А ночь была глубока, и лес был дремуч и непредсказуем. Несколько раз женщине с каштановыми волосами мерещилось, что выход близок, что он – вот – рукой подать. Но оказывалось – нет, то был не выход, а всего лишь обман зрения и обман надежд. И женщина крепилась, стиснув зубы, она не впадала в отчаянье.
Потом ей чудилось, что какой-то неведомый голос зовет её свернуть с тропинки, кто-то говорит, что выход из леса где-то лева или справа, а то и вовсе надо б вернуться назад. Но женщина помнила, что назад возвращаться нельзя, а слева и справа топь да болота, и туда не ступала нога человека.
И женщина с каштановыми волосами шла вперед. Ведь у неё были только вера и надежда. Вера и надежда. Она старалась забыть свой неуемный страх, свой почти животный ужас, забыть накатывающие слезы и распирающий грудь крик отчаянья. Забыть, что устала и совсем-совсем слаба.
Молодая женщина с мягкими каштановыми волосами отважно пробиралась темной ночью в дремучем-дремучем лесу, и вдруг меж деревьями забрезжил просвет. «Настоящий».
Зажмурилась. Молодая женщина с мягкими каштановыми волосами зажмурилась от слепящего света.
Когда глаза немного привыкли, женщина увидела белое поле. Она стояла посреди белого бескрайнего поля, а лес, темный-темный лес отступил и исчез. Будто его и не было.
Над полем простиралось звездное небо, а поле было белым-бело. «Да ведь это же снег», – женщина нагнулась, взяла в руки горсть белой массы и поднесла ближе к глазам, даже понюхала. «Снег».
Среди заснеженного поля стоит дом. В окнах горит свет, дым валит из трубы. «Вот бы погреться», – думает женщина, ежась и потирая ладони. Она только теперь осознала, что замерзла и голодна, что у неё все болит от усталости и ссадин, которые нанесли ей ветки колючих кустарников.
Молодая женщина с мягкими каштановыми волосами пошла по колено в снегу к дому. Добравшись до дома, она постучала в дверь, но ответа не последовало. Она толкнула дверь, но та не поддалась – оказалась заперта. Женщина ещё раз постучала и, не получив в этот раз ответ, направилась к окнам, из которых бил свет.
Обойдя вокруг дома, молодая женщина нашла одно окошко, занавески на котором не были плотно прикрыты. Она приподнялась на цыпочки и, едва-едва доставая до подоконника, заглянула в дом.
Женщина с каштановыми волосами увидела, как в комнату с улицы входят пожилая женщина и маленькая девочка лет пяти. И откуда они взялись – вокруг дома не было ни души! Да и двери не поддавались ни в какую.
Кто бы ни впустил припозднившихся гостей в дом, только девчушка, не снимая валенок и шубки, пробежала в комнату и кинулась прямо в объятья, по всей видимости, своего деда.
Внезапная боль пронзила тело молодой женщины. Голова её закружилась и она, потеряв равновесие, упала без сознания прямо в снег под окном.
– Пропащая душенька, – этот голос привел молодую женщину в чувство.
Она сидела напротив говорившего, а между ней и «собеседником» располагалась большая шахматная доска. Все фигурки на ней стояли точеные, из слоновой кости – очень красивые. «Как во сне», – подумала молодая женщина с мягкими каштановыми волосами.
– Ну, что, сыгранем партию? – предложил рогатый. А «собеседник»-то были в самом деле – черт. Не иначе.
– Только не вздумай вновь обернуться этой своей белой кошкой, как ты обычно делаешь в любую дурную погоду, – издевательски произнес черт и сделал ход.
Молодая женщина раздумывала. Сделать ответный ход значит оказаться вовлеченной в игру. В игру по его, черта, правилам. Она пыталась угадать… угадать причину и предугадать последствия. Она разыгрывала собственную шахматную партию. Только фигурами были она и черт.
– А ты долго-то не раздумывай. Не раздумывай-не раздумывай. – говорит самодовольный черт, – Если белый король одержит победу… – сама понимаешь.
И черт крякнул. От удовольствия. От предвкушения грядущего боя. Боя не на жизнь, а на смерть.
«Как же обыграть самого черта»? – мучительно соображает молодая женщина с мягкими каштановыми волосами. Волосы её послушными волнами ниспадают на плечи, ложатся на спине.
– Ну, всё! Время вышло! – говорит разгневанный долгим ожиданием черт. – Мой ход!
И он двигает свою черную туру вперед. Ничего лучше он придумать не мог. Еще несколько подобных ходов, и он выиграет. Вырубив предварительно все фигуры молодой женщины с мягкими каштановыми волосами. А та, как загипнотизированный кролик – не шелохнется. И кошка спала где-то глубоко внутри этой женщины. И ночь была близка к концу. Скоро должен наступить рассвет.
А черт радовался, как малый ребенок: хлопал в ладоши, постукивал копытами, то ли блеял, то ли хохотал.
Вот-вот и он объявит белому королю, сидящему верхом на черном пегасе, шах и мат.
И вдруг первый луч пробился сквозь закрытые ставни окон, женщина встала со своего места, схватив с доски белого короля, и со словами:
– Вот тебе и ход конем, – опрокинула доску на пол. Фигуры разлетелись по всем углам…
– Хэй! – завопил черт, но тут солнечный луч обжег его правое копыто, и черт, злобно сверкнув на женщину глазами, в два прыжка исчез где-то в дымоходной трубе камина.
А женщина, прижимая к груди белого короля, кинулась прочь из дома.
Белая пушистая кошка как всегда спит у камина в темной комнате. И за окнами ночь.
Она проснется, приоткроет один глаз – топится камин – и снова уснет. В окна барабанит упрямый осенний ливень, кошка поведет ушами, крепче зажмурит глаза и всего делов-то.
Белая пушистая кошка спит. Ей – всё равно.
В доме совершенно тихо. Совершенная тишина. М-м-м… Даже поленья не потрескивают в камине. Огонь молча отдает тепло, разбрасывая свои блики по всему пространству. Блики падают на разложенную шахматную доску. Рядом лежат фигуры – так, словно спят вповалку. На доске стоят белый король и белая королева. Партия, безусловно, завершена. Хотя, может быть, она только начинается. Вот-вот начнется.
Блики пляшут по стенам. В соседней комнате спят двое: молодой мужчина и молодая женщина с мягкими каштановыми волосами.
Настя улыбается
– Это что-то новенькое… – призадумавшись, почесывая плешивый затылок, говорит Теодор. Он уставился на мальчугана, стоящего перед ним.
– Три билета, – протягивает пацан три длинных бумажки. Теодор берет их и внимательно изучает. Мальчик поставил его, прямо скажем, в тупик.
– Три билета, – произносит, растягивая слова, Теодор и не спешит возвращать билеты владельцу.
– Ну, да, – шмыгая носом, говорит малец, – чо тут непонятного-то?
– Хмм, – смотрит на него Теодор, наклоняется и вручает три заветных бумажки мальчишке. – Держи.
С этими словами Теодор разворачивается и уходит, крепко схватив левой рукой лопату и грабли. Солнце жарило вовсю, легкий ветерок. Май, одним словом.
Ранетки еле сдерживают свои ярко-розовые бутоны – вот-вот и взорвутся цветом сады. Но пока – тишина. Теодор садится на крыльцо, берет поднесенный дочерью кофе и жадно пьет – как будто тысячу лет не пил ничего подобного – ничего более вкусного. Он улыбается солнцу и ей. И дочка садится рядом, с удовольствием вдыхая дым от сигареты отца.
Серо-синее озеро целуется с белыми чайками. Те зависают на крыльях над волнами и с жадностью проникают в их влагу и холодные ласки, несомненно, рассчитывая на достойную их клюва добычу.
Длинные русые волосы девочки приковывают внимание Теодора. Он любуется на дочь и улыбается себе. Себе, своим внутренним мыслям, своему внутреннему состоянию. Он думает, что мало, чем может похвастаться в своей жизни. И дочь – это как раз гордость своего отца.
– Поступило предложение, – как бы невзначай произносит он. Девочка с удивлением оборачивается на него.
– Сосед приглашает нас с тобой в кино под открытым небом. Он приобрел три билета. Как ты на это смотришь?
Брови девочки ползут вверх.
– Пошли, папа! – говорит она, не скрывая радости.
– Что ж, слово дочери для меня закон, – улыбается отец.
Отдыхая здесь от суеты и шума, отец с дочерью ходили на рыбалку, копались в саду, пили кофе на открытой веранде. Голоса цивилизации напрочь отступили, удалились, ушли – даже связь здесь появляется через раз. Длится это их приключение уже пару недель, поэтому девочка рада сходить куда-нибудь развлечься – тем более рада она тому, чего никогда не пробовала – кино под открытым небом. В хорошей компании. С самыми дорогими ее сердцу людьми.
– Отец сказал тебе? – шмыгая носом, спрашивает мальчик. Они сидят на высоком заборе, болтают ногами в воздухе и любуются на закат.
– Да, – говорит, зажмурившись, девочка. Она слышит стрекоз, порхающих над садами. В ее сердце праздник.
– И? – не унимается мальчик.
– Он согласен, – вздыхает с улыбкой девочка. Она всё еще жмурится и не может видеть, как расплывается в улыбке мальчик. Зато она слышит стрекоз, а улыбку чувствует внутри – она проникает в нее как солнечные лучики, дразня и заливаясь от радости.
– Значит, в субботу идем в кино! – кричит мальчик, соскакивая с забора, – мне пора домой! Мама будет ругаться! – счастливо сообщает он и бежит со всех ног к себе.
– До завтра! – кричит ему вслед девочка. Она распахнула глаза и машет рукой с высокой перекладинки. Мальчик оборачивается и машет в ответ.
– Пока!
Завтра наступило почти мгновенно: вечером девочка еще долго лежала в своей комнате на чердаке, читала при свете настольной лампы, слушала порхание мотыльков, шелест листвы и занавесок на её окне, мечтала. Потом она уснула, а когда открыла глаза – уже разгорался день.
Девочка сбегает по ступенькам лестницы вниз, завтракает на кухне холодным молоком с ягодами и кукурузными хлопьями, потом распахивает двери и выскакивает на крыльцо. Отец стучит молотком, что-то чинит. Соседский мальчишка стоит на своем крыльце и многозначительно машет удочкой.
– Пап! Я на рыбалку! Хорошо? – с восторгом сообщает дочь и уже обувает сандалии.
Отец перестает колотить молотком, поднимает на нее глаза.
– Рыбалка – хорошее дело. Только вода еще холодная, так что… ты сама знаешь.
– Да, пап! – по дорожке среди зелени и воздуха промелькнули дочкины пятки и были таковы.
– Привет!!! – громко приветствует своего друга девочка.
– Сегодня на рыбалку пойдем, – переходит сразу к делу мальчик, берет свободной рукой девочку за руку, и они идут по грунтовой дороге по направлению к пруду. Пруд не так уж далеко от их домов, путешествуют они всегда весело. Поэтому дорога коротка вдвойне.
Мальчик и девочка идут к широкому мостику, который далеко заходит в воду. Берег в этом месте высокий, можно свесить ноги с деревянного настила и болтать ими, не боясь промокнуть. Они так и поступают. Мальчик располагается на краешке, открывает жестяную банку, достает дождевого червя и насаживает беднягу на крючок. Девочка морщится.
– Садись рядом, – приказывает мальчик, – и держись меня.
Девочка улыбается и послушно усаживается рядом. Мальчик закидывает удочку и жмурится от солнца. Он засовывает руку в карман, достает пригоршню жареных семечек и протягивает девочке.
– Держи, – говорит он. Девочка берет горстку, благодарит. Так они сидят на кромке мостика, щелкают семечки, то молчат, беззаботно болтая ногами над глубокой водой, то переговариваются.
– Странное имя у твоего отца, – говорит мальчик.
– Нет. Обычное, – улыбается на это девочка, – так-то имя у папы Федор. Просто все почему-то коверкают его имя и называют Теодор на иностранный манер какой-то.
– А он что?
– А он так привык, что уже при первом знакомстве всем так и представляется. В шутку как бы. Говорит, что если люди адекватные, то юмор оценят.
– Какие-какие?!
– Адекватные, – смеется девочка, – это с чувством юмора, наверное, я думаю.
– Ммм, – протягивает мальчик, – а если нет?
– А если нет, то папа говорит, что и расстраиваться по этому поводу не стоит.
– Ааа, – опять тянет мальчик и понимающе кивает.
Солнце тем временем поднялось высоко, стало припекать.
– Надень что-нибудь на голову, – говорит мальчик, потом внимательно смотрит на девочку, – у тебя есть косынка или панама?
– Нет, – качает головой девочка, – мне не жарко, – уверяет она его.
– На, надень, а то голову напечет, – мальчик снимает с головы свою панаму и протягивает её девочке. Девочка не решается взять.
– Надень, говорю! – мальчик вскакивает на ноги и надевает панаму на девочку сам. Девочка улыбается, поправляет волосы и смотрит на мальчика из-под покатых полей.
– То-то же, – произносит спокойно мальчик, потом вдруг спохватывается, – смотри! Клюёт!
Он ловко скручивает леску, и из глубокой синей воды поднимается огромный карась.
– Ух, ты! – говорит девочка. И мальчик, взглянув на нее искоса, оценив произведенный эффект, с гордостью протягивает рыбу девочке.
– Погладь его, если хочешь, – предлагает он, – красавец, правда?
Девочка осторожно касается блестящей чешуи и согласно кивает в ответ. Мальчик кладет улов в ведро с водой, и карась плещется там, обрызгивая ребят с ног до головы. Они визжат и от восторга, и оттого, что вода холодная. Оба смеются.
– Время обед, – говорит мальчик, посмотрев вдруг на солнце, – пора домой.
Девочка не устает удивляться своему другу: как он угадывает время по солнцу, как знает расположение сторон света, как много всего умеет. Она помогает собрать снасти, и они направляются домой.
Только девочка шагнула на сушу, как ни с того ни с сего подул ветер, сорвал с ее головы панаму мальчика, и панама покатилась по настилу мостика прямо к воде.
– Я сейчас! – спохватывается девочка и бежит догонять улетающую панаму. Где же ей угнаться за ветром.
– Постой! – кричит ей вслед мальчик. Но она, оказавшись уже на кромке мостика, хватает панаму и, победно махая ей, разворачивается к мальчику. Ещё один порыв ветра, девочка теряет равновесие и летит в воду.
«Аааах»! – только и успевает не то подумать, не то сказать она. Вода ледяным покрывалом смыкается над ней. И становится нестерпимо тихо…
Мальчик отвернулся всего на секунду. Он просто пошел впереди. А надо было все время держать ее за руку. Он ведь закричал ей, но… разве удержишь. Мальчик увидел, как глаза ее широко раскрылись, и вот она падает прямо в холодную воду! Он бросает все и кидается с моста в пруд. Он так быстро бросается следом, что почти ловит её в свои руки – там, под водой. Крепко схватив девочку, мальчик с силой отталкивается от песчаного дна, и они выныривают на поверхность.
Прижимая девочку к себе, мальчик плывет к берегу. Он даже не понял еще, в сознании девочка или нет. На суше мальчик кладет девочку лицом вниз, перегнув через свое колено. Она тут же закашляла. Только тогда мальчик вздыхает сам. Он, похоже, тоже перестал дышать, пока она не дышала.
Они садятся, замерзшие и перепуганные, на солнце, несколько минут приходя в себя. Потом молча отжимают одежду, берут снасти и направляются, было, домой. Мальчик вдруг останавливается, разворачивается, подходит к воде и выпускает пойманную им рыбину в пруд. Так они и возвращаются с рыбалки.
– Что случилось?! – изумляется отец, глядя на дочь.
– Я упала в воду, – сообщает та и вдруг начинает плакать, – а Саша меня спас.
Теодор молча смотрит на соседа, обнимает дочь и ведет в дом. Он оглядывается и кивает мальчику в знак благодарности. Мальчик шмыгает носом, проводит по нему мокрым рукавом рубашки и идет обедать.
Теодор поит дочь чаем с медом, они едят. Она рассказывает отцу, как всё произошло. Тот молча выслушивает её, потом говорит:
– Что ж, всякое в жизни случается, – и на том это приключение закончилось.
Мальчик своей семье ничего рассказывать не стал. Он чувствовал себя виноватым. Да и разговорчивым его родители не назвали бы. Он поблагодарил маму за обед, вылез из-за стола и направился во двор, помогать отцу.
– Что, сегодня без улова? – спросил мальчика его отец, не поднимая головы от инструментов.
– Ну, да, – ответил мальчик и тоже принялся за работу.
А вечером он, Теодор и Настя (так зовут девочку) сидят у них на крыльце, пьют горячий какао, едят пироги, которые испекла мама Сашки, и наслаждаются установившейся погодой.
Наконец, наступает суббота.
С утра девочка наводит порядок в доме. Помогает отцу с обедом. Она работает в цветущем саду. То и дело вбегает в дом попить холодного кваса и глянуть на большие часы с кукушкой, что стоят у них в кухне. Теодор улыбается, снова склоняется над грядками и продолжает свой труд.
Когда жар спадает, и солнце припекает меньше, Теодор и Настя берут свои лейки: у Теодора большая железная, а у Насти – маленькая пластмассовая ярко-красная леечка – и принимаются поливать свои посадки.
– Скоро всё взойдет, – вздыхает отец, усаживается на крыльцо, стягивает свою ковбойскую шляпу и отирает лоб рукавом клетчатой рубашки.
Настя смотрит на него и улыбается. Девочка переводит взгляд на солнце – оно едва не касается своей кудрявой головой горизонта. Настя хмурит лоб, глазищи ее приобретают абсолютно круглую форму, она спохватывается и вскакивает на ноги.
– Пора собираться в кино! Папа!
И она со всех ног устремляется в свою чердачную комнату. Теодор также встает, идет на кухню, ставит греться чайник, умывается и надевает чистую рубашку. Настя переворачивает весь свой гардероб, находит свое чудесное белое в розовых цветах платьице и спешит его погладить. Она причесывает свои изумительные длинные волосы и одевается. Нарядная, Настя спускается к отцу. Тот сидит у окна и пьет крепкий чай. Он оборачивается, смотрит на дочь и снова испытывает гордость за своего ребенка и за свою жизнь.
На пороге возникает Саша, такой же всклокоченный как всегда, но в свежей рубашке и чистых джинсах. Теодор встает, и они все вместе отправляются в кино под открытым небом.
– Это недалеко, – сообщает мальчик, пока они идут по грунтовой дороге среди травы и деревьев. Пересекают лесок и оказываются на поляне, а дальше – обрыв. Здесь-то и установлен огромный экран, который вот-вот и замерцает, и оживет.
Саша подходит к какому-то человеку, показывает ему три длинных бумажки. Человек что-то говорит ему, потом показывает на места для просмотра – длинные лавочки в несколько рядов, где уже копошатся люди, смеясь и переговариваясь вполголоса, как будто они в настоящем кинотеатре.
Настя с интересом разглядывает все и всех вокруг. Наконец, подходит Сашка, берет девочку за руку и приглашает их с Теодором пройти на свои места.
Только Теодор, Сашка и Настя усаживаются, как экран оживает. И воцаряется тишина.
Возможно, Насте был интересен не столько сюжет картины, сколько сама атмосфера необычного для нее кинотеатра. Черно-белый фильм после всех этих новинок 3D и 4D на большом экране в сумерках сельской ночи. Рядом, по обе стороны, сидят Саша и отец. И звезды в темно-синем небе загораются одна за другой.
Фильм был про женщину, у которой было все, что ее душе угодно. И работа, и деньги, и дом, и компания шумных друзей, и поклонники. Но Настю не оставляло ощущение её, героини, безмерного одиночества. «Как раньше снимали фильмы», – негодовала про себя девочка. С героиней происходили разные случаи, возникали всякие ситуации. Однажды она даже чуть не погибла, разбившись на автомобиле. И вот женщина сидела за каким-то столиком, напротив ее сидела другая женщина. И по всему видно, что они были незнакомы. Героиня рассказывала незнакомке историю своей жизни. Только отчего-то не той жизни, которой она жила сейчас, а другой. Как она была ребенком. Как она жила в деревне. Как рядом с ней были родители и был мальчик, с которым их связывала крепкая дружба. Она поделилась с незнакомкой тем, что спустя много лет она любила того мальчика из своего детства, из своей юности. И готова была обменять все, что она сейчас имела на то яркое, богатое впечатлениями, горестями и радостями далекое, недосягаемое и манящее, чем была их жизнь тогда. И тут наступил финал. Настя видит всех героев фильма, которые искали пропавшую бесследно главную героиню. «Вот уже две недели мы ищем ее», – была финальная фраза. И фильм закончился.
Настя понимает, что невнимательно смотрела кино, поэтому не пеняет на тех, кто снял этот фильм, за открытый финал или за малопонятный сюжет. Она итак довольна, просто счастлива. Ей необыкновенно легко и хорошо.
Саша, Теодор и Настя возвращаются домой. По одну сторону идет отец, по другую шагает Саша. Они держат Настю за руки. Самые главные люди в ее жизни.
– Странно, – шмыгает носом мальчик, отмахиваясь от комаров, – А ты заметила, что тетку из фильма звать-то прям как тебя.
Настя улыбается.
В розовом цвете
На столике лежат розовое зеркальце, розовый лак для ногтей. И даже пилочка розового цвета лежит на столике. И очки в розовой оправе сидят на переносице. Их хозяйка хмурится, но под большими темными линзами не видно ни глаз, ни скорбных морщинок на лбу. За столиком сидит довольная дама, пресыщенная, самовлюбленная. Возможно даже, под брюнеткой прячется блондинка, и ее темные волосы – блеф.
– Вы слышали про Закон Притяжения? – спрашивает она.
– Что-то слышал. Глупость, по-моему, – раздраженно заявляет собеседник.
– Вы фаталист? – безо всякого перехода интересуется дама в очках, наклонив слегка голову набок. Собеседник не видит её глаз, и его это заметно раздражает.
– Нет. Отчего бы?
– Отчего бы Вам быть фаталистом? – молниеносно переспрашивает дама, подаваясь вдруг всем корпусом вперед. Благо, говоривших разделяет столешница.
– Д-да, – запинаясь от странных телодвижений женщины, соглашается мужчина на противоположной стороне.
– Если Закон Притяжения глупость по Вашему мнению, выходит, что люди не хозяева своей судьбы. Я правильно Вас поняла? – голова дамы в раздражающе темных очках по-прежнему была наклонена набок. И это раздражало тоже.
– Нет. Вы неправильно меня поняли. По Вашему закону притяжения человек может иметь Всё, что захочет. Вот это глупость по моему мнению.
– Ммм, – собеседница берет бокал, делает глоток. После чего в разговоре повисла пауза. Наконец, мужчина прощается, встает и уходит.
Девушка берет свою миниатюрную сумочку, вынимает из нее телефон и звонит мне.
– Да, – устало говорю я в трубку.
– Может, сходим в кино? – спокойно спрашивает она, потягивая что-то из бокала: я слышу как о стекло с едва уловимым звоном коснулись её зубы, и как в стеклянной ловушке зашелестел напиток.
Я ненавидел ходить с Дождем в кино. Особенно на фильмы ужаса. После мы шли по коридору, и все оборачивались на нас, так как моя подруга истошно… Вы думаете, рыдала?! И вы купились на этот приемчик? Хохотала она истошно! Ни один триллер, не говоря уж о сопливых мелодрамах, не брал Дождя. Она шла по длинному коридору от кинозала до выхода и истерически тряслась от хохота. Окружающие сторонились нас, шарахались в стороны, а я, раз уж мне некуда было деваться, в муках краснел. Поэтому я ненавидел ходить с Дождем в кино.
– Ну, пожалуйста, Солнечный Луч! – почуяв мою нерешительность, пролепетала она. И я сдался. Опять.
– Да, хорошо. Я узнаю, что сегодня идет, и позвоню.
– Ок!
На этом наш разговор был закончен. Я поднялся со своего рабочего места и принялся кормить рыбок в нашем офисном аквариуме. Это успокаивает. Правда, рыбки с такой диетой долго не живут.
Дождь – девушка яркая, неординарная, начитанная. Иногда у меня возникает мысль – не тех книг она начитанная. Надо было подсунуть ей любовные романы в мягкой обложке в свое время. А время это давнее, потому что знакомы с Дождем мы вечность.
Небольшие деревянные дощечки прибиты к крепкому стволу старого дерева, уходя высоко в крону. Там, должно быть, шалаш. Вы подходите ближе, вглядываетесь в густую листву, но не видите ничего. Только загадочные ступеньки увлекают Вас в высоту – туда, где дерево говорит с облаками и с синевой небес.
Вы не подозреваете, но из засады, оттуда, сверху за вами пристально наблюдают четыре внимательных глаза. Девочка с растрепанными косичками, ссадинами на коленках и локтях, в шортах и майке, больше похожая на озорного мальчишку, это Ветер. А тот мальчик с веснушками на лице и вечно шмыгающим носом в рваных джинсах и грязной футболке – это я, Солнечный Луч. Вам надоедает ждать неизвестно чего, Вы разочарованно вздыхаете и уходите. А вслед Вам задиристо улюлюкает вся молодая листва. Вы оборачиваетесь, вид у Вас озадаченный. И дерево заливисто хохочет детским непосредственным смехом.
Я заехал за Дождем в девять вечера, и мы отправились в кино.
– Какой-то экшн, – без энтузиазма прокомментировал я.
– Экшн, – повторила Дождь и улыбнулась. Её длинные темные волосы струились по плечам и спине. Она надела красное платье. Как всегда, накрасила только ресницы. Очень красивая, она сидит рядом со мной, и я в драных джинсах и простой футболке с распродажи веду свой Эклипс десятого года. Мы едем по сверкающим улицам города. Нам на пятки мягко наступает ночь.
– Как день прошел? – закуриваю и интересуюсь я.
– Пока я сидела в кафе, ко мне за столик подсел какой-то привлекательный тип. Такой уверенный в себе, знаешь, в безупречно выглаженных рубашке и брючках…
– И что же? – поддержал я разговор.
– Отвязалась, конечно.
– Отчего так? – усмехаюсь я.
– Он загораживал мне вид, – пояснила Дождь, хлопая своими длинными ресницами.
Когда к соседнему дому подъехала машина, и из нее выпрыгнула девчонка в белом кружевном платьице, с бантом на аккуратной головке, Солнечный Луч совсем сник. «Прощай, Орлиный Глаз», – мысленно послал он еще одно «прощай» своему лучшему другу, который жил здесь до недавних пор, а теперь обитал где-то на другом конце света, откуда слал короткие послания через интернет.
Мальчишки дружили с пеленок, на один горшок ходили. Они придумали себе эти индейские прозвища, построили шалаш на большом дереве за домами, где город граничил с бескрайней степью. И тут вдруг родителям Орлиного Глаза приспичило переезжать. Пролив немало слез, мальчики расстались, клятвенно обещая писать друг другу письма. Правда, писать и тот и другой не любили да и не умели еще (в силу своего малого возраста). Возможно, поэтому письма Орлиного Глаза отличали краткость и малая доля здравого смысла.
А тут еще этот сюрприз с девочкой. Как она могла явиться сюда, омрачить своим белым кружевным платьицем чудесную атмосферу вседозволенности и мальчишеской свободы.
Однако, когда девочка раз, а потом еще и еще раз появилась в шортах и майке, Солнечный Луч заподозрил в ней неплохие задатки. Прошло ни много ни мало дня два с момента приезда новой соседки, и Солнечный Луч подошел к ней с целью познакомиться.
– Привет, – протянул руку Солнечный Луч, – Я – Солнечный Луч. А у тебя какое будет имя?
Девочка глядела на странного соседского мальчика со странным именем и молчала. Солнечный Луч замялся – его начинало терзать сомнение. Девочка молчала. Её волосы трепал летний ветерок. Солнечный Луч шмыгнул носом, скривил губы, в задумчивости глядя на незнакомку.
– Я придумал! – воскликнул Солнечный Луч, – Тебя будут звать Ветер!
Девочка внезапно улыбнулась. И с тех пор они не расставались.
Дождь любит розовый цвет. Любит яркие вещи, тепло и комфорт. Она верит в Закон Притяжения.
Вот мы сидим в кино. И она демонстративно зевает и причмокивает. Я же предупреждал, придется краснеть.
– Дождь! – толкаю я ее в бок локтем.
Она смотри на меня невозмутимо и снова зевает, только теперь мне в лицо. Я качаю головой и делаю попытку досмотреть фильм. Но Дождь уже шуршит чем-то в сумочке и на нас шикают со всех сторон, на что моя подруга подает голос на весь кинозал:
– Не могу ничего поделать, – она невинно пожимает плечами и разводит ручками.
Я теряю терпение и выхожу. Дождь идет за мной. Мы молча идем на улицу, и по улице, и в какое-то кафе. У красивого Дождя глаза грустные.
– У красивого Дождя глаза грустные,– говорю, не глядя на Дождь, я.
Дождь передергивает плечами, словно ее знобит. И опускает взгляд, отводит куда-то в сторону. Смотрю на нее пристально, протягиваю руку, поправляю прядь непослушных волос, которая упала на лицо Дождю, защекотала нос.
Как-то весенним днем, когда Ветру и Солнечному Лучу было по шестнадцать лет, они возвращались домой из школы. Ветер задорно смеялась, Солнечный Луч любовался ею.
Разговаривая и смеясь, Ветер и Солнечный Луч повернули на свою улицу. Они увидели неестественное движение у дома Ветра и ускорили шаг и побежали.
Возле дома столпились соседи, стояла полицейская машина, а на крыльце сидела тетка Ветра, которая жила за тридевять земель отсюда. Она увидела девушку, встала и зарыдала.
– Где родители?! – закричала Ветер.
– Детка! – рыдания не давали тетке вымолвить ни слова.
Выяснилось, что родители Ветра попали в аварию на дороге. Они разбились насмерть.
Были похороны. Была гигантская пропасть в груди Ветра. И хоть Солнечный Луч всегда оставался с ней рядом, он не мог ничем залечить её раны, не мог заполнить пропасть боли в ее груди.
После похорон на пороге дома Ветра появились мужчины в выглаженных рубашках и брюках с важным видом и какими-то бумагами. Выяснилось, что у родителей Ветра имелись непогашенные задолженности, благодаря которым она лишалась не только дома, но и возможности получить хорошее образование. Также по достижении двадцати одного года Ветер обязывалась выплачивать долги и по другим кредитам своих родителей. Но Ветру были безразличны материальная ответственность и отсутствие крыши над головой. Она бы все отдала за жизнь родителей. Да вот беда, даже отдавать-то было теперь нечего.
Ветер погрузилась в сон. Сердце ее, что называется, покоилось на дне океана.
Ветер и Солнечный Луч сидят на ветке раскидистого тополя, где когда-то был их шалаш, и только импровизированные ступеньки в небо напоминают о нем теперь. Солнечный Луч молчит, покачивая ногами в воздухе. Ветер плачет. Что ей теперь все драмы и трагедии этого мира. Слезы нескончаемым потоком текут по ее щекам. Её черное платье намокло. Ветер смотрит на черное платье и вдруг в ярости кричит:
– Ненавижу черный цвет! Ненавижу!!! Никогда больше не надену черное! Никогда!!! Никогда!!! Никогда!!!
Она плачет навзрыд. Солнечный Луч придвигается ближе, крепко прижимает девушку к себе.
– Какой же ты Ветер?! Ты Дождь! – утирает слезы с лица её Солнечный Луч.
И вот Вы совсем скрываетесь из виду. Дети ловко вскарабкиваются в самую вышину, внимательно озирают местность. Не обнаружив никаких значительных объектов, за исключением пасущихся коров на облитой солнцем степи, они забираются в шалаш. Там припасены вода, хлеб, вареная молодая картошка и свежие овощи.
Дети хватают огурцы и принимаются хрустеть ими, набивая полные рты. Солнечный Луч внимательно наблюдает за Ветром.
– Почему ты всегда начинаешь есть огурцы с темной стороны? А если попадется горький? – с искренним любопытством интересуется вдруг Солнечный Луч.
– Значит, я узнаю об этом первая, – с улыбкой заявляет Ветер.