Похоже, при знакомстве с этим мальчиком в ней просто сработала какая-то генетическая память предков. И ей неожиданно захотелось быть нежной и слабой. И именно тогда она впервые, наверное, осознала, насколько она на самом деле безумно устала пытаться быть сильной и уверенной в себе в глазах окружающих ее людей, и ей очень захотелось тоже на кого-то опереться… На сильное мужское плечо…
Но, к сожалению, на этот раз идиллия оказалась совсем короткой. Из домика, в котором они проживали, вышла мама и, с весьма суровым видом, подозвала дочь к себе. Алексей, разумеется, обещал подождать ее и никуда не уходить, пока она не вернется.
Правда, он, вероятнее всего, вовсе даже и не ожидал, что ждать ему придется довольно долго. Потому что выяснилось, что любимая мамочка позвала свою дочь не просто для того, чтобы поговорить; она решила, что именно сейчас им просто жизненно необходимо устроить уборку в их жилище. Что поделать, – но даже здесь, на отдыхе, мама никогда ни на йоту не отступала от своих твердых и незыблемых принципов, и они обе ежедневно тратили довольно много времени и сил на приборку той маленькой комнатки, в которой они жили. И даже в этот, – знаменательный для Олеси, – день, несмотря на то, что Олеся была с мальчиком, – а любопытная мамочка, разумеется, тут же выспросила все мельчайшие подробности их знакомства, – она не позволила дочери отлынивать от уборки.
Гулять и развлекаться Олеся могла только после выполнения своих “домашних обязанностей”.
Признаться честно, только спустя много лет, вышколенная и вымуштрованная Олеся решилась-таки прийти к выводу, что все-таки мама была не права, и с ее стороны это была совершенно необоснованная и неоправданная принципиальность, строгость и суровость, на самом деле граничащая с дуростью, идиотизмом и даже садизмом. Но тогда ей ничего подобного еще даже и в голову не приходило. И, разумеется, Олеся заранее прекрасно знала, что такая незначительная мелочь, как первое в ее жизни свидание с молодым человеком, не способна была поколебать твердые мамины убеждения.
В их семье испокон веков существовали определенные “домашние обязанности”, которые Олеся, как будущая женщина, должна была выполнять, наверное, даже в том случае, если бы наступил конец света. Самостоятельно и без помощи дочери привести в порядок и так безукоризненно вылизанную площадь, едва ли равную десяти квадратным метрам, Олесина мама была, разумеется, просто не в силах. Да и с какой стати она должна была делать это одна, – в то время, пока ее дочь где-то там шляется и развлекается?..
И первое в Олесиной жизни знакомство с мальчиком – в предпоследний день отдыха!.. – не было, разумеется, достаточно серьезным оправданием для лени в глазах ее чудесной, любящей и заботливой мамочки…
Наконец, их крохотная комната была надраена, в буквальном смысле слова, до зеркального блеска, огромный пакет с мусором, состоящий из пары фантиков, отнесен на помойку, находящуюся на другом конце пансионата, а набегавшаяся от души Дина мирно уснула. Олеся терпеливо выслушала от своей горячо любимой, но слишком уж суровой и принципиальной мамочки кучу советов и наставлений по поводу того, как ей следует правильно вести себя в обществе молодого человека, – а это, поверьте, тоже заняло немало времени, за которое Алексей, чьим терпением оставалось только восхищаться, при желании, вполне мог бы успеть жениться, а не только найти себе другую девушку, менее обремененную кучей обязанностей. И только лишь после всего этого Олеся была, наконец, отпущена на прогулку…
НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ДРУЗЕЙ…
Увы, – но ее такая долгожданная “свобода” длилась едва ли больше часа. Потому что проснулась Дина. А она была “Олесиной собакой”. И поэтому, разумеется, никто из Олесиных добрых и милых родственников не мог немного поиграть с трехмесячным щенком, не дергая его непосредственную хозяйку и не мешая ей хоть немного пообщаться с молодым человеком. Ведь несчастная собака тоже была “ее обязанностью”, и не дай бог кто-то из ее дорогих родственников переломился бы, часок приглядев за ней… Тем более, что заняться им всем было особенно нечем, и они просто дружно лежали на своих кроватях в комнате…
Но, вместо этого, мама, с Диной на поводке, не поленилась методично прочесать всю территорию пансионата, нашла молодых людей, уединившихся в каком-то укромном уголке, и вручила дочери собаку с крайне суровым видом и строгими чопорными укоризненными словами:
– Ты не забыла про своего друга?..
Признаться честно, это повергло Олесю в состояние, близкое к шоковому.
Даже тогда, при всей ее безумной и преданной любви к своей маме, Олесе было очень сильно не по себе от того, что она так себя повела. Ну, неужели же действительно было невозможно позволить дочери в такой необычный и даже знаменательный для нее день хотя бы немного забыть о “своих обязанностях”?.. До сих пор Олеся никогда и ни при каких обстоятельствах не смела отлынивать от них и всегда воспринимала их, как должное. Наличие многочисленных “обязанностей” в ее жизни было так же естественно, как воздух, которым она дышала. Но тогда, в тот день, в Олесиной душе впервые зародился какой-то слабый робкий протест против такого обращения.
Олесе стало немного обидно и даже стыдно перед Алексеем. Хоть он сам и не сказал ей ничего по этому поводу, но Олеся безошибочно угадала, что он тоже был очень сильно удивлен и даже задет такой вот воистину шокирующей бесцеремонностью со стороны ее дорогих родственников. Во всей этой странной ситуации было все-таки что-то не совсем правильное… Олеся уже тогда ощущала это просто как-то физически… Но только вот в те времена она еще не понимала толком, что конкретно не так в их чудесной и, якобы, такой дружной семье…
А ведь, глядя правде в глаза, вся эта ситуация действительно была где-то вообще за гранью абсурда. Неужели ее добрая и любящая мама не могла в тот день самостоятельно прибраться в крохотной комнатушке, – в которой, на самом деле, и прибирать-то было нечего, – не прибегая к помощи дочери?.. Неужели никто из ее родственников не мог часок краем глаза приглядеть за щенком, который на тот момент был совершенно беспроблемным, прекрасно занимал себя сам и, в принципе, не требовал никаких особых хлопот?.. Неужели ситуация действительно была настолько сложной и критической, что вот просто никак нельзя было позволить родной дочери хоть на миг вырваться из рутинных повседневных оков и ощутить, наконец, всю прелесть юности, первой влюбленности, первых трепетных желаний и ощущений?.. Это был последний день отдыха, и уже завтра, по возвращении домой, все само собой вернулось бы на круги своя…
Но нет. Это было немыслимо и невозможно. Ведь у дочери был определенный и весьма внушительный список “обязанностей”, и нельзя было ни на миг позволить ей расслабиться и забыть о повседневной рутине…
И все-таки этот день был чудесным, несмотря ни на что, и пролетел он как-то совершенно незаметно для Олеси. И на тот момент это был один из самых прекрасных дней в ее непростой и не слишком радостной, – что уж тут греха таить, – жизни. Они просто сидели рядом с Алексеем, держались за руки и разговаривали. Обо всем на свете. И на тот момент это уже казалось счастьем…
А на следующий день они оба разъезжались по домам. И у них, к сожалению, даже не было возможности нормально попрощаться, – не говоря уж ни о чем другом… Олеся вместе со своими родственниками ждала машину, когда из-за угла домика появился Алексей. То ли просто не решаясь подойти ближе, то ли стесняясь ее родственников, он остановился на некотором расстоянии от них. Олеся попросила своего отца подержать собаку, чтобы подойти к молодому человеку, но ее дорогой расчудесный папочка отказал ей, – причем, в такой грубой форме, что Олеся опешила и растерялась. Не понятно вообще, на что она надеялась, обращаясь с такой нелепой просьбой к родному отцу, – ведь это же действительно было немыслимо трудно, – две минуты подержать поводок мирно сидящего рядом с ними щенка… Разумеется, Олеська тут же занервничала, заволновалась и в итоге бросилась навстречу Алексею прямо с Диной на поводке. Они торопливо успели перекинуться с ним буквально парой ничего не значащих фраз, и Олесю тут же позвали обратно. За ними приехал родственник на машине, – очень спокойный, кстати, миролюбивый и доброжелательный человек, муж маминой сестры. Но, тем не менее, задержаться хотя бы на пару минут ради глупой Олеськиной первой любви, разумеется, у членов ее дружной семьи не было никакой возможности…
Всю дорогу до дома в машине играла музыка. И все песни, как назло, были, разумеется, о несчастной любви… Олеське хотелось плакать… Она старалась дышать ровно и глубоко, чтобы сдержать готовые хлынуть из глаз слезы. Но на нее всю дорогу слишком пристально смотрела мама, не допускающая у дочери внешнего проявления хоть каких-то отрицательных эмоций и готовая, как коршун, пресечь их на корню. Она еще утром дала Олеське это понять, заявив достаточно безапелляционно:
– Я надеюсь, никаких рыданий на прощанье не будет!..
Так что с Олесиной стороны было бы просто немыслимо страшным преступлением сознаться в том, что ей плохо и грустно. Мама никогда не позволила бы своей дочери распустить нюни по поводу едва знакомого парня и сделала бы это таким способом, что мало не показалось бы… Подобные никчемные чувства и эмоции в их семье всегда были под запретом. Поэтому Олеся мужественно улыбалась всю дорогу во все тридцать два зуба, – которые у нее, правда, тогда еще даже и не отросли. И очень старалась, чтобы никто и никогда не догадался о ее страданиях…
Алексей ей, кстати, так и не написал…
Первое время Олеська очень переживала и ждала письма, чуть ли не подкарауливая почтальона на лестнице. Потом, поняв, что оно вряд ли придет, потихоньку начала остывать. Признаться честно, она, наверное, на самом деле очень быстро забыла бы об этом знакомстве, потому что лозунг “с глаз долой, из сердца вон!..” был актуален для нее уже тогда, и она вовсе не собиралась, как вечная декабристка, страдать из-за не сдержавшего свое слово мальчика. Но, как это ни странно, забыть обо всем ей очень долго не давала ее собственная мама. Она каждый божий день, на протяжении многих месяцев, по несколько раз интересовалась у дочери, не написал ли ей ее друг?.. Словно письма приходили голубиной почтой, и это могло произойти в любой момент, – даже спустя ровно пять минут после предыдущего вопроса. А услышав очередной отрицательный ответ, мама снова и снова пускалась в пространные рассуждения на тему того, почему он так подло поступил с несчастной Олесей, и что могло помешать ему написать ей письмо…
И эти совершенно никому не нужные мамины измышления снова и снова очень ясно напоминали Олесе мгновения их памятной встречи с Алексеем, и ее растревоженная мамиными словами душа снова начинала страдать и тосковать…
Глядя правде в глаза, нужно было просто вообще перестать говорить на эту тему, которую маме почему-то так нравилось мусолить снова и снова, и тогда это мимолетное чувство, едва затронувшее Олесино сердце, очень быстро испарилось бы без следа, не оставив даже в памяти никаких зарубок. И сама Олеська подсознательно даже прекрасно осознавала это. Не настолько сильно, если уж говорить начистоту, она была тогда влюблена, и не так уж больно ранило ее на самом деле то, что мальчик так и не написал ей. В конце концов, ей было всего тринадцать лет, а в этом возрасте любые страдания еще имеют обыкновение забываться достаточно легко. Но ее мама зачем-то снова и снова тыкала ее в это больное место. Ей словно доставляло какое-то извращенное удовольствие наступать на эту любимую мозоль дочери и травить ей душу рассуждениями о том, что же такое могло помешать Алексею написать ей?.. Наверное, она делала это не со зла… По крайней мере, Олесе очень хотелось бы верить в это. Наверное, этот вопрос действительно тревожил и беспокоил маму, – похоже, даже гораздо сильнее, чем саму Олесю. И именно поэтому мама вновь и вновь пыталась найти ответ на него, словно и не отдавая себе отчет в том, что причиняет тем самым своей дочери лишнюю и совершенно ненужную боль. Наверное… Потому что найти какое-то другое объяснение такому странному маминому поведению было просто невозможно…
Ведь было бы просто кощунственно, наверное, предположить, что мама специально травила душу собственной дочери, осмысленно заставляя ее вновь и вновь вспоминать и переживать случившееся и плакать по ночам из-за человека, даже лицо которого давно уже стерлось у нее из памяти?.. Конечно же, такое даже представить себе было невозможно. Просто она очень волновалась и переживала за свою дочь и пыталась поддержать ее таким вот странным образом… Словно и не понимая, что этими своими слишком эмоциональными переживаниями превращает жизнь собственной дочери в ад на протяжении еще многих – многих месяцев…
Правда, все эти ожидания мамы на самом деле оказались не совсем напрасны. Через полгода, на Новый год, Алексей зачем-то все-таки прислал Олесе поздравительную открытку. Эта, в принципе, никому уже не нужная весточка всколыхнула Олеськину память и разом возродила в ее душе все былые надежды, казавшиеся давно уже надежно похороненными. Олеся даже и не знала, как конкретно реагировать на это событие, но мама тут же заверила ее, что она должна непременно ответить ему, поздравив с Рождеством. А чтобы туповатая Олеська не написала какую-нибудь несусветную сентиментальную глупость, ее мама даже озаботилась тем, чтобы лично продиктовать ей текст поздравления, – такой, какой он должен быть на ее – умный, взрослый и опытный – взгляд.
И бессловесная Олеся, не смея ей возразить, безропотно написала: “…И желаю тебе никогда не забывать своих друзей!” Ей очень не хотелось этого делать. Она инстинктивно чувствовала, что совершает ошибку, добавляя эти слова. Да нет, что уж там говорить, – Олеся твердо знала, что совершает ошибку. Это была совершенно лишняя и никому не нужная фраза, которая, – и Олеся была на все сто процентов уверена в этом, – окончательно поставит точку в этой истории. Возможно, если бы она тогда написала что-то другое, – то, что сама посчитала бы нужным написать, – Алексей ответил бы ей, и между ними еще могла бы завязаться переписка. Но мама безапелляционно заявила ей, что необходимо написать именно эту фразу, и Олеся, разумеется, не посмела ослушаться ее.
Само собой, больше об Алексее она никогда не слышала. Да она и не ожидала ничего другого.
В принципе, во всей этой истории не было совершенно ничего из ряда вон выходящего. Просто это была одна из первых, – очень глупых и нелепых, – ошибок, совершенных Олесей в своей жизни по велению ее мамы.
Но винить в этом ей следовало лишь себя.
НЕ ИМЕЙ СТО РУБЛЕЙ, А ИМЕЙ СТО ДРУЗЕЙ!..
В детстве Олеся была очень одинока. И безумно страдала из-за отсутствия у нее друзей. Она просто готова была рыдать над фильмами о гардемаринах и мушкетерах и необычайно завидовала их героям. Но грустное детство рано или поздно должно было закончиться. И поэтому Олеся свято верила, что когда-нибудь все изменится, и в ее жизни будет очень много друзей, – таких же верных, преданных и готовых на все друг ради друга.
Так вышло, что Олеся, к сожалению, совершенно не нравилась окружающим ее людям. Она, кстати, так никогда и не поняла, почему. Олеся всегда была достаточно симпатичной девочкой, – скромной, вежливой, воспитанной, улыбчивой… Если так подумать, – то получается просто ангел во плоти!.. Ну, что же этим окружающим людям еще было нужно-то?.. Почему так вышло?..
Но, как бы то ни было, – а ее никто не любил. Ни дети, ни взрослые, ни сверстники, ни их родители, ни учителя. Да что уж тут греха таить, – даже собственные мать и отец никогда не испытывали к ней ровным счетом никаких теплых чувств. Очевидно, был в ней с рождения некий изъян, не понятный ей, но сразу же бросающийся в глаза окружающим, который и заставлял их относиться к ней не слишком хорошо.
Все свое безрадостное детство и печальную юность Олеся невыносимо страдала из-за этого. Она ведь действительно так искренне хотела всем понравиться, так самозабвенно пыталась всем угодить!.. Олеся так мечтала о том, что окружающие люди рано или поздно заметят, какая она хорошая, добрая, честная, верная, преданная, и оценят это. И, чем больше люди отталкивали ее, тем сильнее она старалась, и тем печальнее был окончательный результат.
Олеся была чересчур закомплексованной и абсолютно не уверенной в себе, поэтому она даже и не сомневалась никогда, что это она сама во всем виновата, что причина этой всеобщей неприязни таится в ней, и именно она должна что-то сделать, чтобы изменить ситуацию к лучшему. Если люди не любят ее, значит, она недостаточно хороша. И она старалась быть еще более красивой, умной, порядочной, честной, веселой, надеясь, что все однажды все-таки заметят это рано или поздно и непременно полюбят ее.
Но никто этого не замечал. Как это ни удивительно, – но люди почему-то вообще не видели в ней ничего хорошего. Сверстники дразнили ее, кричали ей вслед всякие мерзости и пакостили исподтишка. Взрослые люди, – в том числе, и учителя, – всячески выражали свое неодобрение, наказывали, занижали оценки. Этого Олеся вообще никогда не в силах была понять. Она всегда хорошо училась, не прогуливала, не безобразничала, – но к самым заядлым двоечникам-второгодникам добрые милые учителя относились с большим теплом, чем к ней.
Родственники, – самые близкие люди, – постоянно, даже не желая притворяться, всячески подчеркивали, что не видят в ней ровным счетом ничего хорошего. Впрочем, им, к счастью, она вообще была, в принципе, безразлична. Всем. Кроме мамы.
А вот маме, к Олеськиному глубочайшему сожалению, она вовсе даже не была безразлична. Но при этом мама ни капли не отличалась от других окружающих Олеську людей. Ей, – так же, как и всем остальным, – совершенно ничего не нравилось в собственной дочери. И она долгие годы билась над тем, чтобы полностью изменить совершенно неправильного и неудачного ребенка. Успеха в этом нелегком деле она, к сожалению, так и не добилась. Но Олеся на самом деле была весьма неглупой девочкой и все понимала. И осознание маминого разочарования лишь добавляло ей уверенности в том, что только лишь она одна виновата во всех своих бедах. Потому что она уродилась настолько плохой, что даже ее собственная горячо любимая мамочка едва терпит ее…
К сожалению, согласно законам физики, каждое действие рождает противодействие. И поэтому, разумеется, чем больше Олеська старалась, тем хуже относились к ней окружающие. Потенциальная свекровь, – да и все остальные родственники ее будущего мужа, что уж тут греха таить, – откровенно возненавидели ее просто лютой ненавистью. Глупая Олеся никак не могла уразуметь, за что, и ей было обидно просто до слез. Она ведь действительно так хотела понравиться им, готова была полюбить их, мечтала, чтобы они все стали одной большой семьей, а они раз за разом отталкивали ее… Друзья будущего мужа вообще встретили ее в штыки, хотя они все были, вроде бы, намного старше, и делить им с ней, в принципе, вообще было нечего… Да и вообще было совершенно непонятно, им-то чем могла не понравиться хорошенькая скромная юная девочка, только что со школьной скамьи, не сводящая влюбленных глаз со своего ненаглядного избранника?..
Олеся прилагала немало усилий для того, чтобы всегда хорошо выглядеть. Одеваться старалась красиво, но не слишком вызывающе. Вела себя вежливо и скромно, всегда улыбалась, со всеми была неизменно внимательна и доброжелательна… А они все дружно ненавидели ее… И даже не считали нужным хоть немного скрывать это…
Вывод из всего этого напрашивался один-единственный, и для Олеси он давно уже был не секретом. Она была твердо уверена в том, что просто от рождения является настолько плохой и ужасной, что никто и никогда ее не полюбит. И надо радоваться уже тем ничтожным крохам тепла, которыми ее изредка кто-нибудь да и одаривает. Тот же возлюбленный, например. Или мама, когда не сердится, – что бывало не часто… Нужно быть счастливой уже от этого. Потому что ничего другого она попросту не заслуживает.
С годами все это вылилось в такой жуткий комплекс неполноценности, что временами Олеся просто реально боялась выйти на улицу. Какие там новые люди, новые знакомства, новый коллектив!.. Олеся стала просто изначально безумно бояться любого общения и страшиться всякого, с кем сводила ее жестокая судьба. Потому что она не ждала уже от людей ничего хорошего.
Но в какой-то необъяснимый момент, когда Олесе было уже слегка за тридцать, она вдруг осознала, что все это, – я имею в виду, всеобщая любовь, – стало ей совершенно безразлично. То ли она, наконец-то, повзрослела и посмотрела на окружающий мир другими глазами, то ли еще что, – но в какой-то миг ей вдруг стало глубоко плевать на мнение других людей. И, даже если она им очень сильно не нравится, – да и ради Бога, на здоровье!.. В конце концов, она вовсе не червонец, чтобы всем нравиться!.. И как-то одновременно с этим у Олеси появилась какая-то незыблемая уверенность в себе и в своих силах. Олеся очень резко перестала стремиться всем понравиться и всем угодить; в какой-то миг она просто стала вдруг самой собой. И, что самое главное и удивительное, она научилась, наконец-то, любить себя такой, какой, очевидно, зачем-то создал ее Господь Бог.
Она стала думать только о себе и делать только то, что интересно или выгодно ей самой, перестав угождать всем окружающим и заботиться об их мнении.
И оказалось, что вся загвоздка была именно в этом. Ей давно нужно было просто принять свою индивидуальность и непохожесть на других, как особый дар, а вовсе даже и не пытаться изо дня в день бороться с этим. И – все!..
С тех самых пор Олеся больше никогда не мечтала о друзьях. Более того, она поняла, что они ей попросту не нужны. Олеся всегда была ярко выраженной индивидуалисткой, интровертом, практически не нуждающимся в общении с себе подобными, только раньше не осознавала этого до конца. Но на самом деле она всегда была совершенно самодостаточной и не то, что не боялась, – она любила быть одна. И она хотела быть одна! Она абсолютно не нуждалась в обществе других людей. Но…
Почему-то все окружающие ее люди вдруг резко захотели с ней дружить! Причем, без разбору, – и женщины, и мужчины, и ровесники, и те, кто намного старше или младше. И, ей-богу, – но Олеся теперь просто не могла понять, чем это она вдруг стала так привлекать их всех! Она теперь жила по-своему, по своим собственным стандартам. Можно было сказать, что она всегда была на своей волне. И в последующие годы она не только не пыталась скрывать, – она, напротив, попросту выпячивала свои недостатки, гордилась ими, с удовольствием подчеркивала свой эгоизм и эгоцентризм, вела себя непривычно и вызывающе, одевалась необычно и всем своим видом давала понять, что плюет на любое общественное мнение с высокой колокольни и презирает все сложившиеся веками устои… При этом Олесе стало казаться, что она напрочь потеряла способность сама привязываться к людям. Очевидно, та часть мозга, которая отвечает у человека за привязанность, дружбу и любовь, с годами у нее попросту атрофировалась за ненадобностью, поскольку на протяжении всей предыдущей жизни была невостребованной.
Вокруг Олеси появилось много людей, которые громко именовали себя ее друзьями и подругами. И она даже тоже достаточно неплохо – по ее собственным меркам – относилась к ним. Но стоило только в ее жизни чему-то поменяться, – например, она находила другую работу, и, соответственно, у нее менялось окружение, – и она попросту забывала о тех людях, которые были рядом с ней еще буквально вчера. Волею обстоятельств они исчезали из ее жизни, и она смело вычеркивала их из памяти, словно ее с ними ничего и не связывало. Но…
Проблема в том, что теперь уже они не могли успокоиться. Они звонят, пишут; они приходят и пытаются продолжать общение, хотя сама Олеся никогда даже и не скрывает, что прекрасно обходится без этого. Она не пытается как-то оставить их “про запас” или же хотя бы чисто символически поддерживать отношения на всякий случай, – ведь мало ли, что в жизни может быть, и кто может еще когда-нибудь в будущем пригодиться… Она даже и не пытается лицемерить и делать вид, будто счастлива видеть их…
Раньше Олеся была бы безумно рада такой популярности. Но, видать, правильно говорят, что дорого яичко к Христову дню. И сейчас у нее не вызывает ничего, кроме раздражения, то, что ее друзья постоянно пытаются общаться с ней. Зачастую они бывают так настойчивы в этом своем стремлении, что она просто не знает, куда деться от этой их навязчивой привязанности. Они стремятся что-то рассказывать о себе, делиться с ней своими чувствами и эмоциями, хотят услышать ее мнение по разным вопросам и надеются, что она сможет подсказать им, как вести себя в той или иной ситуации… Зачастую при этом вынужденном общении с ними Олесе с трудом удается удержать на губах вежливую улыбку, – самой ей кажется, что улыбаться искренне она давно уже разучилась… Самое удивительное заключается в том, что Олеся даже и не пытается изобразить, будто бы все эти люди ей хоть чем-то интересны. Более того, ей откровенно скучно с ними, и она даже и не скрывает этого. И она всячески пытается избежать этого навязчивого и совершенно не нужного ей общения, – вплоть до отключения звонка на телефоне, смены номера и удаления всех своих аккаунтов из соцсетей. Но даже это не всегда помогает. Ведь, по совершенно необъяснимой причине, почему-то сама Олеся вдруг стала всем очень интересна…
Гремите, фанфары!.. Свершилось!..
Только вот все это свершилось слишком поздно. Тогда, когда потеряло уже всякий смысл…
И вот результат: сейчас у Олеси имеется куча очень хороших знакомых, – сама она не готова называть их друзьями даже мысленно, – которые всегда рады видеть ее в своей компании. Но только вот она сама радует их так очень редко. В исключительных случаях. У нее есть несколько, типа, подруг, про которых Олеся точно знает, что может позвонить им в любое время суток, может приехать к ним когда угодно, – хоть ночью… Но вот только вряд ли она когда-нибудь намерена этим воспользоваться… И сама она перезванивает им только тогда, когда ей это удобно – или хочется – разговаривать. А это бывает нечасто…
Как это ни смешно осознавать, но из угодливой девочки, буквально умолявшей окружающих ее людей подарить ей хоть каплю тепла и участия, Олеся превратилась в матерую эгоистку, не считающую нужным думать ни о ком, кроме себя. И тем самым обрела в обществе небывалую популярность, о которой прежде не могла даже и мечтать.
И иногда ей становится по-настоящему страшно от всего этого. Не за себя, нет, – ведь саму себя она теперь, наконец-то, устраивает целиком и полностью. А за этот самый чудесный окружающий мир, который сделал ее такой. И она просто искренне не может понять, что не так с этими людьми?.. Почему они годами не могли оценить честность и порядочность другого человека, понять и принять его искренние чувства, любовь, привязанность, преданность, в конце концов, готовность помочь им?.. И почему сейчас их, как магнитом, притягивает к холодному расчетливому эгоисту, который попросту не видит в общении с ними никакой очевидной выгоды для себя?..