– И если подытожить всё сказанное вами применительно к нашей ситуации, ― произнёс задумчиво я, ― получается, что все демоны вдруг страстно возжелали получить в свою собственность реликвию тамплиеров, легендарный перстень Соломона? Но что же он тогда представляет собой?
– Это оружие.
– Плохое или хорошее?
– А разве оружие может быть плохим или хорошим? ― возразил Полуянов. ― Оружие есть бездушный инструмент борьбы, и всё зависит от того, в чьих руках оно находится… Перстень в силу своего происхождения и имени Бога, которое выбито на его камне, располагает магической способностью подчинения духов зла и наделяет его обладателя даром предвидения. Владелец сего перстня может подчинить себе любого демона, кроме самого дьявола. Правда, есть одно условие – обладатель перстня, чтобы получить необычную силу, должен принадлежать к группе Повелителей, которые имеют особую сверхъестественную природу и передают её, сами теряя такую способность, по родству своему первенцу. Ни простой человек, ни демон не могут получить особой способности использовать перстень в качестве оружия подчинения зла или инструмента предвидения. Единственно, что может перстень в их руках, – это восстанавливать в сновидениях реальные картины прошлого, прослеживая судьбы тех людей, которые были рождены избранными для владения силой перстня. Истинный же Повелитель реликвии может не только подчинять своей воле демонов, но и предсказывать будущее.
Наступила пауза. Полуянов курил, отрешённо разглядывая подставку с салфетками, которая стояла на соседнем столе. Я потупил глаза и машинально, не замечая этого, теребил кончик скатерти, завёртывая его в трубочку. Не будь я сейчас разыскиваемым всеми беглецом и услышь я этот странный рассказ в другой обстановке, я абсолютно точно решил бы, что Полуянов если и не сошёл с ума, то очень близок к этому. Но сейчас я хотел отвлечься от всей фантастичности и неправдоподобности услышанного. Мне хотелось найти внутреннюю логику повествования, хоть немного прояснить для себя ту путаницу образов, которая овладела моим сознанием.
– Мне необходимо привести в порядок свои мысли. Я хочу пересказать вам то, что почерпнул из нашей беседы. А вы поправьте меня, если я что-то неправильно понял, или, наоборот, подтвердите мои догадки. ― Я посмотрел на Полуянова, тот молча кивнул, выпустив изо рта струйку сигаретного дыма; я начал говорить: ― Итак, миром тайно управляют демоны, которые наделены своими полномочиями управленцев лично князем мира сего – дьяволом. Они есть источники существующей в мире вражды. Именно они, с целью достижения ещё большей власти, борясь друг с другом, провоцируют людей на социальные, политические, национальные, религиозные столкновения. Более того, как я понимаю, они, перенося на людской мир свой образ отношений, созидают для человечества особую идеологию выживания, основой которой является борьба всех против всех. Эти демонические сущности были на Земле всегда, они бессмертны и могут переходить из одного человека в другого, накапливая таким образом свою тайную власть, опыт борьбы и материальное могущество… Так? ― Я вопросительно поглядел на Полуянова, тот опять молча кивнул, и я продолжил: ― Несмотря на всесилие демонов их тем не менее можно заставить работать на себя. Это может сделать особый человек, Повелитель бесов, способности которого передаются из поколения в поколение с первенцем семьи. И произойти это может только при условии, если этот человек будет владеть магическим перстнем с камнем из короны поверженного Люцифера, на котором написано истинное имя Бога. Повелитель бесов, по моему соображению, представляет собой нечто вроде шестёрки, которая бьёт туза. Одним из таких Повелителей и был легендарный иудейский царь Соломон, с именем которого и связали перстень подчинения зла. У Соломона был сводный брат Адонирам, имя которого, по вашему предположению, закодировано в Библии. Он был одержим демоном Асмодеем, одарившим его своими способностями. Соломон, вероятно, знал это и решил использовать для подчинения демона-брата свою силу. Возможно, на этот шаг его толкнула безответная любовь к некой прекрасной женщине, которая сердце своё отдала Адонираму. Как бы то ни было, первый мистический акт подчинения демона состоялся. Легенда оставила нам драматическое продолжение этой истории. Соломон, уверовав в своё могущество и передав одержимому демоном перстень, был наказан за свою гордыню, но смог вернуться на трон и отомстить брату. ― Я вздохнул, пытаясь перевести дух; факт того, что я с азартом пересказываю удивительную сказку, и забавлял, и тревожил меня одновременно. ― После гибели Адонирама след бессмертного демона Асмодея теряется. Со смертью Соломона могущественный перстень тоже исчезает в толще веков. Проходит две тысячи лет неизвестности, и Бернар Клервоский, получив из неведомых источников информацию о существовании реликвии, снаряжает небольшую экспедицию в недавно завоёванный крестоносцами Иерусалим. Девять лет девять рыцарей, сохраняя полную тайну своей миссии, пытаются отыскать перстень. Их упорство вознаграждено. Они находят то, что искали. Перстень Соломона становится тайной реликвией вновь образованного военно-монашеского братства тамплиеров, нового воинства, целью которого и было malicidia, убиение зла. Тайные манихеи, разделявшие мир на добро и зло, чёрное и белое, они поставили себе задачу борьбы против духов зла, но, будучи обыкновенными людьми, сами часто подпадали под чары демонов. Почти двести лет они владеют перстнем, охраняя его от любых посягательств, но наступает день, когда неизвестные силы в лице таинственного барона П. провоцируют разгром ордена Храма. Перстень опять исчезает. Кто такой этот барон П. – демон или человек – неизвестно… Неизвестно также, попадает ли в его руки перстень Соломона. Скорее всего, нет, потому что спустя столетия вновь появляется информация о местонахождении реликвии. Обладателем этой информации становится один из ваших предков. Письмо Ногаре вместе с рассказом об истории перстня Соломона, как доказательство серьёзности этой информации, переходит в вашем роду из поколения в поколение. ― Я на мгновение замолчал, обдумывая свои слова. ― Вероятно, ваш прадед Святослав Ракицкий не просто стал обладателем сведений, переданных из поколения в поколения. Он также узнал, кто такой барон П… А как же иначе объяснить появление странного письма, адресованного барону П.? Должно быть, планировалась некая сделка, но она, видимо, не состоялась. Письмо Святослава Ракицкого, написанное барону П., не было отправлено адресату. ― Полуянов поднял на меня глаза, улыбнулся и одобрительно покачал головой, будто подтверждая моё предположение; я продолжил: ― Сын Святослава, Пётр, получил по наследству тайну своего отца, но под давлением неких, неизвестных нам обстоятельств, ему пришлось доверить её Леониду Барташевичу, сотруднику ОГПУ, который организовал его возвращение на родину из эмиграции. Ну а дальше произошло то, о чём вы рассказывали ранее. Барташевич разгадал загадку трёх церквей, а Мейер, по всей видимости, нашёл сам перстень. Но судьба опять выкинула финт – Мейер погиб, унеся с собой в могилу тайну нового местонахождения перстня. И теперь у нас есть шанс найти этот неуловимый перстень Соломона потому, что, судя по всему, это место странным образом зафиксировано в письмах Ногаре и Ракицкого. Однако мы не одиноки в своих стремлениях найти реликвию тамплиеров. Это пытаются сделать таинственный Уильям Флором и не менее таинственный Глава китайской «Триады».
Полуянов развёл руками.
– Мне нечего добавить, ― сказал он удовлетворённо. ― Вы рассказали практически всё.
– Но у меня остались вопросы, ― промолвил я.
– Постараюсь ответить.
– Если вынести за скобки весь мистический антураж, связанный с демонами и их Повелителями, в который мне сложно поверить и потому трудно оценить, во всей этой логически выстроенной истории слишком много неизвестных. Неизвестно, откуда Бернар Клервоский узнал о месте хранения перстня Соломона, неизвестно, как перстень оказался спрятан в Белых Норах, неизвестно, как ваши предки узнали о его местонахождении, неизвестно, как Святослав Ракицкий нашёл барона П., почему решил отдать ему реликвию, а потом отказался это сделать… И самое главное – непонятно, как два письма, написанные задолго до последнего исчезновения перстня, вместе смогут указать теперешнее его местоположение!
– К сожалению, я не смогу прояснить вам все эти неизвестности. Однако последнюю загадку мы можем попробовать отгадать. ― Полуянов дотронулся до кармана пиджака, в котором лежало письмо Ракицкого. ― Оба письма у нас, и теперь мы можем вместе попытаться найти их связь.
– Можно ещё один вопрос? ― неуверенно спросил я. ― Он может показаться неожиданным.
– Пожалуйста.
– Если мироздание всё-таки биполярно, есть добро и есть зло, почему в вашей истории не нашлось места добру?.. Как же Бог? Он существует? ― спросил я и услышал, как дрогнул мой голос.
– Если есть северный ветер, значит, должен быть и южный… Если есть чёрное, значит, должно быть и белое, ― ответил Полуянов и замолчал. ― Бог не остался без работы. Ему мы доверили самое ценное, что есть у нас, – спасение наших душ…
– И это всё, что вы можете сказать о Боге?..
– Пока да… Всё, что я рассказал вам, я не придумал сам и не прочитал в книжке. Всё это поведал мне перед смертью мой дед Пётр Ракицкий. Именно тогда он передал мне известные вам два письма и завещал свою тайну… Что это – печальная сказка, которая тем не менее оставляет нам надежду на светлое будущее, или фантазия, ставшая былью? Я сам не могу ответить на этот вопрос однозначно. Но всё, что происходит со мной в последние двадцать лет, снова и снова возвращает меня к этой семейной легенде, с упорством злого фатума заставляя меня в неё поверить.
– И всё это долгое время только вы хранили эту фантастическую историю? Пётр Ракицкий никому больше не рассказывал её?
– Рассказывал.
– Кому?
– Своему сыну, моему дяде, вашему научному руководителю – Стефану Ракицкому.
– Так это с этой историей был связан тот самый разрыв, который произошёл между ними перед самой смертью Петра Ракицкого?
– Да, именно… ― подтвердил Полуянов. ― Стефан Петрович просто не поверил своему отцу, решив, что тот на старости лет совсем повредился в рассудке. А потому моему деду ничего не оставалось, как передать все свои идеи единственному внуку, то есть мне. Надо было оставить связь между поколениями и назначить нового семейного владельца писем… ― Полуянов замолчал и посмотрел мимо меня, в сторону. Взгляд Полуянова был прикован к входу на веранду. Там появился Сарычев.
– А вот и наш товарищ, ― сказал Полуянов и выразительно указал на Сарычева взглядом. ― Думаю, Руслан, тему нашего разговора надо оставить пока между нами. Боюсь, майор ФСБ не поймёт нас… Пока не поймёт.
Сарычев подошёл к столу.
– К нам подтянулась наша охрана, ― незаметно кивнув в сторону синей «хонды», сказал майор и присел за стол. ― Кто может подтвердить мою догадку?
– Подтверждаю, ― произнёс Полуянов. ― Это друзья вашего дяди.
– И кто ж они такие? ― Сарычев вздохнул и опять бросил взгляд в сторону синей «хонды». ― Хотя попробую догадаться сам… Конкурирующая банда из Китая?
– Абсолютно точное определение, ― подтвердил Полуянов, усмехнувшись.
– Обронённое вами в разговоре с дядей «Четыре Восемь Девять» относится именно к ним? ― осторожно спросил Сарычев.
Полуянов кратко объяснил майору, что представляет собой этот набор цифр.
– «Триада»? ― Сарычев удивлённо вскинул брови, а потом грустно усмехнулся и покачал головой. ― А дядя… Каков жук, ― печально пробормотал он и больше ничего не добавил, положив руки на стол и скрестив в задумчивом ожидании пальцы. ― И что нам теперь делать?
– Надо попытаться уйти от китайцев. Оторваться от них сможем?
– Думаю, да, ― неуверенно сказал Сарычев. ― Только меня смущает один нюанс.
– Какой же?
– У них одна машина, и в округе нет больше никаких подозрительных автомобилей.
– Это о чём-то говорит?
– Только об одном – они, скорее всего, поведут нас не визуально, а по маячку.
– По мобильному телефону?
– Вряд ли.
– У вас есть машина?
– Да, взяли напрокат сегодня перед встречей серый «фольксваген» у мирно отдыхавших горожан… С возвратом, конечно.
Полуянов удовлетворённо кивнул, найдя глазами на автостоянке около кафе серебристо-серый Polo.
– Могли пометить его? ― поинтересовался Полуянов.
– Легко… Жучок, должно быть, уже в машине.
– Тогда нужен другой автомобиль… Через десять минут за углом десятиэтажного жилого дома, что слева от кафе, и незаметно от китайцев… Это возможно?
Сарычев встал из-за стола, подошёл к Буряту, что-то ему шепнул. Тот молча кивнул и вышел с веранды. Сарычев вернулся и снова сел за наш стол.
Мы сидели безмолвно, образуя подобие треугольника, смотрели друг на друга и ждали. Каждый думал о чём-то своём. Я не знал точно, что мы ждали, – вероятно, Бурят должен был сообщить о своём успехе или неуспехе, но я даже не предполагал, как он собирался это сделать. Прошло несколько минут, и вдруг молчание было нарушено мелодией мобильника. Сарычев сунул руку в карман пиджака, и мелодия оборвалась.
– Готово, ― сказал он. ― Нам пора.
Не спеша, мы покинули веранду кафе. Выходя на улицу, я мельком посмотрел на синюю хонду. Длинноволосый крашеный китаец не спускал с нас глаз. Я заметил, как он поднял правую руку и что-то быстро сказал в свой мобильный телефон. Мы подошли к «фольксвагену» и, не торопясь, сели в него. Машина медленно выехала со стоянки на улицу. Мы проехали метров пятьдесят, всё это время Сарычев, сидевший за рулём, поглядывал в зеркало заднего вида, стараясь разглядеть синюю «хонду», но её не было видно. Через пятьдесят метров «фольксваген» быстро свернул во двор жилого дома, высокое здание которого скрыло от нас кафе и веранду. Недалеко от первого подъезда мы увидели Бурята, стоявшего рядом с «девяткой». Выскочив из машины, мы бросились к нему. Через минуту новореквизированное транспортное средство, пролетев по двору, вынесло нас через другой его въезд на оживлённую улицу. Устроившись в потоке, мы направились в центр. Первое время Сарычев, расположившийся на переднем пассажирском месте, ещё поглядывал через плечо назад, силясь обнаружить синий цвет и знакомый номер «хонды» среди ехавших сзади машин, но она так и не появилась. Майор озадаченно, будто сомневаясь в чём-то, покачал головой и произнёс:
– Что ж, будем считать, что хитрость удалась.
Сбавив скорость, мы перестроились в правый ряд, чтобы на следующем перекрёстке сделать поворот направо. Совершив этот манёвр, мы оказались на Ломоносовском проспекте.
– Поедем к нам, ― произнёс Полуянов.
– Надо ещё покрутиться, ― возразил Сарычев. ― Потом бросим машину подальше и направимся к вам.
По Ломоносовскому проспекту мы доехали до Нахимовского, повернули на Севастопольский, с него – на улицу Каховка и Профсоюзную улицу. Так, нарезая круги, мы некоторое время катались по Москве. В районе площади Хо Ши Мина Бурят развернулся и поехал обратно в сторону Профсоюзной. На перекрёстке он вдруг бросил:
– Они тут, ― и показал взглядом в сторону белой «тойоты», которая проехала по встречной полосе.
– Ты уверен? ― недоверчиво спросил Сарычев.
Бурят утвердительно кивнул.
– Всё-таки оставили маячок! ― воскликнул майор и, тут же догадавшись, где он мог находиться, сказал Полуянову: ― Письмо!
Полуянов вытащил из конверта письмо Святослава Ракицкого и быстро оглядел его, потом заглянул в пустой конверт. Там в углу лежала маленькая булавка с круглой пластиковой головкой. Полуянов схватил её и хотел уже выкинуть в окно.
– Не торопитесь, ― остановил его Сарычев. ― Попробуем их обмануть.
Бурят прибавил скорости, на перекрёстке под красный свет свернул направо и вновь выехал на Нахимовский проспект. Скрыв машину за палаткой, он остановился на секунду, быстро высадил нас и поехал дальше. Мы выскочили из «девятки», смешались с толпой, идущей к метро, и не спеша, чтобы не привлекать лишнего внимания, спустились в подземный переход. Пустой конверт с булавкой остался лежать на заднем сидении машины.
– А Бурят? ― спросил я, когда мы, перебравшись на другую сторону улицы, оказались во дворе ближайшего дома.
– Этот должен оторваться, ― с уверенностью ответил Сарычев.
На улице было по-летнему немноголюдно. Поэтому мы некоторое время шли дворами, пока не добрались до метро «Академическая». Под землю спускаться не стали. Сейчас, когда я и Сарычев были объявлены в розыск, это было особенно опасно – любой милиционер с хорошей памятью или видеокамера могли разом обрушить все наши надежды. Не заметив ничего подозрительного, поймали частного таксиста. Вероятно, наша хитрость удалась, потому что мы совершенно спокойно в итоге добрались до съёмной квартиры Полуянова на Юго-Западе.
Глава 23
На пороге квартиры нас встретила Карина. Она сильно нервничала. Было заметно, что, ожидая нашего возвращения, она волновалась и не находила себе места. Карина беспокойным взглядом посмотрела на меня и Полуянова, когда мы вошли в прихожую. Она готова была обнять и расцеловать нас, если бы не маячившая на заднем плане фигура Сарычева.
– У вас всё хорошо? ― взволнованно спросила она.
Полуянов тихо сказал:
– Карина, мы бы сейчас, наверное, чайку выпили.
– А мне кофе, если можно, ― добавил Сарычев.
– Я бы тоже кофе … ― сказал я и улыбнулся.
Карина улыбнулась в ответ и быстро выскользнула из коридора на кухню.
Мы втроём прошли в гостиную. Полуянов аккуратно вынул из кармана, развернул и положил на середину круглого стола два листка серой дешёвой бумаги. Сев на стулья, мы расположились вокруг, с интересом разглядывая документы из прошлого. Перед нами лежала ксерокопия старого письма, написанного уверенным и красивым мелким почерком по-французски, и ксерокопия его перевода на русский язык, сделанного от руки. Письмо Святослава Ракицкого было интересно уже самой формой – прямые, ровные строчки, широкие поля, буквы с характерными длинными, украшающими раздвоенными завиточками, плавно взлетающими или падающими вниз, – красивое послание из девятнадцатого века. Перевод письма резким образом контрастировал с самим посланием. Он был написан как будто в спешке, со многими сокращениями и исправлениями; пляшущие, непонятные буквы то наезжали друг на друга, то разбегались в стороны, слабо придерживаясь прямой линии строки.
– Это без сомнения копия того самого письма Святослава Ракицкого, которое я передал в своё время Рыбакову, ― ещё раз внимательно рассмотрев листок бумаги, заявил Полуянов. ― А это перевод, сделанный моим дедом, ― добавил он, взяв в руки вторую страницу. ― Перевод хороший и сделан дословно. Я прочитаю вам его вслух – почерк моего деда никогда не отличался особой аккуратностью, ― заметил Полуянов и стал читать: ― «Уважаемый барон П! Как мы и договаривались ранее, спешу сообщить Вам то, что мне известно по интересующему Вас вопросу. Надеюсь, то, о чём я напишу, укажет Вам путь к обретению исчезнувшей реликвии тамплиеров, хотя я склонен рассматривать эту историю как красивую легенду, не имеющую ничего общего с реальностью. Итак, как я уже и говорил Вам при встрече, в нашей семье сохранилась удивительная традиция устного пересказа истории, связанной с местонахождением реликвии ордена Храма. Когда она появилась, и имеет ли она какие-то реалистичные основания, нельзя понять никак. Однако кое-что по этому вопросу я всё-таки знаю.
Да будет Вам известно, что мой прадед Огюстен Ламбо бежал в конце восемнадцатого века из Франции, спасаясь от ужасов Революции. В России он поступил на военную службу, поменял свою французскую фамилию Ламбо на польскую Ракицкий и женился. По меркам того времени для эмигранта у него была завидная судьба, и он многого достиг в жизни, став даже полковником русской армии. Но для нашей темы важным является лишь то, что именно мой прадед принёс в семью и укрепил в ней этот необычный ритуал наследования устного пересказа. Само действо напоминало мистическое упражнение, когда отец, в предчувствии своих последних дней, рассказывал сыну историю о документах, хранившихся в трёх деревенских церквях близ Тулузы. Почему это надо было делать на закате жизни, и почему рассказ должен был быть поведан обязательно сыну, а не дочери, к примеру, я не знаю. Полагаю, мой прадед тоже этого не знал, тем не менее традицию, берущую свои корни ещё во французской его жизни, он свято сохранил. Волею божественного провидения в нашем роду всегда были мальчики, и потому проблемы точного следования традиции не существовало. Мой отец, так же как и мой дед в своё время, почувствовав приближение смерти, посвятил меня в семейное таинство и рассказал мне эту странную историю, особо заметив лишь, что выполняет волю предыдущих поколений. Практически дословно эта история звучала так.
После роспуска ордена Храма, когда многие тамплиеры были казнены или попали в тюрьму, а большинство, лишившись покровительства светской власти и церкви, просто разбрелись по Европе в поисках нового смысла жизни, группа бывших рыцарей-храмовников, тайно исповедовавших альбигойскую ересь, обосновалась в предместье Тулузы. Именно этой группе воинов-монахов в ночь на 13 октября 1307 года было поручено вывезти реликвию ордена Храма из Тампля и спрятать её в безопасном месте. Реликвия была спрятана, а пергамент, на котором рыцари записали её местонахождение, был разорван на три части, каждая из которых была укрыта в особых тайниках в трёх разных церквях. Первый лист пергамента был спрятан под двадцать третьей сверху каменной ступенькой, ведущей в подвал церкви Святой Женевьевы в городке Тюре. Второй – под помеченной буквой «К» плитой пола дальнего левого угла церкви Святого Сернена, находящейся в городке Бомонт-сюр-Лак. И третий кусок пергамента нашёл своё убежище в церкви Девы Марии городка Кадене под белым камнем внешней стены около западного окна часовни. Эти куски пергамента, соединённые вместе, должны указать точное место, где была спрятана реликвия тамплиеров.
И это была вся история, которую из поколения в поколение пересказывали мои предки. Что стало с теми рыцарями-тамплиерами, которые спрятали реликвию, откуда история брала свои корни и почему мои предки так и не проверили правдивость содержащейся в ней информации, мне доподлинно не известно. Предполагаю, эта странная сказка, взявшая своё начало в слухах и домыслах средневековья, со временем приобрела характер бессмысленной семейной традиции, которую никто до меня так и не решился нарушить, делая тайну из горячечной выдумки нашего далёкого предка. Тем не менее я не хочу Вас переубеждать и надеюсь, что мой рассказ, как минимум, позабавит Вас и снимет некоторые вопросы. С наилучшими пожеланиями и надеждой на скорейшую реализацию нашего уговора, С. Ракицкий. 1 мая 1890 года, Париж. ― Полуянов вздохнул и прочитал последние строки письма: ― P.S. То, что вся история есть выдумка, подтверждают хотя бы те факты, что у церкви Девы Марии в Кадене не было и нет часовни, а лестница в подвале церкви Святой Женевьевы в Тюре состоит всего из шестнадцати ступенек».
Полуянов положил письмо на стол, откинулся на спинку стула и скрестил пальцы рук.
– А что там дописано ещё внизу? ― спросил внимательный Сарычев.
– Это дата перевода, сделанного Петром Ракицким, ― сказал Полуянов. ― 7 мая 1945 г. Теперь всё. Ваши мнения?
– Судя по всему, Святослав Ракицкий поведал в этом письме не всё, что узнал от своего отца, ― промолвил я. ― Как мне представляется, и как вы нам рассказывали, традиция состояла не только в устном пересказе истории о спрятанной реликвии, но и в передаче на хранение послания Ногаре. Об этой бумаге в письме Святослава Ракицкого нет ни слова.
– Как вы думаете, почему? ― спросил Полуянов, оживившись.
– Потому что Святослав Ракицкий прекрасно знал, в отличие от нас, кем был барон П., ― ответил я.
Полуянов согласно кивнул, подтверждая, что мы с ним мысленно двигаемся в одинаковом направлении.
– Он, безусловно, знал, кто такой барон П. и почему его следует опасаться, ― сказал Полуянов. ― И именно поэтому, вероятно, говорил не всю правду или даже не совсем правду… Прадед прямо намекает на то, что между ним и бароном П. существовал некий договор, одним из условий которого было раскрытие семейной тайны местонахождения реликвии тамплиеров. И Святослав Ракицкий, пытаясь это условие добросовестно выполнить, откровенно требует выполнения оговорённых условий и от другой стороны. Он подробно описывает те места, где по легенде должны храниться отрывки тайного пергамента. Однако делает это с особым скепсисом, добавляя этот скепсис реальными подтверждениями сказочности описанной истории. Святослав Ракицкий юлит. Он утверждает, что семейная история есть чистейшей воды выдумка, но тем не менее у нас не остаётся сомнений, что он всё-таки относился к ней достаточно серьёзно, проверял её правдоподобность и был в тех церквушках, о которых писал. Своими замечаниями он словно пытается убедить адресата своего письма в бесперспективности дальнейших поисков. Местами это становится даже подозрительно.
– А то, что он написал в постскриптуме, действительно, правда? ― спросил неожиданно Сарычев.
Полуянов улыбнулся:
– Не совсем… У церкви Девы Марии нет отдельно построенной часовни, она находится в здании самой церкви, у которой есть западное окно и несколько белых камней в стене. Лестница же церкви в Тюре, ведущая в подвал, двойная. Первый пролёт ведёт на небольшую площадку и состоит из двадцати одной ступеньки, второй спускается непосредственно в подвал и состоит из шестнадцати ступенек. Так что Святослав Ракицкий немного лукавил, когда пытался утверждать о неточностях в рассказе своих предков. В письме мой прадед, откровенно имитируя недоверие к семейной истории, старается уверить барона П. в том, что пытался найти тайники, но это у него не удалось. Складывается впечатление, что Святослав Ракицкий исподволь готовит барона к неудаче в его будущих поисках и пытается отвести от себя любые подозрения в том (если тайники всё-таки будут найдены в церквях), что он сознательно дезинформировал барона П. об их содержимом.
– Вы намекаете на то, что тайники мог вскрыть Святослав Ракицкий? ― спросил Сарычев.
– Это мог сделать и Святослав Ракицкий, и его отец или даже далёкие французские предки. Это могли быть и мастера, перестраивавшие церкви… Вообще, это мог сделать кто угодно! А потому я считаю это лишним подтверждением парадоксального, но верного предположения, что в тайниках изначально ничего не было… Как мы уже знаем, не разорванный на три части пергамент, а само местоположение церквей должно было указывать на тайник с реликвией… Леонид Барташевич осознал это и организовал поиски реликвии в Белых Норах. Но первым, кто понял то, что тайники представляли собой некий обманный манёвр, полагаю, был Святослав Ракицкий. Скорее всего, он открыл все тайники и ничего там не нашёл. Так что барону П. он предлагал откровенную пустышку, стараясь за это получить что-то вполне конкретное, вероятно, деньги. А своими предупреждениями о несостоятельности древней семейной истории он хотел предупредить возможные обвинения в махинации. Мол, я вас предупреждал, но вы сами этого желали и не прислушались к моему мнению.
– Но почему в таком случае письмо всё-таки не было отправлено адресату? ― возразил я.
Полуянов, довольный, растянул свои губы в улыбке, как будто как раз и ожидал такого вопроса.
– Попробуем порассуждать, ― сказал он. ― Что решит обыкновенный здравомыслящий человек, когда, испытывая легенду на объективность, вскроет тайники и найдёт их пустыми? Он сделает вывод, что рассказ был истинен – как же, тайники обнаружены именно в тех местах, о которых и поведала история, – искателя просто опередили. Кто-то уже получил куски пергамента, соединил их и обнаружил местоположение клада тамплиеров. Неудачливый охотник за реликвией вздохнёт печально, решив, что все ниточки поиска обрублены, и отступится от навязчивой идеи найти сокровище. Согласны?
Мы с Сарычевым неуверенно кивнули.
– Именно так и рассуждал Святослав Ракицкий, когда столкнулся с пустыми тайниками. Ну, а раз всё равно ничего нельзя изменить, почему бы тогда не продать воздух легенды кому-нибудь, получив за это что-то более ощутимое и материальное, чем причастность к тайне. И сделка эта была уже практически совершена, когда мой прадед вдруг осознаёт, что первая реакция искателя-неудачника была ошибочной, и тот, кто организовал пустые тайники, как раз на это и рассчитывал – найдут их и отступятся от идеи поиска. Но в таком случае, подумал Святослав Ракицкий, семейная история должна содержать неведомое разумное зерно, и делиться ею с кем-либо, а тем более, с выплывшим из небытия загадочным бароном П., было нельзя.
– Звучит убедительно, ― произнёс Сарычев, задумчиво поглаживая свой подбородок. ― Есть даже своя своеобразная логика во всём, что вы нам поведали… Только где же всё-таки находится сейчас перстень Соломона (если он, действительно, является той самой таинственной реликвией тамплиеров), и почему некий непонятный Уильям Флором уверен, что взятые вместе два письма – Ногаре и Ракицкого – укажут нам путь его местонахождения?
– А вот это мы и должны с вами выяснить, ― сказал Полуянов и посмотрел на меня. ― И для этого нам необходимо послание Ногаре.
Я залез во внутренний карман куртки, осторожно вынул конверт, в котором хранил письмо французского канцлера и его перевод, и, развернув листки бумаги, аккуратно положил их на стол.
– Ну и что может быть в этих письмах общего? ― озадаченно пробурчал Сарычев, придвинулся ближе к бумагам и опёрся локтями на стол. ― С чего начать? ― Майор кинул вопрошающий взгляд на Полуянова.
– Когда мой дед Пётр Ракицкий передавал мне по наследству свои тайные знания и хранившиеся у него письма, он ни словом не обмолвился о том, что между этими бумагами есть какая-то связь. Я знаю эти послания наизусть, но никогда раньше даже не думал о том, что в этих сообщениях может быть что-то зашифровано, ― с сомнением проговорил Полуянов. ― Да и как это возможно?.. Оба письма написаны, несмотря на длительный временной промежуток между ними, до того момента, когда, судя по всему, обнаруженная в Белых Норах реликвия тамплиеров оказалась в руках Фридриха Мейера, погибшего в 1945 году в осаждённом Берлине… Логично предположить, что вся информация, заложенная в этих письмах, к тому моменту уже устарела.
– А вы уверены, что Фридрих Мейер действительно нашёл перстень Соломона? ― спросил Сарычев. ― А не могло быть так, что перстень до сих пор лежит где-нибудь, никем не обнаруженный?.. Тогда можно предположить, что в письме Святослава Ракицкого спрятана необходимая нам информация, которая в ссылках на послание Ногаре даёт нам указание на место, где находится реликвия. ― Сарычев на некоторое время замолчал, наблюдая, как мы с Полуяновым сосредоточенно рассматриваем лежащие перед нами письма. ― Я не путано это объяснил?.. ― Майор вздохнул. ― Как вы думаете?