Расположившись во дворе на неприметной скамейке под раскидистым деревом, мы стали держать совет. Решили, что на этот раз на разведку пойду я. Перебрав возможные легенды, остановились на том, что я буду студентом на подработке, который проводит социологический опрос. Я пытался возражать, говоря, что для опроса нужна, как минимум, анкета, на вопросы которой предлагается ответить, а её у нас, естественно, не было. Но Сарычев с Полуяновым так увлеклись этой идеей, что уже не хотели слышать никакие мои доводы. Они придумали какой-то Городской Центр социологических исследований и тему опроса – «Благоустройство придомовых и дворовых территорий». Предлагалось ответить всего лишь на один вопрос – удовлетворены ли опрашиваемые состоянием своих дворов (да, нет, не знаю, не хочу отвечать) и каковы их конкретные пожелания для улучшения ситуации (если она требует улучшения). Я полагал идею с опросом чистой авантюрой, но Полуянов практически усыпил мои сомнения уверениями, что мне и опрашивать-то, скорее всего, никого не придётся – со мной просто не будут разговаривать. Моя задача заключалась в том, чтобы выяснить, есть ли кто дома, и изучить направления подхода и пути отступления из квартиры Надежды Селиной. После этого я понял, что беседы и актёрские способности нам уже не понадобятся – готовилось банальное ограбление квартиры. «Поднимешься на этаж пешком, осмотришь подъезд, особенно тщательно площадку, на которой расположена квартира, а также площадку сверху и снизу, ― инструктировал меня Сарычев. ― Обрати внимание на дверь, железная она или деревянная, какой формы замок, есть ли какие-нибудь подозрительные коробки, провода, лампочки. Осмотри двери соседей – есть ли глазки. Если в квартире Селиной никого не будет, позвони соседям, поинтересуйся, где хозяева, проведи опрос у соседей». Мне стало стыдно, и, видимо, я покраснел, потому что Сарычев улыбнулся и ободряюще хлопнул меня рукой по плечу.
– Не тушуйся. Относись к этому как к игре, ― сказал он и прибавил серьёзным голосом: ― На это придётся пойти, у нас нет других вариантов.
Я немного подождал, пока один из жителей дома, маленький седой старичок с пуделем, не открыл входную дверь подъезда и не выпустил своего радостного питомца на улицу. Я торопливо проскользнул в подъезд, быстро и приветливо поздоровавшись с озадаченным стариком. Тот лишь автоматически махнул головой, не обратив на меня особого внимания. Следуя указаниям майора, я поднялся пешком на пятый этаж, внимательно оглядел лестничную площадку и двери квартир, нажал на кнопку звонка и, немного отойдя назад, стал ждать. Дверь никто не открыл. Я позвонил ещё раз и ещё раз. Всякий раз, как я нажимал упругую круглую кнопку, громкий звонок раздавался металлическим дребезжанием где-то за дверью, но кроме этого звона там больше ничего не было слышно.
– Они все на даче, ― вдруг раздался сзади тихий мужской голос.
Я даже вздрогнул от неожиданности и быстро развернулся. Дверь квартиры напротив была открыта. Передо мной стоял маленького роста лохматый мужчина лет пятидесяти и подозрительно разглядывал меня сквозь толстые очки в роговой оправе. Он был в помятой полосатой пижаме и почему-то женских тапочках с помпончиками, недовольный и с отёкшим от дневного сна лицом.
– Они все на даче, ― сердито повторил мужчина. ― Что вам надо?
Растерявшись поначалу, я даже забыл свою легенду и озвучил запинающимся голосом непонятно откуда взявшуюся новую версию своего появления:
– Я родственник Надежды Селиной… Я тут проездом в Москве. Меня Анатолий зовут, Анатолий Дорохов, ― на ходу придумал я.
Мужчина озадаченно оглядел меня с ног до головы и, скривившись, раздражённо фыркнул.
– Надо было сначала позвонить по телефону, а уж потом приезжать… Провинциалы, ― пробурчал он и, повернувшись ко мне спиной, хотел было уже скрыться за дверью.
– Простите, ― остановил его я. ― А когда они будут?
– Не знаю, ― зло прошипел неприветливый сосед и захлопнул за собой дверь…
Я неуверенно потоптался на месте, озадаченно рассматривая затворившуюся передо мной соседскую дверь, потом ещё раз огляделся и спустился на лифте вниз.
– Завтра днём, ― решили Полуянов и Сарычев, когда я им пересказал всё, что я видел, и всё, о чём я говорил с чутко слышащим соседом, в подробностях.
– А почему не ночью? ― спросил я совсем без задней мысли, но по тому, как на меня посмотрели специалисты тайных служб, понял, что сказал что-то не то. Не знаю почему, но у меня ограбление чётко ассоциировалось с тёмным временем суток.
– Ты бы хоть криминальную хронику почитывал, ― укоризненно покачав головой, сказал майор. ― Квартиры грабят днём, особенно летом, – так спокойнее, и меньше всего вероятность столкнуться с кем-нибудь на объекте.
– А сосед? ― не сдавался я. ― Полагаю, что он в это время будет находиться дома, как и сегодня. И у него, видимо, очень чуткий сон.
– А мы в дверь, как ты, звонить не будем, ― категорично, с уверенным видом специалиста-домушника, отрезал майор и улыбнулся, давая понять, что считает излишним раньше времени обсуждать со мной детали предстоящей операции.
Глава 25
― А к вам ваш товарищ приехал, ― обращаясь к Сарычеву, растерянно и немного испуганно сказала Карина, как только мы вернулись.
На съёмной квартире Полуянова народу снова прибыло. Появился Бурят. Он сидел на кухне и, аккуратно отрезая один за другим куски огромного спелого арбуза, сосредоточенно поглощал большую красно-зелёную ягоду. Он был как всегда невозмутим и спокоен. В углу кухни лежала сумка с какими-то инструментами. Полуянов вопросительно посмотрел на Сарычева.
– Бурят нам поможет. Завтра мы без него никак не справимся, ― пояснил он.
Полуянов ничего не ответил, его позвала Карина – она хотела что-то сказать ему наедине. Мы с Сарычевым остались в гостиной одни. Майор вдруг, подхватив меня под локоть, подвёл к балконной двери. Он крепко держал меня за руку и не отпускал. Я с удивлением посмотрел на него.
– Пойдем, покурим, ― сказал майор и заговорщически тихо пояснил: ― Надо поговорить.
Мы вышли на балкон. Подозрительно заглянув через открытую балконную дверь в пустую гостиную, Сарычев вытащил пачку сигарет из кармана пиджака и, не торопясь, закурил.
– Полуянов не должен получить перстень Соломона, ― проговорил он еле слышно, смотря куда-то мимо меня на город. ― Ты согласен со мной? ― Майор резко перевёл свой взгляд на меня, пытаясь найти прямой ответ на этот вопрос в моих глазах. Я потупил взор. Стало ясно – временный союз распадался. И теперь я должен был определиться, на чьей стороне я буду в дальнейшем.
– Вы обещали отпустить его, ― сказал я.
– Это обещание я сдержу, а вот перстень он не получит.
– У нас его ещё нет, ― резонно заметил я. ― Глупо делить шкуру неубитого медведя.
– Как бы медведь сам не поделил наши шкуры, ― прореагировал на моё замечание Сарычев.
Я не знаю, кого майор подразумевал под медведем, но сказано это было с особенным чувством недоверия.
– Так ты с нами? ― опять поинтересовался Сарычев.
– Что будет с Полуяновым?
– Преспокойно уедет из страны, как я и обещал. Никто ему мешать не будет.
– А Карина?
Майор бросил на меня выразительный взгляд – мол, парень, это от тебя зависит; но ответил он по-другому, практически официально:
– У меня, как представителя правоохранительных органов, к ней вопросов нет. Захочет уехать с отцом – уедет, захочет остаться в Москве – тревожить не будем.
Я грустно усмехнулся, вспомнив свою фотографию и фотографию Сарычева под грозной кричащей надписью «Их разыскивает милиция». Слова Сарычева звучали подозрительно уверенно. Слишком уж убеждён был майор в том, что ему удастся выкрутиться из той неприятной истории, в которую он попал. Не успел ли он о чём-то договориться с Рыбаковым во время последней встречи? Почему-то я был абсолютно уверен, что связи дяди могли помочь племяннику одержать верх над Пахомовым и Бартли. Что могли попросить взамен? Загадочный перстень Соломона?..
– Так ты с нами? ― нетерпеливо, немного повысив голос, повторил вопрос Сарычев и бросил через плечо тревожный взгляд на пустую гостиную.
– Да…
Я нашёл Карину в её комнате. Она была одна, стояла у окна, задумчиво смотря куда-то вдаль. Я подошёл к ней и тихонько обнял за плечи. Она улыбнулась и, ласково накрыв мои пальцы своей ладошкой, склонила голову на мою руку. Я прижался к ней, вдохнув волшебный, одурманивающий запах её волос, отливающих удивительным и притягательным блеском.
– Завтра всё закончится, ― сказал я.
– Нет, ― тихо и твёрдо ответила она и поспешно повернулась ко мне лицом. ― Завтра у нас всё только начнётся.
Её широко открытые, трогательно блестящие глаза светились как-то по-особенному добро и нежно. Я никогда раньше не видел её такой счастливой и даже слегка смутился.
– Руся, я должна тебе сказать, ― медленно проговорила она, сделав паузу. ― Я беременна.
Во мне что-то взорвалось. Я оглох, я остолбенел, не в силах не то что толком разобраться в охвативших меня противоречивых чувствах, но даже двинуться с места и отвести свой ошеломлённый взгляд от Карины. Как? Она беременна. Но неужели?.. Но ведь это вполне могло быть, начал я осознавать простую истину… Карина бережно взяла мои руки в свои ладони и, чувствуя моё напряжение, попыталась успокоить меня:
– У нас будет маленький. ― Она погладила мои руки, нерешительно и доверчиво заглядывая мне в глаза. ― Это же хорошо. ― В её словах было и утверждение, и восторг, и вопрос, и сомнение – всё вместе и сразу. Она хотела, чтобы я что-то ответил. Я же молчал.
– Ты меня любишь? ― Карина надула губы и состроила милую наивную гримасу. Я не удержался и улыбнулся:
– Конечно, да. ― Здравый смысл стал потихоньку возвращаться ко мне. ― А ты… ― Я запнулся. ― Ты уверена?
Она расплылась в бесконечно радостной улыбке, поцеловала меня и два раза уверенно мотнула головой сверху вниз. «Однако», ― озадаченно подумал я. Я уже не знал, чего было больше во мне – изумления, растерянности или такой неожиданной и непонятной радости. Всё действительно только начиналось.
– Я уже говорила с отцом, ― деловито объявила Карина. ― Он очень хочет, чтобы я уехала вместе с ним. Я же сказала, что могу это сделать только с тобой. Он был только рад этому решению.
Я схватился рукой за голову, недоумённо бормоча:
– Но куда?.. Как?..
– Отец всё устроит. Я ему верю, у него всё получится. ― Карина прижалась ко мне и быстро говорила: ― У него очень серьёзные связи. Мы спрячемся где-нибудь, и никто нас не найдёт, ни ФСБ, ни ЦРУ, ни кто-либо ещё.
– Но почему мы с тобой должны бежать? ― удивлённо спросил я. ― Мы ни в чём не виноваты. Скоро всё решится, мы сможем остаться в Москве. Нас смогут защитить.
– Отец – единственная наша защита, ― шептала Карина. ― Он уже богат, а если сможет продать перстень, будет очень, очень богат… Мы устроимся жить в тихом, далёком городке на берегу моря и начнём новую жизнь втроём – ты, я и наш ребёнок… Это ли не счастье? ― Она подняла глаза, они блестели от вдруг навернувшихся слёз.
Я потупил взор, отрешённо уставившись в пол. Мне вдруг стало душно, я не мог сейчас здраво рассуждать, но понимал, что должен решиться… «А как же родители? Я же не смогу их даже увидеть. Однако это же моя жизнь, и только я могу ею распоряжаться… Можно ведь им будет позже сообщить о том, что у меня всё нормально, а потом всё должно образумиться», ― подумал я и понял, что уже сделал свой выбор. Теперь я не мог оставить Карину, я должен был уехать вместе с ней и позаботиться о своём ребёнке. Что ж, так тому и быть, рассудил я; вероятно, это и есть судьба…
Утром, провожая меня, Карина осторожно положила мне в карман ключ от квартиры и, целуя, тихо прошептала: «У мужа должен быть ключ от квартиры его жены. Я буду тебя ждать». Никто ничего не заметил, только Полуянов, который не мог ничего слышать, всё-таки по-особенному внимательно наблюдал, как мы прощались с Кариной.
У нас появилась тёмно-синяя «шестёрка» – опять постарался Бурят. До места мы добрались быстро и без происшествий – благо, дом Надежды Селиной был недалеко. Ровно в двенадцать часов дня мы были на улице Строителей. Чтобы убедиться, что в квартире Надежды Селиной никого нет, Сарычев несколько раз набрал на домофоне номер квартиры 139. Никто не отвечал. Когда уже на третий продолжительный вызов так никто и не отозвался, мы решили начать свою операцию. На этот раз наше проникновение в подъезд прошло совсем по-другому, нежели в первый раз. Ждать, что кто-нибудь из жителей войдёт или выйдет, не пришлось. Попробовав несколько номеров квартир, Сарычев вскоре услышал ожидаемое «да». «Сантехники. У вас на первом этаже трубу прорвало», ― отрывисто и нечленораздельно буркнул майор и в ответ получил знакомый писк открываемой двери. Уже в подъезде я опять встретил знакомого седого старика с пуделем. На этот раз, удивлённый появлением столь представительной компании незнакомых мужчин в своём подъезде, он на мгновение замер, с подозрением посмотрев на нас.
– Здравствуйте, папаша, ― весело приветствовал его Сарычев и, подмигнув, пояснил: ― Ремонт.
Старик оценивающе посмотрел на большую сумку с инструментами, которую держал Бурят, и, видимо удовлетворённый объяснением, направился к выходу. На пятый этаж мы поднялись на лифте. Старались особо не шуметь. Пока Бурят, орудуя какими-то железками, колдовал с замком, Сарычев стоял у двери соседа, предусмотрительно залепив глазок жвачкой; я находился на площадке этажом выше, а Полуянов – этажом ниже, чтобы предупредить внезапное появление кого-то из жителей дома. Прошло минут десять нервного ожидания прежде, чем щёлкнул замок входной двери и Бурят, вытерев пот со лба, облегчённо выдохнул. Мы быстро зашли в квартиру и аккуратно прикрыли за собой дверь.
Это была большая трёхкомнатная квартира. Я остановился в коридоре, виновато оглядываясь. Неприятное чувство сковало меня. Никогда раньше я не был в чужой квартире без хозяев, да ещё с такой неблаговидной целью. Мне было откровенно стыдно за то, что мы собирались совершить. Сарычев легонько толкнул меня в спину.
– Проходи и чувствуй себя как дома, ― сказал он с шутливой язвительностью и протянул мне хэбэшные перчатки. ― Только не будем здесь следить.
– Разделимся? ― предложил Полуянов.
– Думаю, нам лучше держаться вместе, ― предупредительно заметил Сарычев.
– Не доверяете? ― поинтересовался Полуянов у майора.
– Так надёжнее, ― уверил тот.
Начали с самой большой комнаты, вероятно, служившей гостиной. Оглядываясь со стыдливым любопытством, я отметил про себя, что Надежда Селина не была бедной женщиной и имела особый вкус к ценным вещам. На полу лежал настоящий персидский ковёр довольно тонкой работы. Он был наверняка очень старый – в двух-трёх местах ковёр был затёрт до залысин, что, однако, совсем не портило его богатый вид. На стене висела большая картина в золочёной рамке с видом соснового бора. В углу около массивного дубового стола на комоде стоял высокий бронзовый подсвечник в виде ставшего на дыбы коня. Большую часть комнаты занимал длинный угловой диван, своей новомодной стильностью резко контрастировавший с другой мебелью комнаты, особенно с высоким резным буфетом тёмно-орехового цвета, которому, судя по всему, было не менее сотни лет. Именно в буфет в первую очередь и залез Сарычев, вытаскивая на свет сначала коробочки со столовыми приборами, бокалы, тарелки, чашки, а потом – спрятанную по дальним углам буфета всякую всячину: наручные часы в коробках, сувениры, стопки открыток и буклетов. Пока Сарычев вытаскивал содержимое буфета, Бурят обследовал комод. Мы же с Полуяновым смотрели на происходящее вокруг с нескрываемым пренебрежением и досадой, не желая даже прикасаться к чужим вещам.
– Ну, что стоим? ― раздражённо бросил через плечо Сарычев. ― Диван проверьте.
Я и Полуянов стали осторожно снимать и складывать аккуратно на пол диванные подушки, внимательно рассматривая пустые места между деревянным настилом и полом. На дорогой персидский ковёр упал тяжёлый большой конверт, из которого вывалились две тугие пачки долларов, перетянутые тонкими резинками.
– Какая неосмотрительность, ― проворчал Сарычев и небрежно забросил конверт обратно в угол буфета. ― Деньги надо хранить в сберегательной кассе.
Через несколько минут в гостиной не осталось ни одного непроверенного места. Бурят даже скинул дорогой ковёр и простучал пол в поисках скрытых пустот. Мы нашли деньги, драгоценности, но того, что нам было нужно, не было.
– Пошли в следующую комнату. ― Сарычев выпрямился и разочарованно вздохнул.
Следующая комната была спальней – большая двуспальная кровать, тумбочки по краям и высокий до потолка платяной шкаф, к которому сразу направились Сарычев и Бурят. Но меня в отличие от них сразу заинтересовали картины, которые были развешаны на стенах комнаты. Написанные в разных жанрах, но в одной манере, они представляли собой, как мне показалось, подборку живописных полотен одного автора. Были тут и портреты, вероятно, знакомых и родственников, но в основном на стенах спальни были развешаны пейзажи. Один из них привлёк моё особое внимание. Пушистые в летней зелени деревья, скалистый холм, дорога, вьющаяся ленточкой, каменные стены и высокий без крыши донжон замка. Я подошёл ближе, чтобы получше рассмотреть картину… Сомнения исчезли. Это был тот самый провансальский замок Перибю, графическую зарисовку которого я сначала видел в залах на Крымском Валу, а потом вариант акварели в комнате Карины. Я быстро нашёл подпись художника. Н. Румянцев… Это был тот самый автор, карандашу которого принадлежала и графическая работа на Крымском Валу! Очередное совпадение? А может? Я испуганно оглянулся. Мой взгляд встретился с твёрдым взглядом Полуянова.
– Что-то знакомое? ― с любопытством спросил он.
– Да так… ― Я запнулся. ― Очень знакомая тема.
– Не мудрено. Средневековые замки – это очень популярный сюжет в живописи.
– И графике… ― добавил я и задумчиво посмотрел на Полуянова.
– Тумбочки не проверяли? ― хмуро спросил Сарычев, закончивший вместе с Бурятом перетряхивать чужое бельё в шкафу. Видя, что мы совсем неактивны в поисках, он решительно отодвинул нас с Полуяновым в сторону и сам занялся тумбочками. Кроме женских кремов, лосьонов и маникюрных принадлежностей на кровати оказалась небольшая фотография в прямоугольной рамке, с которой на нас смотрели улыбающиеся мужчина и женщина, снятые на фоне падающей Пизанской башни.
– А вот, наверное, и хозяйка квартиры, ― предположил Сарычев, кивнув на фото.
Я взял фотографию в руки и перевернул её. На обратной стороне было написано: «Семья Румянцевых-Селиных в Италии. Счастливый день. 05.05.2001 года».
– Он её муж! ― вырвалось у меня.
– Кто? ― спросил Сарычев, высыпав оставшееся в выдвижном ящике мелкое содержимое на кровать.
– Румянцев – муж Надежды Селиной.
– А попонятнее объяснить можешь? ― немного раздражённо, явно не понимая, о чём я говорю, спросил Сарычев.
– Художник, который нарисовал висящие в спальне картины, – муж Надежды Селиной.
– И что? ― недоумённо спросил Сарычев, но, не дождавшись от меня ответа, махнул рукой. ― Переходим дальше. Здесь пусто.
Третья комната была отведена хозяевами под рабочий кабинет, а точнее, мастерскую художника. Пустой мольберт стоял практически посередине комнаты. Рядом на полу и на стуле лежали прибранные в коробки краски, кисти и палитра. В неглубокой нише комнаты находился короткий диван, светлое покрывало которого было местами живописно испачкано разноцветными разводами. Около стены, лицом к ней, стояли многочисленные картины, не получившие, видимо, ещё своего завершения и парадной рамочки. Около окна оборудован небольшой рабочий уголок с широким столом, длинной вытянутой лампой дневного света и навесными полками, заваленными какими-то зарисовками и свёрнутыми в рулон бумагами.
Бегло оглядевшись, Сарычев показал нам с Полуяновым, как специалистам по мягкой мебели, на диван, а сам с Бурятом занялся полками и столом. Сдёрнув испачканное красками покрывало, я вытащил сначала одну диванную подушку, а потом, с помощью Полуянова, стал поднимать и вторую. Когда мы сняли вторую диванную подушку, под ней лежала маленькая красная коробочка. Полуянов тут же взял её и осторожно открыл. Он оцепенел, его глаза застыли в холодном зелёном сиянии, а губы медленно изогнулись в довольной, торжествующей улыбке.
– Что?.. Что там? ― засуетился Сарычев, бросив всё и подбежав к нам.
– Это перстень, ― тихо объявил Полуянов, не спуская с открытой коробочки своих глаз.
Он неторопливо и аккуратно повернул открытую коробочку, чтобы показать нам её содержимое. В ней на красной атласной подушечке лежал перстень. Полуянов бережно двумя пальцами вытащил из коробочки перстень и поднял его. Мы как будто окаменели, столпившись вокруг находки, и в полной тишине, затаив дыхание, заворожённо рассматривали её.
Это был серебряный перстень с крупным прямоугольным изумрудом в массивной оправе. Лишь слегка обработанный камень был удивительно яркого и чистого зелёного цвета. Он, видимо, практически не подвергся огранке и играл отражённым светом на дневном солнце, показывая глубину своего насыщенного цвета. На камне, ближе к границе оправы, была хорошо видна странная надпись, состоящая из двух выгравированных, абсолютно незнакомых мне, символов.
– Что здесь написано? ― спросил я у Полуянова.
– По легенде, это настоящее имя Бога.
– А на каком языке это написано? ― простодушно поинтересовался Сарычев.
Полуянов лишь усмехнулся, его глаза печально сверкнули, странным образом вобрав в себя изумрудный блеск камня.
– На ангельском, ― еле слышно сказал он.
Сарычев недоумённо посмотрел на историка, но ничего не стал уточнять.
– А что это за слова, здесь? ― спросил я и указал пальцем на тонко выгравированную, узорчатую надпись на перстне.
– А это на древнееврейском, ― улыбнулся Полуянов. ― Знаменитое «всё пройдёт»…
– Так это тот перстень? ― спросил Сарычев после продолжительного молчания.
– Он, точно он… ― уверенно прошептал я.
– Это может подтвердить только экспертиза, ― невозмутимо заметил Полуянов, положил перстень обратно в коробочку и закрыл её. Он хотел было уже положить коробочку в карман своей рубашки, но Сарычев остановил его, хмуро проговорив:
– Надо выбрать хранителя этой ценности до окончательного завершения нашего дела.
– Да. ― Полуянов смиренно кивнул, но в его голосе прозвучала явная досада.
– Предлагаю отдать перстень на хранение Руслану, ― сказал Сарычев и заговорщически посмотрел на меня, пытаясь таким образом напомнить мне о нашем с ним уговоре.
Полуянов безропотно, но с нескрываемым сожалением подчинился воле майора и протянул коробочку с перстнем мне. Я поспешно спрятал её в карман своих брюк. Моё сердце бешено стучало. Два человека, Сарычев и Полуянов, с надеждой смотрели на меня, и каждый, понимая, что с этого момента пути их расходятся, видели во мне своего союзника. Я не глядел на них и потупил глаза, чтобы в охватившем меня волнении, не выдать взглядом свои чувства. Я уже всё решил для себя. То есть, это сделал уже не я. Это сделала Карина, когда с доверчивой улыбкой, обняв меня за шею, сказала, что беременна. Теперь я отчётливо сознавал, что себе уже не принадлежал, я принадлежал будущему того, кто уже стучал своим сердцем внутри моей любимой женщины. Прости, майор…
Вдруг напряжённая тишина разорвалась противным дребезжащим дверным звонком. Я вздрогнул, мы изумлённо посмотрел друг на друга. Сарычев поднёс палец ко рту. Мы стояли, не шелохнувшись, и ждали чего-то долгие несколько секунд. Звонок повторился, потом ещё раз и ещё раз более настойчиво и пронзительно. Сарычев, тихо ступая на цыпочках, вышел в коридор, мы остались стоять на месте. Звонок брякнул снова и снова, потом послышался стук кулака в дверь.
– Похоже на патруль… Наш дорогой сосед, видимо, вызвал милицию, ― шёпотом проговорил Сарычев, вернувшись из коридора. Через глазок двери он видел на площадке трёх милиционеров и стоявшего около своей двери соседа в пижаме из квартиры напротив.
– М-да… Ну, вот и спалились. ― Горько усмехнувшись, Сарычев щёлкнул языком и досадливо огляделся, пытаясь что-то быстро придумать. ― Отвратительные из нас получились воры.
– Что будем делать? ― пробормотал Полуянов.
– Может, их нейтрализовать… ― нетвердо предложил Бурят, но майор его оборвал:
– Без крови не получится. А я до неё довести не хочу.
– Может, через балкон, ― сказал я.
– Пятый этаж. ― Сарычев с сомнением покачал головой.
В дверь продолжали стучать. Громкий голос за дверью крикнул: «Откройте, милиция!» Послышался какой-то шум, похожий на топот ног, чьи-то приглушённые разговоры и треск рации. «Откройте, милиция! ― повторил громче грозный милицейский бас. ― Откройте дверь и выходите с поднятыми руками!»
– Дверь железная, просто так они её не сломают – придётся повозиться… Надо всё-таки уходить через балкон, ― решил Сарычев.
Бурят распахнул балконную дверь, выскочил на маленький открытый балкончик, заваленный старыми коробками и вещами, и быстро осмотрелся.
– Можно спуститься по пожарной лестнице, ― сказал он.
Справа от балкона, на котором мы стояли, на углу здания мы увидели пожарную лестницу, спускающуюся во двор. Но до неё было метра четыре – просто так не доберёшься.
– Надо пробраться через балкон соседской квартиры, ― сказал Бурят и показал пальцем вниз, на балкон квартиры, находящейся под квартирой Селиной. Балкон нижней соседской квартиры находился по диагонали вниз и правее от балкона, на котором стояли мы. От него до пожарной лестницы было уже совсем недалеко. Правда, попасть на него можно было, только точно спрыгнув вниз с внешнего выступа нашего балкона.
– Ты первый, ― скомандовал Сарычев Буряту.
Тот ловко перемахнул через ограждение и, секунду постояв с внешней стороны балкона, в прыжке оказался на соседнем балконе, ногами точно и твёрдо приземлившись на его бетонный пол. Лёгкость, с которой Бурят проделал этот трюк, вселила в меня небольшую уверенность. Оказавшись на другом балконе, Бурят не стал терять время даром. Он быстро освободил площадку для прыжка, свалив в один угол валявшийся там хлам. Вторым был Полуянов. На удивление он сделал свой прыжок уверенно и быстро, точно приземлившись на расчищенное Бурятом место. За ним последовал я. Поддерживаемый Сарычевым, я перелез через ограждение. Подо мной было метров двадцать высоты – припаркованная около бордюра «девятка» казалась ненастоящей, игрушечной. Проходившая мимо по тротуару старушка остановилась, задрала голову и, нечаянно увидев наше бесплатное цирковое представление, остолбенела, в изумлении открыв рот. Пальцы нервно вцепились в ограждение балкона, ноги предательски дрожали. Соседний балкон выглядел таким узким и маленьким, что, казалось, я точно не могу на него попасть.
– Поправь ноги! Не смотри вниз! ― крикнул Сарычев.
Бурят уже был готов меня подстраховать – надо было прыгать. Я тяжело выдохнул, отпустил руки и оттолкнулся. Кровь ударила в виски, на долю секунды я застыл в воздухе, потом быстро полетел вниз и ощутил резким и болезненным толчком в ступни встретивший меня бетонный пол балкона. Я пошатнулся, потерял равновесие и чуть было не перелетел через ограждение, но Бурят успел схватить меня за рукав и втянуть на балкон. Последним на соседний балкон перебрался Сарычев. За окном балконной двери я увидел испуганную семейную пару. Мужчина трясущимися руками набирал на телефоне номер, а женщина, схватившись за трубу пылесоса, что-то кричала.
Теперь предстоял прыжок на пожарную лестницу. Бурят опять был первый. Решительно перемахнув через ограждения балкона, он ловко подпрыгнул, вцепился как кошка в пожарную лестницу и, удачно сохранив равновесие, стал спускаться по лестнице вниз. Полуянов повторил трюк Бурята – на удивление, в ловкости и гибкости он мог поспорить с азиатом. Следующей была моя очередь. Когда я, придерживаемый Сарычевым, уже изготовился к прыжку, сверху кто-то из бдительных жителей дома истошно закричал: «Они здесь! Переползают по балкону!» Нас обнаружили, времени уже не оставалось. Сарычев ободряюще хлопнул меня по плечу. Я застыл. Это было очень страшно. Страх парализовывал, заставляя отчаянно цепляться за спасительные перила. Меня всего била мелкая нервная дрожь. Лестница была совсем недалеко. Казалось, протяни руку, оттолкнись, и ты спасён. В голове пронеслось как крик последней надежды яростно-вопрошающее, испуганное сомнение: «Зачем?! Что ты делаешь? Ведь ты ни в чём не виноват!» Но остановиться было уже нельзя. В слепом отчаянии я отпустил руки и подпрыгнул. В доли секунды полёта я почувствовал молчаливо ждущую меня высоту… Но она меня не получила в этот раз. Пальцы крепко ухватились за перекладину лестницы, руки сильно дёрнуло вниз – только бы не сорваться! – я повис, потом быстро нашёл ногой перекладину; покрепче вцепившись в спасительное железо, перевёл дыхание и стал спускаться вниз. Пожарная лестница дёргалась и стонала под весом наших тел, но держалась. Сарычев ждал. Он боялся, что лестница может не выдержать. Когда Бурят и Полуянов были уже на земле, майор решился. Лестницу сильно двинуло в сторону, я посмотрел вверх. Сарычев держался на одних руках. Он в рывке подтянулся и поставил на перекладину свои ноги.
Лестница внизу обрывалась, до земли оставалось пара метров. Я спрыгнул и, не удержавшись на ногах, кубарем повалился на траву. Подняв голову, я увидел лицо Бурята.
– Всё нормально? ― спросил он. Я кивнул. Рядом кто-то ухнул, стукнувшись ногами о землю, – это спрыгнул Сарычев.
– Где Полуянов?! ― крикнул он.
Бурят показал на фигуру человека, уже подбегавшего к арке выхода со двора.
– Бегом! Бегом! ― закричал майор и бросился бежать за Полуяновым, который уже скрылся за воротами. Настежь распахнулась дверь подъезда, и из неё выскочили милиционеры.
– Стой! Стрелять буду! ― заревел старший, выхватывая из кобуры пистолет. Другие уже передёргивали затворы своих автоматов. Мы остановились уже практически у выхода и, следуя примеру Сарычева, подняли руки.
– Мужики, свои! ― крикнул майор, махая красным удостоверением. ― Свои, мужики!
– На землю! Лицом вниз! ― рычал старший, он был красный от охватившей его ярости, его рука нервно дёргалась, держа на мушке майора; он медленно, с опаской приближался к нам. ― На землю, я сказал!
Сарычев тихо прошептал мне, не поворачивая головы:
– Я прикрою тебя. Беги.
– А вы? ― виновато пробормотал я, не сводя глаз с уставившего на меня свой автомат молодого белобрысого милиционера.
– Беги. Мы с Бурятом выберемся, ― категорично ответил майор и улыбнулся. ― Будь сегодня в семь вечера на площади Маяковского. Я найду тебя там…