Рассказы о Специальной Военной операции для детей

ИРИСКА.

Ириска была домашней кошкой. Она любила спать на мягком кресле, лежать на нагретом солнцем деревянном подоконнике, точить когти о старый шкаф (хотя хозяйка почему-то была против).

А потом все куда-то подевалось. Исчезла добрая хозяйка, теплые батареи, корм из пакетиков и даже старое кресло. Ириску взрывом выбросило в окно. Прямо на старую яблоню. Когда она пришла в себя, то долго трясла головой. Потому что ничего не слышала.

Кресло она потом нашла. Немного обожженное, перевернутое, пахнущее огнем, дымом, кровью. Поначалу так и пряталась под ним: от гула прилетов, шума взрывов, от того, как вздрагивала земля. Да и от снега тоже.

Но голод выгонял ее из убежища. Птички, нахально устроившиеся в яблоневых ветвях, оказались слишком шустрыми для Ириски. Она обследовала остывшие развалины родного прежде дома. Попробовала погрызть сырую картошку в развороченном взрывом погребе. Проверила содержимое птичьей кормушки – пусто. Едва ускользнула по крыше сарая от черно-белой, хитрой и, похоже, такой же голодной, как и она, собаки.

Когда на дороге раздался лязг и скрежет, Ириска привычно спряталась под креслом. Опасливо выглядывала она оттуда на незнакомых людей в камуфляже. Они пахли дымом, железом, но и едой тоже. Голод заставил Ириску осмелеть. Она высунулась из своего убежища и потихоньку приблизилась к людям. Вредная черно-белая собака тоже крутилась поблизости.

«Смотри-ка, Михалыч, какой рыжик к нам идет.»

«Везде одна и та же история. Куда ни зайдем, всюду голодные кошки и собаки. Кис-кис-кис. Иди сюда, дружок, покормлю.»

Ириска и черно-белая собака проглотили банку тушенки на двоих одним махом. После чего Ириска запрыгнула на колени к спасителю, свернулась клубочком и заурчала, решив никуда от него не уходить. Черно-белая собака тоже преданно вертелась у ног солдата. Больше всего на свете Ириска хотела, чтобы у нее снова был теплый дом, мягкое кресло и почесывающий ее за ушком хозяин.

СВЕЧА.

«Мам, ты ведь не на помойке их насобирала?» – спросила Настя, с подозрением оглядывая батарею разномастных пустых консервных банок на столе.

Каких тут только не было: из-под зеленого горошка, сгущенки, томатной пасты, корма для собак.

Мама засмеялась: «Разве ты не помнишь, я еще месяц назад попросила бабушку, тетя Иру и твою крестную не выбрасывать банки из-под консервов? Сегодня я обошла всех и собрала то, что накопилось. А, значит, – у нас есть работа.»

«Какая работа?»

«Сейчас узнаешь. Принеси ножницы и коробку из-под пылесоса с балкона.»

Пока Настя с мамой аккуратно загибали плоскогубцами края банок, нарезали длинными полосами толстый гофрированный картон и скручивали их в рулончики, терли тонкие белые свечи на крупной терке, девочка ничего не понимала и закидывала маму вопросами: «Что это будет? Что мы делаем?»

Когда уже за полночь они заливали расплавленным воском последнюю партию окопных свечей, Настя все о них знала. Как согревают они солдат в блиндажах, как на них можно согреть еду или кружку воды для чая.

Закончив работу, мама зажгла одну свечу, поставила на подоконник и выключила свет на кухне. Настя с мамой стояли у окна, глядя на мерцающий огонек и думали о папе. Возможно сейчас он где-то там, в блиндаже, смотрит на такую же свечу, сделанную заботливыми руками чьих-то жен и дочерей и думает о них.