ЛИЛЯ. На этот раз опоздала ты. Я даже в шутку тебя упрекнула, но ты ответила, что задержалась не просто так, и у тебя ко мне есть кое-какое важное дело. И протянула мне пакет.

Оба света гаснут, сменяясь на один большой, который освещает всю скамью. НАСТЯ и ЛИЛЯ сидят лицом к залу на разных её концах, между ними – термос и пакет, на коленях у каждой лежат руки ладонями вверх, на которых – булочки, такие же, как в сцене 1.

ЛИЛЯ. Ты испекла шоколадные булочки. Такие же, как в школе. Именно её я ела в тот день, когда мы впервые встретились. Откровенно говоря, я даже вообразить себе не могла, что ты тоже обращаешь внимание на подобные дурацкие мелочи. «Теперь мы не просто пьём чай в парке, а как будто выбрались на пикник», – так ты сказала.

НАСТЯ. Прости, что тогда не поделилась с тобой последней булочкой. Ты ведь очень расстроилась.

ЛИЛЯ. Пока мы ели, я извинилась перед тобой за то, что случилось больше полугода назад, но отчего-то до сих пор не давало мне покоя. Однако ты отмахнулась, заявила: «Ерунда, я давно уже забыла», и мне сделалось гораздо легче. Вроде бы, действительно форменная чушь, а у меня меж тем как камень с души упал.

НАСТЯ. Чай горький и невкусный, твоё какао гораздо лучше.

ЛИЛЯ. А тебе понравился… Ты каким-то шестым чувством отыскала в нём привкус цветочного мёда. А может, попросту не хотела меня расстраивать. В любом случае, этот чай был лишь предлогом для того, чтобы позвать тебя провести время вместе.

Свет ненадолго гаснет, а затем – приобретая синие оттенки – появляется уже в середине сцены, когда героини неподвижно стоят спина к спине, боком к залу. На плечах ЛИЛИ – синяя ткань.

ЛИЛЯ. Не могу перестать дубль за дублем прокручивать в голове тот вечер, когда ты целиком и полностью открылась мне. Я точно увидела тебя с новой стороны: далеко не с самой радужной и весёлой, но уже то, что ты рассказала мне об этом всём, даёт мне повод полагать, что я тебе далеко не безразлична. Что ты доверяешь мне. И все эти без малого полгода я собиралась с мыслями, чтобы довериться тебе в ответ. Упасть в твою пропасть, точно зная, что меня поймают. Мне ведь… безумно сложно доверять, рассказывать о себе. Я всегда предпочитаю слушать, мне проще поддержать, чем пытаться выдавить из себя откровения, которые всё равно никому не будут интересны. Но с тобой всё иначе. Ты не только выслушаешь меня, но и безусловно примешь, каких бы скелетов в шкафу я ни таила. Мне было очень тяжело, но я решилась.

НАСТЯ (ЛИЛЯ дублирует её эмоции во время всего монолога). Мир – это страшное, жестокое, беспощадное место. Моя детская душа так болит от несправедливости и лицемерия, которыми точно дышит окружающая действительность, что я сбегаю, закрываюсь от неё глубоко в недрах самой себя. Мир не слышит, не чувствует, более того – он намеренно не желает ни того, ни другого. Это даёт ощущение подставленного к горлу клинка: одно движение, пять минут – и ты мёртв. Люди зачастую так бегут от искренних чувств, от морали, что мне остаётся лишь бежать в противоположную сторону. Я с детства была одинока, была милой со всеми и в то же время никому на самом деле не могла доверять. Сложно верить не человеку, а его маске, говорить о своих переживаниях с осознанием того, что всё, что тебе дорого, будет осмеяно или пропущено мимо ушей.

ЛИЛЯ. В тебе я почувствовала пламя, биение жизни, непосредственность и искренность. Ты заново научила меня испытывать настоящие эмоции, вытащила из комфортного панциря, обнажила душу. (Движением плеч сбрасывает ткань.) И – знаешь? (впервые кричит) – мне совсем не больно! Реальность меня больше не пугает, пока рядом есть ты. Не побоюсь сказать, что ты научила меня летать (синхронно вскидывают руки).

НАСТЯ. Будучи ребёнком, я не смотрела людям в глаза. Витала в облаках, слабо понимая, что происходит вокруг. Меня не интересовали алчность, злоба и обман. Я предпочитала создавать идеальные миры, где меня по-настоящему любят, где у меня есть настоящие друзья. Однако на деле… все мои миры были не более, чем декорациями: толкнёшь – и упадут, а за ними – уродливая стена из серых панелей, пыль да горы проводов. Со временем я приспособилась жить и там, и там. Но горечь от несовпадения идеи с предметом – это чуть ли не самое ужасное, что я когда-либо испытывала. И непринятие, критика, безразличие. Они всегда со мной, вот мои реальные бессменные спутники, а все остальные уходят, обрывают связующие нити, предают. Страшно смотреть в глаза, видя, что они стеклянные и бездушные.

ЛИЛЯ. Ты убрала все мои внутренние блоки лишь тем, что находилась рядом. Тебе я смогла посмотреть в глаза: в твои потрясающие нежно-зелёные глаза, блестящие сопереживанием и участием, которые шли прямо из живого сердца, и я действительно заразилась этой жизнью. Ты смогла разбудить во мне то, что уснуло, как мне виделось, навсегда. До этих пор настолько откровенно я беседовала лишь с воображаемыми товарищами.

НАСТЯ. Но ты – кусочек моего дружелюбного мира – каким-то неведомым образом оказалась здесь, в этой злой и неприветливой реальности.

ЛИЛЯ. Сегодня я окончательно убедилась в том, что ты – осколок моей души. Иначе как мы можем настолько идеально друг другу подходить? Мы дополняем друг друга с ювелирной точностью и красотой – такое может создать одна лишь судьба.

НАСТЯ. Не отталкивай меня, пожалуйста.

ЛИЛЯ. Ты обнимала меня и повторяла…

ЛИЛЯ и НАСТЯ (в унисон). Ни за что! Ни за что! Как я могу?

ЛИЛЯ. А я почему-то всецело верила тебе. И мне нравилось всецело тебе доверять.

ЛИЛЯ одномоментно обхватывает НАСТЮ руками со спины. Та выдерживает паузу и накрывает ладони ЛИЛИ своими. Свет гаснет.

Последующие сцены играются без декораций (задействованы только синяя ткань и зеркало) и в приглушённом свете (почти в темноте). Больше половины от смысла каждой сцены составляет не речь, а пластический элемент.

Сцена 7

Повествование от лица НАСТИ.

НАСТЯ лежит, обёрнутая синей тканью, на полу, на том месте, где ранее стояла кровать, в том же платье и той же позе. Героиня находится в состоянии полусна, она смотрит будто внутрь себя, мимика маскообразна. В сцене задействован багряно-красный свет.

НАСТЯ. Иногда мою голову посещает плохая, даже отвратительная мысль… а что, если всё хорошее, что происходит со мной – не более чем сон? Что если… это всё и есть сон? Я сплю, сейчас я определённо сплю.

НАСТЯ ворочается, пытаясь найти удобное положение.

НАСТЯ. Состояние на грани сна и пробуждения для меня одно из самых интересных и одновременно пугающих. Оно похоже на реку, медленно заволакивающую разум и уносящую мысли далеко-далеко, в океан подсознания. Я боюсь тонуть… но вместе с тем мне нравится чувство погружения на дно, умиротворения и покоя. Когда над тобой несколько километров воды, тебя уже ничто никогда не потревожит. Это вечное состояние глубокого сна.

НАСТЯ ворочается ещё интенсивнее, постепенно подползая к краю сцены.

НАСТЯ. Вода – даже осенняя, ледяная, бурлящая как будто из самых недр Земли – видится мне оплотом спокойствия, непоколебимости, смирения… Она как будто живёт своей жизнью, неподвластной ни законам математики, ни… законам здравого смысла. А между тем я… наблюдаю за её самобытными процессами и всё хочу, чтобы она забрала меня, унеся мои маленькие земные проблемы с собой, глубоко на дно. Дав мне свободу.

Героиня откидывает ткань в сторону и остаётся лежать у самого края сцены, лицом к залу.

НАСТЯ (монотонно, иногда вскрикивая). Я увидела в тебе себя. А в себе – тебя… Уснуть! Всё время… я как будто смотрела в зеркало и говорила сама с собой, со своим двойником. Словно ты – отделившаяся часть меня… Уснуть! Иногда мне всерьёз чудится, что тебя не существует. Но это такие глупости… Уснуть! А я всё-таки взяла – и утонула… Уснуть! Одна душа на двоих… Уснуть! Я увидела это в ней. И именно поэтому ничуть не жалею, что днём ранее сделала шаг назад… Уснуть! Рядом с ней я чувствую себя в безопасности… Уснуть! Пути назад уже нет и быть его не может. Свой путь я пройду до конца… Уснуть! Не понимаю, что она такое. Что я такое – тоже не понимаю… Уснуть! Уснуть! Уснуть!

Вдруг все звуки разом затихают, НАСТЯ вздрагивает, «просыпается» и с ужасом в звенящей тишине озирается вокруг. На её лице – леденящее душу одномоментное осознание. Все её мышцы напряжены до предела, тело приковано к месту, как в параличе, подвижна только шея.

В дальнейшем мысли героини выражаются через хореографию. Её пластика должна быть несколько ломаной, мышцы – напряжёнными, как будто невидимые нити тянут её за руки и ноги, лишая свободы движений. Лицо выражает спектр эмоций от лёгкого смятения до паники. Спустя некоторое время в зеркале тёмным неподвижным силуэтом появляется ЛИЛЯ, чем вводит НАСТЮ чуть ли не в состояние сумасшествия.

НАСТЯ (перед зеркалом, в истерике). Я не верю! Это всё чушь! Ты не сон! Ты есть! Завтра всё будет как прежде! Завтра ты снова улыбнёшься мне! Завтра ты снова заговоришь со мной! Ведь я не сошла с ума! Не может быть, чтобы я придумала тебя! Я не сумасшедшая! Ты не сон! Я не одна! Ты есть! Ты рядом! Я не одна! Я не одна! Ты не сон!!

НАСТЯ беспомощно падает вниз, подтягивая колени к груди и утыкаясь в них лбом, и плачет. Свет резко гаснет.

Сцена 8

Повествование от лица ЛИЛИ.

Зажигается тусклый синий свет. ЛИЛЯ стоит в платье в цветочек на том же месте и в той же позе, в которой она замерла по окончании сцены 6. Только в объятиях у неё уже не НАСТЯ, а безжизненно свисающая между рук синяя ткань. ЛИЛЯ нежно прижимается к ней щекой (лицом к зрителям), как будто вовсе не замечая подмены. Её лицо вновь светится улыбкой, которая, тем не менее, иногда со вспышкой красного света меняется на болезненную гримасу, как при парезе мимических мышц.

ЛИЛЯ. Не отталкивай меня… Не оставляй… Ты – кусочек моего приветливого мира в злой реальности. Моего мира… Моего.

ЛИЛЯ бережно оглаживает подушечками дрожащих пальцев кусок ткани, точно она давно всё поняла, но из-за страха признать очевидное предпочитает правде иллюзию.

ЛИЛЯ. Знаешь, я тебе раньше этого не говорила, но мне всегда нравилось, как ты подбираешь одежду. Я рада доверять твоему вкусу. Видишь? На мне то самое платье, которое ты ещё в марте мне посоветовала. Видишь же? Ответь хоть что-нибудь. Скажи хотя бы слово. Пожалуйста… Пожалуйста…

Пауза.

ЛИЛЯ. Иногда мне становится страшно… что, если бы я в одночасье потеряла тебя? Конечно, это невозможно и глупо, но я всё-таки немного боюсь. Ведь потерять тебя – значит, потерять добрую часть души, потерять самое родное и единственное, что на данный момент держит меня здесь, в этом мире. Страшно… но это же невозможно, верно? Ты никуда не уйдёшь. «Ни за что! Ни за что! Как я могу?» – так ты сказала? Я верю тебе, верю больше, чем себе и всем остальным людям на Земле вместе взятым. Я верю… Только, прошу тебя, ответь хоть что-нибудь. А то я уже начинаю думать, что ты и правда исчезла, и я сейчас разговариваю сама с собой (нервно посмеивается). Но… я не сумасшедшая. Я не могла просто взять – и выдумать тебя. Впрочем, с каких пор я вообще начала задумываться о подобном? Ты – одна из моих воображаемых друзей! Это же такой бред, такое безумие… Можешь снова пихнуть меня бедром, локтем – чем угодно. Можешь шлёпнуть меня по щеке, чтобы я проснулась, и посмеяться надо мной в своей саркастичной манере. Я разрешаю. Только дай знать, что мои переживания беспочвенны и ты сейчас рядом, всё слышишь и всё понимаешь. Ты ведь умеешь слышать и понимать… Так дай мне знать, что ты меня слышишь!