– Ай! – Лутоха воскликнул и запрыгал на одной ножке.
Оранжевый язык лавы дотянулся до его сапога и лизнул подошву. В нос ударил запах горелой кожи. С головы юродивого сорвалась рваная шапка, упала в огненный ручей и вспыхнула, взметнув вверх буйные листья пламени.
Огненный змей опустился на землю всего в тридцати шагах, хищно изогнул шею и зашипел. Горихвост успел заметить, как мелькнуло отражение его распятой, согбенной фигурки в немигающих желтых глазах.
– Еще миг – и будет поздно! – испуганно завопил Лутоха. – Теперь, или уже никогда!
Горихвост заглянул в голубые глаза любимой и прошептал:
– Я в тебя верю. Прощай!
Ярогнева зажмурилась, сжала зубы, и с силой вогнала меч в его грудь. Клинок прошел через ребра насквозь и уткнулся в жесткую кору дуба. Горихвост резко дернулся, как будто хотел вырваться из своего тела, и безвольно повис без движенья. Ярогнева свалилась с покатого кряжа к подножию древа, прижала ладони к лицу и во весь голос завыла.
Змей распрямил шею. Его голова взвилась над верхушками полыхающих сосен. Пасть раскрылась и издала оглушительный рев. Волна пламени вылетела из глотки и обдала Мироствол. Целый пролет древа над головой Горихвоста почернел, но не сдался стихии.
Лутоха подбежал к Ярогневе, поднял ее с земли и потянул за собой.
– Бежать надо! – настойчиво твердил он. – Тебе за Горюней не нужно. Он без нас справится. А тебе еще жить!
Княжна позволила юродивому оттащить ее подальше. Краем глаза она успела увидеть, как из груди Горихвоста вырвалась белая птица, и, широко взмахнув крыльями, взвилась в небо. Лутоха поднял деву на руки и побежал, перепрыгивая через огненные ручейки. В спину ему полыхнула волна огня, но широкие корни древа остановили пламя.
Змей протянул шею к распятому Горихвосту, разочарованно обнюхал обвисшее тело, убедился, что в нем не осталось жизни, и резко набрал высоту.
Глава 17. Вознесение
Душа Горихвоста вырвалась из груди и стремительно понеслась ввысь. Она превратилась в белую птицу с переливчатой темной дымкой по краям крыльев и хвостика. Невиданная прежде, головокружительная свобода охватила ее до такой степени, что она забыла обо всем на свете. Расправив крылья, она сделала круг над поляной.
Гарь и пепел не мешали птице видеть и чувствовать все, что происходит вокруг. Она увидела деревенского мужичка, выносящего из огня юную деву. Она заглянула в лицо странному существу, распятому у корней Мироствола. Кажется, это существо когда-то было знакомо ей в той, прежней жизни. Как будто волшебный шутник приделал волчью голову к телу, похожему на человечье. Безвольно свесившись на грудь, голова эта чуть заметно раскачивалась при порывах ветра, несущего жаркое марево. Покрытое шерстью чело опустилось, глаза закрылись, длинный язык выпал из пасти.
Какое нелепое создание! Кажется, оно встречалось мне прежде? Эх, да что грустить! Ведь вокруг – вольная воля!
Птица вспорхнула и взмыла над облаком дыма. Она видела каждую травинку на многие версты вокруг. Каждое дуновение ветра, каждое трепыханье листьев на сотнях деревьев в округе отзывалось в ней бурным восторгом.
Со всех чувств будто спала пелена, раньше не дававшая им принимать мир в полную силу. Природа заиграла красками, о которых Горихвост прежде не подозревал. Душа его видела капли росы на берегах Шерны, слышала, как бормочет вода в тихих заводях, вдыхала запахи гор и ощущала холодок, идущий от облаков. Его слух распознал даже шепот растущей травы. Горихвосту казалось, что он может видеть сквозь землю и угадывать, что происходит во всех мирах подселенной.
Какое упоительное чувство свободы и легкости! Кажется, что теперь сбудутся все мечты. Интересно, о чем я мечтал? Какая разница! Все вдруг стало возможным. Все вокруг – яркое, великолепное, все – радость и восхищение!
Этому телу, распятому у корней, наверное, было больно. Но в новой жизни не будет боли. Больше не будет печали, тоски. Меня ждет только счастье!
Птица зашлась от восторга, расправила крылья и совершила такой головокружительный кувырок, на какой не отважился бы никто из приземленных летунов.
В этот миг волна жара и пламени окатила ее с хохолка на макушке до черной каймы на хвосте. Оглянувшись, птица увидела распахнутую пасть огненного змея, который несся, рассыпая вокруг снопы искр. Струя пламени, рвущаяся из змеиной пасти, отражалась в двух желтых, огромных, как блюда, глазах, с узкими, черными, горящими огоньками зрачков.
Но огонь не мог причинить Белой птице вреда. Она вырвалась из душного облака и упорхнула ввысь, туда, где на недосягаемой высоте нависали над Дольним миром раскидистые ветви Мироствола.
Змей разъяренно понесся за ней. Острые иглы на его гребне встали торчком, кривые зубы бешено клацали, а раздвоенное жало тянулось к хвосту птицы, пытаясь ухватить ее за перо. Но птица лишь хохотала над потугами этого чудища. Разве такой огромной махине удастся поймать маленького игруна?
Горихвост сам не заметил, как оказался в ветвях Древа миров. Змей полыхнул на них пламенем, но дуб возмущенно качнулся и так хлестнул его плетью раскидистых лап, что чудище тут же отпрянуло и рухнуло вниз. В бессильной ярости оно окатило огнем фигурку распятого вурдалака. Жар оказался настолько велик, что в мгновенье ока слизнул то, что осталось от тела. Но Горихвост не оглядывался на покинутый Дол. Его путь лежал вверх, к самой вершине Древа – он знал это давним врожденным чутьем.
Ого, а веточки-то у Мироствола такие густые, что не продерешься!
Птица запуталась в хитросплетении ветвей. На сучьях Древа вызревали семена всех трав и растений, какие только встречаются на белом свете. Листья – огромные, как разросшиеся лопухи, и едва заметные, тонкие малыши – со всех сторон хлопали по хохолку. Зеленые, желтые, багряные и даже сизые краски вертелись перед глазами, как узоры калейдоскопа. Клюв то и дело натыкался на диковинные плоды, названия которых Горихвост никогда прежде не знал.
Крылья отчаянно забились в листве, пытаясь вернуть себе волю. Вот тебе на! Попал в ловушку! Да где – прямо на Древе миров! Разве такое бывает?
«Не вини себя, – подсказал внутренний голос. – Ведь каждое существо проделывает путь к небесам только один раз. Когда же узнать все премудрости, что понадобятся на этой тропе?»
Горихвосту вдруг стало обидно: он только что упорхнул от чудовищной опасности, преследовавшей его в змеином обличье, и для чего? Чтобы попасть в новую клетку?
Но чутье, в тысячу раз обострившееся, уже подсказывало: без помощи его не оставят. Длинный и острый лист папоротника отлетел в сторону, и из-за него на Горихвоста уставилась пара маленьких черных глазок. Рыжие ушки над остренькой мордочкой дрогнули, тонкие усики задергались вверх-вниз, ощупывая просвет в листве, а мелкие коготки заскреблись по коре, издавая стрекочущий звук. Рыжий зверек с белой грудкой ловко юркнул в ветвистую клетку, обмахнул клюв белой птицы пушистым хвостом и возмущенно зацокал, словно сетуя на неумелость пришельца.
Веверица! Я столько раз слышал, что ты приносишь добрые вести с небес. Я даже видел, как Дый кормит тебя с ладони. Но ты всегда убегала, когда я приближался. Неужели в той, прежней жизни я был таким страшным?
Но сейчас веверица совсем не боялась. Она разметала листву и скакнула в проход между сучьев. Ее рыжий хвост с белым пушком на конце мелькнул и исчез в чаще. Горихвост встряхнул крыльями и пробрался за ней.
Коготки веверицы уверенно нащупали едва заметную тропку, вьющуюся вокруг ствола. Тропа поднималась все выше и выше, и сам Горихвост ни за что не разглядел бы ее в глубоких бороздах на бурой древесной коре, но рыжий зверек без колебаний выбирал нужные повороты, и птице оставалось лишь следовать за ним с верой в то, что он приведет к цели.
Древо казалось огромным, а путь по его стволу – бесконечным. Веверица вывела на северный склон, и в глаза Горихвосту ударили ослепительные солнечные лучи. Впереди, над западным краем земли, дневное светило купалось в облаках, окунаясь в них, как в воды бескрайнего океана. Путник на мгновенье зажмурился, но тут же распахнул глаза во всю ширь, потому что прямо над его головой заиграла переливами, засверкала, забила в глаза мириадами ослепительных капель огромная, протянувшаяся к небесам радуга.
Вот это да! Неужели к радуге можно подойти так близко? Ни за что не поверил бы! И как она широка!
Воздух на высоте кружил голову чистой свежестью. Белая птица присела на ветку, чтобы полюбоваться играющим с радугой солнцем, но веверица оглянулась и так сердито зацокала, так нетерпеливо замахала хвостом, что пришлось повиноваться и поспешить за ней.
Целые поля сияющих белизной облаков остались уже далеко внизу, а Горихвост все набирал и набирал высоту. Крылья работали без остановки, но усталость не приходила. Легкость и живительная воздушность пронизывали его грудь. Ветви Мироствола с каждым поворотом становились все диковенней, все необычней. В каких только сказочных странах можно увидеть такие листья и такие плоды?
Чем ближе к вершине Древа, тем бесчисленнее становились стаи птиц со всего света. Пестрые попугаи с красными хохолками, розовые фламинго, туканы с огромными клювами и малютки-колибри вспархивали с ветвей и огромными тучами носились по поднебесью, оглашая просторы своим многоголосьем.
Веверица не останавливалась, ей все это казалось привычным и повседневным, а Горихвост замирал от восторга, и если бы не боязнь отстать от своей провожатой, то он и сам окунулся бы с головой в этот простор и принялся бы носиться со всеми, вопя от счастья и выделывая такие выкрутасы, на какие прежде у него ни за что не хватило бы духу.
Воздух становился все холоднее, а небеса – все темнее, и вскоре сквозь их прозрачный купол начали проблескивать звездные огоньки.
Горихвосту послышались райские голоса. Три чудесные птицы с женскими лицами пели такую дивную песню, что странник едва не забыл о цели, к которой стремился. Песня очаровывала и ворожила, она наполняла печалью, а затем вселяла надежду, и от этого радость начинала хлестать через край.
Неумолимая веверица не позволяла остановиться. Она обернулась, недовольно замахала пушистым хвостом и зацокала.
«Да ладно тебе, – захотелось сказать Горихвосту, – погоди хоть немного, дай мне дослушать эту чудесную песню. Представится ли еще случай?»
И тут же над головой его раздался рассерженной клекот, звучно хлопнули крылья, а по хохолку чиркнули длинные, острые когти. Огромный, свирепый сокол пикировал на него с высоты, и вид его сулил мало хорошего. Взгляд маленьких черных глаз буравил насквозь. Перья топорщились, норовили задеть и опрокинуть. Кривой, багром загнутый клюв угрожал зацепить и порвать на кусочки всякого, кто осмелится не подчиниться.
Горихвост испуганно затрепетал и сорвался с ветки, но от крылатого стража так просто уйти не удалось: похожие на мечи когти мелькнули перед самым носом и отсекли путь назад.
Неужели мне одному страшно? А как же другие птицы? Вон, как порхают несметные стаи, как будто и нет тут этого хищника. Им что, все равно?
Белый хохолок на макушке сам собой лег пластом, голова погрузилась в пушистые перья. Горихвост ожидал, что вот-вот эти когти вонзятся ему в спину, а клюв-багор пробьет голову. Но ничего ужасного не случилось.
Выровняв полет, Горихвост заметил, что сокол летит прямо над ним и сверкает рассерженным глазом. Ничто не мешает ему схватить беззащитную птицу, но кажется, что он не нападает, а оберегает ее.
Вот так новость! Оказывается, так тут встречают!
В самом деле: небесные стаи приветствовали сокола громким шумом и радостными кувырками. Появление стража вызывало у всех взрыв веселья. Сокол хлопнул крыльями перед Горихвостом и клекотом велел следовать за собой.
Отбросив сомнения, Горихвост взмыл за ним. Поднебесные стаи с завистью провожали его, и на прощанье запели на все голоса Песню Радостной Встречи.
А вот и вершина Древа! Как она похожа на верхушку сосны, только раскидистая рогатина на ее конце тычет не в голубое небо, как на земле, а в черно-бархатную бесконечность, усыпанную звездами. Кажется, что созвездия заигрались и устроили хоровод вокруг ее острого кончика, но показавшийся Месяц не распускает их, как пастух свое стадо.
Хлоп! Хохолок Белой птицы неожиданно врезался во что-то твердое. Тут что, камни? Прямо над головой?
Горихвост забил крыльями, пытаясь преодолеть неожиданное препятствие. И с изумлением обнаружил, что бьется об огромную прозрачную пелену, как мотылек об оконное стекло. Пелена эта нависала над Дольним миром от одного края земли до другого. И ничего удивительного, что неопытный путник ее проглядел: составляющие этот твердый небосвод алмазные кристаллы оказались настолько прозрачными, что взгляд проникал сквозь них, как лучик света сквозь чистое окошко.
Сокол насмешливо заклекотал, глядя на жалкие потуги новичка, сделал сальто и ловко нырнул в просвет между сводом и вершиной Древа, к которому тянулся тонкий радужный мостик. Горихвост последовал за ним, взлетел над горбатым изгибом радуги и неожиданно оказался совсем в другом мире, какого он не мог себе вообразить.
Далеко-далеко, насколько хватало глаз, золотились хлебные нивы. Легкий ветер трогал тяжелые колосья, пуская по ним волну, как по морю. Солнце, висящее почти что над самой макушкой, лило свет на березовые рощи, дубравы и сосновые боры, встающие за полями. По черному бархату неба кружились звездные карусели, завораживая и заставляя мечтать.
И через весь этот необозримый простор, из одного края вселенной в другой, несла ослепительно белые воды река, не похожая ни на одну другую. В ней как будто текло молоко, но состояло оно из множества ярких блесток, играющих с глазом в прятки. Они то вспыхивали, то тускнели, и путнику подумалось, что это, должно быть, мириады маленьких звездочек слились в широкий поток и плывут теперь в никуда, к какой-то неведомой цели.
Сокол проводил его до окраины, над которой нависала последняя ветвь Мироствола. Сделав прощальный круг, небесный страж понесся обратно, к Древу, на котором его заждались. Горихвост даже не успел поблагодарить своего проводника, хотя чувствовал такую признательность, что излить ее не хватило бы и тысячи слов.
Едва он вылетел из-под сени Последней ветви, как тяжесть земли притянула его, и он опустился на гладкую алмазную мостовую. Подошвы алых, нарядных сапог сбили с дороги кристальную пыль. Неловко качнувшись, он упал на колено, и в прозрачных камнях увидал отражение молодого лица – такого, каким он помнил себя в юные годы. Ни одного рубца, ни одной мелкой царапинки, ни даже точек и родинок не осталось на безупречной и мягкой коже.
Из глубины алмазного зеркала на него смотрел статный, величественный молодец с зелеными глазами и темными кудрями.
Это что, новый я? А куда делась птица?
Горихвост решительно ничего не понимал, но удивляться уже не было сил. Он оглядел свое тело, свои новые руки и ноги, будто отлитые из слоновой кости. Из-под широкой накидки, прикрывающей плечи, виднелась белая рубаха с распахнутым воротом. Невесомый пояс и легкие портки, заправленные в сапоги – все было снежным, молочным, незапятнанно-светлым.
Откуда все это взялось? Вот они, чудеса нового мира!
Он взмыл над равниной, ощутив ту же воздушную легкость. Ветер понес его вдоль дороги, но заигрался и бросил в гущу нетронутых ржаных колосьев. Горихвост выбрался на алмазную колею и расхохотался:
– Нет, уж лучше идти на своих двоих! Так вернее!
И он двинулся вдаль по мостовой, алмазы в которой переливались тысячами ослепительных огоньков.
Солнце катилось на запад, и казалось, что оно вот-вот сорвется с края небесной тверди и упадет в океан, плещущийся далеко внизу. Золотые лучи светили Горихвосту прямо в глаза, но он не испытывал боли. Ему казалось, что эти лучи пронизывают его насквозь – настолько прозрачной и легкой стала та оболочка, в которой держалась его душа.
Однако могучие, тяжелые дубы, стеной вставшие на пути, загораживали сияние светила. Они отбрасывали длинные тени, отчего казались древними гигантами, уснувшими у дороги. Горихвост вступил в густую дубраву, и вскоре услышал серебряный звон, доносившийся из-за деревьев.
«Что мне шумит, что мне звенит далече рано пред зорями?» – вспомнились слова старой песни.
Его охватила радость – раз впереди слышен звон, значит, там кто-то есть, и вскоре он набредет на хозяев этого мира, которые встретят его и подскажут, что делать дальше. Но на пути его неожиданно встал дикий вепрь, упрямый, огромный и неповоротливый. Сбросить его с дороги не смог бы и самый могучий охотник, а Горихвост даже не чувствовал своего тела и не знал, может ли он вообще хоть кого-нибудь тронуть.
Путник в замешательстве остановился, и тут солнце бросило на бока вепря луч, и шкура зверя заиграла золотистыми бликами, как будто была позолоченной.
– Вот она, свинка золотая щетинка! – расхохотался Горихвост. – А я думал, ты только в сказках встречаешься!
Вепрь подбежал к нему и потерся о бок. Белая накидка заиграла позолотой в том месте, где ее коснулся небесный зверь. Горихвост погладил его и ощутил, как золотая щетина приятно ласкает ладонь.
Копыта вепря ударили об алмазную мостовую и высекли из нее искры. Он обернулся и позвал за собой. Горихвост отбросил последние сомнения и зашагал за ним.
А вот и источник серебряного звона, что так радует слух! Вепрь довел его до огромных ворот, выложенных из позолоченного камня. Шатер надвратной башни терялся в сумрачных небесах. От башни в обе стороны тянулись прясла высоких стен, отлитых из серебра. Ветер звенел в их зубцах, выдувая чистейшие ноты, складывающиеся в сумбурную природную музыку.
«Город! Я наконец дошел!» – Горихвост ликовал. Вепрь похрюкал, потоптался у закрытых ворот, и исчез в чаще.
Путник толкнул створку, но она не поддалась. Да и как мог он, призрачный, невесомый дух, отворить эту гигантскую створку, крытую тяжеловесным золотом, даже если бы она не была заперта?
Как же так? Горихвост чуть не плакал. Проделать такой путь, вытерпеть столько страданий, чтобы застрять в шаге от цели? Не может такого быть, чтоб сюда не пускали! Ведь это же горний мир! Здесь всем должно место быть!
*
На Ветхом капище царило столпотворение. Обитатели леса перемешались с селянами и с одинаковой тревогой вглядывались в южную даль, где пыхтела и грохотала Змеиная гора. Всеволод приобнял Дыя за плечи и с надеждой расспрашивал:
– Нет ли способа унять змея?
– Пойди, уйми это чудище, – хмыкнул Лесной царь, наблюдая из-под густых бровей за полетом дракона, на глазах превращающего лес в трескучую стену огня.
– Может, заговорить его словом из черной книги?
– Этой твари зубы не заговорить. Да и нет у нас больше книги – сгинула невесть где.
В этот миг гора будто разверзлась. Из ее глубин вылетел целый залп раскаленных камней. Широким веером они вырвались из клубов черного дыма и осыпали округу огненным градом. Недра загрохотали, земля заходила ходуном, и даже Крутояр тряхануло так, что князь едва устоял на ногах. На головы людей посыпались горячие осколки, едкий прах покрыл лица, превратив их в подобие масок.
Коняй оттащил Млаву за статую Перуна, прижал к шершавому камню и так стиснул, что у девки перехватило дыхание. Но она даже не пискнула, и только оглянулась на отца с дедом – как бы не наказали за вольность. Однако Головачу с Воропаем было не до нее: мужики не находили, куда спрятать баб и детей от поднебесного обстрела, и пытались скрыть растерянность за суровыми окриками.
– Ой, а это что? – испуганным голосом выдала Верхуслава.
Змеиная гора взорвалась. Ее склон раскололся, и через трещину на долину обрушился целый водопад оранжевой, с черными прожилками лавы. Огненные ручьи понеслись к Шерне, сметая остатки леса. Кипящая жижа разливалась неторопливо, будто уверенная, что в этом мире нет силы, способной ее задержать.
С обрывистого берега лава хлынула в реку. Вода в Шерне зашипела, в воздух поднялись облака пара. А гора все продолжала и продолжала извергать из своего чрева тысячи тонн раскаленной породы, как будто огромного великана, засевшего в преисподней, вдруг вытошнило, и содержимое его нутра вываливалось наружу.
– Быть беде! – закрыл лицо Дый.
Глядя на господина нечистой силы, Всеволод понял, что настала пора беспокоиться по-настоящему. Он обнял жену и прижал к себе.
– Как там сейчас наша доченька? – прошептала Верхуслава.
Всеволод погладил ее по платку, прикрывающему пышные волосы, но не нашел, что ответить.
*
Горихвост принялся барабанить в городские ворота, но на холодной позолоте не оставалось следа от ударов. От бессилия хотелось рыдать, но слезы не приходили, а глаза словно пересохли. И тут створки сами растворились под порывом ветра. Ворота запели, как будто приветствуя нового пришельца.
Еще не веря в удачу, Горихвост скользнул внутрь, под высокие своды каменной арки. Мрак и холод со всех сторон охватили его. Ему вдруг показалось, что он никогда не выберется из этого исполинского туннеля, в котором могли бы проехать, наверное, десять слонов верхом друг на друге.
Ветер всколыхнул дубраву, как будто негодуя на пришельца за то, что тот осмелился пробраться в святая святых. Ворота за спиной Горихвоста с грохотом захлопнулись, и он очутился в кромешной тьме. Запах сырых камней, земли, плесени нахлынул на него, словно он оказался в глубоком подвале.
– Эй, есть тут кто? – выкрикнул Горихвост, испугавшись.
Звук его голоса затерялся во тьме, отразился от сводов, нависавших на недосягаемой высоте, и вернулся обратно слабым эхом. Путник зябко поежился: ему показалось, что он пропадет в этой темнице. Но впереди замаячил свет, и он бросился к нему со всех ног.
От нетерпения он взмыл над скользкой мостовой и полетел, боясь, что свет пропадет. Однако яркое пятно становилось все больше и больше, пока не превратилось в огромное жерло, которым подбашенный туннель смотрел на солнечный мир.
Горихвост вылетел из темноты и обомлел: прямой солнечный свет так ударил ему в глаза, что он с непривычки зажмурился, и вынужден был остановиться. Придя в себя, он разомкнул веки и увидел, что низкое солнце висит вдалеке над прямой улицей, заглядывая в лицо, и пронизывает его невесомое тело тысячей золотистых лучей.
А городок-то зарос! Что-то хозяева за ним недоглядели.
Он продрался сквозь густые заросли колючей малины и оказался на широкой улице, вымощенной гладкими яхонтами. За плечами остались две непомерно высокие караулки, сложенные из массивных каменных валунов. В узких окнах, среди щебня и мусора, порхали птицы. Никаких признаков стражи, никаких окриков и обычных вопросов: кто, откуда, по какой надобности?
Острый солнечный луч норовил уколоть в самый глаз. Дневное светило – огромное, багровое, пышущее жаром – повисло над краем алмазной тверди. Кажется, стоит пробежаться по улице – и дотянешься до него ладонью, если, конечно, не боишься обжечься.
Долгая тень за спиной Горихвоста повторяла его движенья, как гримасничающая обезьяна. Она то скользила по малиновым зарослям, игриво касаясь колючек, то нежилась на прохладной серебряной стене, уносясь к высоким зубцам.
Неожиданно Горихвост обнаружил, что теней уже две: вторая крадется за первой, будто выслеживая и подстерегая. Ее смутные очертания то прячутся за караулкой, то выпрыгивают из узких щелей между башнями и каменными палатами, крыши которых угрюмо сверкают облезлой и почерневшей позолотой.
Страх холодным ветерком вскружил голову.
– Эй, хозяева, покажитесь! Куда подевались? – закричал Горихвост.
Радостное чириканье диковинных птиц, шум листвы, завывание ветров в пустых окнах – вот единственный ответ, которого он дождался.
– Стража, я здесь! Встречайте! – настаивал путник.
И снова – беззвучие нарядных, но запустелых палат, шелест листьев, многоголосый щебет. Только тени тихо скользят по выщербленным мостовым, усыпанным опавшими ягодами.
Ах вы, невидимые владыки Горнего мира!
От досады Горихвост прикусил губу, но не почувствовал привычной боли. Путь к отступлению отрезан. Ворота захлопнулись, из города не уйти. Это что за капкан в раю?
Продираться через заросли малины оказалось труднее, чем можно было представить. Густые кусты захватили улицу, выложенную запыленными камнями. Ступая на этот заброшенный путь, Горихвост обнаружил, что каждый шаг его сбивает с дорожки вековую пыль, и камни начинают сиять, как драгоценные самоцветы.
Он начал озираться по сторонам, но ни одной живой души не углядел. А где боги? Они же тут раньше жили.
Город совсем запустел. Растерянный путник увидел лишь свою тень, отброшенную низко повисшим солнцем. Тень, раз в десять длиннее хозяина, маячила за спиной и играла, копируя его жесты. Она казалась живым существом, прилипшим к чужаку, осмелившемуся забраться в запретный сад.
Таким брошенным и одиноким он не чувствовал себя даже в лесу. Вторая тень двигалась невпопад. Она не успевала за движениями Горихвоста, а если тот оглядывался – замирала. Когда Горихвост вертел головой по сторонам и звал владык – она гримасничала и кривлялась, как будто издеваясь над ним.
Нет, так дело не пойдет! Тут что-то неладное…
Осторожно, чтобы не внушить неведомому преследователю подозрений, Горихвост развернулся и пошел обратно, беспечно насвистывая себе под нос. Наверное, как раз так должен вести себя ничего не подозревающий путник. Ну, может, он не будет так часто сбиваться с ритма и путать мелодии. И голоску его дрожать не с чего. И так бегать глазками по сторонам не обязательно. И ушками прядать. Но в целом – гость гуляет по городу, в который только что прибыл – что тут такого?
Однако неуловимая тень оказалась хитрее. Она скользнула к обочине, спряталась за живой изгородью, разросшейся до дикого состояния, и забежала путнику за спину. Пока Горихвост обманывал сам себя, делая вид, что разглядывает золоченые крыши дворцов, едва выглядывающих из-за малинника и деревьев, тень обогнала его и заскользила вперед по улице, куда бьющее в глаза солнце не давало как следует заглянуть.
– Значит, морочите меня, да? – от досады Горихвост не находил себе места. – Куда все попрятались? Думаете, я не найду? Да у меня волчье чутье!
Однако именно это чутье и подсказывало, что город необитаем. Ни один хозяин не запустил бы свое жилье до такой дикости и разрухи.
Яхонтовая улица вывела его на широкий бульвар, кольцом опоясавший площадь. Веки сами собой сомкнулись, чтобы спасти глаза от ослепительного сияния. Мало того, что настырное солнце так и норовило упасть на самую макушку, так еще мириады бликов отражались от золоченых дорожек и пускали солнечных зайчиков на роскошные дворцы, окружившие площадь, и на гигантскую вежу, высящуюся в ее центре.
Эта вежа поразила Горихвоста до такой степени, что он замер, как вкопанный. Если поставить ее на земле, то она доставала бы до небес. Но тут, в Горнем мире, не было неба, и ее острый купол уносился прямо в черную ночь, по которой рассыпались звезды. Неведомый строитель выложил массивное основание из гигантских валунов, белых, как мел. Три яруса тянулись ввысь, и каждый казался неприступной крепостью, которую не одолеть ни одному врагу.
Первый ярус был круглым, второй – четырехугольным, в третий, верхний, представлял собой восьмерик, увенчанный луковичной головой. Под барабаном, на котором покоилась голова, устроилась звонница, открытая на все стороны света. Как и все вершины этого города, луковичка блистала от позолоты, только солнце бросало на нее свои отсветы не сверху, а снизу.
Такого грандиозного сооружения Горихвосту видеть не приходилось. Он даже не представлял себе, что такие исполинские башни вообще кто-то может построить. В чувство его привел звонкий смех, донесшийся со ступенек дворца.
Горихвост прикрыл глаза от золотых бликов и увидел три статуи, изображающие божеств в самых величественных позах. Но внимание привлекали не статуи, а прекрасная дева, чей облик казался настолько воздушным, что походил скорее на клубящийся туман. Дева ослепительно улыбалась и движением рук звала Горихвоста к себе.
Наконец-то! Нашел! Хоть кто-то, с кем можно поговорить!
Горихвоста наполнила радость. Не помня себя, он устремился к незнакомке, и, забывшись, попробовал облобызать ее, но тут же опомнился, сообразил, что в гостях у божеств нужно вести себя поприличней, и опустился перед ней на колено – в его представлении это был предел вежества.
– Какое счастье, что я тебя встретил! – заговорил он. – А то брожу тут один-одинешенек и даже не знаю, рады мне тут или нет. Извини за дурацкий вопрос, но ты кто?
Дева слегка отстранилась и попыталась обольстить его белозубой улыбкой. Ее одежда переливалась, так что невозможно было понять, какого она цвета.
– А где все? – слова так и выскакивали из Горихвоста от переизбытка чувств. – Я думал, тут будет полным-полно небожителей. Мне очень нужно добраться до самых главных. Подскажешь, как их найти?
Дева распахнула объятия так широко, как будто собралась прижать его к груди. Горихвост бросился к ней и попытался обнять. Мало ли, какие у них тут порядки? Может, так принято. Это же Горний мир. Тут ведь все сестры и братья, разве не так?
И он почти не ошибся. Дева и в самом деле обняла его. Прижала так крепко, что сперло дыхание. Белая накидка на плечах смялась, руки сковались, а ноги оторвались от ступенек.
– Эй, полегче! – через силу выдавил он из себя. – Я к такому радушию не привычен.
Он попытался вырваться из объятий, однако не тут-то было! Незнакомка взяла его в плен с очевидной безжалостностью.
– Отпусти! – прохрипел пленник, и, собрав силы, отпихнул ее от себя.
Захватчица отлетела на шаг. Воздушное тело перестало клубиться, а одежда – переливаться радужными цветами. В один миг с ее уст слетела улыбка. Лицо исказилось от гнева, а в мутно-серых глазах засверкали искорки ярости.
– Не будем ссориться, – попытался уладить дело миром Горихвост. – Ведь я рад тебя видеть. Я так надеялся, что встречу кого-то, кто примет, накормит-напоит, расскажет, куда идти дальше, и даст мудрый совет. Так зачем препираться?
«На колени!» – незнакомка по-прежнему не произносила ни звука, но ее жесты были красноречивы.
– За кого ты меня принимаешь? – обидевшись, выкрикнул Горихвост, но не успел он договорить, как гневная дева окончательно потеряла свой переливчатый облик.
Клубы тумана сложились в огромную, мощную рысь, нервно прядающую пышными кисточками на кончиках ушек. Короткий бросок – рысь сбросила его со ступеней, прокатила по золоченой дорожке и прижала к земле.
Отличный прием!
– Перестань! Давай просто поговорим! – взмолился Горихвост.
– Покорись! – прорычала рысь.
– Хорошо, покоряюсь! Драку не я начал.