В следующее мгновение ярчайшая вспышка ослепила всех, кто был в боевом отделении: 64-граммовая бронебойно-зажигательная пуля с сердечником из карбида вольфрама, выпущенная в упор из ПТРСа8, разогнанная до скорости 1 километр в секунду, на пределе своих возможностей, потратив на это львиную долю заключённой в ней злости, всё же пробила 45 мм бортовой брони (да и не пробила бы, не попадись ей на пути глубокая отметина от немецкого 37-мм снаряда, ударившего, но так и не пробившего уральскую броню именно в этом месте). Но оставшейся после этого энергии ей хватило на то, чтобы пробить насквозь и маленькое тело, попавшееся ей на пути. Во все стороны с визгом рванулись горячие мелкие брызги отколовшейся брони, жестоко жаля всех в открытые части тела, и дымясь, застревая в их одежде.
Агния, дёрнувшись, безжизненным комочком повалилась на пол боевого отделения. Что-то обжигающе горячее, пробив навылет её тело, на излёте больно ударило Андрея в живот. Корчась от боли, и обжигая руки, он стряхнул с себя плюющийся огненными брызгами ослепительный шар. Комок огня упал на пол, под ноги Антонине, она в ужасе завизжала, и засучив ногами, дёрнувшись в сторону. Боевое отделение наполнилось удушливым дымом.9
– Горим! Покинуть машину! – не теряя самообладания, гаркнул Пашка и заглушив двигатель, распахнул люк мех.вода.
– А ну, сдавайтесь! Хенде хох, суки! – послышалось через открытый люк. Пашка задохнулся от радости:
– Да свои мы! Свои! Не стреляйте!
– А ты-то руки подними и вылазь, а мы потом посмотрим, свои вы или не свои! И давай без фокусов, а то стрелять будем!
– Я тебе, говнюк, щас стрельну! Я тебе, сукин ты кот, так стрельну, что…. – тут Паша разразился таким потоком злобных матюгов, что по тут сторону танковой брони уважительно замолчали и через некоторое время послышалось удивлённое:
– Кажись, действительно, свои….
Влетевшая внутрь зажигалка, упав на пол, уже давно потухла, и Андрей, стоя на карачках и прижимая руку к саднящему от боли животу, ослеплённый вспышкой, теперь слепо тыкался головой в борта танка. Рядом в темноте стонала Антонина. Хрипло позвал:
– Агнюша! Агнюша!
В ответ – тишина. Наконец, кое-как ориентируясь в полутьме задымлённого боевого отделения, он нащупал её безжизненное тело.
– Тоня, помоги! – с трудом поднялся на ноги, держа под мышки безжизненно обмягшее тело.
– Андрюха, вылазь! Тут наши! – радостно орал уже с улицы счастливый Пашка, – что там у вас?
– Агнию ранило, – сипло прохрипел Андрей, – Паш, помогай! Я её наверх сейчас просуну!
Механик, чуть не плача от досады и жалости, полез на броню.
Антонина быстро сообразив, полезла первой наверх. Андрей, стиснув зубы от боли в животе, приподнял потерявшую сознание Агнию. Подавая её вверх, в протянутые к нему руки Антонины и Паши, он, наконец, в свете тусклой лампочки, освещавшей верх боевого отделения, увидел, куда её ранило. И так уже рваный от трёх осколочных попаданий комбез на животе был в очередной раз разорван и обожжен, крупными, густыми струйками сочилась кровь, и стекала Андрею на руки. Захолонуло сердце, подкосились ноги. Не помня себя, вытолкнул тело своего ангела в руки сидящих на верху башни Антонины и Павла, кое-как вылез сам, вместе бережно спустили раненую девушку с танка.
– Что, что с ней? Неужто опять в живот?! Навылет?! – лицо механика-водителя выражало крайнюю степень беспокойства и жалости.
Андрей молча подхватил её на руки, обвёл взглядом окружавших их бойцов с оружием, потемнел лицом:
– Сссуки рваные! Глядите, что наделали!
Послышались шаги, и из темноты подошёл офицер, быстрым внимательным взглядом окинул вновь прибывших:
– Капитан Дунько. Представьтесь, и доложите по форме!
Паша бросил правую руку к виску:
– Сержант Махалов! 91-я отдельная танковая бригада 3-й гвардейской танковой армии, 1-й батальон, 2 рота. Механик-водитель и временно исполняющий обязанности командира этого, – он махнул головой назад, в сторону подбитой тридцатьчетвёрки, – танка! В результате контратаки фашистов оказались отрезаны от наших войск. Были подбиты, оказались в тылу вражеской группировки. Весь мой экипаж погиб. Это, – Паша показал назад, – наши лётчики, были подбиты над полем боя, когда они атаковали немецкие танки. Теперь они мой экипаж. Он ещё раз обернулся, – одного нашего… ваши…. муд…– он запнулся, задержав готовое слететь с губ ругательство, – ваши подчинённые ранили.
– Так, раненого – в дом, – распорядился офицер, – ты! – обратился он к танкисту, – можешь танк убрать с дороги?
– Могу. Только ваши архаровцы гусеницу перебили! Надо чинить.
– Сколько это займёт времени?
– А это зависит от того, сколько народу вы мне в помощь дадите. Чем больше дадите, тем быстрее справимся!
– Шестерых хватит?
– Хватит!
– Фролов! Распорядись! – офицер повернулся к Андрею: – пошли!
Дошли до ближайшей хаты, Андрей внёс в горницу так и не пришедшую в сознание Агнию, положил на лавку. Следом вошёл офицер с сопровождавшими его двумя бойцами. Ещё двое сидели в горнице, освещённой коптилкой, дававшей тусклый свет. Оба окна горницы были завешены какими-то тёмными тряпками.
– Товарищ капитан! – Андрей обернулся к офицеру, – распорядитесь, пожалуйста, что бы они вышли, – Андрей показал глазами на бойцов, – нам её надо раздеть, чтобы осмотреть рану.
Капитан подошёл, всмотрелся в лицо раненого лётчика:
– Дивчина, что ли?
– Да, это мой стрелок. Распорядитесь, пожалуйста! – твёрдо повторил свою просьбу Андрей.
– Так, все вышли! – капитан обернулся к бойцам. Неловко потоптавшись, они гурьбой вышли в дверь. Андрей стал расстёгивать на ней одежду, обернулся к капитану:
– Вода есть?
Капитан молча подошёл к печке, снял оттуда ведро с водой, поставил перед Андреем:
– Слышь, лейтенант! У нас в третьей роте медсестричка есть, давай-ка я за ней пошлю.
Андрей тем временем осторожно перевернул бесчувственное тело своего стрелка на бок, и все увидели на её спине выходное отверстие: края отверстия на комбезе были обожжены и вокруг него, на пол спины, растеклось огромное красное пятно.
– Слава Богу, сквозное! – с облегчением выдохнул Андрей, и поднял злые глаза на капитана: – это что же получается, ваши орлы нас с противотанковых ружей расстреляли?
– Да, – кивнул капитан, – там три расчёта бронебойщиков стояли, все разом по вам и отработали. Плюс там ещё и сорокапятка по вам жахнула, хорошо, хоть в гусеницу попала. Мы в течении дня с этого направления уже три танковые атаки фрицев отбили – лезут и лезут. Недавно вот откатились обратно, в лесок. А тут вы… Кто ж знал, что это наш танк едет? В темноте не видно.
Андрей трясущимися руками стал расстёгивать ворот комбинезона на Агнии, обернулся к Антонине:
– Антонина! Давай-ка водичкой ей в лицо побрызгай, а?
Капитан наклонился, положил руку на плечо Андрею:
– Лейтенант! Дай ей спокойно умереть! Прости, что так получилось, судьба. Её уже всё равно не вернёшь. Сквозное в живот, да ещё с противотанкового ружья, – с такими ранениями не выживают – там же в животе всё в месиво…
Андрей посмотрел в усталые глаза капитана, горячечно облизнул пересохшие губы:
– Она выживет. Должна выжить.
Антонина, зачерпнув полкружки холодной воды, с размаху плеснула её в мертвенно бледное лицо ангела. Агния резко вздрогнула, дёрнула ногами, и выгнулась дугой. Андрей еле-еле удержал её на лавке, она распахнула глаза, и сфокусировала на нём свой взгляд. Первые несколько секунд она, не мигая смотрела на него, потом вдруг закашлялась, застонала. Её руки мелко-мелко дрожали, наконец, она успокоилась, затихла, и еле слышно произнесла:
– Слава Богу, я успела… Ты – живой. Тебя не задело?
– Да так, фигня! Самую малость – на излёте, пузо только чутка обожгло, – губы его прыгали, он размазывал по щекам слёзы радости, – сильно больно, да? Не волнуйся, сейчас пройдёт! Сейчас ты поправишься!
Капитан тряхнул за плечо сидевшую на корточках у лавки Антонину:
– Слушай, лейтенант ваш тронулся умом, похоже…
Антонина повернула к нему своё заплаканное лицо и замотала головой:
– Не… дяденька! Не тронулся он умом, и она не помрёт! Она же – Ангел, она не может умереть.
«Ещё одна чеканутая» – подумал капитан, потом устало вздохнул, махнул рукой и отойдя в сторону, сел на лавку. Он со своим батальоном уже почти сутки оборонял этот населённый пункт. За это время почти две трети личного состава вышло из строя: из 627 человек в строю оставалось всего чуть более двухста. При двух с половиной сотнях раненых и полутора сотнях убитыми. Они заняли село с названием Городище сегодня рано утром, выбив оттуда фашистов, и закрепившись на отвоёванном рубеже, заняли оборону. За прошедший день они отбили четыре контратаки немцев. Две последние атаки были особенно ожесточёнными и кровавыми: немцы бросили в бой два взвода огнемётчиков при поддержке 15 танков.
Восемь из них так и остались стоять обгорелыми и мёртвыми тушами на поле перед деревней. Было ясно, что гитлеровцы не оставят попыток отбить село обратно. По всем расчётам, очередная атака ожидалась с наступлением темноты, или под утро. И, похоже, для батальона она окажется последней: под покровом темноты немецкие танки смогут беспрепятственно приблизиться к их позициям, а потом просто перелопатят их гусеницами. Так что одним убитым больше, одним меньше, какая разница? Плюс этот свихнувшийся от горя лётчик-лейтенант. Видать, здорово он прикипел к своей девчонке-стрелку, ишь как переживает! И умом, похоже, на этой почве тронулся…. Да и девка эта, видать, из местных, грязная, босая и оборванная – тоже с горя головой ослабела. Вся избитая, израненная, а держится молодцом. Прибилась она к ним, что ли?
Эти его мысли тупо ворочались в голове, смертельно хотелось спать. Он привалился к тёплому боку печки….
– Товарищ капитан! – вырвал его из небытия голос. Он широко открыл глаза, таращась спросонья на влетевшего в горницу ротного Фролова в сопровождении танкиста:
– А? Что? Я что, уснул?
– Товарищ капитан, вот привёл танкиста! – ротный вытолкнул вперёд механика-водителя.
Тот радостно отдал честь:
– Товарищ капитан! Танк отремонтирован и готов к бою! Вот только боекомплект у нас на исходе. Ваш ротный сказал, что здесь неподалёку пара наших подбитых танков стоит. Разрешите произвести разведку, насчёт того, чтобы пополнить наш боекомплект за их счёт! Может быть, у них что-то для нас и осталось?
– Ну хоть одна хорошая новость! – капитан провёл ладонью по лицу, пытаясь отогнать прилипчивую дрёму, – конечно разрешаю! Фролов! Дай ему этих же шестерых в помощники, пусть пошукают там, глядишь, чем-нибудь и разживутся… да, и это…. Распорядись девчонку эту в ту хату отнести, где всех убитых сложили….
– А этого лётчика…. – он повернулся в сторону лавки и обомлел: лейтенант сидел на лавке, расстегнувшись и задрав гимнастёрку, а его ещё совсем недавно смертельно раненая девчонка-бортстрелок, как ни в чём ни бывало, стояла перед ним на коленках и осматривала его обожжённую рану на животе.
Ротный и танкист шумно топая, вывалились из хаты исполнять приказ, а капитан, широко раскрыв глаза, уставился на спину бортстрелка. Да, всё было на месте: и дырка от крупнокалиберной бронебойно-зажигательной пули, и набухшая от крови ткань на краях обгорелого отверстия, и…. при этом она была живее всех живых. Вконец добивая его, она обернулась и весело и задорно спросила:
– Ну что, Степан Михайлович? Повоюем ещё?
– А… откуда… а… как ты… – ему казалось, что он ещё спит. Капитан зажмурился, помотал головой, снова открыл глаза. Всё было на месте: и лейтенант (по виду явно не сумасшедший), и девчонка-бортстрелок, вся в окровавленном лётном комбезе. Причём, были в наличии оба пулевых отверстия: и входное и выходное. Оба они, и лётчик, и девушка-бортстрелок, были буквально перемазаны её кровью. И, тем не менее, она была жива!!!
– Всё Андрюша, одевайся! – она легко встала и лёгкими шагами подошла к капитану:
– Времени у нас мало, поэтому буду говорить кратко. Я – ангел. Его, – она махнула гривой спутавшихся волос в сторону лётчика, – личный ангел-хранитель. Временно спущен на землю. Я могу лечить людей, и сама от смертельных ран не умираю, могу предугадывать будущее. Садись сюда, Степан, я тебе дам то, в чём ты сейчас так сильно нуждаешься.
Она мягко подтолкнула его к другой лавке, и лёгким движением рук принудила на неё сесть.
– А как ты…
– Тихо, сиди ровно, просто сиди. Ничего плохого я тебе не сделаю.
Ветер подул в его голове – тёплый, ласковый. В ушах зажурчали ручейки, зазвенели серебренные колокольчики. Он сидел и видел перед собой обстановку комнаты, сидящих напротив него на лавке лётчика и вторую девушку Антонину, и поверх этого наслаивались видения из детства, такие далёкие и такие приятные: вот он купается в речке с младшим братиком Витькой, вот они лезут на дерево, вот он, маленький пастушок, с хворостиной гонит гусей к пруду, вот он бежит босиком по мокрой росе, вот…
Видения плавно оборвались, он опять очутился в той самой хате, тускло освещённой коптилкой, сделанной из гильзы. Но теперь усталость как рукой сняло, тело налилось небывалой силой, в голове всё прояснилось – мысли работали чётко и быстро. Девушка сняла руки с его головы. Отошла на пару шагов, довольно улыбаясь достигнутым эффектом.
Капитан энергично встал, подвигал плечами – тело теперь чувствовалось, как мощная сжатая пружина, от смертельной усталости и ломоты в теле не осталось и следа, он изумлённо посмотрел на неё:
– Как ты это сделала? Кто ты? И как ты узнала, как меня зовут?
– Я же говорю – ангел я. Понятно? Я многое могу. Кроме того, о чём я тебе уже сказала, я умею и мысли людей читать. А тебе я сейчас просто сил прибавила. Ощущаешь?
– Да-а…. ощущаю… прибавилось! – капитан изумлённо осматривал себя, сжимая и разжимая кулаки, – ещё как!
– Отлично! Силы тебе сегодня, ох, как понадобятся. Сегодня ночью немцы попрут. Но не сейчас, а под утро, скорее всего. Поставьте наш танк на самое опасное направление, мы постараемся сделать всё от нас зависящее.
И такая сила чувствовалась в этой маленькой девчонке, такая уверенность от неё исходила, что у капитана даже не ворохнулась мысль что-то ей возразить. Он уже давно приготовился к смерти, он был готов лечь здесь вместе со всем своим батальоном. И надежды на победу практически не было – по всему было ясно, что помощи до утра они не дождутся. А до утра им не дожить: огромные потери в личном составе, смертельная усталость людей, нехватка боеприпасов – всё это вместе сыграет этой ночью роковую роль, когда немцы вновь пойдут в атаку на их позиции.
Но эта маленькая девчушка в звании сержанта вдруг как-то разом вселила в него уверенность в своих силах, вдохнула в него веру в победу. Буквально взорвала его изнутри, заставив почувствовать себя чудо-богатырём, способным свернуть горы.
– Пойдём, Степан Михайлович, выйдем на улицу, – и, не дожидаясь ответа, она решительно шагнула из горницы в сени. Как заговорённый, капитан молча шагнул вслед за ней. Андрей и Антонина, переглянувшись, остались сидеть на лавке.
Агния, выйдя на улицу, несколько раз втянула в себя морозный ночной воздух. Постояла с полминуты, как будто к чему-то прислушиваясь, капитан терпеливо и молча стоял рядом.
– Вон там, – она показала рукой, – за лесочком они и группируются. Много танков. Слышишь? – она обернулась к капитану.
Тот, повернувшись в указанном ею направлении, силился расслышать в звенящей ночной тишине хоть что-то, но увы, ничего так и не услышал.
– Нет, не слышу.
– А я слышу. И чувствую. Они там. Много их, – отрывисто произнесла она, – восемнадцать, – потом испытующе посмотрела на капитана:
– Ведь ты их не оттуда ждёшь, верно?
– В-верно… – он невольно запнулся, – я предполагаю… э-э, предполагал… что они всё-таки попрут не оттуда. Там болотина. Вроде… так по карте.
– Точно, болото там есть, да вот только подмёрзло оно, а для верности они там ещё и гати сейчас мостят. Да к тому же оно и не такое большое, как на твоей карте – там есть проходы. Так что попрут именно оттуда.
Она внимательно посмотрела на капитана. И ему, поймавшему её взгляд, вдруг на мгновение показалось, что на какую-то неуловимо краткую долю секунды её глаза пыхнули нечеловеческим огнём.
Стало немного жутковато, неприятный холодок пробежал по спине…
– Это не всё. Вот там, – она показала рукой, – как раз оттуда, откуда ты и ждёшь направление основного удара, пойдёт небольшая группа танков. Но их основная задача – отвлекающий манёвр. Не более того. И ещё – третье направление удара будет с северо-востока, там ещё одна дорога в село входит. Но там бронетехники мало, будут, в основном, грузовики с пехотой.
– Тогда получается, что основную часть имеющихся сил надо перебросить на направление главного удара, а здесь оставить только небольшой заслон? – голова работала чётко и быстро, как будто он отлично выспался.
– Степан Михайлович, здесь ты командир, тебе и решать. Я тебе только лишь обрисовала действующую обстановку. Но реальную обстановку, ту, что есть на самом деле. И наш танк обязательно учти. Используй его как сюрприз для фашистов. В самый ответственный момент.
И на его молчаливый вопрос, повисший в воздухе, она тут же ответила:
– Снаряды Паша уже нашёл, уже тащат, почти треть боекомплекта. И сейчас ещё пару раз сходят, за остатками. Там и бронебойные, и осколочно-фугасные.
И точно, из темноты послышалось хриплое дыхание множества глоток, тяжёлое шлёпанье ног по грязи, и через четверть минуты из-за угла хаты гуськом, покачиваясь, выплыли семь фигур, тяжело гружённых снарядами. Шедший впереди механик водитель поставил на крыльцо пару снарядов, которые он нёс в руках, и бросив правую руку к виску, доложил, едва переводя дух:
– Товарищ капитан! Возможность пополнить боекомплект танка имеется…. Доставили, сколько смогли унести…. И бронебойные есть, и осколочно-фугасные… короче, зададим перцу гансикам… – он перевёл дух, шумно выдохнул, – надо ещё пару раз сходить… там ещё много осталось…
– Обязательно сходите, – кивнул комбат, – может, ещё людей выделить?
– Да не-е… справимся, – танкист оглянулся на своих временных помощников: все они были нагружены втрое больше, чем он – все шестеро тащили в каждой руке по большому, трёхснарядному чемодану10. Все хрипло с надрывом дышали, глядя на комбата, – парни здоровые, сдюжат! Да, и ещё… это… пожрать бы….
– Я распоряжусь, вас накормят. Идите!
– Так! Взяли! – Пашка подхватил свою пару снарядов и потопал в сторону танка, – отделение, за мной!
Ему явно нравилось командовать…
– Вы бы, товарищ комбат, распорядились бы ещё насчёт нашей Антонины, – Агния подняла глаза на капитана, – она будет проситься к нам в танк – уж очень она хочет с фашистами поквитаться. А она там нам не очень нужна – мы втроём и без неё справимся.
– А куда ж её? Она ж вроде с вами…
– У вас всего две медсестры осталось, верно? Поставьте Тоню к ним в помощь. Там от неё больше пользы будет, да и девка она сильная – раненых таскать она сможет.
– Добре, так и сделаем. Пошли в хату…. Погутарим о делах наших предстоящих, на карту посмотрим. Прикинем, что и как, – он обернулся в темноту: – Сапар! Ротных ко мне!
А издалека, со стороны танка была слышна вялая перебранка танкиста с помощниками-пехотинцами:
– Быстрей, быстрей! Ты бы, бля, сам по шесть снарядов таскал, а то всем по шесть, а себе два! Где справедливость?!
– А это вам, говнюки, наказанье такое! Чтоб знали, в кого можно шмалять из противотанкового ружья, а в кого – категорически нельзя! Вот так-то! И к тому же я, да будет вам известно, механик-водитель этого героического экипажа, и переутомляться мне никак нельзя! Да я вообще заглавный в танке! – окончательно раздухарился Паша, – без меня танк никуды не поедет! А вдруг бой, а я устал?!
Глава 13. Фаустпатрон.
– Как насчёт того, чтобы пошамать? – танкист для наглядности похлопал себя по животу.
– Да, подзаправиться не помешало бы! – вторил ему Андрей. Последний раз они все ели рано утром, и у них у всех уже здорово подвело животы.
– Сейчас вас накормят, – кивнул комбат и крикнул назад: – СапАр!
Тут же, как чёртик из коробочки, появился солдат азиатской внешности. За узкими щёлками глаз просматривался недюжинный ум и особая, солдатская смекалка.
– Сапар, сообрази гостям поесть – люди с утра не ели.
Солдат молча кивнул, и бесшумно испарился.
– Лучший снайпер батальона, – отрекомендовал его капитан Дунько, – и разведчик хороший, без него я как без рук.
Через полминуты на грубо сколоченном столе появились четыре банки немецкой тушёнки и четыре ложки. Из вещмешка были высыпаны несколько сухарей.
– Чё, трофейная, что ли? – Пашка тут же вонзил нож в ближайшую к нему банку.
– Да, отбили у фрицев, – кивнул капитан.
– Ну что ж, отведаем фашистской отравищи! – усмехнулся Пашка, ловко двигая нож по кругу, вскрывая банку.
– Паша, имей совесть! – укорила его Агния. – Трофеи – дело святое! Скажи спасибо, что хоть это смогли у гансов отбить! Сейчас сидел бы, и с голодухи зубами щёлкал!
– Твоя правда, дивчина, другого-то ничего и нету уже… – кивнул капитан,– и хлеба тоже, звиняйтэ, нэма. Тока сухари остались.
– Ерунда! Пойдут и сухари! Мы – люди не гордые, все съедим и всё выкурим! А ну-ка пробуем трофейную тушёночку! – Пашка пододвинул к Антонине первую вскрытую банку .
Андрей молча сделал тоже самое, и придвинув открытую банку ближе к Агнии, взялся за вторую.
– Кипяток! Кушайте пожалста! – снайпер принёс плюющийся паром из носика чайник и четыре кружки.
– Спасибо! – Агния принялась разливать кипяток по кружкам.
– Вы рубайте, рубайте! – подбодрил их хлебосольный комбат. На вид ему было всего ничего – года 23, не более. Как и Пашке с Андреем.
Агния облизала ложку:
– Вы бы, Степан Михалыч, распорядились бы, чтобы нашей Антонине какую ни то одёжку бы принесли. А то, мы её как у фашистов из петли выдернули, так она в том и осталась…
Капитан внимательно посмотрел на Антонину, с аппетитом наворачивавшую трофейную тушёнку:
– Хм, неужто из петли? А я-то всё смотрю и понять не могу… – и остановил свой взгляд на лейтенанте, как на самом старшем по званию из всей этой четвёрки.
– Так точно! – кивнул Андрей, и кратко обрисовал ситуацию: – сегодня утром её деда фашисты застрелили, и она пошла им мстить. Троим дубиной руки-ноги переломала, – он вытер губы от тушёнки, прихлебнул кипятка из кружки, и продолжил: – они её поймали, и стали вешать. А тут мы мимо ехали. Ну, и отбили её у фашистов, и разнесли там всё к едрёной матери.
– Троих? Дубиной? – брови капитана поднялись домиком, – здоровá дивчина! – помолчал немного, посмотрел внимательно на багровый след от верёвки на её шее, и негромко добавил, глядя на её голые ноги, все в ссадинах и кровоподтёках: – С-сволочи.
Подумал немного, затем хлопнул себя по коленям, кивнул:
– С одёжкой что-нибудь придумаем… тут по домам много чего можно пошукать. Жителей почти не осталось, спрашивать не у кого.
– Да нет, товарищ капитан, её бы не в гражданское одеть, а военную форму бы ей найти, а?
Капитан смерил удивлённым взглядом сначала смущённую Антонину, затем перевёл взгляд на Агнию. Встретив её твёрдый взгляд, скептически спросил:
– Ну и зачем ей воинская справа? Она ж не военнослужащая?
Агния покосилась на притихшую Антонину, и выдала:
– Мы её к себе в полк возьмём.
Капитан хмыкнул, пожал плечами:
– Так она ж гражданская, что она в вашем деле понимает? А документы?
Притихшая Антонина переводила испуганный взгляд с командира батальона на Агнию и молчала. Агния оценивающе посмотрела на Антонину, кивнула каким-то своим мыслям и ответила:
– Девушка она сообразительная, поймёт. Мы её к оружейникам приставим, ленты снарядами набивать – дело нехитрое. А документы мы ей выправим, – она помолчала, – после боя. Тогда и форму подыщем. А пока и гражданская одёжка сойдёт.
– После боя… – хмыкнул комбат, – ещё дожить надо…
***
Наскоро поужинав трофейной тушёнкой, Паша, Андрей, Агния и Антонина, сопровождаемые комбатом, гуськом потянулись на улицу.
Пашка в тёмных сенях обо что-то споткнулся, больно ударился ногой и выругался:
– А, чтоб тебя дождь намочил! Понатыкали тут хрени всякой, что доброму человеку не пройти, ни проехать!
– Осторожнее, – предупредил комбат, – тут мои орлы трофеи сложили, те, что у гансов тут в окопах захватили.
– Что, всё тушёнка, что ли? Тогда жрать – не пережрать!
– Да не… не тушёнка, что-то непонятное: то ли гранаты какие-то новые, то ли дымовые шашки, то ли ещё что, не разобрали.
– Хм… – Пашка наклонился, пытаясь рассмотреть ящик, о который он споткнулся, – так может, оно для танков? Дай-кось посмотрю… Андрюх, подсоби! – и он потянул назад в горницу, к свету, тяжёлый деревянный ящик.
Андрей откинул крышку: внутри, на специальных деревянных ложементах лежали четыре тёмно-зелёных предмета, более всего похожие на немецкие ручные гранаты, но только с длинными-предлинными рукоятками.
– Это что ж это за колотушки11 такие?! – в задумчивости почесал себе нос Паша, – как её кидать-то, за такую оглоблю?
– Вот и я говорю, – махнул рукой капитан Дунько, – фиг поймёшь, что за зверь… Поэтому и задвинули подальше, от греха…
Пашка посмотрел на Андрея:
– Слышь, лейтенант, может, это для аэропланов?
– Да не-е… – покачал головой Андрей, – если бы это было что-то наподобие наших ЭРЭСов, то тогда где же стабилизаторы? – и скосил глаза на Агнию.
Она же, всё время разговора как будто куда-то провалившись, смотрела в одну точку. А теперь, поймав его взгляд, решительно шагнула к ящику, и смело взяла в руки один из предметов, и выдала ТАКОЕ, что даже у Андрея, привыкшего к её постоянным фокусам, отвисла челюсть.
– Это – динамо-реактивное противотанковое оружие. А проще говоря – гранатомёт. Немцы называют его «Панцерфауст». Или же «Фаустпатрон». Здесь, – её пальчик упёрся в массивный круглый набалдашник, – кумулятивный заряд. Бронепробиваемость – 140 мм. Здесь, – её пальчик пополз вниз по трубе – метательный заряд из дымного пороха и раскрывающийся в полёте стабилизатор. Здесь, – её палец упёрся в странную скобу на поверхности трубы, – спусковой механизм.
Все, кто был рядом, наклонившись к ней, не дыша, слушали её пояснения.
– Здесь – ударник с боевой пружиной, вот – спусковая кнопка. Для взведения спускового механизма вот этот стебель подаём вперёд, затем оттягиваем и поворачиваем, снимая механизм с предохранителя, спуск производится нажатием кнопки. Прицелом служит вот эта откидная планка с отверстием.
– А мушка где? – сглотнув, спросил командир батальона. От только что услышанных подробностей у него пересохло горло. Имея среднее специальное образование по специальности «горный техник», он неплохо разбирался в подобных вещах, и всё новое схватывал буквально на лету. Он сразу понял: то, что сейчас они держали в руках, может очень пригодится в предстоящем им тяжёлом бою.
– Мушки нету. Целишься вот так: – она зажала трубу себе под мышку, и приподняла колобаху кумулятивного набалдашника на уровень своих глаз, – прицел – эта откидная планка, а мушка – сама граната, её верхний ободок. Дистанция стрельбы небольшая, всего 30 метров.
– Ха, 30 метров! Так я рукой гранату дальше кину! – покрутил головой Пашка.
– Не все ж такими бугаями уродились, как ты, – сурово осадил его комбат, – дальше он кинет! Да ты ещё попади! А тут, всё ж таки, какой-никакой, а прицел есть, – он, забрав «Фаустпатрон» у Агнии, осторожно крутил его в руках, – да и 140 миллиметров – это тебе не фунт изюму! Это ж можно куда хочешь лупить: хоть в борт, хоть в лоб! А гранатой своей ты что танку сделаешь? Так… пощекочешь только! Так, что ещё? – он поднял глаза на девушку.
– Ещё, – она облизала пересохшие губы, – сзади этой трубы стоять нельзя. 10 метров – опасная зона. При выстреле отсюда вырывается факел огня, вон, – её палец упёрся в красную надпись по-немецки, – немцы так и пишут здесь, на самой трубе: «Ахтунг, фейерстрал!»
– Добре, – решительно сжал губы комбат, – они одноразовые?
– Да.
– Так, понятно. Отдадим во взвод истребителей танков. Сапар! – крикнул он в темноту. Тут же появился уже знакомый им узкоглазый снайпер, – лейтенанта Никольского и старшину Матвеева – ко мне. Живо.
Обернулся к Агнии:
– Сейчас сюда придут командир взвода истребителей танков и его заместитель. Всё, что ты сейчас сказала мне, слово в слово – расскажи и им. И так, чтобы поняли! Добро?
– Есть, товарищ капитан!
Комбат ушёл отдавать распоряжения насчёт построения противотанковой обороны.
Глава 14. К бою!
Через четверть часа Паша, Андрей и Агния сидели в танке. Антонину, как она ни сопротивлялась, отправили в санитарный взвод.
Тишина стояла такая, что казалось – пролетит муха, и то слышно будет. Но мухи не летали… Село как будто вымерло. Прошло ещё около четверти часа…
– А я вот никак в толк не возьму… – вполголоса начал Паша, – вот как ты умудрилась тому Тигру в дуло снаряд со 150 метров залепить?
– Залепила и залепила! Случайно.
– Случайно? А фрицев на площади тоже всех случайно выкосила? Я же собственными глазами видел: никого из местных ты даже не зацепила! Одни фрицы дохлые валялись!
– Паш, она же лучший стрелок эскадрильи, – подал голос Андрей.
– Ну не зна-а-аю… Вам там на своих аэропланах, небось, поудобнее стрелять – кабина большая, вся застеклённая, как веранда. Всё видать. А вот у нас в танке кругом – броня! – Паша повернулся вполоборота к Андрею, сидящему на месте заряжающего, – а вот ты мне объясни: как в эту махонькую дырдочку, – танкист ткнул пальцем в крохотную амбразуру курсового пулемёта, – она вообще смогла хоть что-то увидеть?! Да из этого пулемёта вообще нельзя прицельный огонь вести! Это ж просто пугач! Из него можно только стрелять в сторону противника, чтоб страху на него нагнать! А попасть из него невозможно! Не-воз-мож-но!
Агния, не желая, видимо, поддерживать разговор, молча пожала плечами.
– Да я же, хоть и танк вёл, краем глаза-то видел, что ты даже в амбразуру-то и не глядела! Ты что, сквозь железо видишь, что ли?!
Агния неопределённо хмыкнула, и опять промолчала…
– И ещё! – словоохотливому мехводу видать, очень хотелось почесать языком, да и делать было нечего, и он таким образом заполнял вынужденную паузу, – вот как так, поясни: у этого пулемёта сектор обстрела всего ничего, а ты выкосила всех, кто на площади был! – он помолчал, подумал, и добавил: – и вот ещё какая билиберда! Вспомнил! Я ж сам доворачивал то вправо, то влево! Точно! – он смачно хлопнул себя по лбу, – так и было: ты ствол влево, он в ограничитель упёрся, и я влево! Ты косишь гансов направо, он опять упёрся, и я вправо доворачиваю!
– Ну вот, видишь, а ты говоришь, загадка, – хмыкнул Андрей, – как выкосила? Как выкосила? Сектора обстрела мало ему! Сам же и доворачивал куда надо, и сам же об этом потом забыл!