– Это тигр взмахнул хвостом и вычертил им круг по росистой траве, – сказал отец.
Дальше трава была примята низко, будто кто-то здесь поставил на землю корзину. Отец объяснил:
– Это тигр уткнулся в траву, чтоб освежить свою морду.
– Свернем лучше назад, – сказал я, – он ждет нас где-нибудь впереди.
– Нет, мой трусишка. Вряд ли тигр ждет нас: он в своем логове, к тому же он сыт и теперь никого не тронет.
– Почему ты знаешь?
– Он нежился в свежей траве; голодный зверь никогда не станет тешиться ранней прохладой.
Но едва мы прошли две-три сотни шагов, до нас донеслось тихое ворчание. Мы остановились. Снова то же ворчание, только подальше. Отец заметил:
– Его величество еще не достигло логова: он дает знать ворчанием, чтобы ему очистили дорогу.
– Он идет очень медленно, – сказал я.
Вдруг отец снизил голос до шепота; он говорил больше жестами, чем словами. Только тот, кто много времени прожил вместе, умеет разговаривать на языке молчания.
– Он наелся так, что стал дерзок, – шепнул мне отец. – Его не заботит, видят его или нет; он возбужден, и лучше его сейчас не трогать.
Я подался назад.
– Стой смирно, – шепнул мне отец, – не то он услышит.