Недовольная всем и вся последнее время Антонина явилась через пять минут. Выслушав новости, плюхнулась на свободный табурет и открыла рот от изумления.
«Ничего Вы никому не скажете,» – решительно заявила она. – «Совсем мозгов что-ли нет?»
«Почему?» – хором удивились мужчины.
«А о ней Вы подумали?» – ткнула она пальцем в Веронику. – «Иди ка, кстати, телевизор посмотри. Нечего тут уши греть.»
Выпроводив девочку, Тоня прикрыла дверь и продолжила: «И как она жить после этого будет? Хотите, чтобы на нее весь город пальцем показывал после такой-то славы? Было, не было, неважно. Люди все равно языками чесать будут, а девчонку и вовсе поедом съедят. Как ей после этого жить? Как замуж выходить? И вообще.»
Мужики присмирели. Столь далеко идущие перспективы им в головы не приходили.
«Тут нормальной то замуж не выйдешь,» – продолжала развивать наболевшую тему Антонина. – «Мало того, даже не поймешь, чем нехороша. Как в стенку стучать, так это всегда пожалуйста, а как жениться …»
«Антонина,» – взревел Олег. – «Не начинай. Только не начинай снова. А то я сегодня кого-нибудь все-таки убью.»
«Ох уж эти бабы,» – скривился он вслед стремительно убежавшей в слезах женщине. – «Рехнуться можно. Совсем помешалась последнее время на этом замужестве. Твоя не дурит?»
«Уже нет,» – безмятежно отозвался Юра. – «Но тоже была озабоченной.»
«Слушай,» – Олег внезапно остановился, схватил табуретку и присел напротив гостя. – «А ты не обращал внимания, что все вокруг стали какими-то сумасшедшими. Ну вроде как помешанными на чем-то своем?»
«Да нет,» – пожал плечами Юрик.
«Э, ты просто внимания не обращал. А ты присмотрись. Присмотрись повнимательнее. Как тебе, например, тот придурок, что свою канареечную машину каждый божий день намывает? Или та бабка, что вперлась в автобус с ведром, тряпкой и бутылкой белизны и давай поливать все вокруг. Сплошная антисанитария, мол, микробы стадами бегают. Думаю, она прямо из автобуса в психушку и загремела. Да чего там далеко ходить?» – в азарте начал загибать пальцы Олег. – «Тонька на замужестве помешалась. Хотя это, может, и нормально, как ни странно. Ника моя уроки учит чуть ли не круглосуточно. Она, конечно, умничка. Но не до такой же степени, чтобы вместо «Ну, погоди!» примеры решать. Не родился еще такой ребенок. А я сам? Я тоже, между прочим, в психа превратился. Часа спокойно прожить не могу, все время думаю, как бы чего с Никой не случилось. Все время ужасы мерещатся. То ее машина, как будто бы сбила, то током ударило. В общем, то понос, то золотуха. Так и бдю за ней, словно цепной пес. Я и сегодня то ее, считай, нюхом нашел. Слава Богу. Мое помешательство вышло кстати.»
Молча слушавшего до поры Юру осенило. Можно ли счесть Женьку помешанной? На трахе? Очень даже да. С тех пор как он ничего не может, она и носу не кажет.
«И это еще цветочки. – «Люди умирают. И убивают ни с того, ни с сего. Сходят с ума и убивают. Идея-фикс ведь у каждого своя. У кого страх за дочь, у кого – застарелая ненависть к теще.»
«Это ты про соседа, который тещу зарубил?» – понимающе протянул Юра.
«И про него тоже,» – ожесточенно согласился Олег.
«А главное – я знаю с чего все началось,» – закончил он.
***
Коля Закавыкин планировал вооруженное ограбление детского сада. План родился спонтанно. Аккурат в тот момент, когда Коля увидел соседку Лидию Львовну, вынимающую из почтового ящика письмо из-за границы. Письма оттуда были особенными: в узких длинных конвертах, иногда даже не белого, а, например, голубого цвета, облепленные невообразимыми в Советском Союзе марками всех цветов и фасонов. Вот они-то – марки и манили юного филателиста безмерно, словно сирены моряков с корабля Одиссея. Письма и открытки из-за границы Лидия Львовна получала несколько раз в год. Её брат работал инженером на строительстве электростанции в Алжире.
У Коли никогда не хватало храбрости попросить у Лидии Львовны хоть одну марку с конверта. Сегодня мысль о просьбе почему-то даже не возникла, а вот о вооруженном ограблении сформировалась сразу. Вооружился Коля ножом для разрезания бумаг, чтобы вскрыть конверт и забрать себе только его, а само письмо оставить владелице. Преступная Колина карьера шла по нарастающей.
Коля вежливо поздоровался с Лидией Львовной и потащился следом, отпустив ее немного вперед. Можно было и ближе, и дальше, неважно. Понятно, что в такую рань идти соседка могла только на работу. А темень по утрам стоит такая, что разглядеть кого-нибудь, если он не стоит прямо под фонарем, было практически невозможно.
В детский сад Коля Закавыкин проник без труда. По утрам двери в него не закрывались ни на минуту. Мамы и папы волоком тащили упирающихся чад, то и дело снуя туда (с грузом и напряженным лицом) и обратно (налегке, вприпрыжку – не опоздать бы на работу). Коля прошелся по коридору первого этажа – столовая, кухня, музыкальный зал, медицинский кабинет. Ага, вот и кабинет заведующей.
Сама Лидия Львовна, словно прочитав Колины мысли, выскочила из кабинета уже в платье и туфлях и бодро поцокала на ставший ежедневным утренний обход подведомственного учреждения. Коля решительно двинулся по коридору. Скороспелый его план зиял огромными дырами. Вот если бы сейчас Лидия Львовна обернулась и спросила Колю, что он здесь делает, то он не смог бы ответить ничего вразумительного. Даже ловко соврать не смог бы – не обладал таким талантом. Но грабителю сопутствовала удача. В утренней суматохе никому до него не было дела.
Кабинет Лидии Львовны был небольшим и как две капли воды походил на кабинет любого чиновника средней руки. Мрачновато-коричневые шкафы вдоль одной стены, такой же безжизненно неуютный письменный стол с другой, и два мягких стула. Уют кабинету придавали мелочи: комнатные цветы в керамических горшках, песочного цвета шторы (когда в восемь утра еще ночь, а в пять вечера – уже ночь, солнечные оттенки в интерьере необходимы, иначе кабинет превратится в медвежью берлогу), несколько ярких игрушек за стеклом (колорит подведомственного учреждения). Каракулевая шуба хозяйки, аккуратно развешанная на металлической вешалке, обсыхала от снега, перед тем, как быть убранной в шкаф. Сумка висела на спинке стула. Позабыв даже прикрыть дверь кабинета за собой, Коля ринулся к заветной цели.
Как и многие женщины, сумки Лидия Львовна предпочитала объемные, вместительные, чтобы и буханка черного вмещалась, и зонтик, и книжка, и прочее по мелочи. Поставив сумку на стол, Коля судорожно принялся дергать за молнии. Одно отделение, второе, третье. Женская сумка – черная дыра, способная поглотить безвозвратно множество вещей. Свежеиспеченный грабитель рылся в ней с азартом молодого щенка, впервые взятого на охоту, так, что возникшую в дверях хозяйку кабинета заметил не сразу.
Какое-то время она с изумлением наблюдала, как соседский мальчик – всегда вежливый и хорошо воспитанный, в отличии от большинства подростков, потрошит ее сумку. Потом, с диким криком индейца, снявшего скальп со злейшего врага, он выхватил из сумки конверт, варварски разодрал его (напрочь позабыв о прихваченном ноже для бумаг), бросил само письмо на стол и замер с конвертом в руках, заметив, наконец, Лидию Львовну.
«И что, позволь узнать, ты делаешь, голубчик?» – осведомилась она.
Парень смотрел на исподлобья и молчал. Лидия Львовна его не узнавала. Эта агрессия, настороженность, упертость. Откуда они взялись в скромном и даже несколько забитом пареньке? «Видимо из того же источника, откуда берутся странности у других людей,» – ответила она сама себе.
«Ну что же, скажу я. Ты рылся в моей сумке. Кошелек в другом отделении, Коля.»
Грабитель торопливо отрицательно помотал головой. Лидия Львовна удивленно приподняла бровь: «Ты искал не деньги? Что же тогда? Письмо? Зачем оно тебе?»
«Из-за марок. Мне нужны марки,» – открыл, наконец, рот грабитель.
«Марки? Господи, почему же ты просто не попросил? Мне они и не нужны вовсе.»
Коля задумался. В самом деле, почему не попросил? Лидия Львовна тоже.
«Извини, голубчик, оставить это просто так я не могу. Тебе придется пойти со мной,» – решительно заявила женщина.
За прошедшие дни Лидия Львовна основательно изучила вопрос и была, как говорится, «в теме». Теперь она знала, как фамилия участкового и где он помещается, и намеревалась отвести туда пойманного на месте преступления мальчишку. Незачем вызывать наряд в детский сад, пугая малышей и их родителей, и порождая городские сплетни.
Коле мысль о сопротивлении и в голову не пришла. Он сжимал в руке заветный конверт и ни о чем другом не думал.
***
Симпатия, возникшая между ними в день знакомства, законам логики не поддавалась и выглядела в глазах Лидии Львовны даже несколько неприлично, хотя никакого сексуального подтекста не носила.
Мальчик – участковый, несмотря на должность, звание и напускную серьезность, годился ей в сыновья. Выслушав ее рассказ о происшествии, он неожиданно спросил: «Этот конверт, он Вам очень нужен, Лидия Львовна?»
«Нет. Совсем нет. Но дело ведь вовсе не в конверте с марками, а в том, что он залез в мою сумку,» – возразила заведующая детским садом.
«Поверьте мне на слово, Лидия Львовна, дело именно в конверте с марками. И этот юный бандит не успокоится, пока его не получит,» – заверил ее Алексей. – «У него это что-то вроде мании, идеи-фикс. Он уже не первый раз здесь по этому поводу».
Коля Закавыкин, угрюмо насупившись, всем своим видом подтверждал его слова.
«Ничего не понимаю. Ведь Коля – хороший мальчик. И семья у него такая положительная. Уж кого-кого, но его в плохом не заподозришь.»
«Отдайте ему конверт, а?» – неожиданно попросил участковый. – «И не пишите заявление на этого дурня. У него уже второе происшествие за неделю, если дать делу ход, пацан загремит в колонию.»
«Ну ладно. Вам виднее,» – с недоверием согласилась Лидия Львовна.
Коля бережно вложил конверт между страниц учебника, вежливо попрощался, надел шапку и вышел. Его миссия была выполнена.
«Я попробую объяснить. Не думаю, что Вы поймете. Но все же. Народ вокруг точно с ума сошел. У меня таких Николаев по десятку в день. И каждый со своей придурью. Филиал дурдома какой-то,» – в сердцах ругнулся участковый.
«Как раз я Вас очень хорошо понимаю. И про филиал дурдома тоже верно. У меня каждый день перед глазами почти две сотни детей и их родителей. Мне казалось, только я одна это замечаю. Слава Богу, нет! Значит, и вы тоже видите?»
«Ну да. Так или иначе, все они милиции не минуют. Знали бы Вы, сколько я бумаги за последние недели исписал. Тонны просто. Уже рука отваливается,» – признался Алексей и красноречиво вздохнул. – «Вы заходите, если что, Лидия Львовна. Если что серьезное. А ежели этот оболтус что-нибудь выкинет, то знайте – ему нужны только марки. Он на них конкретно повернут.»
***
Кто играет с динамитом, тот придет домой убитым.
Сегодня пришел черед Родионова ощутить эту народную мудрость на своей шкуре. Неотвратимость наказания нависла над ним в дверном проеме двухметровой фигурой участкового.
«Гражданин Родионов?» – вежливо осведомился тот.
«А,» – струхнул Родионов. – «Да.»
«Можно войти?» – чисто формально поинтересовался громила, протискиваясь в дверь мимо хозяина.
«Ой, здрасьте!» – высунулась из комнаты Женька. – «Вы меня не помните? Вы задержали у нас в магазине извращенца. Это же я его вывела на чистую воду!»
Балжуларский, конечно, помнил. Как любая особь мужского пола, ярких девиц он отмечал глазом чисто машинально, на животном, так сказать, уровне.
Семейство Родионовых оказалось с криминальным душком. Нет, откровенных, махровых уголовников среди них не было. Но, посудите сами. Евгения Родионова оказалась в поле зрения милиции не далее, как вчера. Свидетельницей правонарушения. Глава семьи работал ночным сторожем в сгоревшей школе и тоже, между прочим, являлся свидетелем произошедшего. А еще, кроме всего прочего, его видели в Доме Культуры во время таинственного похищения самовара. Вот по этому поводу участковый и явился сегодня по его душу. Якобы.
«На ловца и зверь бежит,» – подумал Алексей, выяснив этот факт.
С третьим членом семьи – Родионовой Оксаной, он еще не был знаком.
Женька птичкой крутилась вокруг, пока участковый основательно устраивался за столом, раскладывая бумаги.
«Ваш паспорт, пожалуйста,» – обратился он к оробевшему главе семейства.
Гражданин Родионов Алексею не глянулся. Гнилой был мужичонка. Скользкий. Все юлил, да метался. А глазки так и бегали, словно вспугнутые светом тараканы. Прохиндей, одним словом. Большого толка от опроса потенциального свидетеля не вышло. Опрашиваемый был суетлив, пришиблен, бестолков. С готовностью подтверждал все, что, как ему казалось, хотел услышать от него участковый. А если не угадывал, то совсем терялся. Алексея он запутал совершенно. Через четверть часа беседы ему хотелось пришпилить гражданина Родионова булавкой, точно бабочку в альбом, чтобы тот, наконец, замер и перестал дергаться. Никакой ясности в дело о краже самовара тот не внес. В личное дело Алексея о поджоге школы – тоже.
Балжуларский по опыту знал, что когда начинаешь распутывать какое-нибудь дело, как о поджоге, например, то приходится одновременно отрабатывать сразу несколько версий. По сути, искать иголку в стоге сена. Но если у тебя есть конкретный человечек, всего один, которого нужно проверить, то это уже совсем другое дело. Главное – не спугнуть его излишним рвением. Познакомившись поближе с семьей Родионовых, Алексей сделал ставку на Оксану.
Разбитная бабенка Женька на поджигательницу не тянула. Легкомысленна, будто тот мотылек, и немстительна. Старик, похоже, слегка выжил из ума. А вот угрюмая, молчаливая девочка-подросток, буркнувшая «здрасьте» и скрывшаяся в комнате, в самый раз будет. Подростки вообще люди непредсказуемые, как и круглосуточное извержение вулканов у них в головах. К девочке надо бы присмотреться. Да и анонимка – явно листок из школьной тетради, написанная округлым, ровным почерком. В конце предложения стоит аккуратная точка, первое слово с большое буквы. Чистенькая ученическая работа, если не считать содержания. Экспертом Алексей, конечно, не являлся, но почему-то был уверен, что почерк женский. И обладательница его в школе училась хорошо.
Посещение школы под надуманным предлогом только укрепило Балжуларского в его подозрениях. Репутация у девочки оказалась сильно подмоченной. Отстающая, внешний вид неподобающий, необщительная, нормальных друзей нет, водится с компанией таких же отщепенцев.
История была, увы, вполне обычной. Такие мальчики и девочки после выкрутасов в школе стройными рядами отправлялись сначала в детские комнаты милиции, а потом и в колонии для несовершеннолетних. Начиная с мелочей – грубости по отношению к старшим или обшаривания карманов одноклассников в школьной раздевалке, они скатываются по наклонной плоскости, точно колобки, и заканчивают тяжкими преступлениями. Он таких историй навидался выше крыши.
Алексей и сам чуть было не пошел по скользкой дорожке. Да отец вовремя остановил. Ввалил ремня от души, хоть и было Алешке тогда уже 14 лет и ростом он догнал отца. И помогло ведь. Вырос человеком. А дурил то, дурил! То выпьют с пацанами самогонки и в таком виде пойдут на уроки. То, раздухарившись, уволокут арбуз у торгашей с рынка. На арбузе, кстати, он и погорел. Продававший их молодой парень оказался спортсменом и Алексея, даже бросившего уже арбуз и удиравшего налегке, догнал, не сильно и вспотев. В милиции Алексей быстро протрезвел. Пунцовый от стыда и гнева отец забрал его оттуда и дома молча ввалил ремня от души. И все. Дурь как отрезало.
В семействе Родионовых такой сильной руки не нашлось. И если действительно эта девушка подожгла школу, то значит все – докатилась.
Другой вопрос: как вычислить автора анонимки? Интуиция подсказывала, что он должен быть где-то рядом с Оксаной. Вероятнее всего – в одном классе. Приватного своего интереса участковый никому не выказывал: на обманчиво-радушной директрисе школы, ни пипетке в очочках, отряженной ему в помощь.
Пипетка была совсем еще зеленой, только-только с институтской скамьи, блеклой, щуплой, маленькой, с испуганно-нервным взглядом из-под круглых, совсем не идущих ей очков. Величать просила Воробьевой Ольгой Николаевной.
«И этой пигалице поручили классное руководство в 8-м классе?» – подивился Алексей. – «Да ее с потрохами съедят и костей не оставят. Там большинство ребят выше ее на голову.»
«Беседа о профилактике правонарушений – это, конечно, очень важно,» – щебетала она прописные истины, сопровождая участкового в учительскую. – «Особенно в таком сложном возрасте. Когда Вы хотите ее провести?»
Она едва поспевала за вроде бы неторопливо шагающим участковым. На один его шаг ей приходилось делать два, и те вприпрыжку. Роста в пигалице было Алексею по грудь.
«Хотелось бы на следующей неделе. Найдете окно в расписании?»
«А давайте в пятницу вместо классного часа?» – предложили она.
«Как скажете,» – покладисто согласился Балжуларский. – «Но мне хотелось бы, чтобы перед началом беседы ребята написали нечто вреде небольшого сочинения. На тему: что такое преступление и правонарушение. И как, на их взгляд, милиция должна вести их профилактику, чтобы достучаться до ребят их возраста. Я почитаю и в зависимости от этого решу, как построить беседу. Можно это организовать?»
«Это гениально!» – с придыханием сказала пипетка, едва не споткнувшись и глядя на Алексея чуть ли не с восхищением. – «Как Вы здорово придумали! Я сегодня же им дам задание, чтобы к понедельнику сдали. Это будет замечательно! Не просто скучное, формальное выступление, а беседа с учетом их мнения. Так свежо и необычно.»
Польщенный внезапной похвалой Алексей взглянул на Ольгу Николаевну повнимательнее. А она вообще то ничего: не тощая вовсе, а тоненькая и даже изящная, точно Дюймовочка. Такую на ладонь посадишь и тяжести не заметишь. И глазищи то огромные какие, оказывается, а носик маленький, будто у ребенка.
Молоденькая учительница свою задачу выполнила на отлично. В понедельник вечером, просмотрев стопку сочинений, Алексей удовлетворенно улыбнулся: «Ну здравствуй, аноним. Приятно познакомиться, Щетинкина Ирина.»
***
Долги надо отдавать. Алексей был должен беседу о профилактике правонарушений и Ольга Николаевна Воробьева ждала ее с таким же нетерпением, как и сам участковый.
С Ольгой творилось что-то неладное. Она сама себя не узнавала последнее время. Дерзость и нахальство переполняли ее, переливаясь через край, словно закипевшее молоко из кастрюльки. Сколько Ольга себя помнила, она всегда старалась оставаться серой мышкой. Незаметно прошмыгнуть в учительскую, бочком-бочком прокрасться по коридору в кабинет, робким голосом призвать к порядку гомонящий класс и неизменно волнуясь, точно в первый раз, начать объяснять урок.
О своих недостатках Ольга была осведомлена очень хорошо: ей не доставало твердости, решительности и командного голоса. Робость и вечная нерешительность заставляли ее сердечко трепыхаться по поводу и без. Но были у нее и положительные качества: редкая добросовестность, безответность и наивная восторженность, от которой к 24-м годам давно пора было избавиться. Впрочем, из-за малого роста и щуплости выглядела она восемнадцатилетней свистушкой, чему крайне огорчалась. Маленькая собачка, как известно, до старости щенок. Попробуй с такой внешностью выглядеть солидно и серьезно, как того требует профессия. Фамилия тоже подкачала. Воробушек – он и есть воробушек.
После окончания института и распределения в школу Оля жила под постоянным прессингом, боясь сделать что-нибудь не так и не угодить руководству школы. Причем опасалась Ольга не столько директрису, сколько завуча Нину Петровну – обладательницу рентгеновского зрения и нечеловеческой проницательности. Самый незначительный проступок или даже мысль о нем, казалось, тут же становились ей известны.
Оле никогда бы и в голову не пришло ослушаться руководства или тем паче, спорить с ним и не соглашаться. До недавнего времени. Ольгу обуял реформаторский дух. В самом деле, ну почему девочкам нельзя одевать в школу сережки? Не огромные металлические клипсы, конечно, но аккуратные маленькие гвоздики. Почему мальчикам нельзя отрастить волосы и сделать модную прическу? Почему все они обязательно должны стричься коротко, словно под одну гребенку? Разве это как-то повлияет на успеваемость? Совершенно точно нет.
Дальше – больше. Почему преподавание любого предмета осуществляется по стандартной схеме: опрос по домашнему заданию, объяснение новой темы, контрольная работа по окончанию изучения новой темы. Скучно до зубовного скрежета. Нужно как-то заинтересовать детей, разнообразить методики, придумать нечто новое, неординарное. Её предмет – биология к творчеству не располагала, но и тут можно было пофантазировать. Например, организовать биологическую викторину между классами в каждой параллели. Или игру наподобие «Что? Где? Когда?» на звание лучшего интеллектуала школы. Ольга фонтанировала идеями.
С тех пор как она сама закончила школу, совсем не так давно, в ней ровным счетом ничего не изменилось. Те же скучные, идеологически выверенные пионерские линейки, тоскливые классные часы, посвященные пионерам-героям или дню рождения Ленина, ежегодные смотры строя и песни с набившим оскомину репертуаром, дежурные стенгазеты к праздникам. Все серо, уныло, безнадежно скучно.
Но ведь можно и иначе. Стенгазета – карикатуры на двоечников и хулиганов, классный час – актуальный разговор о токсикомании и наркомании с активным вовлечением ребят в диалог. И участковый Балжуларский подкинул замечательную идею. Вот уж в ком Ольга не надеялась найти единомышленника. Ему по должности креатив не положен. Однако, оказалось, и в милиции не одни чурбаны бесчувственные работают.
В ожидании участкового, обещавшего заглянуть после семи вечера за сочинениями ребят, Ольга готовилась к уроку в шестом классе. Хотелось рассказать им что-то новое, интересное, помимо обязательных текстов параграфов в учебнике. Она рылась в книгах, обложившись справочниками и энциклопедиями. Темой предстоящего урока была флора доисторических эпох от момента зарождения жизни на Земле. Тема – обширнейшая, материала – море. Чтобы рассказать только самое интересное и трех уроков не хватит, не то что одного. Оля, грызя кончик ручки, составляла конспект.
На иллюстрации раскрытой перед самым её носом книги расстилался неземной пейзаж. Среди похожих на мхи ринофитов девонского периода высились многометровые, бурые, конусообразные столбы прототакситов – то ли грибов, то ли чего-то еще, ученые пока не определились. Если ринофиты не превышали ростом двадцати сантиметров, то торчащие пальцы прототакситов были до девяти метров высотой. Поселялись эти организмы, предположительно, на голом камне, взламывая скалы по микротрещинам и растворяя для получения минералов. Почвы, как таковой, в начале девонского периода еще не было. А потом чудо-грибы начинали поглощать органику вокруг себя. Вполне вероятно, что серо-зеленые конусы являлись крупнейшими хищниками суши тех времен, ловя насекомых с помощью клейких петель. Годичные кольца на окаменевших стволах прототакситов свидетельствовали о том, что жили эти организмы столетиями, а исчезли 360 миллионов лет назад в конце девона, уступив место растениям и грибам. Учебник биологии для шестого класса о них и не упоминал, ограничиваясь минимальным количеством сухих фактов. Как можно пробудить в ребятах интерес к предмету, если все самое интересное остается за рамками уроков?
***
Оскорбленная в лучших чувствах пренебрежением потенциального поклонника (губки то она уже раскатала) Клавдия Петровна Пухова критически рассматривала в зеркале свое отражение. Как и большинство женщин, проблему она видела почему-то в себе, а не в кавалере, которому до нее не было дела. Да и дело, по большому счету, было не в нем, а в уязвленном самолюбии.
Голова ее была повязана платком, под которым ровными рядками топорщились барашки бигуди, а лицо было сродни чистому холсту – блекло и невыразительно. Лишь выросшая на подбородке бородавка добавляла пикантности. Природа, скажем прямо, поскупилась, создавая ее лицо. Хорошо бы глазки иметь побольше, и губки, как у Софи Лорен, и скулы повыразительнее, а нос, наоборот, сузить вполовину. Ну, ничего, эти беды исправимы.
Похоже, настал час признать – в деле сохранения и преумножения красоты пора принимать чрезвычайные меры.
Разложив перед собой целый арсенал баночек, тюбиков, флакончиков и коробочек, Клавдия Петровна принялась творить. Перво-наперво – крем для лица от фабрики «Свобода», тот, что пожирнее. Потом тональный – «Балет». Да погуще положить, толстым слоем, дабы и синеву под глазами замазать, и сосудики замаскировать, и морщинки зашпаклевать. Да и на шею не забыть нанести чудо-средство, а то многие экономят, а потом лицо и шея получаются разного цвета. Смех, да и только. Теперь из зеркала на Клавдию Петровну смотрела маска, все еще бесцветная, но уже однотонная.
Любимая палетка теней с розовыми, голубыми и сиреневыми оттенками прелестницу никогда не подводила. Сегодня Клавдия Петровна мелочиться не стала, выбрала фиалковый тон и нанесла его аж до бровей, очертив те черным карандашом. Мода на выщипывание бровей в ниточку мадам Пуховой не нравилась. Но что поделать, мода есть мода. Поэтому от природы широкие и кустистые брови были облагорожены пинцетом донельзя, придавая лицу Клавдии Петровны удивленный вид.
Ничтоже сумняшеся она нарисовала тем же карандашом стрелки, выведя их широким мазком к вискам. Поплевав в коробочку сухой «Ленинградской» туши, кокетка густо намазюкала ресницы. Искренне полагая при этом, что количество нанесенной туши компенсирует их редкость и чахлость. Румянилась Клавдия Петровна всегда малиновым. Не девочка ведь уже, розовые щечки себе рисовать. Из зеркала на нее, прикрыв фиалковые глаза опахалом ресниц, томно смотрела Шемаханская царица.
Остался последний штрих. Губы – тонкие и неровные, не имевшие четко очерченных границ, доставляли Клавдии Петровне всегда большие неудобства. Их приходилось начисто игнорировать, замазывая тональным кремом, и рисовать новые: яркие, пухлые, капризно изогнутые. Поэтому и губной помадой чаровница всегда пользовалась цепляющей глаз – алой, пурпурной, вишневой, плотной и непроницаемой, вроде масляной краски.
Традиционную «халу» на голове она начесала с особым остервенением, цементируя завитки волос лаком насмерть, не давая им ни малейшего шанса колыхнуться на сквозняке.
Вот так-то лучше! Театральная прима или оперная дива – не меньше!
Из шифоньера были извлечены на свет новые финские сапоги на высокой танкетке.
И все-таки женщину делает не макияж, прическа или одежда. Женщину, по глубокому убеждению Клавдии Петровны, делает стать. Коли чувствуешь себя царицей Савской с гордо поднятой головой, покровительственным взглядом и невозмутимостью египетского Сфинкса, то будешь ею. А если нет в тебе этого стержня, то как бы хороша ты не была, неуверенность во взгляде и движениях портит все впечатление.
Клавдия Петровна окинула себя оценивающим взглядом. Красный рот кровожадно скривился. Теперь от нее ни одна собака не уйдет. Самооценка взлетела вверх ракетой «земля – воздух».
***
Женька прыгала на нем, как отбойный молоток на асфальте. От Алексея и участия то почти не требовалось. Он смотрел на скачущие Женькины груди и придерживал ее за бедра. Ишь, как разошлась. А воображение рисовало на ее месте давешнюю пигалицу из школы. И возбуждала его сейчас вовсе не Женька, с ее тугим, словно налитое яблочко, телом, а мысль об изящных плечиках и огромных серых глазах за стеклами очков Дюймовочки. Вот ведь запала в душу. И было бы на что западать? То ли дело Женька. Пусть пробы на ней ставить негде. Но те места, которые пробовали все, кому не лень, были хороши, что и говорить.
Женька предавалась любимому занятию самозабвенно и с таким упоением, что Алексею почудилось даже – ей никто и не нужен для этого дела. Даже он. Ну чисто технически нужен, конечно, а так – нет. Будь у нее самой необходимые причиндалы, то без мужика она обошлась бы запросто. Алексей ощущал себя спортивным инвентарем вроде боксерской груши или козла.
Липучей новая подружка оказалась до невозможности. Можно сказать, это она его охмурила и в койку уложила. Приперлась прямо в участок, терпеливо переждала всю очередь, когда в помещении никого, кроме них не осталось, и вцепилась в него бульдожьей хваткой.
«Что же Вы, Алексей Константинович, до ночи работаете? И каждый день так? Ни покушать нормально, ни отдохнуть, ни на свидание сходить с девушкой. У Вас есть девушка, Алексей Константинович? Как же Вы один живете, не обихоженый совсем, без женской руки?»
Насилу отвязался.
Но на следующий день Женька явилась снова. И уже не с пустыми руками. В объемной сумке у нее, замотанная в теплое детское одеяльце, стояла кастрюлька, издающая упоительный котлетно-чесночный запах. Этот аромат невозможно было спутать ни с чем, особенно после целого рабочего дня и будучи голодным, как волк.
«Даже и не думайте возражать, Алексей Константинович,» – погрозила она пальцем и засуетилась. – «Я сейчас. Быстренько.»
Участковый, восседая за столом, безмолвно наблюдал, как Женька шустро расстелила принесенную с собой газетку, достала тарелку и вилку, размотала одеяльце с кастрюли и наложила в тарелку целую горку котлет. Алексей сглотнул. В животе заурчало. Пахло одуряюще вкусно.
«Ой, огурчики забыла!» – спохватилась девка. Вытащила из сумки пол-литровую банку, открыла тугую крышку и выловила вилкой пару хрустящих соленых огурцов. – «Ну вот. Кушайте на здоровье. Такому большому и сильному мужчине нужно хорошо питаться.»
Женька била наверняка. По самому слабому месту любого одинокого холостяка – по желудку. От жареной котлеты еще никто не уходил. Алексей заработал вилкой, точно кормоуборочный комбайн.
Напрыгавшись, новая подружка свалилась рядом и заползла под мышку. Алексей привычным движением обнял ее за плечо. Почему женщины все как одна делают это? Ему, например, после этого самого всегда хочется развалиться свободно, остужая разгоряченное тело и унимая сердцебиение. А женщинам непременно нужно притулиться на мужском плече и потрепаться. Алексею всегда требовалось изрядное мужество, чтобы не захрапеть сразу, а поддерживать беседу с дамой.
Сегодня интерес к беседе был обоюдным.
«А ты без комплексов,» – сделал он комплимент.
«Ага,» – подтвердила Женька.
«У Вас это семейное? Сестренка тоже такая разбитная?»
«Ты что, к сеструхе моей присматриваешься?» – шутливо, с притворным возмущением ткнула его кулаком в бок гостья. – «Смотри, она еще маленькая. Несовершеннолетняя по-вашему.»