Город и пустоши

Глава 6. О тех, кто рожден за стеной

Город велик. Ты узнаешь его издалека. Сначала по дыму фабричных труб. Когда ты увидишь эти черные неподвижные облака над горами – это и будет Город. Он словно прижался спиной к высокой безымянной горе. Здесь равнины пустошей прерывались горным массивом, который тянулся далеко на север, подпирая снежными вершинами небо. У города, как и у горы не было имени. Потому что других городов не было. С гор спускалась река. Ее ледяная чистота оставалась в городе, пряталась в каменное подземное русло, забирая с собой грязь и нечистоты Города. У реки тоже не было имени. Город был Городом, река – Рекой. И довольно об этом, идем дальше…

Подойдя ближе, ты увидишь ползущие вверх по склону горы дома, острый шпиль ратуши и темный крест собора – самого высокого здания в Городе. Если ты видишь крест, значит, ты уже рядом с городской стеной. Раньше, стена тоже могла тебя удивить. Но не сейчас. Сейчас камни ее основания стали опорой для выросшего вдоль стены пригорода. Деревянные постройки, хижины, кузницы, мастерские лепились к стене без всякого порядка уже полвека. Высокая и мощная, городская стена скрылась под этими уродливыми бесформенными наростами. Стену построили больше ста лет назад для защиты от диких. С тех пор как стена была закончена, дикие не входили в Город. В него теперь можно попасть через западные и восточные ворота или въехать на поезде со стороны шахты. Но въехать ты, конечно, не сможешь. Со стороны шахты нет входа для таких, как мы с тобой. Так что, держи путь к ближайшим воротам. Их легко найти. Восточные и западные ворота расположены с разных сторон города и отмечены башнями, которые видны издалека.

Велик Город. Попасть в него нетрудно, если ты не дикий и не мутант. Вот только остаться в Городе нелегко. Право на жизнь в Городе принадлежит гражданам по рождению. Если ты рожден за стеной, не рассчитывай жить под защитой каменных стен. Исключения, конечно, бывают. На то они и исключения. Но не будь наивным. Надеждами наивных вымощены городские тротуары.

Кэп стал капралом Корпуса городской стражи три года назад. И еще семь лет Кэп служил рядовым. Кэп никогда не станет офицером. Ни через пять, ни через двадцать пять лет. Потому что Кэп не был рожден в городе. Кэп – исключение, и он никогда не забудет об этом. У него нет другой семьи, кроме Корпуса городской стражи. У него нет ничего своего. Форму и оружие ему дал Корпус. Корпус кормит его и считает своим. Казармы – его дом, Корпус – вся его жизнь. До тех пор, пока Кэп помнит свое место и делает свою работу.

Когда-то, расчищая безопасные пространства вокруг города, Корпус городской стражи регулярно отправлял экспедиции в радиусе одного-двух дней пути от городских стен. Так расширялось безопасное пространство вокруг Города. Город велик, но зависит от фермеров. Как живут фермеры, в Городе толком никто не знает. Фермеры приезжают караванами к торговым дням, часто страдая от набегов диких. Однажды караван фермеров подвергся нападению диких совсем рядом с городской стеной, и Корпус успел выйти, чтобы защитить их. А потом преследовал диких до самого кочевья. Стрелял в спины бегущим, поднимал на штыки тех, кто не хотел бежать и дрался, понимая, что пощады все равно не будет. Кочевье было уничтожено. Мужчины, женщины, старики, дети… Все они мутанты в той или иной степени – люди, только напоминающие людей и животные, отдаленно похожие на настоящих животных… Вся эта мерзость должна быть сожжена. Так говорит епископ. Так говорит бургомистр. Так говорит и командир Корпуса. Когда солдаты жгли трупы всех, кто оказался в кочевье, из пустоши к огромному костру вышел маленький полуголый мальчик. Замерзший, он подошел согреться к огню. Он был из диких, это было понятно всем. На вид – обычный ребенок. Мальчишку ждала та же участь, что и его соплеменников. Но он сделал удивительную вещь. Он подтащил к костру обломок воза и бросил его в огонь. Солдатам это понравилось. «Это наш парень», – сказал один из солдат. «А ну подбрось еще дров», – засмеялся другой.

И мальчишка вытащил и столкнул в огонь опору шатра, валявшуюся рядом. Солдаты хохотали над тем, как серьезно и точно маленький дикий выполнял их распоряжения. Ни у кого не поднялась рука бросить его в огонь. Люди перестают быть людьми, когда убивают себе подобных. Но когда ярость боя проходит, солдаты снова становятся детьми своих матерей, братьями своих сестер, отцами своих сыновей и дочерей. Мальчишка был смышленым и очень похожим на детей, которых эти солдаты защищали в городе. Да, всего пару часов назад они насиловали женщин кочевья, расстреливали мужчин, рубили саблями детей. Дикие были безжалостны к горожанам, а солдаты не щадили диких. Взаимная ненависть корнями уходила далеко в прошлое. Но теперь бой был позади.

Капрал Джеронимо подхватил маленького серьезного дикого и усадил в седло впереди себя, когда отряд возвращался в город. И лейтенант, руководивший экспедицией сделал вид, что ничего не заметил.

Так Кэп оказался в городе и стал воспитанником Корпуса. Кэпом или капралом его прозвали почти сразу. Сначала он был «младшим капралом Джеронимо». Когда капрал Джеронимо погиб в очередной экспедиции Корпуса, мальчишке досталась его фамилия. Так малыш стал Кэпом Джеронимо. К тому времени молчаливого и понятливого Кэпа в Корпусе полюбили. С тех пор прошло двадцать лет. Кэп не помнил ничего из того, что было с ним до Корпуса. Возможно, в том пламени, куда он ребенком подбрасывал дрова, сгорели его родители. Возможно. Жизнь в пустошах не располагает к долголетию. Все умирают – дикие, фермеры, солдаты.

Смерти нет дела до того, как тебя зовут и какие нашивки ты носишь на плече. Приходит время, и она зовет тебя. Так думал Кэп, когда стал взрослее. Так думал Кэп и теперь, лежа в лазарете Корпуса. Он выжил. Он всегда выживал.

– Все-таки ты – мутант, капрал Джеронимо, – доктор Маркес, врач корпуса присел рядом с Кэпом на стул, – Всякий раз, когда ты у меня оказываешься, я поражаюсь твоей живучести. Три грязных дыры в спине. Другого бы уже с почестями закопали под стеной, а ты скоро опять к сестрам начнешь клеиться.

Это было преувеличением, Кэп едва мог пошевелить рукой, и приставать к сестрам он сможет нескоро, если вообще сможет. Но доктор Маркес, добродушный, насмешливый врач госпиталя любил Кэпа. Без особых причин. Наверное, он любил всех своих пациентов. Его жизнерадостность распространялась вокруг него волнами и Кэпу казалось, что это удивительное качество доктора – его магия, имеет терапевтический эффект не меньший, чем его лекарства.

Кэп смотрел на доктора и пытался вспомнить, как он здесь оказался. В памяти возникло лицо молодого солдата Пабло Эпштейна в густой темной луже крови. Какой-то дикий рвал из его сведенных судорогой пальцев револьвер. Потом появилось мутное лицо бородатого фермера необъятных размеров…

– Это были дикие, док. Они вошли в Город?

– Нет, капрал. Их остановили в воротах. Слава богу, что наряд на башне спал не слишком крепко и ваш колокол их вовремя разбудил. Они успели опустить решетки. Один или двое диких, правда, сумели уйти, но нескольких застрелили у ворот.

– Пабло?

Доктор Маркес покачал головой:

– Это плохая новость, капрал. Рядовой Эпштейн погиб. И не спрашивай меня больше. Во-первых, тебе нужно отдохнуть. Во-вторых, я не в курсе подробностей. Ко мне новости доходят позднее, чем резаные капралы.

Доктор сделал знак медсестре, и девушка в белой униформе, тихо стоявшая у него за спиной, подвинула капельницу к койке Кэпа, умело вставила в бессильную его руку иглу и открыла винтовой клапан на стеклянной колбе.

– Глюкоза, покой, контроль каждые два часа, – распорядился врач, кивнул на прощание капралу и вышел из палаты.

В следующий раз Кэп проснулся, когда чьи то ласковые руки протирали его тело губкой и полотенцем. Капрал приподнял голову, увидел толстые повязки на груди и животе и бессильно уронил голову обратно на подушку:

– Я не чувствую ног, – прошептал он, – Сестра, что там со мной? Они хотя бы на месте?

В поле зрения возникло печальное лицо пожилой женщины. Эту медсестру он знал, она давно служила в госпитале Корпус. Сестра промокнула его лицо горячей мягкой губкой и насухо вытерла чистым полотенцем:

– Все есть, мальчик, а если чего и нет, доктор поправит. Он говорит, на тебе, как на собаке все заживает.

Кэп чувствовал, что его утешают, и утешение принимал с благодарностью. Но его беспокоило то, что он совсем не чувствовал ног. Он снова приподнялся. Ноги на месте, но тело отказывалось подтвердить то, что видели глаза. Он уснул, еще до того как медсестра закончила его мыть.

Через день, Кэп проснулся поздним утром. За дверью палаты слышались голоса. Знакомый голос полковника Бора – командира Корпуса городской стражи заставил его собраться с силами и приподняться в постели. Когда полковник вошел в палату, Кэп все еще пытался сесть, всеми силами стараясь сдвинуть непослушное тело. Седой старый полковник, немного тучный, затянутый ремнями портупеи, мрачно смотрел на бессильные попытки Кэпа. Потом подошел к кровати. Адъютант подставил стул, и полковник сел, звякнув шпагой. Сделал знак адъютанту, и тот вышел, плотно закрыв дверь.

– Капрал, рад видеть тебя живым. Доктор ввел меня в курс дел. Сожалею, мой мальчик. Доктор говорит, ты как кошка, всегда падаешь на лапы и еще можешь оправиться. Однако я сейчас не за этим тебя тревожу. Мне нужны детали атаки. Все, что ты помнишь, что ты предполагаешь. Все, что случилось в тот день.

Кэп попытался мысленно вернуться в то утро. С момента, когда они отогнали от ворот старика в черном плаще. И медленно, очень тихо и с большими паузами рассказал все, что произошло. Полковник не перебивал, не уточнял и не торопил. Старый командир стражи был отмечен феноменальной памятью.

Когда Кэп закончил и устало перевел дыхание, полковник начал задавать вопрос:

– Значит, ты считаешь, что в телеге было несколько диких и этот фермер тоже был из них?

– Да, сэр. Я думаю они хотели загнать своего быка под решетку в арке. Его туша не дала бы опустить обе решетки.

– Ты заметил кого-то из диких, кроме этого фермера?

– Нет, сэр. Я и тех, кто прятался в телеге не видел.

– То есть, ты не знал, что это не настоящий фермер и поэтому не предупредил об опасности рядового Эпштейна?

– Не знал, сэр. Мне показалось, что с ним что-то не так, но я не знал наверняка.

Полковник на секунду задумался.

– Его отец требует отдать тебя под трибунал. Заявляет, что твоя невнимательность на посту стала причиной смерти мальчика и угрожала безопасности Города.

Кэп почувствовал, как в горле его пересохло. Полковник продолжал:

– Я пока ничего не докладывал бургомистру. Ты действовал по уставу. Но ситуация непростая.

– Простите, сэр. Дикие хотели ворваться в Город?

– Да, капрал. Мы именно так и думаем. Именно в тот момент, когда большая часть личного состава Корпуса была за стеной.

– Сэр, вы считаете, что оба нападения были спланированы?

– Знаешь, капрал, если ты видишь что-то очень похожее на свинью, значит, с большой вероятностью, это и есть свинья.

Полковник Бор поднялся и пошел к выходу. У дверей он обернулся. Окинул Кэпа взглядом, в котором явственно читалось сожаление, и вышел, мягко прикрыв за собой дверь.

Через пару минут в палату зашел доктор Маркес. Худощавый, быстрый, с нервными, вечно двигающимися руками и мягким голосом, он был полной противоположностью тучного и хмурого полковника Бора.

– Как твои дела, солдат? Ты сумел рассказать полковнику то, что ему было нужно?

– Да, сэр.

– Отлично, значит голова у тебя в порядке. Это главное, – дружелюбный тон доктора помог Кэпу задать свой вопрос:

– Что с моими ногами, доктор? Я их не чувствую.

Доктор помрачнел:

– Я бы не хотел спешить с выводами, капрал. Пока нет ясности…

– Я не могу пошевелить ногами, пальцами ног. Как будто их отрезали. Что со мной, сэр?

Доктор вздохнул:

– У тебя три проникающих ножевых ранения. Тебе повезло, что ни одна из них не задела почки. Но позвоночник поврежден.

– Я смогу ходить, сэр? – вопрос этот дался Кэпу трудно. Но задать его было необходимо.

– Трудно предположить, капрал. Пока рано говорить об этом. Все может быть.

Кэп прикрыл глаза, стараясь справиться с захлестнувшим его ужасом.

Доктор Маркес вышел. Шаги его стихли в коридоре. И тогда Кэп беззвучно завыл. Сжимая зубы, изо всех сил стараясь сдвинуть с места чужие непослушные ноги. Хотя бы на дюйм…

Глава 7. Бес идет в Черную землю

Говорят, до большой войны никакой Черной земли не было. Говорят, вся земля была одинаково добра к людям. Дороги, пересекавшие пустоши, связывали между собой города, в которых жили миллионы людей. Кто теперь скажет, что, на самом деле, было до большой войны? В Черную землю, действительно, вели старые дороги. Иногда вдоль дорог стояли покосившиеся столбы, иногда развалины домов. Но люди здесь не жили уже сотни лет. На краю Черной земли обитали мутанты. Они редко заходили в пустоши. А люди с пустошей не искали счастья в землях мутантов.

Бес был одним из тех немногих, кто был в Черной земле. Да, Бес уже проходил этой дорогой однажды. Ребенком. Он шел здесь со своим отцом. Зачем они шли тогда в Черные земли, Бес не знал. Отец его в тот несчастливый год оставил свое прежнее кочевье. Это было очень давно и очень далеко отсюда. Тогда Бес не слышал о Городе, и, наверное, никто в тех местах не знал, о том, что Город действительно есть.

У отца случились разногласие с большим кланом, который управлял их кочевьем и, чтобы решить вопрос миром, отец решил уйти и жить отдельно. Наверное, это показалось ему тогда правильным решением, а может быть, других просто не было. В семье отца осталось всего двое взрослых мужчин – он и его брат. Старуха-мать, жены и десяток детей на двоих мужчин – это плохой расклад, как не крути. Они шли двадцать дней, прежде чем нашли место, где поставили свои шатры. И спустя всего несколько дней, оказалось, что место их стоянки слишком близко к Орде…

Бес помотал головой, прогоняя воспоминания. Он был слишком мал, чтобы помнить все в подробностях. Орда напала, и Бес помнил топот копыт огромных жутких зверей, закованных в броню. Он помнил гортанные крики, грохот брони, летящие со всех сторон веревочные петли и свистящие железные шары на цепях.

Отец был ранен, его брат убит, большая часть детей и женщин связаны или убиты. Отец сумел уйти и увести с собой троих: Беса, его старшую сестру Алию и жену своего брата Анну. Они бежали в земли мутантов и в поисках воды дошли до самой Черной земли. По дороге Анна умерла. В Черной земле были страшно. Она вовсе не была пуста, нет. Но, сказать, что там жили люди, тоже было нельзя. Там осталась Алия. По своей доброй воле и вопреки желанию отца.

Прошло тридцать лет. Теперь Бес шел в Черные земли сам. Он шел за силой. У него было огнестрельное оружие, которое он раздобыл в набегах на город. Он не боялся мутантов и у него была цель.

Уходя из лагеря, Бес оглянулся. Было раннее утро. Над кочевьем поднималась всего пара дымков. Его люди спали. Возможно, когда он вернется, кочевья уже не будет. Без вождя кочевья распадаются на кланы и семьи, уходят к другим вождям. Некому следить за порядком, некому защищать, некому судить. Вождь – это все. Это сердце и хребет кочевья. Дикие не знают законов, не служат богам. Дикие идут за своим вождем. Но только если он силен и удачлив.

Месяц назад Бесу приснился сон. Его сестра Алия, совсем взрослая теперь женщина, сидела рядом с ним у очага. Бес сразу узнал ее, хотя видел в последний раз маленькой испуганной девчонкой. Алия была закутана в черное. Только руки, которые она протянула к огню и лицо, что она повернула к брату были открыты. Она сказала:

– Ветерок, тебе пора. Собирайся. Я жду тебя.

– Алия, меня давно зовут по-другому, – ответил он, удивляясь своему детскому имени.

– Я знаю. Но скоро тебя и Бесом перестанут звать. Скоро у тебя будет другое имя. А сейчас собирайся и приходи ко мне.

Бес во сне покачал головой:

– Сестра, ты не знаешь. У меня кочевье. У меня много людей, большие стада. Мне не бросить все это.

– Если ты не бросишь малое, ты не возьмешь большое. У человека всего две руки, Ветерок.

– Разве мое кочевье – малое? Приходи и посмотри! У меня двести копий!

– К тебе уже идет тот, кто посмотрит. Твои двести копий – горсть песка против ветра. Ты знаешь, о ком я говорю. Орда двинулась. Ты должен прийти ко мне. Тебе нужна сила.

В глазах ее Бес увидел огонь горящих шатров, мертвых женщин и детей, сотни монстров, закованных в броню и вереницы рабов.

– Как я найду тебя, сестра?

– Ты найдешь не меня. Ты найдешь дорогу на восток и узнаешь ее сразу. В конце дороги я буду ждать тебя. Не медли, Ветерок. И Алия, опустив капюшон на лицо, пропала, как дым костра в пустоши.

Бес запомнил сон, но ничего не предпринимал. Через семь дней Алия снова приснилась ему. Она опять сидела у огня. А Бес стоял и смотрел на нее сзади. Она оглянулась и сказала: «Ты должен идти. У тебя семь дней. Всего семь дней, Ветерок», – потом она снова набросила капюшон и пропала.

Сегодня был седьмой день. И Бес отправился в путь. Возможно, это был тот самый знак, которого он всегда ждал.

Маленький отряд Беса шел быстро. Это были воины – охотники и разведчики кочевья. Самые сильные и быстрые. Преданные Бесу. Черные начинались далеко на востоке, и отряд туда, где солнце поднималось над пустошами. Через несколько дней они обнаружили древнюю дорогу, которая шла на восток, прямая как стрела. И Бес повел свой отряд по этой дороге. Алия говорила про дорогу, пусть будет так, как она сказала. Диких они не встречали совсем. Видели только старые следы проходившего стада.

А потом дорога привела их к широкой реке. Через реку вел на восток древний мост. Он был почти разрушен, но каким-то чудом держался над водой. Вот только на другой стороне реки кто-то, возможно, ждал их.

– Там могут быть мутанты, Бес. Я видел их на краю пустошей, – один из разведчиков стоял рядом с Бесом и вглядывался в противоположный берег. Разведчика звали Безухий. Он был человеком осторожным и, вопреки своему имени, отличался чутким слухом.

– Могут быть и мутанты, – подошел к ним Лысый. Он хмуро смотрел по сторонам. Все ждали решения вождя

– Мы идем. Разберемся на месте, – Бес всегда предпочитал простые решения.

Переход через древний мост – дело опасное. Плиты, когда-то выдерживавшие огромные нагрузки, давно рассыпались. Часть конструкций моста упала в воду, часть превратилась в ржавую труху. Первым шел разводчик по имени Кость. Он был самым легким в отряде, и, пожалуй, самым ловким. Его рюкзак взял себе Лысый, который шел последним. Кость, прыгая с балки на балку, легко прошел самую опасную часть и, развернувшись к отряду, махнул рукой. Бес медленно двинулся вперед, внимательно осматривая ветхие балки перед каждым шагом. Кость решил не ждать отряд и отправился к краю моста, сняв арбалет из-за спины. Он осматривал развалины, вплотную подходившие к мосту и совершенно упустил из виду небо. Кто смотрит на небо, когда впереди темная неизвестность, а под ногами качается мост, которому несколько сотен лет?

Вершина одной из опор моста вдруг беззвучно сорвалась вниз. Это была огромная хищная птица. Бесшумно падая, она раскрыла широкие черные крылья лишь у самой жертвы и, подхватив разведчика когтистыми лапами, нырнула между опор моста вниз, к воде. Кость не успел выстрелить из арбалета. По тому, как он свисал из лап хищника, Бес понял, что птица при атаке сломала ему шею. Один из диких сорвал с плеча арбалет. Болт ушел в воду. Слишком далеко. Отряд озирался в поисках новых хищников на стропилах моста, но монстр, видимо, был один.

После реки и моста, их дорога на восток снова превратилась в идеальную прямую. Было бы удобно идти по остаткам дорожного полотна, но Бес повел отряд чуть в отдалении, не теряя однако дорогу из виду. Но и не приближаясь. Бес не хотел идти на виду у каждого хищника в лесу. Они шли по стране мутантов.

Здесь, за рекой, было гораздо больше деревьев. Местами лес вдоль дороги превращался в непролазный бурелом – сплетение переломанных стволов и колючих кустов. Чем дальше на восток, тем гуще становились заросли. Бес все время слышал голоса птиц и животных. В отдалении кто-то закричал, пронзительно и жалобно. Словно звал на помощь. Голос был похож на человеческий. Впереди зашуршали кусты, и прямо перед отрядом на поляну выбрался огромный зверь. Он был похож на гигантского медведя грязно-белого цвета. Он рылся в буреломе, явно что-то разыскивая. Наконец, нашел и с ворчанием запустил лапу под корни поваленного дерева. Раздалось жалобное мяуканье, в лапе у медведя оказался котенок. Почти котенок. Это был детеныш пумы. Пятнистый, средних размеров. В гигантской лапе он выглядел малышом. Уродливый медведь-альбинос вцепился в него зубами и разорвал надвое. Раздался короткий истошный писк. Медведь отрывал окровавленные куски от своей добычи и довольно урчал. Через пару минут с детенышем было покончено, и медведь снова зашарил лапой под корнями. Видимо, там было логово пум. И вот новая жертва оказалась в лапах хищника.

Бес и его отряд неслышно замерли в паре десятков шагов. Зверь был очень опасен. Арбалетные болты и пули трофейных револьверов для него явно были маловаты. Медведь не успел съесть второго детеныша. С веток ближайшего дерева ему на плечи бросилась черная кошка. Это была мать-пума. Размеры хищника не испугали ее. Вряд ли что-то могло остановить ее ярость. Медведь отшвырнул детеныша и обеими лапами ударил себя по плечам. Его огромные когти едва не зацепили пуму. Она перекатилась по плечам медведя, когтями и зубами вцепилась в морду хищника, целя в нос и глаза. Зверь заревел и бросился на землю, катаясь среди бурелома и сбивая врага. Пуму было не остановить. Казалось, еще немного и ослепленный медведь проиграет схватку бесстрашной кошке. Но чудес не бывает. Пума продержалась до тех пор, пока медведь не перекатился через голову. Он зацепил пуму когтями задней лапы и стащил со своей окровавленой морды. Как только медведь сумел ухватить отважную пуму, дело было сделано. Чудовищной силы рывок просто оторвал ей лапу и медведь зубам вцепился в затылок пумы, перекусывая шею. Все было кончено. Победитель продолжил есть и, увлеченный этим, не услышал, как отряд диких обошел его и продолжил путь.

Вечером пошел дождь. Унылый и медленный он моросил, пропитывая одежду и снаряжение. Земля стала податливой и вязкой, болотистой. Каждый шаг через промокший поломанный лес давался с трудом. На ночь решили остановиться как можно дальше от древней дороги. Среди высокой груды замшелых камней, когда-то бывших частью поселения, нашлось закрытое от дождя место, где разведчики смогли развести костер. Черная сырая ночь наполнилась шорохами и криками. Бес спал плохо. Промокшая одежда не хотела сохнуть, огонь поддерживать было трудно, потому что все вокруг пропиталось влагой.

Когда Бес все-таки уснул, он снова оказался в своем старом шатре у очага. Это было облегчение. Тепло и безопасно. Алия сидела совсем близко, и он хотел коснуться ее рукой, провести по снежно белым волосам, золотившимся в свете очага. Алия отстранилась.

– Ты уже близко, брат, поспеши. Я жду тебя.

– Ты думаешь, мы сумеем дойти?

– Я знаю это. Ты дойдешь.

– А мои люди?

– Все люди умирают, Ветерок. Эта земля наполнена мертвыми.

Алия улыбнулась ему. Ее улыбка была такой же, как в детстве. И вдруг Бес вспомнил мать. Он совсем позабыл ее лицо, ее руки. Это было слишком давно. Но вот сейчас он увидел, что улыбка Алии – это улыбка матери. И ему стало так горячо внутри, что он снова потянулся к сестре. Разделить с ней свое тепло и свою радость.

– Уже скоро, – Алия встала, набросила капюшон и беззвучно вышла из шатра. Бес не смог прикоснуться к ее белоснежным волосам. Пока не смог.

Бес проснулся. Ночь по-прежнему полнилась движением вокруг их лагеря, дождь не прекращал шуршать. Беса удивило, что его одежда, в отличие от одежды его спутников, была сухой, и сам он чувствовал себя отдохнувшим. Он, не вставая, оглядел своих товарищей. Лысый спал, завернувшись в широкий плащ с головой, совсем близко от Беса. Моль, спал сидя, ближе к огню. Если бы его одежда не была такой мокрой, она бы уже горела. Безухий следил за огнем, отбирал и подбрасывал в огонь самые сухие ветки, которые смог найти. Хорек, такой же крупный и сильный, как Бес, во сне мерз и пытался подвинуться ближе к огню. От его грязной безрукавки шел пар. Между ним и огнем лежал ствол мокрого дерева, и перебраться через него во сне Хорек не мог.

Бес почувствовал движение совсем рядом. Не увидел, не услышал, а именно почувствовал. Он не двинулся с места, только представил себе как можно отчетливее, где лежит его широкий тяжелый нож. Движение у его ног не прекращалось и, наконец, Бес рассмотрел, что это. Казалось, что ствол старого покрытого мхом дерева поблескивает в свете костра, но это было не дерево. Дерево не может затягиваться вокруг ног спящего человека. Хорек не почувствовал, как его ноги оказались в двойной петле. И Безухий, занятый гаснущим костром, тоже не видел этого. Бес встречал змей в пустошах. Но никогда не видел таких огромных. Тело змеи было толщиной с бедро взрослого мужчины. Бес ждал, когда покажется голова, он боялся, что нож будет слишком слабым оружием. Бес ждал и был как взведенная пружина, но все равно пропустил момент, когда змея сжала свои кольца и дернула в лес спящего Хорька. Очень быстро. Невероятно быстро. Безухий только начал поворачиваться на внезапный шум, а Бес уже упал, наваливаясь всей своей тяжестью прямо на Хорька, прижимая его к земле и изо всех сил вбивая нож в середину змеиного тела.

Раздалось пронзительное шипение, гигантская змея дернулась. И вдруг оказалось, что она везде. Лысого отбросило прямо в огонь, он закричал и покатился по углям, Безухий взлетел вверх. Он сидел на стволе дерева, тоже оказавшимся телом змеи. Хорек, стянутый двумя кольцами уже не спал, но ничего не мог сделать. Его тащило в лес с невероятной силой, и даже тяжесть Беса не могла остановить этого движения. Моль, озираясь, натянул тетиву арбалета, но стрелять было некуда. Безухий схватил топор и бросился прямо через костер на помощь Бесу. Но все было зря. Змея стряхнула Беса, дернула в темноту Хорька, и он, захлебываясь криком. Раздался хруст, и Хорек замолчал. Лысый с горящей веткой подбежал к месту, где пропало тело Хорька, но в черной густой тьме мокрого леса уже не было никакого движения. По-прежнему кричали ночные птицы, все также уныло шелестел дождь. Бес взглянул на нож в своей руке. Он был весь в густой слизи. В свете костра казалось, что это слизь черная. Утром Бес увидел, что она засохла бурыми, грязно-коричневыми пятнами. На рассвете они осмотрели все вокруг, но никаких следов змеи или Хорька не обнаружили. Нужно было идти дальше. Под дождем пробираться по лесу стало совершенно невозможно, и Бес решился выйти на дорогу. Они шли сквозь пронизывающий мелкий дождь. Усталые и промокшие. Но хуже всего было ощущение собственного бессилия.

Моль шел впереди и о чем-то злобно говорил. Тихо, сам с собой. Распределенная нагрузка между оставшимися путниками его почти миновала, Бес распорядился, чтобы руки у него всегода были свободны. Моль – лучший стрелок и снайпер среди диких. И на этот раз он успел среагировать. Лес подошел совсем близко к дороге, а сама дорога почти исчезла под мхом и завалами. Когда из леса наперерез отряду бросилась волчья стая, Моль срезал первого волка из арбалета, а во второго метнул топор. Оба волка кувыркнулись под ноги стае, сбивая скорость атаки. Это спасло отряд. Лысый и Бес успели сбросить рюкзаки, а Безухий опустил свой громадный тесак, раскроив голову первому прыгнувшему на него зверю. Два волка с разных сторон бросились на Лысого и сбили его с ног. Бес трижды выстрелил из револьвера и убил того, кто прыгнул на него. Еще две пули достались одному из волков, рвавших Лысого. Лысый смог встать, поднимая за горло второго зверя, и распорол ему брюхо ножом.

Волки закружили вокруг четверки, Моль выстрелил из арбалета трижды. И еще три волка покатились по земле. После этого стая отступила в лес. Последний болт Моли догнал еще одного волка уже между деревьев. Волки были крупными, гораздо крупнее тех, что встречались в пустошах.

Моль, перезарядил арбалет быстрым, плавным движением. Короткие арбалетные болты он держал в двух самодельных колчанах, зафиксированных на бедрах. Для скорости. Он был зол:

– Долго нам еще здесь бродить, вождь? Может, пора домой, а?

Он смотрел на Беса исподлобья, положив арбалет на сгиб локтя. Арбалет был направлен в сторону Беса. Почти. Этого «почти» хватило, чтобы Бес все понял.

– Мы идем, пока я не скажу, что пришли, – спокойно ответил Бес, глядя в глаза Моли и вспоминая, возведен курок револьвера или нет

– А я говорю, что хватит. Не выберемся потом. В общем, я возвращаюсь. Ты как, Безухий? Со мной?

Безухий помолчал, бросив виноватый взгляд на Беса.

И тут неожиданно опустился на землю Лысый. До этого он стоял, немного пошатываясь, и Бес думал, что он просто устал. Но Лысый упал, прижав обе руки к животу и глухо застонал, видимо, волки его все же достали…

– Стой, Бес, не двигайся. – Моль наставил на Беса арбалет, – Если Лысый готов, я уйду и один. Сейчас. Нечего мне здесь делать, а сдохнуть я всегда успею, – Моль сплюнул и глянул на Безухого. Тот хмуро кивнул, – Короче, Бес, иди по своим делам, а мы возвращаемся.

Бес и Моль смотрели в глаза друг другу. И Бес видел, что Моль уже все решил. Он не оставит Беса за спиной. Бес напрягся в ожидании болта. В грудь? В живот?

Моль понял движение Беса и усмехнулся:

– А ты думал? Уйду, а потом буду оглядываться всю жизнь?

Моль нажал на спуск. Однако мгновением раньше справа грохнул револьвер. Болт чиркнул по щеке Беса, оставив кровавую полосу. Моль уронил арбалет. Бес сделал шаг к оторопевшему Безухому и вогнал нож ему в основание шеи.

Лысый лежал на земле и улыбался. Ствол его револьвера дымился.

Моль еще пытался подняться, когда Бес подошел к нему. Моль прижал обе ладони к груди. Сквозь грязные пальцы сочилась ярко-красная кровь. Бес отодвинул арбалет от Моли, опустился на колени, навис своим грузным телом над стрелком. А потом медленно всунул ему между зубов клинок ножа и резко провернул. Вынул отрезанный язык из кровавого рта, и полоснул лезвием по глазам. Моль завыл. Бес снял с него пояс с метательными ножам, колчаны с арбалетными стрелами. Моль выл, держась за рану на груди и прижимая ноги к животу.

Бес поднялся, закинул на плечо арбалет Моли: