Тело Перуна покоилось во дворце трех государей, куда его с почетом доставили сразу после отравления. Вокруг дворца выстроилась стража из гридей, не желающих расставаться со своим господином. Звениславе пришлось проявить чудеса ловкости, чтобы провести Немила мимо призрачных воинов.

Труднее всего оказалось пройти в ворота дворца, настолько высокие, что в них, не склоняясь, въехал бы великан верхом на слоне. Хоть они и были распахнуты, но по бокам от них расположились близнецы Мирослав и Славомир, придирчиво разглядывающие всех входящих. Даже на бессмертных богов и богинь эти дерзкие вояки взирали так, будто при любом подозрении готовы были вытолкать их взашей.

Немил почувствовал, как в копчике у него заиграл страх, но Звенислава тащила его вперед, и он вынужден был переступить через себя, чтобы не опозориться. На служанку призрачные воины не обратили внимания – слуги сновали туда и сюда, как будто во дворце готовилось что-то важное. Но стоило человеку сделать шаг в безразмерный проем, как оба стража принюхались и принялись вертеть головами. Немил проскочил побыстрее и оказался в огромном зале, потолок которого возвышался над полом, как купол высокого храма.

Вдоль стен стояли лавки, покрытые расшитыми коврами, в углах высились статуи великих предков, а у дальней стены, на возвышении, виднелись парадные престолы трех богов, правящих всем мирозданием. В этот час они были пусты, и лишь бездыханное тело могучего громовержца лежало перед ними, прикрытое синим бархатным покрывалом.

Звенислава едва не потеряла невидимого Немила, и пришлось сжать ее ладонь, затянутую в красную перчатку, чтобы напомнить о себе. Они появились вовремя: Кострома уже была здесь. Она склонилась над телом супруга и скорбно разглядывала его бледное лицо. Навь Владимир стоял за спиной хозяйки, ожидая распоряжений.

Звенислава спрятала Немила в уголке, за статуей небесного кузнеца, кующего звезды, а сама поспешила к госпоже.

– Вот и ты! – обернулась к ней Кострома. – Как раз вовремя. Я забираю тело супруга домой. Ступай вперед и расчисти путь, чтобы никто не мешал. Владимир, зови воеводу Мстивоя.

Своевольные гриди горячо поддержали решение вдовы своего господина. Призрачные воины подняли носилки и повлекли тело хозяина к выходу.

– Прочь с дороги! Не путайтесь под ногами! – заголосила Звенислава, отгоняя в сторону мелких служек.

Кострома двинулась следом, а замыкал шествие Владимир с обнаженным мечом – это был древний обряд, символизирующий готовность слуг вступить в бой даже за мертвого господина.

Внезапно лицо Костромы изменилось, вместо скорби на нем отразилась досада.

– Ах, ты уже здесь, любезная сестрица? – раздался мелодичный, но не слишком приветливый голос. – Ты ранняя пташка. Совет государей собирается в полдень, а до него еще остается чуток времени.

Стены зала заиграли всеми цветами радуги, как будто их осветило сияние. По высокому куполу побежали разноцветные блики. От неожиданности Немил отпрянул и спрятался за огромную статую, забыв о своей невидимости. В зал грациозно вплыла Додола, богиня радужного моста, в сопровождении целой стайки додолиц – нарядных девочек в возрасте от семи до двенадцати лет.

– Я не собиралась тревожить владык пустяками, – процедила сквозь зубы Кострома.

– А куда это гриди тащат великого князя? – маска любезности мигом слетела с Додолы.

– Его место – дома, под защитой родных стен, – отрезала Кострома.

– Великий князь горней дружины принадлежит всей общине богов, а не тебе одной, – резко выкрикнула Додола, преграждая ей путь и останавливая процессию.

Растерянная Звенислава попятилась, опасаясь очутиться между двух ссорящихся богинь.

– Я – законная супруга Перуна. Я решаю, как с ним поступить, – отчеканила Кострома.

– Что это за супруга, которая с мужем и ночки не провела? – дерзко возразила Додола.

– Не суй нос не в свое дело! – Кострома побелела от гнева.

– Ах, так это не мое дело? – взъелась Додола. – А то, что ты средь бела дня похищаешь великого князя – это чье дело?

– Что за ссора, любезные сестры? Как вы можете ругаться над еще не остывшим телом? – послышался громкий, уверенный голос.

Юные додолицы бросились врассыпную, уступая дорогу целому сонму великолепных божеств. Первым вошел в зал владыка Род – Немилу бросился в глаза его рдяной мятль, расшитый узорами. За старцем под высокие своды вступила целая толпа небожителей, среди которых кудесник разглядел Ладу с ее юной дочерью Лелей, Велеса, Стрибога, Ярилу и Хорса. За ними робко, будто не веря, что ему здесь рады, просеменил Вертопрах. Его неуверенный вид разительно контрастировал с дорогим черным камзолом, увешанным золотыми цепями. Божества окружили носилки с Перуном, не давая процессии ступить шагу.

– Эта самозванка думает, будто князь-воин принадлежит ей одной! – гневно выкрикнула Додола.

Ее радужный плащ разметался, отчего разноцветные полосы заплясали на лицах вошедших.

– Как вам не стыдно затевать свару над мертвым? – укоризненно глянул на обеих богинь Род своими пронзительными голубыми глазами.

Бледная Кострома сжала губы, но не ответила и отступила. Гриди вернули носилки к подножию трех престолов и поправили сбившееся покрывало, под которым лежало неподвижное тело.

– Займите места! Мы начинаем совет! – провозгласил Род и поднялся на центральный престол.

Оба кресла по правую и левую руку от него остались пусты: одно из них принадлежало Дажбогу, на втором раньше сидел Перун. Богини и боги расселись на лавках вдоль стен, и даже Вертопраху отвели отдельное кресло неподалеку от возвышения. То ли это был знак почтения, то ли, наоборот, все остальные предпочитали держаться от него подальше.

Внезапно сияние в зале стало ослепительным – это подъехал солнечный Дажбог верхом на огненном скакуне. Его венец светил так, что невозможно было смотреть на него. Немил укрылся за статуей, чтобы его не обожгло, да и Вертопрах не на шутку перепугался, а вот остальным обитателям Горнего мира до жара не было дела – он их не трогал.

Дажбог спешился, снял венец и уложил его в ларец, поданный слугой Святославом. Только когда крышка ларца захлопнулась, и нестерпимое сияние померкло, Вертопрах перестал ерзать, будто его поджаривали на сковородке. Род мигнул слугам, и те быстренько принесли послу большую чашу с вином, которая его успокоила.

Солнечный государь поднялся к престолам и занял место по правую руку от старейшины.

– Братья и сестры, у нас множество дел, но сначала мы должны решить, кому достанется место Перуна, – провозгласил Род.

Рассевшиеся на лавках богини и боги оживились и загомонили. Звенислава тихо юркнула в уголок, нащупала рукав Немила и зашептала:

– Смотри, сейчас начнется самое интересное. Владыки будут выбирать нового соправителя.

– Ох, не мое это дело, – шепнул человек в ответ. – Взгляни лучше на Вертопраха. Видишь, у него из кармашка торчит костяной гребень?

– Подумаешь, что в нем такого? – сказала дева, досадуя, что ее спутник никак не возьмет в толк, что же в Горнем мире по-настоящему важно.

– Ничего ты не понимаешь! – вышел Немил из себя. – Гребень – женский. Это оружие, а не предмет обихода. Иначе зачем таскать его с собой?

– Брось, ты все выдумываешь!

– Я – колдун, я знаю толк в подобных вещах. Стоит кинуть такой гребешок через плечо – и зал зальет огненная река. Черт нарочно его притащил, чтобы угробить всех одним махом. Сначала он вывел из строя Перуна, а теперь хочет прикончить и остальных. Я ему помешаю.

– Сиди тихо и не высовывайся, – шикнула на него Звенислава. – Божества без тебя разберутся.

– Нет, я всех спасу! Иначе зачем я тут? – не унимался Немил.

Пока они препирались, претендентки на оставшийся пустым трон выступали с речами. Лада доказывала, что она станет мудрой правительницей, и приводила множество убедительных доводов. Речь Мокуши оказалась короче: богиня-труженица заявила, что решать судьбы миров для нее – слишком высокая честь, которой она недостойна.

Богини и боги внимательно слушали и горячо откликались на эти речи, а вот Вертопрах заскучал. Он выхлебал чашу с вином до дна и велел слугам наполнить ее по новой, после чего начал клевать носом. Уже через пару минут он дремал, безмятежно посапывая.

– Не похоже, чтобы он собирался напасть! – заметила Звенислава.

– Притворяется! – с возмущением ответил Немил. – Бдительность усыпляет.

Кудесник выбрался из своего укрытия, и, пользуясь невидимостью, начал вдоль стеночки пробираться в дальний конец зала.

Леля, юная дочь Лады, от души обняла и поздравила мать с новой почестью. Лада горделиво устроилась на престоле по левую руку от Рода.

– Теперь, если владыки не возражают, я хочу забрать тело супруга в родные чертоги, – смиренно выступила вперед Кострома.

– Не позволю! – выкрикнула Додола, становясь рядом с ней. – Мало того, что эта воровка увела у меня суженого, так теперь она и тело его хочет сжечь, чтобы скрыть свое преступление.

Богини и боги, сидящие на лавках вдоль стен, ахнули от негодования. Немил, с превеликой осторожностью пробравшийся сквозь толчею, замер.

– Скорбь моя по супругу слишком велика, чтобы отвечать на эти гнусные измышления, – бледнея еще больше, вымолвила Кострома.

– Как ты можешь бросаться такими словами, сестрица? – с укоризной сказал Род Додоле. – Мы все – члены одной дружной общины. Я понимаю твои чувства, но…

– Ничего ты не понимаешь! – перебила старейшину богиня радуги.

Присутствующие возмущенно загомонили – перебивать владыку считалось неслыханным бесчестьем. Однако Додола не замечала всеобщего негодования. Порыв гнева так увлек ее, что она не могла остановиться:

– Все знают, что Перун был моим нареченным. Мы собирались пожениться – такова была наша судьба. Мир богов кажется вечным и неизменным, поэтому мы не торопились со свадьбой. Но вот явилась эта проходимка и в одночасье охмурила моего ладу. Тот забыл про свою суженую и бросился к новой страсти, как будто его самого поразил гром. Ни за что не поверю, что тут обошлось без колдовства. Эта приблуда, должно быть, его приворожила. Кроме любовного приворота такую страсть ничем больше не объяснишь. Она вспыхнула внезапно, и привела к его гибели. Вот что бывает, когда отдаешься порочным страстям!

Дажбог покачал головой и отвернулся, давая понять, что эта свара ему не по нраву. Род в глубокой печали теребил серебристую бороду, и только Лада впилась в двух спорщиц таким взглядом, будто собралась пробуравить обеих насквозь.

– Наша любезная сестра обвиняет тебя в привороте. Что скажешь на это, сударыня? – осторожно спросил Кострому старец.

– Я бы вышла из себя от этих надуманных обвинений, если бы не понимала чувств, охвативших Додолу, – ледяным тоном произнесла Кострома. – Столько лет быть невестой славнейшего из государей, а потом вдруг узнать, что он полюбил другую. Это крушение всех планов, это несбывшиеся надежды. Как трудно признать, что возлюбленный отдал сердце другой! Поневоле припишешь такую беду ворожбе. Но я не боюсь обвинений. Наша новая государыня, Лада, лучше всех разбирается в любовных чарах. Пусть она осмотрит еще не остывшее тело Перуна и решит, подвергался ли он привороту.

– В самом деле, сестрица, ты теперь государыня, – обратился к соседке старейшина. – Вот и разреши этот спор. Докажи, что по праву заняла место среди владык.

Лада вскочила с престола так резво, будто сорвалась с привязи. Она сбежала по ступеням, откинула с носилок покрывало и принялась изучать бездыханное тело громовержца, пронося ладонь над его лицом и грудью. Все замерли и принялись вглядываться в то, как творит волшбу хозяйка любовных чар.

Немил воспользовался случаем и на цыпочках прокрался мимо последнего препятствия – воеводы Мстивоя, который отгораживал гостей от владычных престолов. Держаться на цыпочках для грузного Немила оказалось непросто, выпирающее брюшко перевесило, он покачнулся, взмахнул руками и легонько задел кольчугу воеводы, которая тихо звякнула.

Мстивой встрепенулся и принялся озираться по сторонам. Род приложил палец к губам, давая воеводе знак, чтобы тот не мешал. Немил восстановил равновесие и тихо прокрался дальше, к креслу Вертопраха, который беззвучно кемарил, свесив похожий на свиное рыльце нос.

Лада прикрыла корзном плечи Перуна и резко выпрямилась. Зал затих, ожидая ее заключения. Бледная, как полотно, Кострома казалась невозмутимой, в то время как лицо и глаза Додолы полыхали от ярких, горячих эмоций.

– Любезные братья и сестры, – возвысила голос Лада, – вне всяких сомнений, великий князь не подвергался любовным заклятьям. Никаких следов приворота я на нем не нашла.

Зал дружно ахнул и загомонил. Немил, уже подобравшийся к Вертопраху, вздрогнул, как будто его застали врасплох.

– Вот и славненько, – вздохнул с облегчением Род. – Приговор хозяйки любви сомнений не вызывает. Дело разрешено.

– Но это еще не все! – подняла руку Лада.

Все снова уставились на нее.

– Я не могу сказать, чем отравлен Перун – зелье слишком простое и вместе с тем неуловимое, – произнесла государыня. – Зато могу точно сказать, что лишить жизни бессмертного бога не может даже оно. Перун не умер.

– Он еще жив? – привстал со своего престола Дажбог.

– Не совсем так, – отозвалась богиня. – Он ни жив и ни мертв. Он как будто уснул смертным сном, но еще есть надежда его разбудить. У нас остается время до конца этого года, после к жизни его будет уже не вернуть.

– Но до конца года остались считанные недели, – сказал Род.

– Да, всего три недели, и подойдет к концу этот злой месяц чернец, в который сама судьба обрушивает на нас несчастья, каких мы и не ждали. Но знайте: великого князя хоронить еще рано. Пока он всего лишь усоп, но еще может воскреснуть.

– Какое счастье! – громко воскликнула Кострома.

Ее щеки порозовели, а глаза стали теплыми и голубыми. Род спустился с престола, подошел к ней и обнял по-родственному, как дорогую племянницу.

– Нам подарили надежду, – сказал он Костроме. – Используем отпущенное время с толком. Оставим великого князя под надежной охраной в самой мощной из крепостей, какую только видели все три мира – в Белой веже. Там никто к нему не подберется.

Кострома так расчувствовалась, что лишь молча кивала. По щеке ее пробежала горячая слеза.

Разбуженный радостным гомоном, Вертопрах вскинул нос и продрал глаза. Немил понял, что медлить нельзя, и выхватил костяной гребень из его кармана. Движение вышло порывистым и неловким, черт почувствовал его, начал хватать воздух руками и вцепился в невидимого кудесника.

– Эй, да тут вор! – с удивлением просипел он. – Только что-то его не видать.

Немил дернулся, но противник не отпускал, и вместо того, чтобы вырваться, кудесник с грохотом шлепнулся на колени. Шапка слетела с его головы, и все увидели посреди зала неуклюжего толстяка, барахтающегося в ворсистом ковре.

– Вот он, отравитель! – вскочил с лавки Велес. – Явился, чтобы довершить свое черное дело?

– Что? Чужак? – возмутился Род. – Как он сюда пробрался? На совет государей мы допускаем лишь избранных. Стража, олухи, куда вы смотрели?

Уязвленный Мстивой бросился на человека и навалился сверху. От его кольчуги исходил мертвенный холодок.

– Стойте! Смотрите, что притащил этот черт! – вытянул руку кудесник, демонстрируя всем костяной гребень.

– Вяжи его! – приказал воевода подлетевшим близнецам, Мирославу и Славомиру.

– Вы что? Я всех спас! – не вставая с колен, завопил кудесник. – Этим гребнем черт вас всех хотел погубить.

– Что за чушь ты несешь? – рассердился Род. – Неужели ты думаешь, что нас можно обмануть такой простецкой уловкой?

– Но ведь это оружие… он же всех… одним махом, – упавшим голосом продолжал бормотать Немил, которого стражники успели скрутить так, что он едва трепыхался.

Лада приблизилась, взяла гребень и осмотрела его.

– Обычный гребешок для расчесывания волос, – сказала она. – У меня такой же, только серебряный. Если хочешь кого-то убить им, то выломай из него зубья и вбей их себе в лоб – может, тогда начнешь хоть что-то соображать.

– Как же так? Вы получше проверьте, – совсем упал духом Немил.

– И зачем я притащил этого разгильдяя в горний мир? – посетовал Хорс. – Что б ни случилось – он всегда на виду. Где беда – там и он.

Ярило подобрал шапочку с мягкой опушкой и заткнул за свой пояс.

– Государи и государыни, – склонился перед владыками воевода Мстивой. – Выдайте нам этого прощелыгу головой, а уж мы придумаем для него такую расправу, которая всем нечестивцам послужит уроком.

– Нет, не надо меня на расправу! – взвыл Немил. – Я ж радел ради вас! Я службу хотел сослужить!

– Забирайте, – махнул гридям Род.

– Погодите! – возразила вдруг Лада. – Этот вор еще не по всем статьям отчитался. Тащите его ко мне.

Гриди с готовностью приволокли упирающегося Немила и бросили его к подножию престолов.

– Не далее как нынешним утром кто-то пробрался в мой сад и сорвал молодильное яблоко, – гневно сказала новоизбранная государыня.

– Кому могла прийти в голову этакая глупость? – рассмеялся Дажбог. – До яблочного спаса еще полгода.

– Вот именно! – продолжила Лада. – Любой небожитель знает, что молодильные яблоки созревают лишь к концу лета. А вот чужакам из других миров это знать неоткуда.

– Мог бы и догадаться, – хмыкнул Дажбог.

– Как же, догадаешься тут, – не удержался Немил. – У вас всегда лето. Везде все растет – протяни руку и рви.

– Так ты признаешься? – ухватилась за него Лада.

– Ничуть не бывало! Не рвал я твоих яблок! – распрямился Немил.

– Тебя видели у моего сада, и не одного, а вместе со спутницей, Звениславой.

Услышав свое имя, дева приблизилась и встала рядом с кудесником.

– За Звениславу я отвечаю. Это моя служанка, – вмешалась Кострома.

– Вот и отлично. Пусть расскажет, что они делали в заповедном саду, – велела Лада.

– Государыня, – почтительно склонилась перед ней Звенислава, – прости нас за то, что по недоразумению мы вторглись в запретный сад. Но яблок в нем мы не рвали. Это сделал кто-то до нас. Сбитый плод мы нашли на земле, он был надкушен и брошен. Мой спутник из Дольнего мира по незнанию пытался его попробовать, но тут же выплюнул и ни капельки не проглотил. Накажите меня, если я вру.

– Если не человек сорвал яблоко, тогда кто? – задала вопрос Лада.

Дажбог подозвал своего слугу, Святослава, и велел ему:

– Расскажи, что ты видел за час до рассвета.

Святослав приблизился и заговорил:

– Государь, вчера вечером, как обычно, я выпряг огненных коней из твоей колесницы и отпустил их на вольные пастбища. Ночью они разбрелись, и пришлось собирать их по дальним краям. Коренного я нашел на лугу неподалеку от Ладиного сада, он мирно щипал траву и не лез, куда нельзя. Зато я увидел, как из сада вышла незнакомая девочка лет семи, в белом сарафанчике и детской кике, прикрывающей волосы.

– Что за девочка? – удивился Род.

– Знать не знаю, – ответил слуга. – Никогда ее прежде не видел.

– Ты не выяснил, откуда она взялась и что делала там?

– Нет, владыка. Мне до чужих навьих духов нет дела. Я торопился собрать коней к пробуждению хозяина, он задержек не терпит.

– Вот это новость! – рассмеялся Дажбог. – Незнакомый ребенок у нас, в Горнем мире. Может, ты просто его не узнал?

– Может и так, государь. Темно было, ведь твоя колесница еще не выкатывалась на небосвод.

– Я эту девочку тоже видел, – забыв о чинах, встрял в разговор воевода Мстивой. – Только было это уже при свете дня, через час после выезда солнечной колесницы. Она попалась нам, когда мы искали этого нечестивца, удравшего у нас из-под носа.

Мстивой ткнул кулаком Немила, отчего кудесника пронзила острая боль.

– Близнецы наткнулись на незнакомку и притащили ее ко мне. Я увидел, что передо мной ребенок, и постарался ее не напугать. Однако вела она себя донельзя самостоятельно и так отвечала, что пришлось ее отпустить.

– О чем ты ее спрашивал?

– Спросил, чья она и откуда взялась. Говорил ласково, чтобы ее не обидеть, но детишка попалась с норовом. Сказала, что «чья ты» спрашивают только рабов, а она не рабыня, а вольная птица. Я велел ей идти домой и на улицу не показывать носа. Она послушалась, и больше я ее не встречал.

– Ну и порядки у нас, – вздохнул Дажбог. – По городу бродят незнакомые дети, а мы о них даже не знаем.

Кострома вызволила Немила из тесных объятий гридей и взяла слово:

– За час до рассвета землянин вместе с моей служанкой был на площади. Его видели гриди, и не только видели, но и пытались схватить. Он не мог обратиться в семилетнюю девочку, даже если бы кто-то из великих божеств его околдовал. Взгляните на него: он больше похож на борова, чем на ребенка.

Богини и боги на лавках дружно загоготали, к ним присоединились и многочисленные служки, что задело Немила за живое.

– Через час после рассвета эта парочка, как вы знаете, вломилась в жилище нашего гостя, – продолжила Кострома.

– Вот-вот! – воспрянул Вертопрах, уже давно ерзающий, как на иголках. – Этот человек – закоренелый вор. Он уже дважды пытался меня обокрасть, сначала в моем доме, а теперь тут, при полном народе. Не отпускайте его и накажите так, чтоб другим неповадно было.

– Ничего я не крал! – обиделся Немил. – Я искал улики, чтобы до вас, важных владык, наконец дошло – этот черт и есть самый настоящий злодей.

– В любом случае, мы узнали, что яблоко было сорвано еще до него, – вымолвила Кострома.

– Меня россказни о какой-то там девочке не убедили, – возразила Лада.

– Пустите меня! – Немил избавился от прикосновений гридей и бухнулся в ноги владыкам. – Как же вы не поймете? Не мог я причинить вреда моему господину, ведь он дал мне надежду. Лиходей повелел бесу отнять мою душу и ввергнуть в пекло на вечные муки. Троян дал мне совет: сослужить службу богам, чтобы они избавили меня от этого наказания. И вот случай представился, да какой! Сам Перун, великий князь грома и молнии, пригласил меня послужить на его свадьбе. Это же просто мечта! Неужели вы думаете, что я мог ему навредить? Да я бы в лепешку расшибся, лишь бы ему услужить.

– Твои слова горячи, но дела убедительнее слов, – откликнулся с престола Род. – Вот он, лежит твой Перун, без кровинки в лице. Что ж ты так плохо ему услужил? И зачем ты обманом пробрался сюда, на совет государей, где нет места незваным гостям?

– Каюсь в том, что не выполнил свою службу как следует, – приподнимаясь на коленях, сказал Немил. – Волхв должен оберегать свадьбу от порчи и сглаза. Кто ж знал, что тайный враг подмешает отраву в питье? Да еще и отрава такая, что никто ее не распознает. Только у меня ни причин, ни желанья для этакого злодейства не было никаких. А у кого они были? Поглядите вокруг! Единственный враг, что сидит среди вас – вот он, черт Вертопрах! Нет других обитателей преисподней на небе. Судите сами: он лично наполнил чару и долго не выпускал ее из рук, будто ловчил и чего-то старался добавить. Да и кто лучше адовых служек разбирается в ядах?

– Врешь! – взвизгнул черт, вскакивая со своего места.

Его свиной пятак сжался и с шумом втянул воздух, а тонкие рожки на голове заходили ходуном от негодования.

– Ты, растяпа и негодяй, валишь свою вину на меня! Куда вы, владыки, смотрели, когда доверили этому шарлатану оберегать свадьбу? Он же обманщик! Али не знаете, чем он промышлял, пока обретался в родном мире? Да он и колдовать-то никогда не умел, только обманывал простаков легковерных, да брал с них денежку, и не совестился. И вот такому-то прощелыге доверить столь важное дело?

– Больно много ты обо мне знаешь! Интересно, откуда? Нарочно следил?

Немил подскочил к черту, схватил его за грудки и затряс, отчего зазвенели золотые цепи и драгоценные побрякушки, которыми тот был увешан.

– Эй, а ну разойдитесь! Не смей, землянин, позорить посланника. Его нельзя трогать! – грозно выкрикнул Род.

Мстивой схватил Немила за шиворот и силой оттащил от Вертопраха.

– Государи и новоизбранная государыня, – вышла вперед Кострома, – позвольте мне заступиться за этого неразумного человечка. Речь его спутана, слова неразборчивы, но в одном он прав. У него не могло быть желания причинить лихо божеству, которое столь высоко его вознесло.

– Его душа – в руках Лиходея, он сам в этом признался! – возразил Велес. – Чтобы избавиться от мук ада, чего только не сделаешь.

– Но Вертопрах – тоже слуга Лиходея. Кому князь тьмы поручит покушение на божество – случайному человеку, или испытанному слуге?

Вертопрах растерялся и плюхнулся в кресло. Его черные глазки забегали по сторонам.

– Что, если в словах человека есть смысл? – настаивала Кострома.

Черт попытался сказать что-то в свое оправдание, но его заплетающийся язык издал только несколько неразборчивых хрипов.

– Мы не можем обвинять посланника без оснований, – сказал Дажбог, потирая свою золотистую бородку.

– Но и в том, и в другом случае за преступлением стоит Лиходей! – Кострома обратилась ко всему залу. – Кто еще пожелает выбить из строя главного воина небесной дружины? Бесы и раньше пытались захватить небеса. Теперь, когда боги вернулись из странствий и снова засели в своей горней твердыне, враги должны быть обеспокоены. Они только и думают, чтобы нанести нам удар. Что же их раньше удерживало? Кого они боялись?

– Перуна! – в один голос выдохнули сидящие вдоль стен божества.

– Именно! – звенел голос Костромы. – Они не решились бы развязать войну, пока жив Перун. Но теперь его нет, и ничто их не сдерживает. Откройте глаза: война уже началась, и отравление моего возлюбленного супруга – ее первый шаг.

Голос богини умолк. Повисла звенящая тишина, которую никто не решался нарушить.

– Что скажешь на это, посол? – устремил взгляд на черта владыка Род.

Вертопрах беспомощно развел руками, повертелся и, не найдя себе места, стремглав выбежал из дворца.

– Свет не видывал таких бестолковых послов, – раздраженно промолвил Дажбог. – Они с человечком друг друга стоят.

– Если слова Костромы верны, то нас ждет война, и в этот раз перевес будет не на нашей стороне, – сказал залу Род.

– Нам нужны новые, могущественные союзники, – напористо молвила Кострома. – Такие, каких нипочем не одолеть. Я говорю о Святогоре.

Зал охнул.

– Святогор – это необузданная, дикая сила, с которой невозможно договориться, – возразил Род.

– Мы предложим ему вступить в брак с одной из богинь. Так поступали в древние времена, чтобы скрепить союз.

– Вряд ли кто-то из наших сестер захочет выйти замуж за этого дикаря, – заметила Лада.

– Настало время, когда нужно думать не о себе, а обо всей нашей общине, – решительно заявила Кострома. – Ради спасения нашего мира кому-то придется пожертвовать собственным благополучием.

– Беды валялся на нас одна за другой, – задумчиво вымолвил Дажбог. – С человечком-то что будем делать?

– Его вина не доказана, обвинения несостоятельны, – заверила Кострома. – Я уже поручила ему заняться поиском виноватых.

– Куда он от нас денется? Пусть продолжит свое дело, – решил Род. – Однако трогать посланника строго запрещено. Даже если война на пороге – пусть не мы будем теми, кто ее развяжет.

Голубые глаза Лады вспыхнули от гнева, но возразить старейшине она не посмела. Кострома взяла Немила за плечи и быстро вывела из дворца. Владимир уже ждал на площади рядом с санями, в которые был запряжен крылатый Гром. Стоило Звениславе вслед за хозяйкой прыгнуть на сиденье, как навь схватил вожжи, Гром взмахнул крыльями, и потянул сани ввысь.

– Скорее, пока эти мудрые владыки не передумали, – оглядываясь, приговаривала Кострома. – Пока они раскачаются, мы уже сделаем свое дело.

Мятежные гриди на время угомонились и вернулись в отведенный им чертог, отделенный от Перунова дворца густой дубравой. В просторной гриднице они занялись привычным делом – устроили пир с состязаниями и боями. Звенислава осмотрела двор усадьбы, захлопнула за собой двери палаты и сказала:

– Нас оставили в покое, но это только на время.

Владимир повел Грома в конюшню, а Кострома пригласила Немила в светлую горницу на жилом этаже дворца. Здесь все оставалось, как перед свадьбой, когда Перун был еще цел и невредим. Стены, обитые голубой материей с золотыми узорами, мягкий ковер на полу, удобные кресла в углах и лавки вдоль стен – как будто гости только что поднялись с них и ушли, оставив хозяину заботы о делах войны и мира.

Звенислава поднялась следом, выглянула в окно и сказала:

– Никого. Мы одни.

– А что толку? – взорвался Немил. – К моим обвинениям против этого черта никто не прислушался. Откуда взялось это предубеждение?

– Ты – человек, ты чужой в этой мире, – утихомирила его Звенислава. – Твое слово тут мало что значит.

– Я тут тоже недавно, но это не значит, что я позволю себя унижать, – вымолвила Кострома, погрузившись в высокое кресло рядом с престолом Перуна. – Каких дерзостей наговорила мне эта Додола! Она с самого начала невзлюбила меня, и теперь ясно, почему. Боги вообще никого не пускают в свой закрытый мирок. Чтобы попасть сюда, нужно пройти сто мытарств.

Мне сделал предложение великий князь горнего воинства, предводитель небесной дружины, громовержец и первый витязь! Но даже ему эти завистливые домочадцы, называющие себя «братьями и сестрами», вставляли палки в колеса. Он посадил меня на Грома и повез в свой дворец, чтобы сделать его хозяйкой. И сразу же натолкнулся на препятствия, которые строили ему собственные «братья и сестры». Первым, кто встал у нас на пути, оказался Велес. Он никак не хотел открывать нам ворота детинца, охраняющего подступ к мосту в Горний мир. Перун нашел на него управу, но тут закочевряжилась ее высочество богиня радуги. Она, видите ли, возомнила, что сама вправе решать, кого пускать на небеса, а кому дать от ворот поворот.

– Что она сделала? – спросил Немил, возмущение которого полностью совпадало с настроением хозяйки дворца.

– Она не открыла нам мост! – сдерживая гнев, проговорила Кострома. – У нее есть платок: когда она машет им в одну сторону, мост появляется, когда в другую – исчезает. Так вот, она не пожелала пошевелить ручкой, чтобы дать нам подняться. Теперь ясно: она ревновала. Перуну пришлось уговаривать высших владык, чтобы они приказали Додоле впустить меня, лишь после этого она подчинилась. Боюсь, что эти небожители так привыкли покоиться на своих престолах, что не готовы принять правду. Времена изменились, на нас наступает враг, а они не желают этого замечать. Боги слепы. Если я не открою им глаза, они пропадут.

– Вот-вот, именно, боги слепы! – с восторгом подхватил Немил. – Они запретили мне трогать Вертопраха. Как же тогда доказать, что он – отравитель? Хотя сегодня я узнал много такого, что навело меня на кое-какие соображения. Возможно, есть смысл рассмотреть и других подозреваемых. Возьмем эту Додолу. Видали, в каком окружении она появилась? Целая стайка девчушек, и всех так нарядили, будто на ярмарке показывать собрались.