Долгие путешествия
Глава первая
Происходит что-то невероятное. Горизонт на северо-западе приобретает пурпурно-красный оттенок, птицы замолкают, кузнечики неугомонно стрекочут в траве, рассекая внезапную звонкую тишину, ветер, казалось, на мгновение замер и вдруг, стремительный, пускается со всех ног куда-то на юго-восток. Вот-вот начнется гроза и польет дождь.
Солнце под занавеской насупленных туч медленно скрывается за горизонтом, и алые краски заката сменяют ночные летние сумерки.
От земли и разнотравья поднимается безумный опьяняющий аромат влаги, предчувствия нового рождения и минувшего летнего дня.
В этом мире бесконечное лето и бесконечные дни и ночи тепла. Тепла, как парное молоко. В него ныряешь и погружаешься, в нем хочется спать и невозможно заснуть.
И пока ты наслаждаешься запахом надвигающегося дождя, падает первая крупная капля, потом еще, в следующее мгновение с неба обрушивается поток, окатывает тебя с головы до ног. Ты мчишься, шлёпая по ручьям бегущей под ногами воды, скидываешь на крыльце свои шлепки и топаешь, оставляя смешные мокрые следы босых ног, по дощатому полу. С твоих волос стекает дождевая вода, и футболка вся промокла насквозь. Стягиваешь с себя мокрую одежду, тянешься за полотенцем и вытираешься. Надевай скорее сухую майку и свои драные шорты. Я знаю, тебе нравятся вещи с историей.
В следующее мгновение тебе почудится, что кто-то окликнул тебя по имени – ты обернешься и, пребывая все в том же доме, очутишься в другом столетии.
Дом юн, доски еще не крашены и мыты с песком. На окнах выбитые занавески. У стен лавки, крытые домоткаными половиками. Деревянный стол, кральки на сметане и крынка холодного молока из сеней. Палати на полкомнаты. Старая русская печь. Дед с длинной бородой жует табак. Смотрит на тебя, улыбается и достает из кармана конфет, угощает. Ты берешь, потому что выбор у тебя невелик.
– Клопов вывели, оставайся, ночуй, – предлагает. Пожимаешь плечами. По улице бегают полураздетые, босые, чумазые дети с коровьими рогами вместо соски во рту.
Через час, судя по твоим наручным часам, возвращается с работы хозяйка дома, двадцатилетняя девушка, которая сама этот дом и строила. Эта молодая женщина шофёр. Она водит грузовик. Сейчас на западе страны война, и она станет в будущем тружеником тыла, а пока она возит груз для отправки на фронт, бывает, по бездорожью, бывает, в суровую зимнюю стужу и через глубокий снег. Её брат и отец погибли сразу, как попали на войну, а муж инвалид. Он попал в аварию и повредил ногу, врачи не стали спасать ногу и отрезали ее. Женщина, которая строила этот дом, раздумывала недолго и достала конспекты своего родного брата, который погиб вместе с отцом своим на войне в первые же дни. В сохраненных ею конспектах была изложена подробная инструкция создания фотографии. Так муж женщины, которая сама построила этот дом и водила автомобиль, стал фотографом с костылем.
Она входит, скидывает косынку с золотисто-русых волос, заплетенных и заколотых шпильками на затылке. Ей некогда и она не замечает твоего присутствия.
– Анна, стадо-то распустили сегодня, коровы в лес ушли, – говорит дед, жующий табак.
Анна собирается, повязывает домашний платок, надевает резиновые сапоги и бежит за разбежавшимися коровами: пока найдет, пока приведет, накормит, подоит, вот и вечер уж. Надо скорей стол собирать.
Первыми за стол садятся мужчины. Потом женщины. У каждого своя ложка в кармане. У тебя ложки нет, поэтому ты будешь спать с голодным желудком. Не огорчайся – завтра тебя накормят подножным кормом.
Тебе не спится. Дед с длинной бородой сидит на веранде и попивает настойку. С лица его не сходит улыбка. Он никогда не унывает, делаешь ты справедливое заключение. Ночь тиха, у ног твоих посапывает большая лохматая песочного окраса собака. Звать ее Жулька. И рядом рыжий гладкошерстный Валет. День был жарким и после минувшего дождя, освежившего воздух и охладившего утомленную землю, вы сидите, наслаждаясь собственной способностью дышать. Небо выяснило – и миллионы звезд поглядывают со своей высоты на тебя и на деда Кирилла, жующего табак, с вечной горстью конфет в кармане. Согласись, не каждому в своей жизни удается вот так запросто посидеть с прадедом на дощатом крыльце, выщербленном дождем и солнцем.
Ты не волнуешься и не беспокоишься ни о своей жизни, ни о учебе и работе, ни о том, как тебе возвращаться, ведь ты там, где и была, с одной стороны.
Дед Кирилл улыбается, вынимает табак и снова принимается жевать его. Ты смотришь на старика, вглядываешься в его морщины, в его седую бороду с темными прядями, на плешивую голову, потом смотришь на спящих собак и переводишь взгляд на темное, усыпанное звездами небо и на дорогу за невысоким пряслом, что тонет в ночи, зовет. И ты поднимаешься, не прощаясь, к чему сантименты, идешь по направлению к калитке. Дверца едва слышно скрипнула, и ты уже бежишь по дороге мимо спящего озера. И вот ты уже пропала из поля зрения старика. Старик встал, мгновение переминался с ноги на ногу, задумчиво глядя тебе вслед, кашлянул, сплюнул и вошел, наконец, в дом.
Ты бежишь мимо озера, по которому, чинно покачиваясь, плывут лебеди. Ноги твои как никогда легки и быстры. Ты приближаешься к лесу, силуэт которого черен и неприветлив. Ты погружаешься в него, и он простирает к тебе свои объятия, как к старому приятелю. Вы, должно быть, знакомы давно. Дорогу ты помнишь и мчишься во тьме. Под ногами шуршат ежи, стремительно пересекая твою дорогу. Огромный заяц встал на задние лапы, прислушался и только лапы засверкали, как он улепетывал прочь. Какая-то большая птица вспорхнула с поваленного грозой дерева и, плавно взмахивая своими гигантскими крыльями, рассекая лесной воздух, полетела из лесной чащи на степь и дальше за горизонт.
Летняя ночь коротка, и небосклон на севере уже задевают солнечные лучи – солнце словно и не уходило спать, а лишь обходило дозором окрест. Ты выбегаешь на поле и оказываешься по пояс в пшенице, словно в море золота. Ты замираешь и зажмуриваешься от счастья, которое внезапно проникает в тебя. Первый солнечный луч настигает твое лицо. Открываешь глаза – солнце светит тебе прямо в лицо, играет в ресницах тысячами радуг, миллионами солнечных зайчиков. Павшая роса сверкает повсюду, на каждом остром листке, колоске и цветке. Небо розовеет, становится золотым и румяным. Где-то весело закукарекал первый красноголовый петух.
Ты оглядываешься и замечаешь вдали лесное озерцо и направляешься к нему. Берег его каменист. Туман поднимается вертикально от воды, студеной и совершенно прозрачной. Утро тенисто и завораживающе здесь, среди вековых деревьев. Незнакомец стоит на берегу с чашкой дымящегося кофе в руках – запах кофе распространяется в воздухе. Мужчина молча смотрит на тебя, но во взгляде его нет недоумения. Он подносит чашку к губам и делает глоток. Ты ощущаешь вкус этого кофе. Тем временем мужчина разворачивается и идет по направлению к своему дому. Ты следуешь за ним.
Двухэтажный бревенчатый дом стоит невдалеке, скрытый деревьями невеликой сосновой рощи. "Словно перевернутая страница", – ловишь себя на мысли ты. Но мужчина подходит к дому, отворяет чуть скрипнувшую дверь и входит внутрь. Утренний свет наполняет весь дом, словно он из стекла, и даже туман бродит по комнатам.
Незнакомец ставит чашку на кухонный стол и поднимается по лестнице на чердак. Стучит в дверь, с минуту никто не открывает ему, но вот дверь приотворяется и в дверном проеме возникает белокурая девушка. Ее длинные волнистые волосы не прибраны и она от макушки до пят опутана черными проводами от наушников – создается впечатление, что барышня танцевала всю ночь напролет – так, что сложно было понять, где начинаются провода и где заканчивается она сама.
– Алиса, поздоровайся, – предлагает мужчина, указывая на тебя. Тебе странно и немного не по себе, точно ты видишь сон. Девушка тем временем стягивает наушники, ловко высвобождается из проводов и с улыбкой протягивает тебе руку для пожатия.
– Дождь пошел, – констатирует мужчина, задумчиво глядя в огромное окно на южной стороне дома, – Алиса, переоденься и идем завтракать. Возможно, Вы голодны? – обращается он к тебе. Ты не отказываешься – со вчерашнего дня во рту ни крошки. И вы спускаетесь вниз, чтобы приготовить завтрак.
Пока закипает то и дело посвистывающий чайник, на кухне появляется Алиса. Она лениво наливает в округлую кружку кофе, кладет туда две чайных ложки сахара, мешает, разбавляет топленым в печи молоком. Берет щедро посыпанную маком булочку, откусывает, набивая полный рот, с аппетитом жует, с жадностью пьет свой кофе.
– Я хотела бы быть семнадцатилетней девчонкой: с бесконечными желаниями и безграничной свободой… от них, – говорит между прожевываниями пищи Алиса, искоса поглядывая на тебя.
– И сколько же тебе лет сейчас? – интересуешься ты.
– Семнадцать, – улыбается девушка, поднимается из-за стола и, оставляя за собой след из крошек и маковых зернышек, уходит с кружкой к себе.
– Не обращайте внимание, Алиса довольно независимая девушка, она бунтарка и добрейшей души человек – отпускает комментарий мужчина. И ты не обращаешь внимания, пьешь свой чай, ешь и смотришь на густой нескончаемый дождь, что барабанит по стеклам и по вымощенной камнем дорожке вокруг дома.
Тебе пора идти. Берешь любезно предложенные тебе зонт и резиновые сапоги и выходишь под ливень. Раскрыв зонт, смело шагаешь по лужам. Дождь вымыл землю, обнажив гальку, камни и песок. Тебе тепло и весело. Весело гулять по лужам. Небо светлеет, и тучи уносит ветер. Солнце учиняет радугу. Все вокруг стоит в воде мокрое-мокрое, обласканное солнцем.
Глава вторая
Реинкарнация. Мы проживаем все эти жизни, снова и снова переживаем первые свидания, первые поцелуи, первую близость, снова и снова наступаем на одни и те же грабли. С упоением, как будто в первый раз. И ведь каждый раз для нас в новинку. Это ли не счастье?
Только не открывай глаза. Только не открывай. Когда бы ты не открыла глаза – всю дорогу лето. Тебе это уже порядком поднадоело.
Ты не спишь, но тебе снится зима. Ты чувствуешь – за окном идет снег. Время, наверное, десять: солнце недавно встало, и в доме истоплена печь. Стекла занесло морозными узорами, и свет в комнату проникает преображенный – волшебный, зимний свет.
Ты открываешь глаза – за окнами лето. Поют птицы, зелень вокруг, цвета такие яркие и краски – насыщенные.
Встаешь и в трусах и майке выходишь на широкое, выщербленное дождями, солнцем и ветром, деревянное крыльцо. Потягиваешься. Ступаешь на нижнюю ступеньку и на траву, что стелется нескончаемым ковром.
Ты помнишь, как в наглухо закрытую квартиру, в которой ты жила, однажды влетела бабочка. Ты заметила ее в ванной, она порхала, билась своими хрупкими крыльями о слуховое окно. Поймав бабочку, ты вышла на замученный всяким старым хламом балкон, раскрыла настежь окно и попыталась выпустить бабочку на свободу. Только та не торопилась улетать. Она расправила крылья и принялась греть их на солнце. Был август, и ветер дул неприветлив и холоден. Возможно, ей и не хотелось улетать. Зачем? Чтобы замерзнуть, когда наступят холода? Бабочка вспорхнула с раскрытой ладони в божественный августовский день. Ведь воля дороже сладкого плена.
Вот и сейчас в воздухе порхают десятки бабочек. Ты ходишь по мягкой, щекочущей пятки, траве. Голым ступням нестерпимо приятно.
Совсем недавно ты полюбила дождь. В любом его виде: будь то мелкие, словно распыленные в воздухе, капли, или ливень, когда за мгновение повсюду бегут уже веселые ручьи, собирая океаны луж. Ты надеваешь резиновые сапоги, берешь свой яркий зонт и выходишь гулять по намытой до блестящей гальки дороге.
Любишь его потому ли, что он мокрый или чистый или оттого, что прохожие становятся редки и грустны, с повешанными носами. А может быть дождливая погода тебе о чем-то напоминает. О твоем детстве, должно быть – ведь ты родилась осенью. И хоть в твой день рождение непременно светит солнце, но уж за день-то до него всегда льет нескончаемый дождь.
Глава третья
Когда-то давным-давно был ноябрь. Темнело рано, а каток был еще не завершен.
Ты натягиваешь узкие коньки и скорее спешишь встать на лед. Так славно! Так славно! Так весело и задорно! Восторг распирает тебя изнутри.
Наточенные лезвия рассекают лед, оставляя след из резных загогулин. Ладошки в нагретых печкой перчатках, нос раскраснелся. И щеки!
Совсем уж, кажется, ночь на дворе. Неохота, но пора домой. И ты, неуклюже ковыляя на уставших ногах, возвращаешься в дом. Остается-то три шага шагнуть до калитки.
И вдруг откуда ни возьмись огромный заяц-беляк. Тут как тут!
И ярко-изумрудный снег ни с того ни с сего внезапно закружился в воздухе.
–Ты уже сменил свою шубку? – подмигиваешь ты зайцу, а он самодовольно задергал ушами и закрутился перед тобой.
Что тут происходит! Дорога вмиг превращается в гладкий лед. Заяц-беляк манит тебя лапкой и на расписных коньках мчится наутек по ледяной дороге. Что стоишь?
После своих длительных путешествий, мучительных раздумий и размышлений в один прекрасный осенний день ты приходишь к выводу, что у тебя совсем нет причин для печали. И ты принимаешь решение, что завтра утром встанешь счастливым человеком, всем довольным, ни о чем не жалеющим, никуда не спешащим и никогда неунывающим.
Мне, как и многим, не понятен твой оптимизм, твое не тронутое глубокой печалью лицо, но в душе я отчаянно завидую тебе.
И пока все вокруг думают, что ты все больше погружаешься в себя, ты в который раз пропадаешь где-то. А я не знаю, где найду тебя вновь.
Страшные сказки
Нежданный незваный гость
Довелось мне попасть на север в составе экспедиции. Как раз наступала зима. Случилось так, что однажды ночью ударил сильный мороз и нас застигла страшная метель. Повезло остановиться в небольшом поселении эскимосов. Нас пригласили в иглу – зимнее жилище эскимосов. И там мы пережидали непогоду. Вдруг снаружи послышался страшный треск, и эскимосы принялись стучать – кто по чему придется. Я подумал: диким зверям не страшна пурга – вышли на охоту на несчастных путников. Наутро вьюга улеглась и экспедиция продолжила свое путешествие.
Одного из эскимосов попросили нас сопроводить. Молодой парнишка эскимос оказался рядом со мной и между нами завязался разговор. Слово за слово дошло до местных баек. И парнишка поведал мне, что ночью так напугал меня никто иной как Тыкывак – хозяин морозов. Он насылает стужу и пургу. А треск слышится, когда он падает лицом на землю, и земля покрывается трещинами. И если не постучать в ответ обо что-нибудь, то Тыкывак обидится и заплачет. Никто не рискует обижать Тыкывака – люди боятся и всякий раз отвечают на треск стуком.
Я вспомнил тут же одну историю. Мне кто-то рассказывал, что деньги местные не ценят совсем, за то с радостью обменяют добытые ими промысловые ценности на товары с материка. Но на одной станции выискался один сильно умный, который запретил своим сотрудникам помогать эскимосам с обменом, в частности запретил обмениваться с ними на масло. Тем же вечером этого умника эскимосы загрузили на сани и увезли за много километров в снежную мглу. И оставили его там на морозе подумать. За короткое время этот гражданин, который хотел установить новые правила, передумал вмешиваться в установленный за долгие годы порядок. Идти ему среди ночи было некуда да и бессмысленно – оставалось надеяться, что за ним все же вернутся. Словом, когда за ним приехали, он кардинально поменял взгляд на многие вещи в жизни.
Как он потом сам рассказывал, не знаю, правда то или вымысел его или вовсе померещилось со страху: пока он ждал, увидел, как забрезжил вдали огонек. Не то мерещится, не то за мною едут, – подумал горемыка. Но огонь не приближался, а все так же маячил вдалеке. Мужчина отправился за ним. Шел он шел и пришел к яранге – переносному жилищу местных народов из шкур убитых животных. В яранге качался фонарь и горел очаг. Мужчина вошел внутрь. Там сидел древний старик.
– Холодно тебе, путник? – спросил с усмешкой старик на своем диалекте, – Ну пройди, погрейся.
Мужчина как мог поприветствовал старика и подошел к очагу. Старик поглядывал искоса на гостя и заговорил с ним:
– Ты обижаешь здешних жителей – не тебе менять сложившиеся устои.
Мужчина зло глянул на старика, кинулся было на него с кулаками, как старика и яранги след простыл. Мороз же так сковал его руки и ноги, что он повалился без чувств. Когда этого мужчину нашли, то кое-как привели в чувство.
Я и думаю теперь, уж не Тыкывак ли то был. Вот он какой, хозяин морозов, покровитель северных народов и земель.
Ламия
Поздним вечером Виктор возвращался с работы. Он подошел к подъезду и остановился, открыл портфель и рылся в нем добрые пару минут. С трудом отыскав в ворохе бумаг ключи, он направился к входной двери. Внезапно его окликнул знакомый голос:
– Виктор! Вечер добрый! – сосед с третьего этажа Алексей гулял с собакой и тоже возвращался домой, – работаешь допоздна, жена-то не ревнует?
– А! Привет, сосед, – устало ухмыльнулся шутке Виктор, – куда деваться.
– К нам сегодня заехала новая соседка, – загадочно произнес, понизив тон, Алексей, – такая… – многозначительно добавил он, выпучив и закатив глаза. Виктор вежливо улыбнулся и вошел в дом. Мужчины направились к лифту.
– Еще утром подъехал грузовик и здоровые мужики заносили ей коробки и мебель в квартиру на верхний этаж, – продолжил свой рассказ Алексей в лифте. По всему видно, он никак не мог остановиться и уйти, не поделившись всеми подробностями с соседом, – а потом она появилась, тоже вносила вещи в дом. Я подумал, зачем такой красотке грузчики, ей бы полдома бесплатно все внесли и ремонт бы сделали.
Мужчины посмеялись, лифт остановился на третьем и Алексей вышел, пожелав Виктору доброй ночи.
Виктор, задумчивый, поднялся на свой этаж и неторопливо вошел в квартиру, разулся. Диана, жена, разогрела и поставила перед ним суп, а сама ушла в комнату. Виктор остался один. Думать ему не хотелось. Мысли сонно копошились в голове, всплывала то одна, то другая, совсем не связанные друг с другом мысли. Виктор поел, заварил себе крепкий чай, принял душ и, переодевшись в пижаму, с любимой чашкой чая завалился на диван рядом с супругой.
Так они скоротали недолгий вечер.
– Ты бы проверил балкон, что-то весь день сегодня дует, я смотрела и ничего не нашла, – пожаловалась Диана.
– Поздно уже, давай завтра, – поморщился Виктор, но взгляд жены настаивал на своем.
Виктор нехотя поплелся на холодный балкон. Все осмотрев, он ничего не обнаружил, и, списав все на северный ветер, уж было направился спать, во всем доме уже погас свет, и только от нескольких окон падал свет во двор. Виктор открыл створку балконного окна и выглянул. И правда, на верхнем этаже тоже не спали, как раз в той самой квартире, в которую заехала новая соседка. Наверное, распаковывает вещи, подумал Виктор и отправился спать.
Утром дом ожил, зашумели двери и ключи в замочных скважинах, кто-то закашлял, кто-то зацокал каблуками по бетонным ступенькам, где-то заплакал, закапризничал ребенок, не желая идти в детский сад. Ритуал, повторяющийся изо дня в день.
Вдруг утреннюю привычную суету нарушил женский вопль. Виктор и Диана выскочили на площадку. По лестнице уже поднимался бегом Алексей, с которым Виктор ехал намедни в лифте.
– У Дементьевых пропал ребенок, – быстро сообщил новость сосед с третьего и промчался мимо. Супруги переглянулись и решили, что Диана останется с детьми, а Виктор сходит, узнает, в чем там дело.
Двери в квартиру Дементьевых были открыты, уже толпой стояли обеспокоенные соседи и кто-то звонил в полицию. Матери пропавшего из собственной кроватки ребенка совали нашатырь, на ней лица не было, совершенно обезумевшими глазами она смотрела вокруг и ничего не понимала. Муж звонил по телефону.
– Из собственной кроватки ночью, ужас, что делается, – шепотом переговаривались люди, – найдут по горячим следам.
– Они подумали, что играет, спрятался, но всю квартиру обшарили, все замки проверили – нет нигде. Куда мог пропасть из запертой квартиры ребенок? – в ужасе говорили соседи.
Скоро прибыла полиция и попросили всех выйти. Виктор вернулся домой, вкратце пересказал все жене и отправился на работу. Действительно, очень странная история.
Прошло время, а ребенка так и нашли. Замки на дверях и оконные проемы проверили на предмет отпечатков пальцев и взлома, но ничего не обнаружили. Родителей заподозрили в криминале. Но и эта версия не дала результатов. Шло время.
Скоро из соседнего дома тоже пропал ребенок. Также среди ночи из запертой изнутри квартиры. Родители перестали отпускать детей гулять, а некоторые перенесли детские кроватки к себе в спальню. Все стали подозрительны и угрюмы. Отцы, включая самого Виктора, совершали ночные обходы окрестностей, осматривали каждый уголок дворов и подъездов. Как показалось жителям района, патрулирование дало результат, и все успокоились.
Действительно, исчезновения прекратились, и, хоть пропавшие дети так и числились в розыске, Виктор уже несколько ночей спал в своей постели и, выспавшись, шел утром на работу, почитая за счастье спокойную, бессобытийную рутину дней.
Однажды в выходной день Виктор вышел по просьбе жены вынести мусор и столкнулся в подъезде с хрупкой девушкой. Она, видно, не заметила его, засмотрелась на что-то и натолкнулась на Виктора. Она как будто испугалась и смущенно извинилась. Румянец залил ее светлую кожу. Виктор ответил:
– Ничего страшного.
– Да что Вы. Я такая невнимательная. Совсем недавно тут живу, – ответила русая девушка, очень красивая, к слову.
– А Вы, наверное, новая соседка с верхнего этажа, – предположил Виктор. Девушка вопросительно на него взглянула.
– Мне Алексей с третьего рассказывал, что к нам новые соседи заехали, давно, кстати, его не видел, – проговорил Виктор в ответ на ее взгляд.
– Что же, меня зовут Ламия, – протянула девушка свою хрупкую, до невозможности хрупкую руку и приветливо улыбнулась.
– Очень приятно, Ламия. Меня зовут Виктор. Какое необычное у тебя имя, – ответил легким рукопожатием мужчина.
– Да, наверное, – улыбнулась вновь девушка и, попрощавшись, нырнула в дом.
С тех пор Виктор потерял покой. Каждую ночь он выходил на балкон перед сном и видел, как во всем доме гаснет свет, только свет от окон с верхнего этажа никогда не гас.
Однажды Виктору не спалось и он поднялся из постели в четыре утра. Он пошел на кухню, заварил себе любимый чай. Пока чай заваривался, Виктор накинул куртку и пошел во двор, как будто какая-то сила звала его. Он вышел на свежий воздух и, оглянувшись на дом, обнаружил, что свет в окнах тринадцатого этажа также горит. "Ну, очень странно", – подумал Виктор и спустя несколько мгновений уже поднимался на верхний этаж. Он вышел из лифта и позвонил в квартиру новой жилички. Она тут же открыла. Все также поражая своей красотой, девушка вежливо пригласила Виктора войти. С тех пор мужчину никто не видел. Он пополнил внушительный список бесследно пропавших.
Диана встала утром, нашла нетронутый чай и незапертую дверь. Она метнулась к детской проверить детей, но дети были в порядке. Она было вздохнула с облегчением – камень свалился с ее души. Диана еще не догадывалась, что потеряла минувшей ночью мужа.
Ламия вежливо пригласила мужчину войти, она предложила снять куртку, взяла, чтобы повесить ее на вешалку. Но тут Виктор увидел, что вместо ног у девушки гигантский змеиный хвост, но пока он в ужасе собирал мысли в кучу, Ламия уже впилась в его горло и с жадностью пила его кровь. Вдоволь наевшись, Ламия сложила останки Виктора в большой пластиковый пакет и бросила в холодильник, где уже покоились останки несчастных, съеденных ею любопытных детей. Девушка смыла кровь с лица своего, рук и прелестного тела, вынула глаза из глазниц и, наконец, выключив свет в необжитой квартире, смогла уснуть.
Ей каждую ночь снится один и тот же сон. Как грозный отец Посейдон не давал благословения на связь ее с богом грома и молнии Зевсом, но она, непослушная, неразумная дочь, нарушила запрет отца. От союза ее с Зевсом родились дети. Но Гера, прознав об этом союзе, убила детей Ламии, превратила ее в ужасную змею и лишила сна. Ламия, убитая горем, изможденная бессонными ночами, взрастила в себе ярость и боль и стала поедать чужих детей. Зевс узнал о горе Ламии, но единственное, чем он смог помочь возлюбленной – это способность вынимать глаза из глазниц, чтобы поспать. И Ламия живет свою вечную жизнь, ест детей, принимает обличье красивой женщины, соблазняет мужчин и пьет их кровь. Пока Ламия спит, она безвредна и уязвима. Но кто разгадает её секрет?