– Не зачем, а для чего. На долгую память и немного о днях съёмок в фильмах. Может быть, я сейчас поработаю актёром и больше никогда не буду. Электриком, правда, я тоже так думал, и уже двадцать лет работаю.

– Ах, вы электрик! – говорит Семён. – Вы-то мне и нужны.

– Розетки менять?

– А как вы угадали?

– Да я, – говорю, – "Поле чудес" с десяти лет смотрю, я и не такое угадываю. Дома или даче?

– Зачем на даче? На вокзале. Вы сейчас возьмёте отвёртку и со слова "Начали" будете чинить розетку.

– В смысле, делать вид, что чиню?

– Нет. По-настоящему. Только не чинить, а спалить всё к чёртовой бабушке. Мне начальник вокзала нахамил только что. Представляете?

Я говорю:

– Плохой человек он.

– Крокодил горбатый, – говорит Большедворский. – Сделайте так, чтобы у него свет погас.

В общем, взял я отвёртку, кто-то крикнул: "Мотор! Начали!" Люди сразу пошли кто куда по сигналу. Я посчитал до десяти, как меня просили, и воткнул отвёртку в розетку так, чтобы короткое замыкание было.

Ну и как коротнуло, конечно, пыхнуло, жаром руки обдало. На стене розетка выгорела, отключился автомат где-то в щитке. И свет погас.

Кто-то кричит: "Стоп! Снято!" А потом: " Второй дубль!"

Я говорю:

– Какой второй дубль? От розетки чёрное пятно осталось.

А мне Большедворский:

– Не переживайте, Максим. Сейчас придут настоящие электрики, а не актёры, и починят всё. А вы потом опять коротнёте.

Я говорю:

– Так я и есть настоящий электрик.

– Не смешите меня, – отвечает Большедворский. – А задание вы поняли правильно. Хорошо сыграли.

И пошёл Большедворский в чёрной шапочке своей с Петром Шустрым чай пить с пряниками. Я видел: эти пряники только что мимо меня пронесли.

Вот так и происходит на съёмочной площадке: кто-то чай с пряниками пьёт, а кто-то электриков играет.

6

В кино всё ненастоящее. Ненастоящий вагон ненастоящего поезда качается от ловко подложенного под сцепное устройство бруса, прожектора создают иллюзию мелькания света за окном, кружась на месте, люди пьют лимонад вместо чая в кружках с подстаканниками, говорят без слов, живут по команде режиссёра.

А у костюмеров пальто сделаны из бумаги.

Я спросил:

– Почему из бумаги? Они же одноразовые.

– Ну и что? Бахилы тоже одноразовые, а вы их используете, пока не порвутся.

– Так и порвутся пальто. А если дождь пойдёт?

– Обязательно пойдёт. Вы же на три дня записывались? На третий день и пойдёт.

– Но я на такое не договаривался.

– А никто не договаривался. Меня вообще муж на полчаса из дома выпустил, а я третий день вам костюмы подбираю.

– Ну хоть в помещении водой поливать будут?

– Конечно. В автомойке на Курской. Дверь откроют и будут поливать. Чтобы снег на вас летел.

– Так мы же вымерзнем, как мамонты.

– Это и будут снимать.

– Как актёры массовых сцен замерзают?

– Нет. Мамонтов. Рога и хоботы вам дадут ещё.

– Где вы видели мамонтов с хоботами и в пальто?

– А это не важно. Всё равно компьютерной графикой всё поправят. Главное – эмоции, чтобы вы мёрзли и мучались. Остальное – графика. И дождь графикой сделают, и снег, и мойку. И даже Курскую в компьютере нарисуют. В кино всегда так: сначала снимают долго на натуре, а потом всё – в мусорку и в компьютере рисовать. А пальто вы наденьте. Из бумаги оно или нет, а всё теплее будет. Не в одном же пуховике ходить.

Надели мы, все сорок пять человек, пальто из бумаги и пошли мамонтов играть. Ненастоящих. В кино вообще всё понарошку. Мёрзнешь только по-настоящему. И мокнешь. А некоторые вообще на снегу лежат и мёртвых людей изображают. Потому что кино требует жертв. Пусть даже понарошку и из бумаги. А так хотелось чтобы и снег был не настоящий, и холод. И вообще пускай уже дадут костюмерам хорошие тёплые пальто из непромокаемой ткани. И на выходные домой к мужу отпустят. По-настоящему.

7

Сегодня рекламировали магазин варёной рыбы.

Он так и называется "Московский рыбный магазин варёной рыбы". Сокращённо – МОРЫНВАР.

Люди в рекламу собрались киношные. Трёх знакомых увидел. Здороваться не стал. Среди них один москвич был, который ворчит всё время и ходит в модных костюмах фиолетовых. Здесь полмосквы этих пингвинов фиолетовых. Мода такая. И кеды с длинными носками разноцветными, чтобы из брюк торчали и цветами радуги переливались. Но это другая мода. Она к фиолетовыми пиджакам никакого не имеет отношения.

В общем, не стал я с Антонианом здороваться. И с женщинами двумя тоже. А то нехорошо получится: Антониана не узнал, а их узнал. Будто с местными не здороваюсь – только с приезжими.

Разделили нас почему-то на две группы. Тех, кто понаивней, в одну большую группу собрали, а толстых тёток с большими грудями в другую сторону отвели. У них группа поменьше.

Я, конечно, в первой группе оказался. Антониан пытался влезть во вторую. Чепчик на голову надел, руки под куртку засунул пониже горлышка, выпятив их, будто это грудь женская необъятная.

Его мигом вычислили, к нам отправили, шарик белый дали с чешуёй на нём нарисованной и огромную хозяйственную сумку, из которой торчит хвост рыбы варёной. А сбоку надпись большими буквами с названием нашего работодателя.

Поднял я сумку с трудом и поволок ко входу в супермаркет. Нам сказали с шариками и сумками по первому этажу ходить и лица счастливые делать, показывая видом всем, что мы такие счастливые, что рыбы купили сразу варёной и нам не надо два часа у плиты стоять и запахи неприятные нюхать.

А супермаркет огромный, как все супермаркеты в Москве. По нему идёшь, идёшь бесконечно, а там: отдел мороженого метров пятьдесят, отдел крабовых палочек такой же, отдел горошка зелёного – для каждой мелочи свой отдел и ассортимент из десятков наименований. Их если просто читать, день понадобится. А нам ходить по этому супермаркету.

Волоку я сумку по коридору, потому что в магазины запретили заходить, и улыбаюсь. А рядом худенькая девушка волочёт сумку, шариком размахивает и тоже улыбается. А улыбка у неё такая вымученная, ненастоящая. Оскал, а не улыбка. Тащит сумку, надрывается. А за ней Антониан цаплей в своём костюме фиолетовом шагает и рассказывает:

– Раньше здесь чистое поле было. Прямо посреди Москвы. А сейчас супермаркет отгрохали. И стоматологию построили за углом.

Девушка скалит ему зубы и сумку волочит по земле.

– А давайте я шарик ваш понесу. А то мне сумки не досталось. Буду с двумя шариками ходить. Вдруг в два раза больше заплатят?

Девушка отдала ему шарик и дальше сумку тащит. Ногами упирается, босоножками перебирает, дышит рывками, старается. Антониан рядом идёт и рассказывает:

– В Москве везде раньше чисто поле было, а сейчас домов понастроили, метро запустили, даже ракеты с ВДНХ отправляли. Сразу в космос. Вы на ВДНХ бывали?

Девушка кивает Антониану, а он грудь вперёд выставляет от гордости и поглядывает вокруг себя, словно король, и шариками помахивает.

И тут подбегает к нему бригадир Лёня и говорит быстро:

– Не ходите парами. Умоляю. Иначе – всё.

Подбежал и убежал сразу.

Я волоку свою сумку один, так что мне всё равно, что там иначе будет. Волоку, оглядываюсь по сторонам.

Наших, киношных, много нагнали. Слева от меня сумку волокут и шариком размахивают, справа, слева, за спиной. Уверенно волокут – хорошие актёры. И рыбу любят по-настоящему, как будто она вся из икры чёрной состоит.