Он замер, затаил дыхание. Вскинул меч.
Нацеленная в голову сабля зазвенела, встречая на пути сталь. Эльар, не раздумывая, ударил факелом. Враг коротко взвыл, отскочил в сторону, срывая загоревшийся плащ. Плащ упал на груду брошенных свитков. Старый пергамент затрещал, загорелся. Вспыхнувшее пламя осветило фигуру в одежде сафуада. Голову закрывал шлем, но маска была поднята, открывая закомое лицо. И оно точно принадлежало не атраванцу. Нет у них жёлтых глаз. Все эти особенности сознание отмечало походя, как бы непроизвольно. Феранор сделал быстрый финт факелом, отвлекая внимание, рубанул мечом. На уровне шеи. В последний момент враг попытался отклониться, изогнув спину. Меч достал его на излёте, полоснул по лицу самым концом.
Из горла полукровки вырвался хриплый вскрик, но он не упал. Отпрыгнул в темноту. Феранор сунулся следом. В последний момент обострённые боем инстинкты предупредили об опасности. Большой и тяжёлый символ солнца, с острыми, как ножи, изогнутыми лучами, пролетел мимо, ударился в стену и загремел по полу. Больше пытать удачу сафуад не стал. Перемахнул через парапет. Внизу раздался удивлённо-испуганный вскрик Бальфура. Свист. Лязг. Звон. Феранор услышал, как валится чьё-то тело.
Проклиная всё на свете, он спрыгнул вниз, увидел Бальфура. Улан сидел, прижимал обе руки к левому боку. Кровь просачивалась между пальцев, стекала тоненькими ручейками по граням пластин панциря, капала на пол.
– Это орк! Он… он-н…
Юноша сорвался на стон и что-то зашептал, беззвучно шевеля губами.
Из коридора слышался быстрый удаляющийся топот. Феранор ринулся следом. Остановился. Оглянулся на раненного. Посмотрел вслед беглецу и снова на раненного. Зарычал. Громко и чётко послал вслед полукровке непристойное пожелание извращённого толка. Повернулся, пошёл к Бальфуру. По пути подхватил золотой скипетр, и ещё раз отоварил им начавшего приходить в себя Митра.
– Хеир,– Бальфур поднял голову.– У вас кровь…
– Знаю. Молчи. Дай взглянуть на рану…
– Пустое, хеир. Я…– Бальфур скривился, когда Феранор задрал край кольчуги. Взглянул, и с удивлением обнаружил, что кровь на ране свернулась.
– …Заговорил рану,– докончил улан.– Меня учили волшебству, хеир. Немного…
Юноша смущённо заёрзал под обращённым на него удивлённо-подозрительным взглядом. Эльдары – одарённый, в волшебном плане, народ, волшебники средь них не редкость. Но либо ты маг, либо нет. Чуть-чуть, от скуки, для интереса этим Искусством не занимаются, если только… Феранора подмывало спросить: «Не сын ли ты Высокого Лорда?» Но он одёрнул себя. Глупость какая… Пойдёт наследник Дома в простые уланы, пусть даже с кантом ревнителя. Нет, это события последних дней играют над ним шутки.
Из коридора прилетело эхо шагов, бряцанье железа, гул множества голосов. Феранор встал. На всякий случай поднял меч. В дверях появился Агаолайт. За ним двое эльдар и незнакомый сафуад с поднятой маской, несколько погонщиков, за которыми ещё толпился народ. В руках оружие, факелы, на одежде и доспехах следы недавнего боя.
– Срань Солнцеликого…– были первые слова Агаолайта.– Что здесь случилось?!
– Где он? – кровожадно спросил Феранор.
– Кто? – не понял знаменосец.
Недоумение, отразившееся на лице соратника, было красноречивее любых слов. Феранор зарычал как зверь, растолкал толпу, опрометью бросился в коридор, к лестнице в водохранилища. Бежал, не разбирая дороги, спотыкаясь о брошенный хозяйственный инвентарь, перепрыгивая кучи мусора, ломанного камня и корзин с песком. Вот лестница, с полу истертыми веками ступенями. Бегом наверх. На самом верху лежит труп сафуада, кем-то раздетый до исподнего. Почему кем-то?! Он отлично знает, кто теперь красуется в синем кафтане и штанах шахского воина! А маска с личиной пришлись очень кстати, спрятать орочью физиономию.
Он подпрыгнул, схватился за верёвку, полез вверх. Верёвка лопнула со звуком, который издает натянутая тетива под ножом. Падение вышло очень звонким и жёстким. Феранор пожалел, что не надел шлем. Затылок гудел. Казалось, мозги вот-вот выплеснутся через уши. Он лежал, стонал, и смотрел, как в дыре лаза сначала замерцал оранжевый свет. Потом он увидел багровое лицо предателя, склонившегося над лазом. Сейчас оно смотрелось резче, грубее и безобразнее. Света хватало чтобы разглядеть свежую рану, тянущуюся через щёку от уха ко рту полукровки.
Вид врага заставил эльдара забыть о боли. Он вдохнул и, со злобой и ненавистью выкрикнул единственную известную ему фразу на орочьем языке:
– Shavrak!31
Глава 14
Занятие Некромантией столь опасно, что очень немногие чародеи рискуют прибегать к ней. Еще меньше занимаются ею всерьёз и становятся некромантами. Ступившие на этот путь вынуждены балансировать на тонкой грани между мирами Живых и Мертвых. Чтобы повелевать духами и мертвецами, они вынуждены сами походить на мертвецов. Многие отказываются от вина и соли, носят одежды снятые с трупов, но высшем проявлением посвящения становится ритуальная смерть, называемая самими темными волшебниками «Ритуалом Порога». О самом ритуале неизвестно почти ничего, кроме одного факта: очень немногие адепты переживают его.
Гриммуар «A Laidene Noyte Parjia»
Несколько минут он лежал, приходя в себя, потом осторожно поднялся. Услышал снизу по лестнице топот и возгласы бегущих. Свет факелов в их руках сливался в единую оранжевую полосу. Вскоре к нему подбежал запыхавшийся Агаолайт.
– Куда ты так спешил, командир? Вот… – он увидел обрезанную верёвку и выругался.
Феранор недослушал. Наверное, от удара у него что-то переклинило в голове, потому что он вдруг заорал на знаменосца:
– А ну, смирно!
Несколько секунд знаменосец смотрел на него, явно желая что-то сказать, но не решился. Понял, что сейчас не время и не место увещеваний и дружеской фамильярности. Он одёрнул пояс, весь вытянулся, вскинул подбородок. Правая рука вскинулась, словно он собирался отдать принятый строевой салют, но в последний момент передумал.
– В чём дело, знаменосец? Почему всей толпой спустились сюда? Почему никто не остался охранять лаз наверху?
– Виноват, хеир капитан,– голос знаменосца был сух.– Очень спешил…
– Спешили? Вы боевой командир, а не управитель борделя! Это он может спешить к новому клиенту так, что забудет одеть штаны. Что произошло в лагере? Почему до сих пор не доложили об этом?!
– Я же…– начал Агаолайт и осёкся.– Виноват, хеир.
Заговорил, торопливо.
– Произошёл бунт рабов. Ийланы как-то освободились от колодок, перебили надсмотрщиков и напали на верхний лагерь. Караул поднял тревогу, но мы не ожидали нападения…
«Конечно же, их освободил полукровка,– подумал капитан,– титланский дезертир, беглый раб, поставленный Митром следить за рабами». Вопрос «зачем?» его голову не занимал. Возможно, и зря…
– И?
– К счастью, воины спали в доспехах и с оружием. Мы дали отпор, уничтожив всех дикарей. А потом, я собрал всех, кто способен держать оружие и спустился сюда, думая, что вам нужна помощь.
– Нас было больше десятка. По-твоему, мы не справились бы с кучкой рабов?
Знаменосец опустил глаза и молчал.
– Кто-то остался в лагере?
– Только раненные.
– А охранение? – в голосе Феранора прорезались стальные лязгающие нотки.– Дозоры? Тоже снял?! Снял и бросил раненных в неохраняемом лагере?!
Ему было стыдно, но первая мысль была о Джеслине. Сообразит ли дезертир не подходить к обученному боевому коню? Жеребец не дастся в руки чужому, но демоны ведают, как предатель отреагирует, встретив отпор. Воображение рисовало страшные картины.
– Я оставил несколько дозорных в развалинах возле лагеря,– сбившись, ответил Агаолайт.
Феранор вздохнул, устало приваливаясь спиной к шершавой стене. В голове после падения страшно гудело. Он прикрыл глаза, постоял так несколько кратких мгновений, а когда открыл, начал быстро и деловито раздавать приказания:
– Отправь всех перворождённых вытаскивать из сокровищницы раненных. Людей ни в коем случае туда не пускать! Найди Бальфура. Он среди нас единственный, кто может говорить с ними.
Агаолайт побежал выполнять приказания. Вскоре появился раненный Бальфур. Через него капитан обратился к людям, «честно» объяснив запрет ступать в сокровищницу гибельным проклятием, действующим на всех, кроме эльдар. Потом показал на темнеющий вверху лаз и объяснил сафуадам свой план. Сообразили те быстро.
Сначала трое крепких атраванцев подняли Феранора на щите. Потом на плечи к нему забрался самый мелкий и лёгкий из погонщиков. Он дотянулся до края пролома, сумел взобраться и скинул остальным верёвку. Вскоре они уже поднимались по узкой лестнице на поверхность.
Феранор поднимался первым. Вскоре наверху появилось пятнышко бледно-серго света. От его вида за спиной будто выросли крылья. Скорее бы оказаться под открытым небом, вдохнуть полной грудью… Мрачные подземелья – не место для детей Огня и Света!32
Выскочив из почти полного мрака, он замер на пороге. Стоял, щурился и моргал, а потом медленно тронулся, вдоль ряда поваленных палаток и погасших костров.
Уланы и сафуады лежали на ийланах, ийланы – на уланах и сафуадах, образуя жуткий слоёный пирог. Смердело кровью и выпущенными потрохами. Слева от него, на куче посечённых невольников лежал сафуад. Справа валялся эльвенорец с раскроенной головой. В серых предрассветных сумерках вытекшая из ран кровь казалась разлитыми чернилами.
Немногие уцелевшие: эльдары и люди, уланы и сафуады, и просто караванные слуги, устало сидели на песке. Серая мгла острила и заливала тенями их лица, делая неотличимыми от мертвецов. Сложно было поверить, что половину суток назад они живые, здоровые провожали его в подземелье.
– Кто старший? – крикнул он в сумерки.
Старший не отозвался и Феранор, не дожидаясь, побежал к загону для лошадей. Не было слов, чтобы описать испытанное облегчение и то чувство счастья, когда он увидел Джеслина на своем месте. Жеребец нетерпеливо заголосил, схватил его за рукав, потянул к пустым вёдрам. Соседние кони дёргали привязи, жалобно ржали.
Уткнувшись лбом в горячую шерсть, Феранор беззвучно заплакал от радости, стыда и вызванного им чувства неприязни к себе самому.
***
Улан – один из оставленных на вершине храма дозорных – старательно таращился на фераноров наплечник. Может, разглядел на нём отпечаток людского башмака, а может просто боялся взглянуть капитану в глаза. Ему было трудно оправдываться, потому что именно он упустил беглеца. Причем, при не самых обычных обстоятельствах.
– Я за пустыней следил, когда он из подземелья выскочил. Синий, как вот они,– дозорный указал глазами на сафуадов.– Я думал послал кто, а он сразу к загону. Верблюда схватил. Слуга, что за ними следил воспротивился было, так он ножом ему горло вскрыл. Только это я потом узнал. Сначала мне с высоты, издали не понятно всё было. Думал, просто наказал слугу за нерадивость. Больше у него на пути никто не становился. Всем не до того было.
– Ты пытался его подстрелить? – уточнил Феранор.
Улан отрицательно мотнул головой.
– Дальше что?
– Прыгнул верблюду промеж горбов и помчался прочь, как будто за хвост сам Катмэ хватал.
– И ничто не показалось тебе подозрительным?
Дозорный вздохнул и снова уставился на капитанский наплечник.
– Ветер.
– Что?
– Ветер поднялся,– повторил эльдар, не поднимая взгляда.– Внезапно. Да такой сильный, что меня чуть не сдуло. Всадника песком заволокло, как во время бури в пустыне. Только тогда буря везде бушевала, а в этот раз только вокруг него. А потом из песка демон вырос. Подхватил вместе с верблюдом и в небо унёс. Так всё и было. Клянусь светом Таэ, хеир…
Феранор молча поиграл желваками.
– Колдовство. Магия,– проговорил вместо него Агаолайт.– Будь я проклят, если хоть что-то понял!
Капитан не стал одёргивать знаменосца. Спросил вместо этого:
– Как вёл себя полукровка, он удивился, испугался, или всё воспринял как должное?
– Удивился. Мне кажется.
– Что было потом?
– Демон улетел и буря сразу закончилась.
Феранор тряхнул головой, сбрасывая со лба прядь, прикрывавшую шрам. Губы его были плотно поджаты, а в зелёных глазах сияла тихая ярость. Титланин, носитель проклятой орочьей крови не только предал их, ударил в спину, пролил кровь перворождённых. Он ещё и ушёл от возмездия!
Улан всё ещё стоял перед ним, разглядывал кровавое пятно на табатре и ждал, когда капитан соизволит его отпустить. Капитан мотнул ему головой.
– Можешь идти.
Улан отсалютовал, развернулся и ушёл. Знаменосец и капитан остались вдвоём. Феранор крепко задумался.
«С самого начала с этим титланцем было что-то не так: один, посреди пустыни, вдали от караванных дорог. Как будто специально ждал нас. Кто, кроме эльдар и людей шаха мог знать о цели нашего путешествия?»
Он вспомнил злой огонь в глазах полукровки и его настойчивое желание попасть в Сокровищницу. А ведь тогда он не придал этому значения, списав всё на жадность. Он понимал, почему Дарик освободил ийланов – те справились с охраной оставленной у подземелья. Он не понимал главного: зачем ему туда было надо?
– Алчность на грани безумия, рискнуть всем ради горсти монет… – Он не заметил, как сказал это вслух.
– Призвать такое колдовство стоит явно больше кучки монет,– заметил Агаолайт.– На кону должно быть кое-что поценнее. Этот полуорк не пил вина, не ел мяса, никогда ничего не рассказывал о себе… из Титла ли он вообще?
– Митрасир был в том уверен.
– Это который царевич? Сейчас он больше напоминает вытащенную из воды медузу. Его рвёт от воды, а из ушей и носа идёт кровь. То же самое у всех сафуадов, которых мы вытащили из подземелья.
«Бальфур крепко приложил его по голове,» – подумал в ответ капитан.
– Это плохо?
На это знаменосец пожал плечами.
– Как-то один маг допрашивал при мне двух разбойников,– сказал он.– Он завладел их умами и заставил рассказать где скрываются остальные. Так вот, после допроса у них тоже шла кровь из носов и ушей. А потом, командир захотел вызнать про возможные тайники с добычей, и волшебник перестарался. Когда мне приказали их отпустить, им обоим было уже всё равно. Просто две туши, в лужах собственных испражнений, с разумом как у травы.
Феранор потёр подбородок. Он смотрел на навес, под который укладывали раненных, и пытался уместить в голове все происшествия и совпадения этого дня.
«Слишком их много… Слишком всё сложно! Прав был Лаккэнан. Я притягиваю к себе неприятности! Знать бы, что теперь будет?»
***
Грудь рвал кашель, во рту саднило от жажды, рана на щеке горела огнём, а тело ныло от синяков, но он был жив! И вроде бы невредим…
Дарик поочерёдно пошевелил руками и ногами, чтоб убедиться в последнем. Подобрав под себя конечности, он с усилием приподнялся на локтях. Встал на колени, нашаривая на поясе флягу. Плеснул немного на лицо, промывая глаза, остальным прополоскал рану и горло.
Боль в щеке вспыхнула с новой силой. Сведенное судорогой лицо, казалось ему чужим.
«Не началась бы огневица33»,– подумал он, меланхолично. Сама боль его не тревожила. По сравнению с пережитым она была не более чем неудобством.
Закрыв флягу, он огляделся.
Он находился на небольшой песчаной проплешине, окружённой зарослями колючей суджи. За ней шелестела пальмовая роща, сквозь деревья желтела пустыня, виднелись остатки какого-то строения. За спиной громоздилась куча камней, из которой торчала изъеденная ветрами колонна, а на её вершине сидело крылатое существо, внешне напоминавшее человека. Солнце било в глаза, мешая рассмотреть детали, но Дарик отчетливо видел две тонкие руки, вцепившиеся в край колонны и пару свешенных длинных ног. Расправив за спиной чёрные крылья, оно указало рукой на оазис.
– Иди туда!
Голос у него был приятный чувственный высокий и звонкий. Такой мог принадлежать молодой женщине.
Дарик внимательно посмотрел на оазис, гадая, что может ожидать его там. Нет, он не был испуган. Его наниматель был могущественный волшебник, а волшебники любят впечатлять смертных. Песчаный демон и гарпия на колонне могли быть не последней частью этого представления.
Видя нерешительность Дарика, существо рассмеялось, чисто и звонко, и добавило:
– Не бойся, стрыги тебя не тронут!
Только тут он заметил за колонной несколько сгорбленных угловатых фигур. Больше всего они походили на безобразных старух – сморщенных, сухих, горбатых и вдобавок больных проказой – в ветхих останках одежд. Зрелище было столь неприятным, что он сплюнул и выругался.
– Kurvun mattir!
Пальмы в оазисе росли рядами. Кое-где между ними ещё замечались следы оросительных каналов. Дарик дошел до опутанных лианами остатков двух башен. Здесь его ожидали.
Сначала это было двое мужчин, один из которых точно являлся хафашем, но через миг к ним присоединилась женщина-птица. Взмахнув огромными крыльями, она плавно опустилась на вершину разрушенной башни. Сейчас солнце светило Дарику в спину, и он смог её рассмотреть. Она не была нагой, как показалось ему вначале, хотя лёгкая полупрозрачная туника не столько скрывала, сколько подчёркивала стройность фигуры и изящество форм. Соблазнительные женские ножки ниже колен плавно переходили в птичьи. Острые загнутые когти на длинных пальцах царапали песчаник стен.
Хафаша Дарик узнал сразу. Именно с ним он встречался, месяцем раньше. Как и тогда, он был в чёрной одежде, отороченной перьями ворона. Он казался невзрачной размытой тенью. На фоне белой стены выделялось только лицо – смуглое, угловатое с квадратной бородкой.
Вторым был худой и высокий незнакомец. Он прятался от солнца под башней, где лианы сплетались в настоящий навес. Шерстяная накидка была откинута, открывая взору золотой пояс и саблю в богатых дорогих ножнах. Красный тюрбан и платок-гутра закрывали голову и нижнюю половину лица. Под широкими густыми бровями глубоко сидели внимательные карие глаза.
– Он справился! – воскликнул хафаш.– Это не сон и не морок, я чувствую её силу отсюда! Достань же её! Покажи!
Мужчина в красном тюрбане молчал.
Чувствуя на себе его пристальный взгляд, Дарик стянул с плеча вещевой мешок, распустил шнур. Солнечные лучи скользнули по матовой поверхности чаши, отразились, упали на лицо кровопийцы.
– Да…– жмурясь, отступил он.– Это она… Настоящая Реликвия!
Мужчина в красном тюрбане провёл пальцами по сабельной рукояти, погладил ножны. Так всадник гладит коня, предвкушая скорый забег. Глаза, обращённые на полукровку, обрели странный задумчивый блеск.
– Подойди,– приказал он.
Дарик помедлил, но подошёл. Протянул чашу.
– Брось её на песок,– приказал кареглазый.
Дарик повиновался и прошипел, не разжимая зубов.
– Я прошёл испытание,– при каждом движении боль пронзала всю левую сторону лица.– Вам черёд исполнять клятву.
Ему показалось, что взгляд кареглазого прикован к свежей ране у него на щеке.
«Кровь,– вспомнил он очень некстати,– хафаши пьют кровь и они всегда голодны…»
Мужчина смотрел на него долго.
– В точности как предсказала Слепая…– протянул он.
Дарик не понимал, что это значит и молча ждал дальнейшего развития событий.
– Где ты нашёл его, Адихмар? – спросила женщина-птица.– Его и правада родила мантикора?
– Нет,– с гордостью ответил хафаш.– Я встретил его в духане, на вывеске которого был скорпионий хвост. Его зовут Дарик, и он хочет стать некромантом!
Женщина рассыпалась звонким искрящимся смехом. Мужчина в красном тюрбане покачал головой.
– Нетерпение – это непозволительная блажь для того, кто хочет прикоснуться к тайнам Смерти. Ты знаешь кто я?
– Некромант,– уверено заявил Дарик.– Очень могущественный, раз смог подчинить хафаша,– покосился на вершину башни и поспешно добавил.– И абассу.
Смех с башни стал ещё громче. Разразился хохотом хафаш Адихмар. Дарику было не смешно. Он скрежетнул зубами, начиная жалеть, что вообще согласился на эту сделку.
Мужчина в красном тюрбане сдвинул платок, открывая хищный горбатый нос, волевой подбородок и тонкую скупую линию губ. В следующий миг лицо его побледнело, сделалось сухим и костлявым, радужки глаз приобрели винный оттенок.
– Меня называют Мустафа аль Гюлим,– громко произнёс он.
Непосвящённый не в силах представить ту глубину отчаяния, в которую в этот миг провалился Дарик. Вспомнил об Адихмаре, оставшимся за спиной, усилием воли подавил инстинктивное желание оглянуться, проклиная в душе собственную доверчивость и глупость.
Некроманты всегда мешали кровососам стать полноправными правителями Ночи. Способные подчинять их своей воле, они вызывали ненависть у вампиров и логичное стремление уничтожить. Ожидая нападения в любой момент и с любой стороны, Дарик нащупал рукоять сабли. Он понимал, что не успеет ею воспользоваться, но вся его сущность бунтовала от мысли смиренно и безропотно встретить смерть. Поэтому он мысленно сжал свою мошонку в кулак, стараясь изгнать страх.
– Я о тебе слышал, Гюлим. Твоим именем пугают непослушных детей. Я не искал с тобой вражды. Зачем я тебе?
– Затем, что в наше проклятое богами время, приходится обращаться к помощи предсказателей чтобы найти толковых слуг.
– Но почему именно я?
– Ты веришь в богов? Тогда считай это их волей. Они привели тебя в означенный день и предсказанный час в нужное место. И они не ошиблись – ты преуспел там, где нашли смерть десятки искателей наживы. Уверен, не ошибаются они и в остальном.
– В остальном?
– Ты принесешь мне удачу, паврави!34
– С чего ты решил, что я буду тебе служить, хафаш? – дерзко спросил Дарик, каменея от страха.
Женщина-птица на башне громко взмахнула крыльями. Адихмар за спиной зашипел. В алых глазах Гюлима появился блеск, словно в их глубине запылал настоящий огонь.
– Потому, что ты не представляешь себе Силы, которой дерзнул овладеть. Думаешь, что найдешь какую-нибудь книгу, сделаешь всё по написанному и… бах!.. ты уже некромант. Глупец. Без поводыря ты – слепой щенок, тыкающийся в боевую колесницу. Одно неверное движение, малейший поворот колеса и тебя порежет на куски! И только я могу помочь тебе обрести Силу.
– Почему я должен верить тебе?
– Потому что всё это время я наблюдал за тобой, направлял и помогал. Без меня ты бы умер в самом начале. Я мог бы убить тебя после того, как ты достиг цели и завладеть чашей. Я могу убить тебя прямо сейчас. Но вместо этого принёс тебя сюда, в этот оазис, говорю с тобой и предлагаю службу и наставников, которые поделятся с тобой своими знаниями.
Гюлим выдержал паузу и указал левой рукой на хафаша в пернатом плаще.
– Адихмар, мой Мастер Теней. Он научит тебя азам волшебства, покажет, как оживляют мертвецов ийланы, и как убивают волшебники Ночи.
Он неторопливо и слегка театрально указал слева от себя.
– Ты узнаешь, как наглисс читают мысли и беседуют с пауками, этому тебя научит Лиллис, гарпия.
– Царица Гарпия! – надменно поправила женщина-птица, мягко опускаясь по его правую руку.
Вблизи она оказалась ещё красивее, но красота её вызывала у Дарика противоречивые чувства. По-девичьи нежный овал лица, чувственные губы, большие бездонные тёмно-синие глаза притягивали взгляд и в то же время отталкивали своим холодом и нечеловеческой безупречностью. Витая диадема придавливала густую копну волос, с торчащими из них птичьими перьями, отливающими синевой.
– Они оба станут твоими учителями,– продолжал тем же тоном Гюлим.– Клянусь в этом именами богов Мести, Ночи и Бессмертия. Пусть Минра и Анаххат услышат мои слова и скрепят эту клятву.
Лицо Дарика утратило воинственное выражение. Он вдруг понял, что почти не дышит. Даже боль в щеке куда-то ушла. Он с трудом оторвал от гарпии взгляд, замер, глядя куда-то в одну точку, словно глубоко о чём-то задумавшись. Наконец он сказал хрипло:
– Otvsik mratzim! Я – согласен.
Адихмар издал довольный смешок. Лиллис поглядывала на него сквозь полуопущенные ресницы, на губах её гуляла странная улыбка. Гюлим спрятал лицо под гутрой и медленно извлёк из ножен саблю.
– Понимаешь, как я отплачу за предательство?
Дарик кивнул.
Остриём сабли хафаш подцепил валяющуюся на песке пиалу и поднял, поднеся к лицу полукровки.
– Забирай и слушай внимательно…
Дарик слушал. От него требовалось вернуться в Шагристан, найти там проповедника по имени Эфебби и наполнить его кровью пиалу. Ничего сложного. Когда требовалось убивать – Дарик убивал быстро и без сомнений. Но в этот раз он не мог отделаться от ощущения себя обычным душегубом и палачом, который мучает жертву. И это чувство не нравилось ему абсолютно.
«А чего ты ждал, желая запретных знаний? – спрашивал он себя, принимая в руки пиалу.– Хочешь что-то приобрести, будь готов заплатить цену. Пусть проповедник винит богов, которых так любят. Их вина, что мир создан таким и не смертным его менять».
До рассвета оставалось несколько часов. Этого времени хватит чтобы привести себя в некоторый порядок.
В медицине Дарик смыслил много не смыслил, но, как всякий воин не раз бывал ранен и знал, как поступать с лишними дырками в своей шкуре. Он вытащил из исподней рубахи несколько крепких ниток, нашел в сумке толстую костяную иглу, вдел в неё нитку и встал на колени у кромки небольшого пруда. Глядя в его воды как в плохое зеркало, он задержал дыхание и резко вонзил иглу в щёку. Из глаз брызнули слёзы, но он стиснул зубы, протаскивая иглу с ниткой через прокол и сразу пронзая нижний край раны.
В детстве его часто дразнили трусом за страх телесной боли. Интересно, что бы они сказали, увидев его теперь? Жаль он этого не узнает, потому что их нет, а он есть. Из детского страха боль превратилась в попутчика и помощника. Она очищала и успокаивала. Она не позволяла забыть ради чего он пошёл в этот путь.
Иди же! Тебе нельзя отступать!
«Только б оно того стоило».
На заре он покинул оазис, как и планировал. Он спешил в Шагристан, не зная, что вскоре его опасения сбудутся и он свалится в горячке от сепсиса. Несколько недель он будет бороться со смертью, но выживет, однако исполнение его миссии затянется на длительный срок. Веря в счастливую звезду полукровки, Гюлим не захочет менять исполнителя и сдвинет свои дальнейшие планы.
Вот так меч Феранора пустил историю Атравана по другому пути. К добру или к худу – не знал никто. Сам же главный виновник в это время ловил последние мгновения сна…
***
Утро над Амаэлем наступило внезапно, как будто специально дожидалось момента, когда Феранор закроет глаза. Оно обрушилось яркими солнечными лучами, оглушило гомоном проснувшихся верблюдов, затрясла за плечи руками Агаолайта.
– Проснитесь, хеир!
Капитан нелепо взмахнул руками, свалился с плоского камня на котором уснул.
– Вы приказали вас разбудить как солнце взойдёт!
– Кьялин…
Знаменосец отошёл в сторону, терпеливо дожидаясь пока командир протрёт глаза и приведёт себя в порядок. Ждать пришлось недолго.
– Как прошла ночь? – первым делом спросил Феранор.– Что с пл… раненными?
– Живы,– Агаолайт сделал вид, что не заметил оговорки.– В остальном наши дела хуже. Мы потеряли всех рабов. Из эльдаров остались Вы, я, Бальфур и Дайгон, который нёс дозор на храмовой пирамиде. Сафуадов – восемь, считая вашего приятеля. Слуг и караванщиков не больше десятка – дикари их покрошили изрядно, но проводник цел, хотя ранен.
– Цел, это хорошо,– Феранор сощурился, всё как следует обдумывая.
Можно было подводить итоги. Их первейшей целью было найти и привезти летопись. Она в их руках – половина задачи выполнена – теперь надо доставить её в Шагристан. Если Лаккэнан имел дополнительные задачи, то унёс их с собой в Хайлаэнэ.
– Митрасир и его воины,– заговорил он после раздумий.– Должны получить плату. Им обещана часть золота, но повторно пускать их в Сокровищницу я не рискну. Кто знает… кхм…
Он оборвал себя на полуслове, смущённо кашлянул.
– Ну, значит, остаёмся только мы,– пожал плечами Агаолайт.– Но всё мы не унесём.
– Перед тем как всё началось, атраванцы стащили свою добычу в общую кучу. Набьём оттуда по полному мешку каждый – этого хватит умилостивить шаха.
Но прежде они решили позаботились о погибших.
Ийланов крючьями оттащили подальше и оставили на поживу стервятникам. Для сафуадов и караванщиков последним пристанищем стал дальний резервуар водохранилища. Мертвецов посадили, привалив к стене, прочли короткую молитву и засыпали песком и камнями. С эльдарами было сложнее. По традициям их клали на корабль или плот, который поджигали и пускали по течению. Он должен был доставить прах перворождённого на родину, в Хайлаэнэ. С плотом и речкой в пустыне были некоторые трудности…
Очень вовремя Феранор вспомнил о храмовой пирамиде.
– Сложим убитых на её вершине,– решил он.– Не река, но всё равно ближе к Таэ…
Тела подняли, уложили на политый маслом хворост. Рядом с каждым положили его оружие – меч, лук со стрелами и копьё. Лаккэнану в руки вложили его жезл.
Да, его отношения с сенешалем волшебницы не ладились с первых дней. Бледный беловолосый эльдар был невыносим, вызывал отвращение, но он служил Эльвенору и заслужил право возлечь на один костёр с воинами.
Феранор собственноручно поджог хворост. Пламя вспыхнуло, загудело, жадно облизывая тела.
Когда мрачный, но необходимый долг был выполнен – солнце успело перевалить за полдень. Эльдары спустились в Сокровищницу. Чтобы вытащить из неё летопись, единый рулон пришлось кромсать на листы. Это заняло весь оставшийся день. Золото и самоцветы поднимали уже после заката, когда по периметру лагеря пылали костры. Их ссыпали в сундуки, которые вытаскивали из зала сокровищницы и передавали сафуадам, а те поднимали их на поверхность.
Феранор трудился вместе со всеми. Возвращаясь за следующим сундуком, увидел Агаолайта спешно прятавшего за пазуху туго набитый мешочек.
– Я уже не молод,– ответил на упреждение он.– Пора задуматься о будущем. Я вижу его где-нибудь под Турл-Титлом. В собственном имении с винодельней…
– Почему именно там? Есть замечательные виноградники и в Эльвеноре…
– В Эльвеноре всем заправляют лорды Домов. Земля принадлежит им, а выкупить её…– Агаолайт покачал головой.– Я не унесу столько золота, чтобы купить маленький клочок хоть у того же Беренеля. Разве что стать арендатором. Буду жить с их милости, если захотят. А не захотят, так не станет у меня ни имения, ни винодельни. Нет. Если где и можно жить не пресмыкаясь перед сильными, то лишь там.
– Оставить Эльвенор ради кучки грядок? Ну не знаю. Как-то оно… дико.
– Не обязательно огородничать. Турл-Титлу нужны и воины.
Слова знаменосца так отличались от того, чему учил Феранора отец, что он удивился.
– А как же наш Долг, Отечество, как же наша земля? Кто защитит её от разорения орками и варварами?
– Хеир,– Агаолайт вздохнул.– Я не рассказывал вам, как оказался в Турл-Титле?
Феранор покачал головой, присел на край сундука, смахнув с него пыль. Агаолайт последовал его примеру, оседлав большой камень.