Семь дней

7

Ему снилась Лизе Бекман. Они гуляли по оживленной улице, и он все пытался ей объяснить, почему при ней так нелепо повел себя. Но Лизе Бекман не обращала на него внимания. Потом она исчезла, растаяла в толпе, и прохожие смотрели на него с большим неодобрением.

Разбудил его звонок будильника на мобильном телефоне; он сел на кровати, не сразу сообразив, где он.

Он увидел на туалетном столике папку с делом, и в голове постепенно всплыло все, что было вчера. Он потер глаза. Медленно встал, оделся, зашел в ванную, где сходил в туалет и умылся. Потом осторожно заглянул в спальню Алексы.

Она еще спала.

Гриссел задумался. Что делать дальше? Надо поехать домой, принять душ, побриться, почистить зубы и позавтракать – вчера вечером он ни крошки не съел. А потом встретиться с Томми Нкхеси у дома Слут. Но не хочется оставлять Алексу в таком состоянии…

Решившись, он отнес дело в машину, нашарил в бардачке блокнот и ручку. Утро было ясное и прохладное, но безветренное; лишь мрачно нависала над городом Столовая гора. Бенни позволил себе ненадолго задержаться у машины и полюбоваться видом. Вернувшись в дом, он присел за туалетный стол во второй спальне и написал ей записку.

«Алекса!

Пожалуйста, прости меня за вчерашнее. Во всем виноват я. Позвони, когда проснешься. Мне очень нужно с тобой поговорить.

Бенни».

Вырвал страницу, на цыпочках зашел к ней в комнату и положил записку на тумбочку, где она непременно ее увидит.

Номер 36 на Роуз-стрит оказался новеньким пятиэтажным домом, построенным в стиле старого Бо-Капа, но с современной «начинкой». Нижние этажи раскрашены ярко, броско, как соседние домики.

Нкхеси ждал его у входа. Он оказался одного роста с Грисселом, но шире в плечах и слегка кривоногим. Из-за очков в черной оправе и коричневого твидового пиджака он показался Бенни похожим на учителя. Поздоровался он вполне дружелюбно и тут же сказал с акцентом обитателя тауншипа^[1]:

– Ключи у меня есть, но все равно подниматься на этаж придется с охранником.

Он предупредительно распахнул перед Грисселом дверь.

– Томми, извините, что так вышло, – произнес Гриссел, входя.

– Ничего страшного, капитан. Так я и знал, что делом займутся «Ястребы».

Подъезд сиял чистотой и красивой отделкой. За стойкой сидели мужчина и женщина в форменных куртках. Нкхеси показал Грисселу камеру на стене:

– Камеру видеонаблюдения и ключи-карточки для лифтов должны были ввести в действие еще в конце декабря, а подключили только в конце января. 18 января подъезд охраняли только сотрудники частного охранного предприятия. Но любой незваный гость мог спокойно проникнуть в дом через подземный гараж – там нет поста охраны.

Он предъявил удостоверение ЮАПС женщине-охраннице и заговорил с ней на языке коса. Та велела им расписаться в журнале, хотя Гриссел никогда не видел смысла в подобных мерах предосторожности. В журнале можно написать абсолютно что угодно!

Охранница повела их к лифту.

– Для того чтобы вызвать лифт, жильцы вставляют вот сюда магнитную карту. – Нкхеси показал слот над кнопкой вызова. – В кабине они нажимают кнопку своего этажа. Подняться можно только на тот этаж, который запрограммирован в вашей карте. На другой лифт не поедет. Вниз, правда, спуститься можно без проблем.

– Но 18 января система еще не работала.

– Да. Ее подключили через два дня после убийства. – Нкхеси покачал головой.

Охранница нахмурилась. Нкхеси поправил очки.

– Убийство очень плохо сказалось на репутации дома, половина квартир еще не раскуплена.

У двери, вставив ключ в замок, Нкхеси сообщил:

– Все оставили в точности как было, потому что дело не раскрыто. Сейчас на муниципалитет давят юристы. Они торопят нас, хотят поскорее закрыть квартиру. Наследники Слут – ее родители. Они пенсионеры и живут в Джеффрис-Бэй.

Он толкнул дверь и посторонился, пропуская Гриссела вперед.

Гриссел убедился, что в дверь врезан смотровой глазок, что цепочка и задвижка не повреждены. Переступив порог, он остановился. Ему захотелось вначале «почувствовать обстановку».

Помещение оказалось меньше, чем он представлял по фотографиям, но все-таки квартира у Ханнеке Слут была просторной, приятной и современной. Утреннее солнце весело светило в большие окна; из окна, выходящего на юг, виднелась часть Сигнальной горы. Слева от окна находилась колонна, за ней – открытая в плане кухня. Тихо жужжал дорогой двустворчатый холодильник. Диван и кресла располагались посередине, в зоне отдыха, между колонной и окнами. Картина висела на стене справа, над стереосистемой. В оригинале она понравилась ему больше, чем на фотографии. У окна стоял белый телескоп на треноге.

Гриссел оглянулся, заметил, что Нкхеси внимательно наблюдает за ним.

– Томми, можно взглянуть на ключ?

Детектив-коса протянул ему связку ключей.

– Вот этот от парадной двери. – Он показал ему серебристый ключ от американского замка. – Этот от машины, другой – от шкафчиков. – Ключи висели на металлическом колечке.

– Где хранятся запасные ключи?

– Запасные есть только от шкафчиков и машины. Она держала их в тумбочке у кровати.

– Может, на работе?

Нкхеси покачал головой.

– А у охранников нет ключа от ее квартиры?

– Нет. Главный ключ есть только у смотрителя, но у него нет карточки от лифта. Наверх его поднимают охранники, но только с согласия жильца.

– Где ее машина?

– На своем месте, в подземном гараже. «Мини-купер» с откидным верхом. Эксперты осмотрели ее. Ничего.

– Спасибо, – кивнул Гриссел, возвращая ключи.

Он посмотрел на кровь.

Одно бурое пятно выделялось на красивых серых мраморных плитках в трех шагах от входа. Эксперты обвели его черным. Примерно в метре от него находилась вторая лужа, побольше. Там лежала жертва.

Гриссел осторожно вернулся к порогу, сделал два шага вперед. Видимо, убийца стоял здесь. Именно здесь жертве нанесли смертельный удар. Она попятилась назад, возможно пошатнувшись от сильного удара. Потом рухнула на пол.

Гриссел нагнулся, осмотрел первое, небольшое кровяное пятно. Сохранилось идеально: не смазано, отпечатков пальцев нет.

Он вышел на кухню. В раковине пусто. Рабочие поверхности чистые, как на снимках.

– Томми, в раковине ничего не было?

Нкхеси подошел к нему и встал рядом.

– Ничего. Она поела на работе. Примерно в шесть сорок пять заказала доставку из тайского ресторанчика. Курьер приехал в пять минут восьмого и оставил ее заказ в приемной, на стойке администратора «Силберстейн». Из приемной ей позвонили, и она спустилась за едой. Коробки бросила в мусорное ведро. Вот почему патологоанатом был так уверен насчет времени смерти. По его словам, процесс пищеварения был в самом разгаре, пищевой комок только начал проникать в двенадцатиперстную кишку. Так как она поужинала около семи, смерть наступила в районе десяти вечера.

– Томми, вы хороший детектив, – задумчиво проговорил Гриссел.

– Стараюсь…

– Когда я… Поверьте, я не раз оказывался на вашем месте. Мои дела тоже передавали другим. Поэтому я прекрасно понимаю, что вы сейчас чувствуете.

– Ничего страшного, капитан! – Томми снова принялся поправлять очки.

– Мне гораздо легче, чем вам. Я ведь только читаю материалы дела. Все самое трудное сделали вы.

– Это не важно. Давайте вместе поймаем того, кто это сделал!

От Гриссела не укрылась серьезность Нкхеси.

– Спасибо, Томми! – Он показал пальцем в сторону лестницы: – Там, наверху… На столе рядом с ее ноутбуком стоял бокал с вином. А бутылки не было…

Нкхеси тут же открыл дверцу отдельно стоящего кухонного шкафчика:

– Бутылка стояла здесь. Ее забрали эксперты. Откупоренная бутылка красного, там оставалась примерно половина.

Должно быть, Слут налила себе вина, а бутылку поставила на место.

– Она была аккуратисткой.

– Вы полюбуйтесь на ее шкафчики. Идеальный порядок, как в магазине!

– Где у нее хранятся ножи?

Нкхеси показал ему ящики:

– Столовые приборы в верхнем, кухонная утварь в третьем сверху.

Гриссел выдвинул верхний ящик. Столовое серебро, вилки, ножи, столовые ложки, чайные ложки. Ничто даже отдаленно не подходит под описание орудия убийства.

– В третьем ящике лежат три кухонных ножа, – заметил Нкхеси. – Похожего и близко ничего нет.

Бенни выдвинул третий ящик. Он был заполнен не доверху. Пара сервировочных ложек и ложек для перемешивания салата, скромный набор кухонной утвари. И три ножа с черными ручками, разного размера. Самый длинный – для мяса, но его размеры все же были слишком скромными для того, чтобы он мог стать орудием убийства.

– Даже если в наборе был нож подлиннее, он бы все равно оказался слишком узким, – заметил Нкхеси. – Капитан, я обыскал всю квартиру. Если бы у нее был кинжал или ассегай… Никаких следов. Не знаю…

Гриссел закрыл шкафчик, подошел к холодильнику. Он оказался почти пустым. Два стаканчика фруктового йогурта «Вулвортс», коробка сыра фета. Два сорта желтого сыра, в отдельных коробочках, накрытых пластиковыми крышками. Двухлитровая бутылка апельсинового сока, на треть пустая. Бутылка белого вина, неоткупоренная, коробка маргарина, пластиковый контейнер с чем-то бордовым – судя по всему, свекольным салатом.

Он открыл дверцу морозильного отделения. Ведерко с мороженым, несколько упаковок замороженных овощей, пакет с куриными бедрышками.

Гриссел закрыл морозильник.

Поднявшись на второй этаж, он вначале заглянул в пустую спальню, где хранились коробки. Коробки были аккуратно расставлены на односпальной кровати, точно по углам. Два скатанных персидских ковра стояли у белой книжной полки, не загромождая проход.

Гриссел подошел к кровати и осмотрел коробки. Они были заклеены широкой клейкой лентой, какой пользуются в компаниях по перевозке вещей.

Нкхеси тоже поднялся на второй этаж. Они вместе прошли по короткому коридорчику в главную спальню. В конце коридорчика, рядом с дверью в спальню, было большое окно с видом на город.

Спальня оказалась довольно просторной, со встроенными шкафами. Между двумя большими окнами Слут поставила свой письменный стол. Кремовые шторы на окнах были задернуты – точно как на фотографиях. Против двери стояла широкая двуспальная кровать в минималистском стиле. Слева от кровати дверь, ведущая в ванную. На полу – большой восточный ковер, тоже кремовый, с нежным коричневым узором.

– Свет был включен, – заметил Гриссел.

– Да.

Теперь на столешнице ничего не лежало, потому что компьютер и папки увезли. Гриссел уже собирался спросить насчет ноутбука, но тут зазвонил его мобильник. Он достал его из кармана рубашки. На дисплее высветилось: «Алекса».

– Привет.

– Бенни, я не могу… – В ее голосе угадывался настоящий ужас.

Перед тем как ответить, он вышел в коридор.

– Чего ты не можешь?

– Не могу выступать, Бенни. Не могу, и все!

8

– Ну что ты, Алекса, не волнуйся, я скоро…

– Бенни, я просто умру!

Он не знал, что ей сказать, внезапно поняв, что не в состоянии подобрать слова, найти нужный подход.

– Не умрешь, – с трудом выдавил он. – Ты ведь Ксандра Барнард!

– Бенни, я никто, пустое место! – Он понял, что она вот-вот расплачется.

– Я… Алекса, пожалуйста, дай мне час. Ты завтракала?

– Нет, – тихо ответила она.

– Иди свари себе кофе. Съешь что-нибудь. Прими ванну… Я приеду, как только освобожусь. Я сейчас на работе…

Тишина.

– Алекса…

– Бенни, я не знаю, что делать.

– Ты сваришь кофе?

– Сварю.

– Обещаю, что приеду, как только смогу.

– Ладно.

– Я тебе перезвоню. Держи мобильный телефон рядом!

– Ладно.

– Я скоро приеду.

– Извини, Бенни.

– Тебе не нужно извиняться, мы обо всем поговорим… – Пришлось закругляться, потому что его ждал Нкхеси. – Вот только разберусь с делами и сразу приеду.

– Прости меня, Бенни, напрасно я тебя побеспокоила… Пока! – Алекса нажала отбой.

Гриссел стоял в коридорчике у окна и смотрел на город, но ничего не видел. Придется скорее заканчивать. Дома у Алексы спиртного нет, но, если он не поторопится, она поедет в какой-нибудь отель. Она всегда ездила за выпивкой в отель, потому что «в винных магазинах так убого». Он видел все признаки надвигающейся опасности и догадывался, что она, скорее всего, поедет пить в «Маунт-Нельсон».

А виноват во всем он.

Судя по выражению лица Нкхеси, он все слышал, хотя специально не подслушивал, но из вежливости не хотел показывать виду.

– Извините, Томми, – только и произнес Гриссел.

Чернокожий детектив неопределенно махнул рукой.

Гриссел наморщил лоб, собираясь с мыслями. До звонка Алексы он хотел спросить что-то важное.

Он вспомнил:

– Ее ноутбук был включен?

– Нет, выключен. Но, судя по электронной почте, она сидела здесь и работала. Примерно в половине десятого отправила письмо ван Эдену. Он… человек, который организовал сделку. Письмо официальное, нечто вроде отчета о проделанной работе.

– И ему же она посылала эсэмэску где-то без десяти десять?

Нкхеси кивнул:

– По его словам, эсэмэска была связана с тем письмом – она сообщала, что отправила его.

– А папки, которые лежали на столе, тоже имели отношение к сделке, которую она готовила?

– Да.

– Она сидела здесь и работала почти до десяти вечера… – Ответ Нкхеси подтвердил то, что Гриссел заподозрил, когда рассматривал фотографии места преступления. Он еще тогда подумал, что не обнаружит здесь ничего нового.

Он перешел в ванную, осмотрел большую душевую кабину, отделенную от остального помещения стеклянной панелью. Там нашли единственный мужской лобковый волосок. Большая, белая современная ванна. Тоже выложена серой мраморной плиткой. Коричневые шкафчики, коричневые полотенца. На стене в темной деревянной рамке коричневая матерчатая корзина для грязного белья. Гриссел поднял крышку. Корзина была пуста.

– Все забрали эксперты, – пояснил Нкхеси.

– И ничего не нашли.

– Вот именно.

Они вернулись в спальню. Гриссел резко развернулся к своему спутнику:

– Томми, как вы себе все представляете? Что здесь, по-вашему, случилось?

Нкхеси поправил очки большим, указательным и средним пальцами.

– Она взяла работу на дом, сидела здесь…

Зазвонил сотовый Гриссела. Он вздохнул:

– Извините, Томми…

Гриссел достал телефон из кармана куртки. На дисплее высветилось: «Мбали».

– Здравствуйте, Мбали!

– Бенни, как дела?

– Нормально, спасибо. С возвращением!

– Спасибо, – без всякой радости ответила она. – Вам известно, что я веду дело стрелка?

– Да, мне сообщили об этом вчера.

– Бенни, я ваш связной. Вы читали его послания?

– Да.

– Мне интересно, что вы о них думаете. Мы с вами можем встретиться?

Сначала ему придется съездить к Алексе, да и здесь необходимо все закончить. Он посмотрел на часы.

Мбали верно истолковала его молчание.

– В любое время, Бенни. Я весь день на работе, в Клермонте.

– Тогда давайте созвонимся попозже и договоримся…

– Конечно, Бенни. До свидания!

Нкхеси расплылся в широкой улыбке:

– Мбали Калени?

– Да.

– Я слышал, с ней кое-что произошло. В Голландии.

– Так говорят.

– Должно быть, дело в травке. Наверное, она захотела арестовать кого-нибудь за то, что сидел на улице с косяком!

– Наверное.

– Ох уж эта Мбали… – с задумчивой улыбкой проговорил Нкхеси.

– Она хороший детектив, – заметил Гриссел.

Нкхеси молча кивнул.

– Томми, как это все случилось?

Снайпер сидел в кузове «чаны» с замазанными окнами. Рядом с ним на полу лежала электрическая лампочка; шнур, извиваясь, тянулся из окна к розетке на стене темного гаража.

Винтовку он положил на колени. Рядом, на ящике для инструментов, лежал алюминиевый пенал с принадлежностями для протирки и очистки – алюминиевым шомполом с удлинителем, ершом, протиркой, выколоткой и масленкой. Он работал медленно и сосредоточенно, стараясь не трогать оптический прицел. Если заденет, придется снова нести его в тир для пристрелки, а он сейчас не может себе этого позволить.

Уже не может.

Сегодня работать придется издали. С такого расстояния ему еще не приходилось стрелять. Вот почему ему хочется поскорее со всем покончить.

Главное – успеть до двенадцати, до того как улицы погрузятся в тишину воскресного полудня.

Сегодня он торопиться не станет. Сохранит хладнокровие. Вчера он промахнулся с первого раза, потому что плохо справился с напряжением. Теперь лед тронулся. Сегодня он будет стрелять лучше.

Он посмотрел на часы. У него есть еще двадцать минут, потом он должен ехать.

– 18-го попасть в дом не составляло никакого труда, – говорил Томми Нкхеси. – Через подземный гараж можно выйти на лестницу или к лифту и подняться на нужный этаж… Убийца поднялся и позвонил. Слут к тому времени как раз закончила работу и, должно быть, успела спуститься вниз. Она посмотрела в глазок и узнала гостя, поэтому открыла ему дверь. Они поговорили. Потом поссорились. Он очень рассердился. Ударил ее. Увидел, что она умерла, и сбежал.

– Возможно.

– Капитан, в доме ничего не пропало. Мотива нет. Shici – ничего! У нее не было постоянного спутника, вообще никакой личной жизни. Если не считать двух подруг, она общалась только по работе. Ее считали славной женщиной. Сотрудники отмечают ее честолюбие. Она очень выкладывалась, потому что хотела войти в совет директоров «Силберстейн». Кстати, по словам Прёйса, ее как раз собирались повысить. Так что, по-моему, убили ее из-за чего-то другого. Сначала я заподозрил наркотики. Эти богатые кошечки любят нюхать кокаин; может быть, дилер принес ей очередную дозу, а у нее при себе не оказалось наличных. Может, она уже была под кайфом, вот он ее и пырнул. Но он бы непременно что-нибудь украл. И потом, на вскрытии никаких наркотиков не обнаружили. И все-таки, капитан, мне кажется, что дело нечисто. Убийца не просто так к ней пришел. Речь идет о чем-то таком, о чем не знали ни коллеги, ни друзья. Только мы никак не поймем, в чем дело. А может, он не собирался ее убивать, а потом взял и убил… Так получилось.

9

Гриссел спросил Нкхеси, где он нашел фотографии Слут – те, что в белом конверте.

Нкхеси замялся на секунду, а потом подошел к тумбочке справа от кровати. Гриссел отметил, что в тумбочке два ящика и под ними – дверца. Нкхеси выдвинул второй ящик.

– Идите взгляните сами, – пригласил он с едва скрываемым неодобрением. Сам же поспешно отошел назад, как будто содержимое ящика было ядовитым.

Гриссел подошел поближе и сразу увидел вибратор, длинный и толстый, чудовищно правдоподобная имитация пениса. А под ним – коробка, в котором его привезли. На коробке крупными буквами было написано: «Вибратор «Большой мальчик».

– Ее дружок, – заметил Нкхеси. – А под ним альбом.

Гриссел молча достал фотоальбом и раскрыл его.

На обложке он увидел серебристую наклейку с именем фотографа: «Анни де Вал». И адрес: Де Ватеркант.

Внутри он увидел другие фотографии Ханнеке Слут, в том же стиле, как и на снимках из белого конверта. Ее снимали в разных позах; на страницах формата А4 умещалось по одному. Она предстала перед ним в разных позах, в разных платьях и блузках с низким вырезом, но фотографий в стиле ню он больше не нашел. Восемь последних страниц оставались пустыми.

– Вы вынули только три снимка?

– Да. Два для досье. И еще один, где она голая; мне не хотелось, чтобы это видела ее мать, – очень серьезно ответил Нкхеси.

Гриссел попробовал запихнуть фотоальбом обратно, под вибратор и коробку, но у него ничего не получилось. Пришлось вытаскивать коробку, отложив альбом в сторону. На коробке он прочел: «Большой мальчик» на самый взыскательный вкус! Мультискоростной реалистичный вибратор. Настоящий герой-любовник! Он доставит вам полное удовлетворение. Проникает глубоко, дарит радость. Настоящим мужчинам далеко до этой горячей штучки! Батарейки в комплекте».

Гриссел поднял голову и увидел, что Нкхеси выжидательно смотрит на него.

– Томми, – сказал он, – мы живем в странном мире.

– Да, – ответил Нкхеси на коса, покачав головой и поправив очки.

Когда они спустились к машинам, Нкхеси попросил его расписаться за ключи от квартиры. Гриссел расписался и заметил, как Нкхеси вздохнул с облегчением. Он как будто сбросил с плеч огромный груз.

Перед тем как уехать, Гриссел вдруг вспомнил еще кое-что:

– Томми, наверное, мой вопрос покажется вам странным, но… не встречался ли вам в ходе расследования человек… он мог быть кем угодно… который упоминал о каком-то «коммунисте»?

– О коммунисте?!

Его изумление само по себе могло служить ответом.

– Ладно, Томми, не берите в голову. Просто полковник вчера обмолвился кое о чем…

Нкхеси покачал головой:

– В ходе расследования я столкнулся лишь с шайкой капиталистов…

С дороги Бенни позвонил Алексе и сказал, что едет. Ее голос показался ему рассеянным и далеким, как будто он утратил для нее значение. Сердце у него упало.

Самое печальное, что он ее не понимает, хоть и старается, и сознает, как она страдала. У нее такой огромный талант!

Три месяца назад она впервые после долгого перерыва поднялась на сцену и спела с «Ржавчиной», любительской группой, исполняющей рок и блюз. Группа называлась так не случайно, потому что в нее входили четыре обитателя пригородов, принадлежащих к так называемому среднему классу. И по возрасту их никак нельзя было назвать молодыми. У них ушло пять месяцев, чтобы счистить ржавчину с каждого в отдельности и со всех вместе и выучить несколько старых, классических номеров. Они надеялись, что их будут приглашать на свадьбы и вечеринки. Бенни несколько раз приглашал Алексу на репетиции. Она все время отказывалась, но неожиданно приехала в старый муниципальный досуговый центр в Вудстоке, где они встречались. Вначале она только сидела и слушала с каменным лицом, а они старались изо всех сил не опозориться. Все прекрасно понимали, кто такая Ксандра Барнард. И вдруг, в перерыве, она спросила:

– А вы знаете See See Rider Ма Рейни?^[2]

И Винс Фортёйн, их ведущий гитарист с вытатуированным на мускулистом плече якорем и маленькими глазками, которые зажмуривались от удовольствия, когда у них все получалось как надо, ответил:

– Песня клевая, но, пожалуй, слишком уж оптимистичная для Ма!

Алекса согласилась, едва заметно улыбнувшись и кивнув. Винс и барабанщик, Яп, с длинной сивой гривой и постоянно зажатой во рту сигаретой, начали играть. Гриссел и усатый ритм-гитарист Якес Якобс прислушались и тоже вступили, сильно и красиво. Алекса взяла микрофон и повернулась к ним спиной. И запела.

Главное, он-то все время смутно надеялся, что она будет выступать с ними. Не постоянно, но, может быть, время от времени. По особым случаям. Конечно, он понимал, что слишком много хочет, и все же… Но тем вечером, стоило ей запеть, Бенни сразу понял, что им до нее далеко. Не тот класс!

Тогда Алекса подошла к микрофону в первый раз за много лет, но все сразу стало ясно и понятно. Все остальное отступило на второй план. Она ничего не утратила: ни чувства, ни мелодики, ни умения следовать их ритму и стилю… И конечно, прежним остался голос: красивый, с богатым диапазоном. И ее обаяние.

Своим участием она сразу же подняла их планку, звук, возможности. При ней и они зазвучали по-другому.

Когда она допела, они зааплодировали, и она сказала:

– Нет-нет, не надо.

А потом спросила, почти не скрывая страстного желания петь еще:

– А вы знаете Tampa Red, She’s Love Crazy?

Винс только кивнул в ответ; ее пение вдохновило его, ему и самому не терпелось сыграть.

И Алекса снова запела.

Почти час она исполняла одну песню за другой. Глаза у нее горели. Гриссел давно подозревал, что она тоскует по сцене, по зрителям, по аплодисментам, которые грохочут, как океанский прибой, потому что любовь и признание зрителей подпитывали ее талант. В минуты своего торжества она имела право на все.

И та же самая женщина вчера ночью то и дело повторяла:

– Они смотрели сквозь меня.

Что она себе вообразила? Неужели она не знает, насколько она хороша? Как ему справиться с ней, если он не в состоянии ее понять? Что он ей скажет?

И другая забота: он не может провести с ней весь день. Придется позвонить ее куратору из «Анонимных алкоголиков», миссис Эллис, директору школы. Потому что он обязан работать, сосредоточиться. Он должен переварить все, что увидел в квартире Слут. Внизу, у машины, перед тем как расписаться за ключи, он спросил у Томми:

– Кого бы вы заподозрили в первую очередь?

– Смотрителя, – ответил Нкхеси. – Его зовут Фарук Клейн. У него была возможность войти к ней; у него есть ключи от всех квартир. Он носит с собой инструменты; может быть, у него в ящике имелась и та большая и острая штука, которой можно заколоть насмерть. В квартире нашли его отпечатки, он знал, как можно без труда попасть туда. Ему она открыла бы дверь. Он считает себя красавцем. Я подумал: может быть, он решил попытать счастья с женщиной с большой… – Нкхеси показал рукой, очевидно стесняясь слова «грудь», и поспешно продолжал: – К тому же у него есть судимость. Девять лет назад его судили за хулиганство с причинением вреда здоровью. Он избил женщину, за что получил условный срок. Так что его я бы заподозрил в первую очередь. Но у него алиби – вторая жена и двое ее детей-подростков от первого брака уверяют, что он весь вечер просидел дома. Им я верю, они кажутся вполне порядочными людьми.

– А больше никого?

– Я долго проверял ее бывшего, Эгана Роха. Но он, похоже, вообще ни при чем. Во всяком случае, в тот день, когда ее убили, он был за границей. А больше никаких подозреваемых нет. Я проверил всех. Вот почему мне кажется, что найти виновного не удастся. Может быть, убийца – случайный знакомый, с которым жертва поссорилась…

Гриссел согласился с детективом-коса лишь отчасти. Ему не давали покоя несколько важных деталей. Отсутствие на руках жертвы оборонительных ран. Место, где была кровь. И третий ящик кухонного шкафчика.

Если бы Ханнеке Слут убили на пороге, у самой входной двери, если бы у нее оказались порезаны руки или на них были кровоподтеки, он бы еще согласился со случайным гостем и ссорой. Но она была взрослой, умной женщиной; более того, юристом. Если бы кто-то позвонил к ней в дверь в десять вечера, она бы сначала посмотрела в глазок. И открыла дверь только знакомому. А в квартиру впустила бы только человека, которому доверяла!

Удар нанесен спереди. Жертва стояла лицом к убийце. В трех метрах от порога. И не защищалась.

Содержимое же третьего ящика в кухонном шкафчике свидетельствовало о том, что Ханнеке Слут не очень любила готовить. Гриссел подозревал, что другой кухонной утвари, помимо той, что нашлась в ящике, у нее в хозяйстве не было. И даже если где-то хранился еще один нож, длиннее и шире остальных, все равно ничего не выходит. Убийце пришлось бы сначала бежать на кухню, выдвигать ящики и рыться в них в поисках нужного орудия. А Ханнеке Слут что – стояла все это время у входной двери и терпеливо ждала рокового удара?

По всему выходит, что орудие убийца принес с собой.

Он захватил его не случайно. Ехал к жертве с заранее обдуманным намерением.

Все это означало, что Нкхеси совершенно правильно подозревает человека, больше всего подходящего на роль преступника, – смотрителя Фарука Клейна, у которого к тому же имеется судимость. Придется еще раз проверить его алиби.

Алекса сама открыла ему дверь. Она была в домашнем халате, непричесанная… Зато трезвая.

Его охватило облегчение, смешанное с чувством вины, которое он носил в себе со вчерашнего вечера.

– Алекса, прости меня, пожалуйста. Я опозорил тебя при твоих друзьях, а потом мне пришлось срочно сорваться на работу…

Она отвернулась от него, на ее лице застыло непонятное выражение, которое он так и не смог истолковать.

Она пошла на кухню.

– Алекса… – позвал Бенни.

Она покачала головой, как будто ничего не желала слышать.

Он поплелся за ней.

На столе стояла ее кружка; стул был слегка отодвинут. Здесь она сидела, когда он приехал.

Не говоря ни слова, Алекса налила ему кофе и села за стол. Придвинула к нему молоко, сахар и коробку с ложками, обхватила руками свою кружку и опустила голову.

Бенни сел, все больше тревожась. Точно так же она выглядела, когда он увидел ее в первый раз – в этом же самом доме, в гостиной. Наутро после гибели мужа.

– Ты ни в чем не виноват, – проговорила она. Поняв, что он собирается возразить, она подняла руку, останавливая его. – У меня вот так всегда выходит… с людьми.

Он налил себе молока и насыпал сахару.

– И я, Бенни, не знаю, как остановиться.

– Алекса, ты – просто фантастика, – ответил он, и последнее слово показалось ему нелепым, вычурным. – Ты такая… у тебя есть все. Ты лучшая певица в стране; всякий раз, как я слышу в телефонной трубке твой голос, я не верю собственным ушам. Ведь я-то всего лишь обычный коп!

Алекса недоверчиво скривила губы.

– Так и есть, – сказал Бенни.

– Тебе не приходило в голову, что именно в том-то вся и беда?

– Какая беда? О чем ты?

– Ах, Бенни, беда в том, какой мир меня окружает. Ты не представляешь, что такое шоу-бизнес. Мне не хватает сил…

– Хватает, – возразил он.

– Нет, ты не понимаешь. Меня окружает столько соблазнов… Всеобщее внимание, жажда все время находиться в его центре. Даже не могу объяснить. Мой голос, мое пение… оно заурядно. Мой талант ничем не лучше любого другого и ничем не отличается от прочих способностей. Я не лучше… человека, который красил этот дом, подбирал цвета и фактуру. Он так самозабвенно трудился, столько всего знал. Его талант совершенно очевиден. Но вокруг него не толпятся восхищенные поклонники, не твердят ему с утра до ночи, что он чудо, как он изменил их жизнь, и… Бенни, лесть заманивает, в нее начинаешь верить даже против воли. А если слышишь одно и то же каждый день, на каждом выступлении, всякий раз, как высовываешь нос за дверь… Я успела забыть, что это такое. Жила спокойно до вчерашнего вечера. Мы такие эгоисты! Нас ничего не стоит обмануть. И возникает настоящая зависимость. Полная зависимость от окружающих. Я… как наркоманка. Зависимость никуда не делась. Бывало, я любила собирать вокруг себя людей, которые мне потакали, в минуты сомнения говорили именно то, что я хотела услышать. Потому что иногда мечты разбиваются о правду. И тогда я ясно понимала, что и я сама, и мой талант совершенно заурядны. А за обожание зрителей, их почитание, аплодисменты благодарить надо музыку и те чувства, которые она пробуждает. А вовсе не меня. И тогда в душе просыпался страх… Я начинала бояться, что и публика когда-ни будь это поймет.

Алекса вздохнула и ссутулилась, как будто речь отняла у нее много сил. Потом она рассеянно повертела кружку в руках.

– Вот почему я люблю собирать людей вокруг себя… Привлекать их к себе. Так я привлекла Дейва Бурмейстера, лидера моей первой группы. И Адама. А теперь я то же самое делаю с тобой. Я стремлюсь общаться с теми, кто умеет завуалировать правду. Им говоришь: я неудачница, а они отвечают: нет, Алекса, ты лучшая певица на свете. Они продолжают давать тебе наркотик в те часы, когда вокруг нет восторженных зрителей. Получается порочный круг. Моя жизнь совершенно ненормальна, она полна соблазнов и с точки зрения психологии полный кошмар. Весь мир, в котором я живу, ненормален. Он фальшивый, ненастоящий. Дымовая завеса, зеркала и ловкость рук. Однажды это понимаешь, и, когда правда доходит до тебя, в душе просыпается страх. Так я стала бояться, что меня разоблачат. Вот почему я начала пить. Когда я пьяна, мне легче верится в хорошее…