Нетерпенье не давало мне спать всю ночь. Я едва дождался рассвета. В пять часов мы были готовы. Отец набил две сумки вареной фасолью, и, прихватив с собой мешок с орехами, мы двинулись в путь.
Сначала мы шли вдоль опушки, потому что в такой ранний час углубляться в джунгли опасно. Вдруг отец молча указал мне на землю. Я увидел на ней отпечаток копыт антилопы. Мы пошли по следам и скоро различили также след тигра.
– Наверно, тигр на заре пришел сюда к водопою и засел поджидать антилопу; антилопа учуяла тигра и пустилась бежать от него, – сказал отец. – Вот посмотри: отпечатки копыт все глубже и глубже. Значит, ее дело плохо: ее мускулы парализованы ужасом, она не может быстро бежать. Ее ноги прилипают к земле.
В какой-нибудь сотне шагов мы услышали рычание. Миг, и мы были на дереве так высоко, что тигр не мог бы допрыгнуть до нас. Отсюда, перебираясь по-обезьяньи с ветки на ветку, с дерева на дерево, мы достигли места, где нам видна была трапеза тигра. Это и страшная и красивая картина. Тигр, золотой и черный, в луже крови. Он подмял под себя антилопу и вгрызается в шею убитого животного. Тигр сожрет сперва мягкие части антилопы: сначала шею, потом мышцы груди, живот, дойдет до ребер и бросит добычу до следующего раза. Но следующего раза обычно не бывает: остатки доедает другое зверье. Мы загляделись на трапезу хищника. Алый, золотой и зеленый цвета рябили в глазах.
– Он повернет к своему логову и пройдет мимо нас, – сказал отец. – Раньше не будем стрелять.
Мы ждали долго. Часов в девять тигр оставил свою добычу, залез в кустарник и улегся спать. Но прежде чем лечь, он остановился и начал зализывать на груди рану, из которой сочилась кровь. Должно быть, антилопа перед смертью успела ударить его копытом и глубоко рассекла ему грудь.
Скоро кусты под нами стали оживать; черные мордочки просунулись сквозь листву; их ноздри заходили, принюхиваясь к антилопе. Это были лисы и шакалы – они пришли за своей долей костей. Когда они подвинулись ближе к добыче, тигр заворчал, как собака, и низкая поросль джунглей всколыхнулась, как факел под ветром. До полудня тишайший шорох то и дело вплетался в полную тишину. Иногда голодные челюсти открывались уже, чтобы впиться в мясо, но всякий раз раздавался сердитый храп тигра, и звери шарахались в чащу. Их бегства не было слышно, но оно было видно. Если убегал шакал, по кустам пробегали волны; если лиса убегала, кусты трепетали, как шкура собаки, которой снятся тяжелые сны.