– Дочь мою отпусти! – потребовал Всеволод.
– А ты ее отбери! – нагло предложил боярин.
Он встряхнул Ярогневу и швырнул себе за спину – на шаткие доски мостика. Топорик выпал из ее рук. Натянутые канаты дрогнули и загудели. Порыв ветра развеял туман и взметнул полы алого корзна. Девушка стояла на коленях, держась за канатные перильца. Мост под ней раскачивался, норовя сбросить в огненную пропасть.
Хорохор подлетел сзади к боярину и попытался долбануть его клювом в макушку, но Видослав так ловко отмахнулся саблей, что половину вороньего хвоста срезало, будто бритвой. Ошметки лоснящихся перьев рассыпались в воздухе и закружились, опускаясь в озеро раскаленной лавы.
Дый щелкнул пальцем. Бес Вахлак тут же взмыл ввысь и начал кружить над Видошей, выискивая случай для нападения.
– Только попробуй! – пригрозил ему саблей боярин. – Враз девку прикончу. Рука у меня не дрогнет.
Горихвост рванулся вперед и взмолился:
– Зачем тебе девушка? Возьми лучше меня. А ее отпусти к матери.
– Ты-то мне зачем? – издевательски рассмеялся боярин. – От шкуры вурдалака какой прок? Из нее даже овчины не сошьешь. Мне нужен князь. Только князь!
Всеволод отодвинул Горихвоста, промолвив:
– Посторонись!
Верхуслава вскрикнула и закрыла лицо ладонями. К Горихвосту подскочил Нежата и потянул его назад за вотолу. Князь остался с Видославом один на один.
– Хочешь вернуть дочь – сражайся! – выкрикнул воевода.
Всеволод сделал привычное движение рукой – потянулся к поясу, чтобы вытащить из ножен меч, но оружия на месте не оказалось, и пальцы нашарили лишь широкий кушак. Князь растерянно оглянулся на слуг, но даже преданный Нежата ничем не мог помочь в этот миг – оружия не было и у него.
– Бейся! – настойчиво требовал Видослав. – Сколько лет ты сидел надо мной повелителем! Но ты никогда не был моим господином. Я – настоящий хозяин земли, а таких мелких князьков мы, бояре, сведем под корень, чтобы ни одного не осталось!
– Знать бы раньше, что я пригрел на груди гадюку, – горько посетовал Всеволод.
– Ты не грел меня! Ты грел родню. А мне всего приходилось добиваться службой, – захлебывался Видослав. – Но теперь твое время прошло. В Великом Городе новый владыка. И он будет мне благодарен, если ты сгинешь тут, на краю света!
– Позволь, княже, я его голой рукой придушу, – зловеще попросился Нежата.
– Нет! – резко остановил его Всеволод. – Вызволять дочь – дело отца.
Он решительным шагом направился к мостику.
– Стой! Куда! Он ведь с саблей! – прикусив губу, взвыл кметь.
Но Всеволод так быстро заскользил вниз по склону, что его было уже не остановить. Он взбежал на мостик и пошел по скрипучим доскам. Канаты гудели, когда он придерживал их ладонью. Видоша хищно осклабился, пихнул носком сапога Ярогневу и перехватил поудобнее саблю.
– Я бы тебе все простил, – глухо вымолвил князь, останавливаясь в трех шагах от врага. – И измену, и вероломство, и ложь. Но то, что ты на семью мою покусился – этого я не прощу!
– А я на твое прощенье плевал! – заорал Видослав, замахиваясь клинком. – Кончилась твоя власть. Ты – никто. Я царю Буривою – верный пес. На кого он меня натравит – того разорву.
– Так это он тебя с цепи спустил?
– Меня не нужно спускать. Добрый пес сам чует, чего хочет хозяин. Ты моему господарю – словно кость в горле. Не станет тебя – не станет угрозы его царской власти. А я получу место думного головы, и стану первым боярином государства. И никто мне не помешает!
Ярогнева за спиной Видослава поднялась на ноги и начала подкрадываться к нему, но мостик под ее сапогами предательски закачался. Боярин почувствовал, как дрогнули доски, обернулся и отшвырнул деву назад. Ярогнева отлетела, упала и покатилась по настилу. Ее корзно промелькнуло между канатами, она соскользнула и повисла над мглистой бездной, уцепившись за веревки. Всеволод кинулся к ней, но Видоша встал у него на пути и взмахнул саблей.
– Под корень! Все семейство – под корень! – взревел боярин.
Князь успел подскочить, вцепился в лиловую ферязь и опрокинул противника. Они покатились по шатким доскам, рискуя сорваться. Горихвост бросился к ним, но едва он ступил на мостик, как тот качнулся, и багряное корзно девы взметнулось над бездной, как крыло диковинной птицы.
– Стой! Княжна упадет! – заорал сзади Нежата.
Горихвост затаил дыхание. Вахлак хлопнул крыльями и полетел к Ярогневе, но Видослав высвободил руку с саблей, ткнул ей в сторону девы и закричал:
– Всем стоять! Это мой бой! Один на один! Если помешаете – никого не пощажу!
Клинок сабли едва не рассек побелевшую ладонь Ярогневы, судорожно сжавшую край моста. Вахлак поднялся выше и закружил, не решаясь приблизиться. Всеволод попытался вырвать саблю, но боярин так двинул его рукоятью, что тот опрокинулся навзничь и перестал шевелиться.
Торжествуя, Видослав поднялся, поставил сапог на грудь неподвижного князя и во весь голос загрохотал:
– Я не боюсь ни князей, ни богов с бесами! Если скажет мне государь: руби головы! – буду рубить. Скажет: жги и пытай – буду жечь и пытать. Одному государю служу, и никому боле. И за грехи свои только перед ним отвечать буду. А таких князьков, как ты, я буду давить, как змеенышей!
И он занес над распластанным Всеволодом саблю.
– Горюня! Выручай! – взмолилась Ярогнева, все еще болтающаяся над бездной.
Горихвост подхватил топорик, выпавший из ее рук, и бросился на боярина.
– Ах, вот и ты, волчище! – сверкая глазами, выкрикнул Видослав. – Думаешь, ты такой страшный? Думаешь, тебя все боятся? Да от твоего леса скоро и пня не останется. Мне только дай время – я заселю эту землю своими холопами, а нечисть повыведу. От лесовиков не останется и следа!
– На земле всему должно быть свое место, – возразил Горихвост, занося вверх топор. – Только тебе тут места нет. Ты – чужой. Убирайся, откуда явился!
– Я тут не по своей воле, – ответил ему боярин, выступая вперед и размахивая саблей. – Если б не твой князек, то и меня бы сюда не прислали. Но я рад, что так вышло. Вы все у меня в руках. Никто не станет выяснять, что случилось тут, на краю света. Скажу: князя убила нечистая сила – все поверят, и допытываться до правды не станут.
Горихвост бросился на него и рубанул топором лиловую ферязь, раздувающуюся на ветру. Однако не так прост оказался боярин, чтобы подставиться под удар. Ловко вывернувшись, Видоша взмахнул саблей, и ее клинок вышиб топорище из руки вурдалака. Топорик со звоном ударился о край моста и ухнул в пропасть. Горихвост едва успел проводить его взглядом, а боярин уже набрасывался на него, крутя саблей так быстро, что даже с волчьей сноровкой не вышло бы от нее ускользнуть.
Вурдалак скинул Курдюмову вотолу из толстой, добротной конопляной ткани, намотал на руку и выставил вперед вместо щита. Хрясь! – и сабля ударила так, что рука онемела. На миг Горихвосту почудилось, что боярин рассек ему локоть, и только глаза подсказали, что рука все еще на месте – просто ничего не чувствует от удара. Воспользовавшись замешательством вурдалака, боярин изо всех сил въехал сапогом ему в живот. Горихвост согнулся от боли, упал на колени и ткнулся лбом в шаткие доски.
Пока Видоша издевался над Горихвостом, демонстрируя свое превосходство, бес подлетел снизу к Ярогневе и начал подталкивать ее вверх, на мостик. При этом он так громко пыхтел и хлопал крыльями, что не расслышать его мог бы только глухой. Видослав оглянулся, обнаружил у себя за спиной нового противника, и набросился на него со всей яростью, которую накопил.
Резкий взмах саблей – и острый клинок вонзился в жесткую, темно-бурую шкуру Вахлака, похожую на толстую дубовую кору. Довольный боярин отступил, чтобы полюбоваться на свою работу: видимо, он ожидал, что рассеченный противник сверзится в пропасть. Однако Вахлак и не думал пугаться: его шкура выдержала удар, и только несколько волосков слетели с его груди.
Одним движением бес втолкнул Ярогневу на мост, убедился, что она держится, и накинулся на боярина. Его копыта зацокали по скрипучим доскам, витые рога наклонились по-бычьи и нацелились в грудь Видослава, а длинный хвост с острым шипом на конце щелкнул, как бич, прямо перед вздернутым боярским носом.
Но разошедшийся Видоша не думал отступать: он так ловко начал вертеть своей саблей, что даже самый лихой черт едва ли смог бы от нее увернуться. Не заботясь о шкуре, бес отпихнул княжну в сторону и принялся наседать на врага. Удары сыпались на него, и сверху, и снизу, и справа, и слева, но упругая шкура не поддавалась. Наконец, Вахлак прижал боярина к канатным перильцам, наклонился и направил ему в лицо шип на конце хвоста, явно намереваясь ужалить Видошу прямо промеж глаз.
Видослав взмахнул саблей – и вжжиихх! – кисточка с острым шипом отлетела от хвоста, как хлебный колос, срезанный серпом земледельца. Вахлак недоуменно проводил взглядом предмет своей гордости. Кончик его хвоста стукнул Ярогневу по волосам, отскочил от ее лба и скатился в пропасть. И тут только Вахлак дернулся и завизжал от боли.
Сквозь темную пелену в глазах Горихвост разглядел, как скособочился кабаний пятак беса, как брызнули из глаз слезы, как сложились его крылья. Вахлак перевесился через шаткие перильца, тяжело перевалился через них и начал падать вниз, в сторону кипящего озера.
– Вахлак! Очнись! Я велю тебе, слышишь? – гаркнул Лесной царь таким громовым голосом, что со склонов горы посыпались камни.
Не долетев до кипящей поверхности всего нескольких локтей, бес перевернулся копытами вниз, расправил крылья и выправил полет. Уже через несколько мгновений он оказался на берегу лавового озера, где его тут же приняли под руки Шипуня с Распутом. Русалка принялась слюнявить обрубок его хвоста. Вахлак распластался на скале, страдальчески прикрыл глаза и только глухо охал, давая понять, как он страдает.
А Видоша схватил Ярогневу за шиворот, наступил сапогом Всеволоду на спину и занес над его головой саблю, вопя во все горло:
– Что, не нашли на меня управы? Не боюсь я вас! Никого не боюсь. Ни лесовиков, ни людей.
– Ради всего святого, отпусти мою дочь! – взмолился Всеволод. – Я в твоей власти, ты меня одолел. Что тебе еще нужно?
– Мне нужна твоя жизнь! – заявил боярин.
– Мою жизнь возьми, но девчонку не тронь!
– Да на кой она мне? Пусть катится на все четыре стороны, – расхохотался боярин.
Оглушенный Горихвост приподнялся на локтях и удивленно взглянул на него. «Изменник отпускает Ярогневу? Быть такого не может!» Однако Видоша и в самом деле схватил деву за косу, рывком поднял на ноги, и толкнул в сторону косогора.
Придавив распростертого Всеволода, он поднял в руке обнаженную саблю и закричал так громко, что горные склоны эхом принялись повторять его голос:
– Кончилось время князей! Прощайся с жизнью!
– Уймись! Ты не сможешь разбудить змея! – из последних сил крикнул ему Горихвост.
– Катитесь в пекло со своим змеем! – злорадно расхохотался Видоша. – Я признаю одного змея: того, что нарисован на гербе моего государя. А остальные мне побоку.
Согнувшийся в три погибели Горихвост поднял голову. Сквозь мутную пелену, застилающую глаза, он увидел, как боярин заносит саблю, широко замахивается и начинает опускать ее на шею князя. Пробившийся из-за облаков солнечный луч сверкнул на клинке, на миг ослепив и без того едва зрячего вурдалака. Лезвие сабли стремительно пошло вниз. Всеволод уронил голову на руки и зажмурил глаза.
И тут невесть откуда на пути сабли появился другой клинок – прямой, плоский, широкий, с длинной ложбинкой и змейкой, вытравленной на многослойной стали. Железо с лязгом ударилось о железо, и в лицо вурдалаку брызнул сноп искр. Пухлая ладонь с толстыми пальцами ловко извернулась перед его носом, орудуя рукоятью со знакомым зеленым камнем. Полы изумрудного мятля взметнулись и хлестнули щеку, дав почувствовать, что это не видение. Отбитая сабля выскочила из боярской руки, со звоном ударилась о край мостика и повисла над бездной, зацепившись за выступ.
Разъяренный боярин вцепился в горло пухленького человечка в зеленом мятле и повалил его на настил. Два борющихся тела покатились по доскам, попеременно оказываясь сверху.
– Помогайте мне, что ли! – как из бочки, завопил толстяк в мятле. – Я один с воеводой не справлюсь!
«Ничего не понимаю, – подумалось Горихвосту. – Это что, Курдюм? Откуда он взялся? Он же пропал!»
Однако это и в самом деле был мельник. Он выскочил из последних клубов тумана, все еще окутывавших Гранитный остров. Видослав даже не думал, что кто-то может появиться у него из-за спины, со стороны Рогатой вежи, поэтому нападение Курдюма оказалось для него полной неожиданностью.
А мельник тем временем опять очутился сверху, придавил боярина своим увесистым брюхом и приставил ему к горлу острие Душебора, победоносно крича:
– Не смей трогать князя с семьей! Они не про тебя!
Видоше почти удалось сбросить Курдюма, но тут на него налетели княжеские слуги. Нежата подхватил повисшую саблю и принялся беспощадно дубасить боярина, приговаривая:
– Это тебе за князя! Это тебе за княжну! А это твоему господарю, укравшему чужой престол!
Коняй даже не потрудился нагнуться – он просто пинал изо всех сил поваленного Видослава сапогами. Пятуня с крючковатым суком и Жихарь со своей кочергой присоединились к нему, превратив драку в настоящее избиение. Воевода не мог подняться: он закрыл голову руками и катался по доскам, натыкаясь со всех сторон на тычки.
Курдюм со счастливым лицом выбрался из этой толчеи и поспешил к князю, к которому уже бежали Верхуслава и Ярогнева.
– Неужели это и вправду ты? Вот так радость! Никто и не думал, что ты мог уцелеть, – обнял его Воропай.
– Боги меня спасли. Сам не верю, что жив, – со счастливым лицом поведал мельник.
Горихвост кое-как поднялся на ноги. Мостик раскачивался, как качели, вдобавок шла кругом голова, еще не отошедшая от ударов, и он судорожно вцепился в канатные перильца, пытаясь устоять. Мир перед глазами ходил ходуном, облака и огненная бездна внизу так и норовили поменяться местами, а вершина Рогатой вежи все еще тонула в тумане, и он не знал, то ли этот туман настоящий, то ли затуманена его голова.
«Что тут вообще происходит? Зачем Нежата с подручными так месят Видошу? Кажется, боярин вот-вот испустит дух, а ведь он еще ни в чем не повинился. Да и в чем ему виниться? В том, что хотел убить князя? Но ведь если бы он разбудил змея, то погибли бы все, а не один князь. Видоша мог захватить Ярогневу и принести ее в жертву. Мог, да не захотел. Ему это было не нужно. Он даже не думал об этом…»
– Вот тебе, сукин сын, вот, вот! – взбешенно орал Нежата, навалившись на Видослава и изо всех сил молотя его своим огромным кулачищем.
Боярин уже перестал отбиваться. В этот миг он походил на мешок с мокрой мукой, упавший с телеги.
– Кончай его! – тоненьким голоском визжал Коняй.
– Пусти, я его кочергой по башке приложу! – рвался вперед Жихарь.
– Чего возитесь? В огонь его, да и дело с концом! – сердито прикрикнул на них Курдюм.
Ярогнева склонилась над князем и принялась приводить его в чувство. Всеволод приподнял голову, погладил дочь по лицу и слабо улыбнулся. Мостик так тряхнуло от драки, что Верхуслава едва не свалилась. Курдюм бросился к ней и услужливо придержал. Душебор с зеленым изумрудом в рукояти все еще мелькал в его пухлой ладошке.
– А ну, Коняй, взяли! – скомандовал Нежата.
Княжеские слуги приподняли переставшего сопротивляться боярина и подтащили его к краю мостика.
– Бултых его в пекло! – рассмеялся Курдюм. – Пусть знает, как рубить голову великому князю.
– Пощадите! – из последних сил прохрипел Видослав.
Истоптанные рукава его ферязи беспомощно волочились по доскам, забрызганным кровью.
– Еще чего! – грубо отозвался Нежата и начал подталкивать его к краю.
– А ну, стой! – шалея, заорал на них Горихвост.
Он оторвался от вибрирующих канатов, бросился в гущу драки и принялся расшвыривать в стороны селян, плотной стеной окруживших поверженного воеводу.
– Не смейте его убивать! – напирал Горихвост. – Его нужно судить!
– Ишь ты, какой справедливый! – недовольно приподнялся старый воин. – Чего это ты так врага защищаешь? Али ты за него?
Горихвост схватил его за грудки и оттащил от Видоши.
– Он должен ответить за свою вину, но не за чужую! – прокричал он.
– Спятил наш вурдалаша, – растерянно проговорил мельник.
– Вяжи его! – свирепея, набросился на Горихвоста Нежата.
Коняй и селяне тотчас бросили Видослава и окружили Горихвоста. Началась свалка. Про князя все в этот миг будто забыли. Ярогнева уткнулась в рубаху отца и залилась слезами.
– Не могу видеть твои слезы, – прошептал Всеволод. – Курдюм, будь так добр, уведи дочь подальше. Ей бы куда-нибудь в безопасное место, а то уже натерпелась.
– Сделаем! – подмигнул мельник, сгреб княжну в охапку и повлек ее прочь – только не к косогору, на скалистом гребне которого устроился Дый с лесовиками, а в противоположную сторону – к Гранитному острову и Рогатой веже.
Горихвост в этот миг как раз получил в бровь удар увесистого Нежатиного кулака, от которого голова его запрокинулась, а тело отшатнулось и вылетело из толпы. Увидев, что Курдюм потащил княжну, вурдалак взвыл, черная шерсть на его загривке встала дыбом, а зеленые глаза засверкали.
– Не трожь ее! – завопил Горихвост, бросаясь за мельником.
– Горюня, чего ты? – примирительно вымолвил тот. – Я же ее спасаю. Мне князь велел.
– Не прикасайся! – не слушая, голосил Горихвост.
Нежата с селянами, уже изготовившимися схватить Горихвоста, застыл от изумления. Вурдалак вихрем налетел на Курдюма, но толстый мельник выставил вперед острие Душебора и с угрозой произнес:
– Не лезь на меня!
– Отпусти княжну! Немедля, я кому говорю! – задыхаясь, выдавил из себя вурдалак.
– Ты совсем сбрендил! – откликнулся мельник. – Это же я, Курдюм! Я жив и здоров. Не узнаешь меня?
Верхуслава приподняла мужа, подперла плечом и попыталась отвести к твердой земле, но Всеволод обернулся, остановил ее и спросил, указывая на Горихвоста:
– Он хочет отбить нашу дочь? Что он творит?
– Яруша, иди ко мне! – прокричал Горихост.
Княжна сделала к нему робкий шаг, но мельник придержал ее и возразил:
– Нет, постой! Наш дружок не в себе. Кто знает, что за бесы взмутились в его голове? А тебя мне твой батюшка поручил, не перечь его воле!
Ярогнева нерешительно остановилась. Горихвост подскочил к ней, схватил за руку и потянул к себе. Всеволод возмутился, махнул рукой в его сторону и велел слугам:
– Чего смотрите? Разве не видите – вурдалак взбеленился! Хватайте его, пока он не наделал лиха!
Нежата вышел из оцепенения, подскочил со спины к Горихвосту и набросился ему на плечи, но Горихвост так яростно принялся молотить его, что старый воин отлетел в сторону.
– Дурак! Не мешай мне! – закричал вурдалак. – Не видишь, что ли – я княжну оберегаю!
– Ее от тебя самого беречь нужно! – возразил Нежата и опять полез в драку.
Коняй с Воропаем двинулись за ним вслед, с опаской поглядывая на разбушевавшегося вурдалака.
– Ну, сами напросились! – заявил Горихвост, и так начал размахивать кулаками, что Нежата обрушился на настил, а его помощники пустились наутек.
– Царь! Это твой подданный. Уйми его! – закричал Всеволод Дыю, который наблюдал схватку со скалистого косогора.
Дый переглянулся с бесом, который сидел со страдальческой рожей и облизывал кончик обрубленного хвоста. Вахлак поймал взгляд хозяина, тут же забыл про обрубок и расправил крылья. Взмыв в воздух, он налетел сверху на вурдалака и обрушился ему на голову всей тяжестью своей двадцатипудовой туши. Горихвост рухнул на мостик и отчаянно забарахтался, пытаясь выбраться из-под жесткой шкуры.
– Как же так? – забормотал он, давясь словами от негодования. – Неужели до вас не дошло? Все же ясно!
– Молчи, бешеный пес! – двинул его по губам подбежавший Курдюм. – Совсем озверел. Своих от чужих отличать перестал.
Горихвост почувствовал вкус крови на языке. Губы распухли и онемели, но в отчаяние его приводило не это, а то, что справиться с тяжестью беса не хватало никаких сил. Осмелевшая деревенщина подбежала, уже не остерегаясь. Жихарь двинул его по плечу кочергой, так что рука окончательно отнялась, а Пятуня набросил на шею веревку – ловко, одним броском, как на охоте.
Горихвост и глазом моргнуть не успел, как оказался опутан по рукам и ногам. Вахлак оторвал его от настила, поднял за шкирку и жестко встряхнул.
– Не человек – зверь! – то ли с ужасом, то ли с восхищением проговорил Воропай.
В голове все звенело, дыхание сперло, боль пронзала лицо, руки, грудь. Его скрутили и привязали к Видоше, спина к спине, так, что он едва мог шевельнуть пальцем. Рукав лиловой боярской ферязи волочился по мостику. Нежата наступил на него своим сапожищем. Послышался треск рвущейся ткани, оба связанных пленника не удержались на ногах и грохнулись на деревянный настил. Мост качнулся, и Горихвост едва не слетел вниз, но связка с боярином его удержала, и он свесился с края дощатой дорожки, глядя в бездну, на дне которой варилась огненная каша.
Нежата оттащил пленных подальше от края. Князь приблизился, хватаясь за трясущиеся канаты, склонился над Горихвостом и с укором произнес:
– Как ты мог изменить мне? Этому опричнику я и раньше знал цену, – он указал на Видошу. – Но ты! Ведь я принимал тебя за товарища!
– Я и теперь за тебя, – харкая кровью, выдавил из себя вурдалак.
Но Всеволод только досадливо отвернулся, махнул кметю и поспешил к жене, которая замирала от того, что на шатком мосту столпилось слишком много народу. От тяжести мост прогибался, прогнившие доски скрипели, трещали и норовили сломаться, но княжие слуги с селянами гомонили так возбужденно, что тревожные звуки тонули в поднявшемся шуме. Курдюм казался единственным, кто беспокоился, что мост вот-вот рухнет. Не надеясь пробраться сквозь людскую толпу, запрудившую проход, он потянул Ярогневу к Гранитному острову. Ошеломленная девушка попробовала упираться, но мельник ласково пошептал ей что-то на ухо, и она поддалась.
– Ты показал свое истинное лицо, – гневно произнес князь, оборачиваясь к Горихвосту. – Я думал – ты человек, а ты – зверь. Казнить изменников! Обоих разом!
– Постой, батюшка! – выкрикнула Ярогнева, но Курдюм удержал ее.
Как слаженно действуют княжие слуги! Как будто они всю жизнь только тем и занимались, что казнили невинных. Жихарь с Валуем мигом притащили огромный камень. Нежата деловито прикрутил его цепью к веревкам, стянувшим тела пленников. Видоша поднял голову, оскалился в недоброй улыбке и бросил:
– Думаете – избавитесь от врагов, и заживете, как ни в чем не бывало? Ошибаетесь! Вы сами приговорены! Эх, была б моя воля – своей бы рукой порубил всех до единого!
– На-ка, подержи камушек, – попросил Нежата, кладя груз ему на грудь. – Сейчас булькнете в кипяток, и будет тебе твоя воля!
Ярогнева в истерике вырывалась, но Курдюм так прижал ее, что ее усилия пропадали даром. Всеволод бросил украдкой взгляд на дочь и быстро отвернулся, чтобы никто не заметил его колебаний.
– Прими, Государь горнего мира, двоих новых путников в своих райских садах! – бегло пробормотал Нежата слова отходной молитвы, и натужно принялся сталкивать приговоренных с моста.
– Вы хоть послушайте меня! – выкрикнул Горихвост, отчаянно стараясь вырваться из пут. – Какие вы скорые на расправу! Повремените пару мгновений.
Воропай, пришедший на помощь Нежате, задержался и перестал пихать его к краю, но пожилой кметь с укором взглянул на своего добровольного помощника и наставительно отчитал:
– Не мешкай! Люди перед казнью мучаются, переживают. Чем больше ты медлишь, тем больше у них боязни. Так что не мурыжь их попусту. Бултых – и никто не успел испугаться. О людях заботиться надо!
Но Горихвоста было уже не заткнуть.
– Как вы не понимаете? – во всю глотку голосил он. – Казните меня, и никогда не узнаете правды. А настоящий злодей смотрит на вас и смеется!
– Не ври, не смеется он, – неуверенно возразил староста. – Вот он, с тобой в одной связке, и с камнем на шее.
И Воропай указал на боярина, отчаянно пытающегося доплюнуть до Всеволода.
– Видослав – лютый опричник, и виноват в том, что злоумышлял против великого князя, – не унимался Горихвост. – Ему нет оправдания. Но Дедослава он не убивал. Ему нет дела ни до селян, ни до Дикого леса. Не он давешней ночью бродил в коноплянике в свитке Старого барина, не он бил меня по голове, оставив вот эту шишку, что саднит до сих пор. Не он читал в веже черную книгу, пытаясь разбудить огнезмея. Наконец, не он дышал коноплей. Все это сотворил тот, кто убил Злобу Кривошапа год назад. Но Видослава Рославича не было в Грязной Хмари в прошлом году. Он приехал лишь месяц назад, вместе с князем.
– Тогда кто это сделал? – подался вперед Всеволод.
– Взгляните получше! Злодей до сих пор среди нас.
Воропай начал обеспокоенно озираться по сторонам. Жихарь с Пятуней переглянулись и одновременно спросили друг друга:
– Это не ты?
И так же одновременно поклялись:
– Нет, не я!
После чего крепко обнялись и троекратно облобызались. Коняй задумчиво запустил пальцы в свою грязную шевелюру, а Нежата набычился и начал сурово оглядывать из-под нахмуренных бровей тесно сбившуюся толпу.
– Говори, не выматывай душу, – велел князь.
– Давайте-ка пораскинем мозгами, – извиваясь в веревках, начал вещать Горихвост. – В одну ночь пропала Шутиха, тогда же в омуте завелась водяница, и, в довершение всего, погиб неизвестно от чьих зубов прежний барин, Злоба Кривая Шапка. Да так погиб, что останки его едва признали, а одежды и вовсе не нашли. К кому тянутся все три нити?
– Ни к кому вроде… – почесал репу Нежата.
– А если подумать?
– Раз мельничиха утопла – то это касается мельника, – поразмыслив, заявил Воропай.
– Верно! А кто с водяницей путается?
– С такой вредной тварью кто дело захочет иметь? – засомневался староста. – Разве что тот же мельник. Она ведь его мельницу облюбовала.
– Ну что, появляются проблески мысли? – глядя на озадаченную толпу мужиков, спросил Горихвост.
– Ты что, на Курдюма грешишь? – с сомнением заметил Нежата. – Только тут кое-что не срастается. Со Злобой-то он никак не был связан.
– Ошибаешься! – перешел в наступление Горихвост. – Шутиха со Злобой любовные шашни крутила. Попервоначалу я думал, что это пустые сплетни. Да после дознался, что Шутиха была не так проста, как казалась. Припомним все с самых начал. Как появилась Шутиха в деревне? Как вышло, что она женила на себе первого богача среди мужиков, а после вдруг канула в воду?
Селяне тесно обступили Горихвоста, навострив уши и вытаращив глаза. Нежата уже не подталкивал пленников к пропасти, а Воропай, наоборот, ухватился за их веревку, как будто боялся, что они свалятся раньше времени. Всеволод протолкался в первый ряд, а Жихарь с Пятуней, забыв про приличия, даже не подумали посторониться и подпирали его с двух сторон, оттеснив преданного Коняя. Даже Курдюм, который уже почти дотащил Ярогневу до Гранитного острова, остановился в самом конце моста и с нескрываемым интересом прислушался.
Один Дый с верными лесовиками еще стоял на крутом берегу над обрывом. Однако все действо разворачивалось перед его глазами, и слова Горихвоста без препятствий доносились до его слуха.
– Посмотрите на нашего мельника, – продолжал Горихвост с таким жаром, что уже никому не удалось бы заткнуть его. – Курдюму почти полвека, а он еще хоть куда. Как будто сошел с картинки, на которой намалевано деревенское счастье. До прошлого года он и горя не знал: дом ломится от изобилия, в горнице хозяйничает жена-красавица: живи и радуйся. И тут беда: Шутиха, жена, сгинула. Никто не видел, как она утонула. Курдюм рассказал, что вернулся под утро и нашел ее платье на берегу омута. Он же рассказал про водяницу, которая появилась на мельнице в тот же день. Все решили, что водяница утянула Шутиху на дно. Никто в этом не сомневался. Да и как не поверить самому богатому мужику на селе, крепкому хозяину, который кормит мукой всю округу?
Кто же во всем виноват? Разумеется, нечистая сила. Тем более что на Девичьем поле, от которого мельница совсем рядом – рукой подать – нашли тело барина Злобы, истерзанное волчьими зубами. Вот и прозвали все эти события «бешеной ночью» – мол, нечисть побесновалась. При этом у Злобы пропала его любимая кривая шапка со свиткой, перешитой из знамени, да еще клевец – память о ратных подвигах, которыми он гордился.
Признаюсь: поверить в нечистую силу нетрудно. Я и сам видел призрак Прежнего барина в коноплянике. И не только увидел, но и почувствовал: он едва не угробил меня, когда двинул по голове чем-то тупым и тяжелым, похожим на боевой молот – как раз такой, как обратная сторона клевца. Ничего себе, призрак! Тяжеловата рука для бесплотного духа.
А на следующий день тот же призрак в черной свитке и шапке со свисающим колпаком явился мне в Рогатой веже – там он читал книгу, похищенную у Дедослава, и пробовал разбудить огнезмея.
Единственным из людей, кто помог мне в эти лихие дни, оказался наш мельник. Он приютил меня на своем дворе, накормил, напоил, сводил в баньку и даже одел во все новое. Да я ему руки готов был лизать, как брошенный щенок первому, кто его подберет. Если бы он хоть о чем-нибудь попросил меня – например, подарить ему меч Душебор, оставшийся в память о деде – то я ничего бы не пожалел. С легким сердцем расстался бы с этой ветхой реликвией, да еще б радовался, что нашел, чем отблагодарить кормильца. Но Курдюм – почти что святая душа – ни о чем не просил. Привечал меня бескорыстно, и платы за доброту не требовал. Судите сами: бывают ли друзья лучше?
Я бы и не уходил от него, если б не долг. Ведь не найден убийца деда, а на княжеских слуг надежда худая. Нежата винит Лутоху. И впрямь: все улики сошлись на юродивом. Дед был связан его пояском. Вечером перед убийством Лутоха ходил к Дедославу в избу, а потом у всех на виду выиграл щербатую копейку, которую бросили после в козлиную пасть. Кого еще подозревать?
Однако стоило с ним познакомиться – и стало ясно, что никого он не убивал. Зато я узнал, что Лутоха раздал все копейки еще до убийства. Те и пошли по рукам. Ну, думаю, у кого недостанет копейки – тот и попадется мне на зубок.
Обошел я Воропая, Коняя, Щеробора, Нежату, дошел аж до князя, а потом до Видоши. И собрал все копейки, окромя той, что Лутоха пожертвовал водянице. Как же так? Я не понял. Все копейки нашлись. Откуда же взялась та, что валялась на языке у козла? Ведь ее бросил убийца в дань бесам.
Неужели соврал мне Лутоха, и эту единственную копейку он не выбросил в омут, а оставил на месте убийства? Зашевелились во мне прежние подозрения.
И только после я догадался. Если юродивый не соврал, если и вправду бросил щербатую денежку в омут, то лишь одна водяница могла ее оттуда достать. В ту же ночь копейка оказалась на месте убийства. Сама водяница убить вряд ли могла – она не больше, чем дух с того света. Но вот вручить убийце монету, что была принесена ей в дань – это она могла. Выходит, злодей с водяницей действовал заодно. Вот что я понял, собрав все копейки.