрылось от попечителя Иерусалимской церкви, и тот сдержанно улыбнулся выдержке старого товарища.

– Я готовился трапезничать, Павел. У меня ячменные лепёшки, овощи и вино.

Павел улыбнулся:

– В аравийской пустыне, среди голых скал, где я питался кореньями и где ко мне приглядывался вечно голодный орёл, увидев во мне свой хлеб насущный, такая трапеза показалась бы мне царской.

Когда-то Варнава жил в богатом доме на Кипре, где у него была печка, в которой слуга пёк ему хлеб. Теперь все изменилось. Во дворе своего иерусалимского домика он, как и другие бедные евреи, устроил «пекарню». В яме разжигал костёр и ставил на него обожжённую, похожую на плоский камень, глиняную жаровню. И уже на эту жаровню укладывал лепёшки из недорогой ячменной муки. Они запеклись быстро. Вино, которое он пил, было слабым: не для хмеля такое вино, а для доброго расположения духа. Были мелкорубленые сваренные овощи в глиняной миске. Варнава зажёг масляную лампадку, указал гостю на одну циновку, сам сел на другую, напротив. Между ними и был обеденный стол.

Павел молчал, глядя, как Варнава готовил нехитрый ужин, расставлял плошки с едой, покрепче установил кувшин с вином, чаши. Но вот хозяин взял лепёшку, разломил её и протянул гостю; разлил по глиняным чашам вино. Их взгляды то и дело встречались. Варнава прочитал молитву, положил кусочек хлеба на язык, запил вином. То же проделал и Павел.

– О тебе дошли слухи из Дамаска, – заговорив, Варнава пытал проницательным взглядом своего прежнего однокурсника. – Ты и впрямь так изменился? – Трудно было поверить в такое. – Докажи, что ты родился заново, как некогда родился заново я сам. От этого будет зависеть моё решение.

– Я родился заново в тот день и час, в то мгновение, когда по дороге в Дамаск, три года назад, услышал своё имя, произнесённое с неба: «Савл, Савл, – сказал голос, – за что гонишь Меня?!» – Павел кивнул: – И увидел свет, меня ослепивший. – Он посмотрел на старого товарища, требуя веры его словам: – Но это и был свет прозрения, Варнава. Меня позвал Иисус. Тот, Кого знал ты и кого я никогда не видел при жизни. Но проклинал – столько раз проклинал! А Он узрел меня на той дороге и взял в свои работники. И я в мгновение ока стал Его верным слугой. Как такое могло случиться? Сказали бы прежде – не поверил бы. Плюнул бы в такого вестника. Но ведь случилось!

Они говорили долго. Среди прочего Павел сказал и так:

– Можно изменить убеждения, можно изменить религию, на всё воля Божья. Но страстность и яростность натуры изменить нельзя – это суть природа. И с какой страстью я был гонителем христиан, с такой же страстью нынче я уповаю на слово Господа нашего и борюсь за воплощение Его воли под этим небом. И призван я не своим честолюбием и домыслами, а Его Властью. Дела, сделанные мною за три года, которые я провёл в Дамаске, и мои верные ученики, коих уже немало, тому лучшее свидетельство. Веришь ли ты мне, Варнава? Именно теперь мне нужна твоя помощь и защита – не перед Богом – перед людьми! Бог всё видит и простит, Он утешит и направит, с людьми – сложнее. Они помнят зло, и сердца их подчас точно камень!

Павел оказался прав, что доверился Варнаве.

– Я верю тебе, – сказал страннику апостол. – Но я хочу, чтобы то же самое ты сказал Петру. Если он тебя примет – тебя примут все. А Пётр сейчас как раз в Иерусалиме…

Вот к кому было страшно идти Павлу! К избранному ученику Иисуса, которому Он вручил ключи от врат в Царствие Небесное. А ведь это значило, что Господь сказал человеку: «Кому простишь ты, тому прощу и Я». Об этом знают все обращённые в христианство. И этим человеком, самым доверенным лицом Господа на земле, был апостол Пётр. «Все, о чём рассказал мне, расскажи и Петру, – подсказал Варнава. – Точно он, как и я, твой старый друг».

Пётр ждал гостей в одном из христианских домов Иерусалима.

– Боязно, – тихо произнёс Павел у дома первого из апостолов.

– Все в руках Господа, – ободрил его Варнава.

Гигант легонько подтолкнул Павла в открытые двери, тот прошёл одну бедную комнату, затем другую, и тогда увидел ученика Господа – Пётр сидел на циновке и ждал гостей. В прошлом простой рыбак, которому были доверены ключи от неба. Как такое может быть? Не царю, не тетрарху, не первосвященнику. Рыбаку! Как в это поверить? Ответ был прост. Всё дело в сердце! В его чистоте. В преданности Господу и в святой вере. И в делах человеческих. Все по воле Господа. Ученики преобразились после смерти Учителя. Стали сильнее и старше. Прямее, смелее, увереннее в себе. Они стали мудрецами. Солдатами. Полководцами. Царями. Наместниками Бога на земле, готовыми в любую минуту принять смерть за свою веру. Вот кем они видели себя после нескольких прошедших лет. Они пытались, и успешно, оправдать доверие Бога.