Настоящее. Диалоги о силе, характере, надежде

В. М. Я ей все время мешал.

Тем не менее, насколько я понимаю, вы хотели, чтобы она сама все делала, даже какие-то ошибки.

Мне жаль, что мы не могли достаточно времени уделять Юле. Оба не могли, хотя Вера все-таки серьезно к ней относилась. И сейчас, по отношению к нашим внукам, Юля тоже не может уделить столько времени, сколько надо бы. Но тем не менее что-то настоящее мы ей дали.

Посмотрим, что будет, потому что она старается воспитывать своих детей на других принципах. Мы были строги, а Юля говорит: «Давайте, пробуйте!» Гораздо менее жестко берет их в рамки.

Вы упоминали «Книгу для родителей» Антона Макаренко, изумительную работу, которую вы, кстати, читали в детстве, что довольно смешно. Одна из его основных идей состоит в том, что родитель прежде всего должен позаботиться о своей жизни, сам быть счастливым. И тогда, вне зависимости от того, сколько времени он сможет уделять ребенку, он даст ему гораздо больше, чем тот, кто вроде бы себя всего посвящает детям.

В жизни семьи это важно, конечно. Поведенческий пример куда важнее, чем все рассуждения. Что видит ребенок? Твои поступки. Он отмечает их сначала бессознательно, а потом уже и вполне осознанно. Отмечает, в какой ситуации как ты себя ведешь, какие у тебя друзья, о чем ты с ними говоришь, что в какой момент совершил. Это, правда, действует.

РОК-МУЗЫКАНТ, ПОЭТ, ЛИДЕР ГРУППЫ «МАШИНА ВРЕМЕНИ»

АНДРЕЙ МАКАРЕВИЧ:

ПРОСТО ЖАЛКО, ЧТО ИХ НЕТ

Д. З. Что бы вы ни писали о своем папе – даже радостные и счастливые воспоминания – это всегда написано, скажем так, в тональности до минор. Почему такое щемящее чувство связано у вас с отцом?

А. М. Просто жалко, что их, родителей, больше нет. Они могли бы, конечно, пожить подольше. Но не получилось. Мама была чудесная, но она все-таки была запретительным органом. Мама была врачом, и она все время страшно боялась, что я чем-нибудь заболею. Именно из-за этого я все время болел. Она меня таскала по своим знакомым врачам в надежде найти какую-нибудь болячку. Я это ненавидел. А отец мне показывал какие-то интересные штуки, заводил музыку. Мы с ним рисовали. Это была совсем другая жизнь.

У меня возникло ощущение, что дело не только в том, что папа ушел и его больше нет. Может быть, эта ваша грусть связана еще и с тем, что он был человеком искусства, художником, и не до конца в этом реализовал себя?

В стране Советов человеку искусства вообще было не очень просто себя полностью реализовать. Однако он себя вполне реализовал как архитектор, как художник-оформитель. В этом качестве он был востребован. Ему доверяли очень ответственные выставки, которые представляли нашу страну за рубежом. Ему эта работа нравилась. Он преподавал в институте, ему это тоже нравилось, и студенты его очень любили.

А что касается графики, – несколько тысяч работ лежало у нас дома, сильно затрудняя проход из комнаты в комнату. Но он как-то совершенно не рвался выставляться. Я думаю, если бы ему хотелось больше, то он бы это сделал, потому что ничего противоречащего тому, что происходило в стране, там не было. В основном это были женские портреты в очень интересной технике, как-то безупречно нарисованные. У него была совершенно потрясающая рука. И это вполне могло быть выставлено.

АКТЕР

АЛЕКСЕЙ СЕРЕБРЯКОВ:

ВИДЕТЬ ЧУЖОЕ НЕУДОБСТВО

Д. З. Вы сказали, что вам в детстве нравились героические книжки: про русских богатырей или про древнегреческого героя Геракла.

А. С. Да, он меня очень вдохновлял.

Что именно вдохновляло? Его нечеловеческая сила? Или то, что он не пасовал перед какими-то сверхъестественными задачами? Какой у вас любимый подвиг Геракла?

Мне нравится история про Авгиевы конюшни^[34].

Почему?

Потому что он навел чистоту.

А что нужно для того, чтобы наводить чистоту? Чему в принципе учит Геракл? Ведь мифы все проникнуты метафорами, и конюшни – это что-то такое, что в жизни каждого человека в том или ином виде возникает. Чему можно научиться у Геракла?

Трудиться. Это же не тот подвиг, когда «пришел, увидел, победил». Это достаточно кропотливая, долгая, ответственная работа. Перекопать все так, чтобы река вынесла нечистоты.

Я помню, когда читала «Геракла» в детстве, меня в нем больше всего удивляло, что он ни в какой момент не отчаивается, не говорит себе: «Это невозможно». У него есть какая-то вера в свое предназначение, и он просто движется вперед. Получается, если ты просто двигаешься вперед в процессе борьбы с трудностями, то в какой-то момент тебе дается возможность их победить.

Да, наверное, потому что это предназначение ему было спущено сверху. Он изначально знал, что он отмечен. Поэтому ему было несложно соответствовать этому предназначению. Отсюда такая вера в себя.

А как нам такую веру в себя заложить в своих детей? И почему мы сами ее утрачиваем?

Я думаю, что детей надо хвалить. Прежде всего поощрять и максимально повышать самооценку.

Вот так безапелляционно? Есть же очень много родителей, которые считают, что если ты максимально повысил у ребенка самооценку, то потом он непременно столкнется с ситуациями, когда жизнь будет ее понижать.

Он столкнется с этим в любом случае. Найдутся люди, которые будут всячески понижать эту самооценку. Поэтому родители должны ее повышать. Это обязанность родителей.

Вы уже видите некоторые результаты своего воспитания – ваши дети достаточно взрослые. Правильно вы поступали, что хвалили? Или вы их недостаточно хвалили, и сейчас, наоборот, приходите к тому, что можно было бы и побольше?

Думаю, дочь можно было бы побольше хвалить. Я тогда был в первый раз папой. Меня никто не учил. И я, наверное, был недостаточно внимательным отцом. Потому что я довольно часто ее ругал. Она, правда, давала поводы. Она была своеобразным ребенком, таким и остается. Но сейчас я этому скорее радуюсь.

Ну можно сказать, что дети всегда дают поводы…

Но они же знают, когда лажают! Они же прекрасно понимают, когда совершают что-то плохое. Я очень надеюсь, что все-таки воспитал в них такое понятие, как стыдливость и совесть. Очень рассчитываю на то, что они сами понимают, когда ведут себя не так, как надо бы себя вести.

Это самое главное на самом деле. Очень важно видеть чужое неудобство. Мне кажется, что они видят чужое неудобство.

А как быть с тем, что человеку, который видит чужое неудобство и постоянно принимает это во внимание, иногда может быть сложно в столкновении с миром, где его неудобство никто принимать во внимание не будет?

Наверное. Может быть, да. Но что же делать? Жизнь такова, что мы не знаем, благодаря или вопреки чему человек становится человеком. Только трудясь над самим собой, он обретает то, что называется человеческими качествами, – стыдливость, совестливость, милосердие. Этому надо учиться.

АКТЕР

ВЛАДИМИР КОНКИН:

ТИШИНА ПОДРАГИВАЮЩИХ ПЛЕЧ

Д. З. Владимир Алексеевич, ваша первая роль в кино – Павел Корчагин^[35]. Это такой идеал советского человека. Жан-Поль Сартр даже говорил, что это коммунистический Иисус Христос.

В. К. Так оно и есть. Но для меня тут есть еще одна очень важная составляющая. Мой брат был 10 лет прикован к постели. К нему приходили педагоги. Он сдавал экзамены. У него уже ни руки не работали, ни ноги – только голова работала. Все говорили моей маме: «Любочка, какой у вас мальчик, какая трагедия, какой он умница».

Мне было два с половиной года, когда он ушел из жизни. Я был ребенок, понимаете? И поэтому я не всегда доставлял удовольствие своим родителям. Но я имел право на ошибку. И мама меня никогда не ставила в угол носом, папа не применял «ременную передачу», хотя у русских детей очень часто через это место мозги начинают работать. А я избежал этого института воспитания.

Но как только я что-то не так делал или не так говорил, мама подходила к фотографии моего покойного старшего брата. И когда мама подходила к стенке, на которой висел фотографический портрет брата, в котором я очень нуждался, у нее тряслись плечи. Она плакала.

И я думал: господи, мама, лучше бы ты «ременную передачу» применила! Я согласен был снять штаны. И моя задница, наверное, заслуживала подобного наказания. Или могла меня в угол носом поставить. Она этого не делала. Была только эта тишина женских подрагивающих плеч… Вот я это говорю, и у меня мороз по коже. Потому что это ведь тоже один из составляющих элементов моей натуры, понимаете? И, я полагаю, весьма важный.

РЕЖИССЕР-ДОКУМЕНТАЛИСТ, СЦЕНАРИСТ, ПЕДАГОГ

СЕРГЕЙ МИРОШНИЧЕНКО:

ТО, РАДИ ЧЕГО ДВИЖЕШЬСЯ

Д. З. Поговорим о женском начале. Вы как-то сказали, что бывает мужчина-парус, а бывает мужчина-якорь. А женщина для мужчины тоже может быть парусом или якорем?

С. М. Нет. Это по-другому. Это мужчина бывает парусом или якорем.

А женщина?

Женщина – для меня это в первую очередь запах. И для меня это нежность. В этом ее суть, на мой взгляд. Я зверь немножко, наверное, поэтому для меня это самое главное. Это и есть то, ради чего ты движешься. Это свет за окном. Если у тебя этого нет, ты начинаешь просто «изготавливать продукт».

Я вот прямо сейчас даже подумал, что это нечто большее, – то, что я только что свел до нежности, до запаха. Это, наверное, некая капля, которая рождает все искусство, и всю политику – все вообще. Это, знаете, как в муку падает яйцо – и она становится тестом. Без этого ничего не бывает.

РЕЖИССЕР, ДРАМАТУРГ

ИВАН ВЫРЫПАЕВ:

ИДТИ ОДНИМ ПУТЕМ

Д. З. У вас трое детей. Расскажите, как вы строите с ними отношения и как планируете строить в дальнейшем?

И. В. Я пример плохого родителя, потому что я, к сожалению, разводился. Сейчас у меня есть семья, но мои дети живут в других семьях. Я долго об этом думал, несколько лет работал над этим, прорабатывал. Я понимаю, что семья – это очень важная вещь. Она должна быть, наверное, одна. И в семье очень важны принципы, семейные уклады. Мне кажется, разрушая настоящие, внутренние семейные ценности, мы не делаем людей свободными. Не в этом свобода. Как раз наоборот – мы расшатываем наш ум. Он у нас расхлестывается. Фокус внимания начинает блуждать.

Я думал о том, что, например, раньше замуж выдавали против воли. Но в этом что-то было. Сегодня каждый может жениться, как хочет, а процент счастливых браков гораздо меньше. У нас человек выбирает себе жену, а через год оказывается, что они вообще не подходят друг другу.

Но другое дело, что в какой-то момент этот институт семьи и брака перестал работать. Он стал формальным, начал совершаться по расчету. Потом появились такие пьесы, как «Гроза» Александра Островского, которая очень точно показала, как общество убивает людей – то есть доводит до самоубийства.

Поэтому я не хочу, чтобы вы сейчас подумали, что я хочу своих детей насильно выдавать замуж. Нет, конечно, это ни к чему. Человек должен свободно выбирать. Но должны быть какие-то рамки и границы. И сейчас я, конечно, совсем по-другому отношусь к семье. Я очень сожалею, что не сделал этот выбор с самого начала.

То есть вы бы сейчас дольше думали, прежде чем принимать решение?

Я думаю, самое важное, чтобы жена была не просто твоим другом. Безусловно, она должна нравиться тебе как женщина, безусловно, ты должен любить ее. Но самое важное – чтобы она с тобой проходила один и тот же путь. Если ты с женой идешь по одному пути, то вы знаете, ради чего вы вместе, вы объединяетесь по-настоящему. Это единственный, к сожалению, рецепт, который, я знаю.

Есть еще рецепт – терпеть. Если, например, у тебя есть Бог и ты верующий человек, то ты можешь терпеть, принимать семью как данность. Это тоже духовный путь. Так тоже можно, но только надо делать это по-настоящему. То есть не роптать, принимать свою жену такой, какая она есть. Это очень тяжелый путь. Гораздо легче, когда вы совпадаете.

Ну, еще вопрос, этого ли от тебя хочет Бог. Если взять ту же «Грозу», то там героиню как раз призывают: терпи, слушайся мужа, поклонись ему в ножки. Причем сам Тихон-то, в общем, человек неплохой. А вот его мамаша – как раз воплощение того, во что перерождается институт брака, если в основе его нет того самого единения. Вот вы сказали, что человеку нужно прежде всего искать единомышленника. А способен ли молодой человек обнаружить в другом единомышленника – или лучше ему сначала повзрослеть?

Я считаю, что мужчине до 35 лет не нужно жениться. Он просто физически не может нести за это ответственность. Он развивается, хочет карьеры, хочет свободы. Это невозможно. Ни один нормальный 28-летний мужчина не сможет не смотреть на другую женщину, если он физически здоровый человек. Это нужно понимать.

Кто из мужчин по-настоящему несет духовную практику? Очень мало – в основном никто. Конечно, если у человека есть духовная практика, есть учитель, если он в церковь ходит, если есть что-то, что его дисциплинирует, – это ясно. Но у нас таких людей немного. Поэтому мне кажется, что до 35 лет нужно искать себя, заниматься собой, самосовершенствованием. Нужно стать таким мужчиной, которого ты сможешь предложить женщине.

АРТИСТ БАЛЕТА

СЕРГЕЙ ПОЛУНИН:

САМОЕ ГЛАВНОЕ – ЦЕЛОСТНОСТЬ

Д. З. Вы рассказывали, что у вас был период, когда вы сильно злились на своих родителей. За что вы на них злились? Ведь ваша мама, являясь достаточно жестким направляющим началом в вашей жизни, в свое время дала вам просто колоссальное ускорение.

С. П. Я, к сожалению, понял это позже. Был такой момент, когда я просто был на все злой. И на искусство, и на индустрию, и на родителей – за то, что меня в балет отдали. Могли же выбрать футбол или, не знаю, бокс.

То есть вы хотели бы сейчас в Херсоне играть в футбол во дворе?

Мне на самом деле очень нравилось в Херсоне. Там прошли самые счастливые годы в моей жизни, когда у меня была полная свобода, я играл во дворе с мальчишками, и я был довольно свободный. В школу сам ездил в шесть лет. Через парки ходил. Свобода у меня была. И, когда началась учеба в Киеве с девяти до двенадцати, мне с мамой пришлось жить в одной комнате. И кровати наши были вместе. А это важно – свое место иметь, когда ты растешь, когда ты становишься мужчиной. И когда у тебя своего места нет, это тяжело.

А какие у вас отношения с папой? Можно сказать, что он для вас выполняет роль наставника, человека, к которому вы прислушиваетесь?

Папу очень люблю, но чтобы так про жизнь разговаривать – у нас такого нет. Но отношения очень хорошие. Я от него очень многое взял. Он, например, очень честный. Если ему доллар лишний давали в обменнике, он его шел и возвращал. И его очень много обманывали в жизни – из-за того, что он честный и порядочный. И мама мне всегда говорила: «Вот смотри, и тебя тоже будут обманывать». Но я все равно запомнил это как что-то хорошее. У меня оба родителя очень честные люди, которые помогают другим. Мне с ними повезло.

Вы сейчас говорили про самое счастливое время – ваше детство в Херсоне, когда и папа тоже был с вами. Он ведь потом уехал работать, чтобы поддерживать ваше проживание в Киеве, как я понимаю. А в эти первые годы как раз у вас была такая счастливая полная семья. Мама, папа, вы.

Это самое главное. И к этой целостности я всегда стремлюсь. Это ощущение – то, к чему я всегда стремился. И возможно, я поэтому и на балет злился, что я не смог этим соединить семью. Но вот эта целостность – она самое, мне кажется, главное.

В Лондоне мне посчастливилось: меня на какое-то время приютила семья моего друга Джейда. И это потрясающе – когда все вместе садятся даже телевизор посмотреть или просто поговорить. Очень важно такое иметь.

То есть вы туда все-таки хотите вернуться?

Да, я, возможно, когда-нибудь все-таки семью соединю, даже если родители не будут вместе жить. Чтобы они хотя бы через улицу друг от друга жили. Все равно есть такая идея, мечта.

А где ваш папа сейчас живет?

В Херсоне.

И мама тоже?

Мама в Киеве.

А у них, простите за этот вопрос, есть другие семьи?

Нет.

Тогда действительно ничто не мешает попробовать их объединить!

Это моя мечта. Но документальный фильм^[36] обо мне на самом деле помог чуть-чуть наладить отношения, они стали общаться.

Вы знаете, ваш папа в конце этого фильма говорит достаточно откровенную вещь. Вот мама говорит, что она ни о чем в жизни не жалеет, потому что вы в результате стали тем, кем вы стали. А папа жалеет, что выбрал ехать работать, чтобы поддерживать вашу учебу и карьеру, а не свою семью. Что семья дороже всего.

Да. Я же говорю, любовь, отношения, семья – это самое дорогое. А все остальное – это как будто немного надутое и надуманное.

АКТЕР

АНТОН ШАГИН:

ВЫРАСТАЕТ ЩИТ

Д. З. Вы сыграли Пера Гюнта^[37] в постановке Марка Анатольевича Захарова. Говоря об этом спектакле, он сказал, что ему хотелось исследовать, как человек ищет себя среди многих вариантов, как пытается понять, что он такое. И как во всех этих вариантах он растрачивает себя. А с чего для вас начинаются эти поиски?

А. Ш. С себя, мне кажется. С самого себя и надо начинать. Пер Гюнт может показаться и балагуром, и Буратино – кем угодно. Но этот человек имеет внутренний стержень. Его не смогли сломить ни психушка, ни другие обстоятельства. Он буквально дополз до конца, но он понял, ради чего, собственно говоря, жить.

Я, в отличие от Пера Гюнта, который понял это довольно поздно, понял это, когда женился и когда у нас родился первый сын Матвей. Тогда я осознал, ради чего живу. Я живу ради семьи. Потому что выше семьи, важнее семьи я не могу представить ничего на этой земле.

Ну не профессия же это, правильно? Я очень люблю ее, профессию. Я, может быть, даже умру за нее: я обожаю театр, я обожаю процесс в кино. Но сейчас я про другое. Я про семью.

В «Бесах» Достоевского есть такое место, перед убийством Шатова, когда к нему возвращается жена, Виргинский говорит, что уж теперь Шатов точно не донесет: у него ребенок и другие заботы, он счастлив. А Верховенский, которого вы сыграли в фильме^[38] по великому роману, ему отвечает: «А вот если бы вы были счастливы, отложили бы вы тогда важное человеческое дело, которое до того задумали?» И тот отвечает: «Ну, конечно, нет». И в этом очередной приговор Шатову – что он, по их мнению, из-за семьи не откажется. Когда человек счастлив, – не есть ли это проверка для всех идей и конструкций, которые вдруг начинают казаться менее значительными? И Верховенскому с этими его прокламациями гораздо сложнее к такому человеку подступиться.

Ну конечно! Потому что человек в эту секунду защищен. Вырастает щит, и за пределами этого щита может уже твориться все, что угодно. Вот что называется любовью, семейным счастьем. Есть такое поле, где ты абсолютно защищен.

Я абсолютно защищен своей семьей и своей удивительной любимой женой. В каком-то интервью я говорил, что по-настоящему счастлив только в семье, потому что остальное – это игра. А вот настоящее – жизнь, и несуетность какая-то, и познание, и исследование друг друга – для этого, мне кажется, мы и есть на земле. Не ради того, чтобы просто «отжечь», «поджечь» и так далее, – а чтобы понять. Понять что-то про себя и друг про друга.

РЕЖИССЕР, ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ ТЕАТРА «ЛЕНКОМ»

МАРК ЗАХАРОВ (1933–2019):

ХОРОВОД

Д. З. Вы вспоминали режиссеров Ингмара Бергмана и Федерико Феллини, которые превратили собственные галлюцинации и сны в камень, на котором построено их творчество…

М. З. В свое время такие артхаусные вещи, как «8 1/2»^[39] Феллини с музыкой Нино Рота настроили меня на какой-то творческий лад.

Это фильм о режиссере, который пытается снять фильм, и никак ему не приходит на ум, о чем его снимать. И вот он делает его из себя самого, то есть решает рассказать обо всем, что его волнует – это и его женщины, и какие-то проблемы, и сомнения.

Ну, если немножко упростить эту сложную проблему, которую вы сейчас очень неплохо сформулировали, то этот фильм – хоровод. Твой, который принадлежит тебе, куда входят твои одноклассники, однокурсники, женщины, любимые, полулюбимые, нравящиеся, друзья. Потом, правда, он становится поменьше… Я сейчас впаду в грусть и сентиментальность и скажу, что к концу жизни у человека, наверное, этот хоровод уменьшается, но к нему надо относиться с большим уважением и понимать, что это твое продолжение.

Вы упоминали о Кончите из рок-оперы «Юнона и Авось», которая 35 лет ждала своего Резанова. Бердяев сказал о Пере Гюнте, что самое главное там – это образ Сольвейг, которая тоже всю жизнь ждет Пера Гюнта. Сколько лет вы вместе со своей женой? Если уж мы заговорили о «хороводе»…

Страшно называть эту цифру: там дело к пятидесяти идет!

Знаете, у женщины есть такой способ мышления, который недоступен мужчине. Конечно, жена режиссера всегда мечтает о том, чтобы быть актрисой у мужа. Моя жена^[40] была хорошей актрисой, и ее в свое время пригласил режиссер Гончаров^[41], человек крутой, волевой, резкий. Сказал: «Приходите вдвоем, вы будете режиссером, она будет актрисой». И я – не от большого ума – пришел домой и восторженно сказал: «Нина, свершилось, ты приглашена в театр, и я тоже». И вот тут она немножко задумалась своим кошачьим умом и сказала: «Не надо мне идти актрисой. Ты будешь заложником, будешь все время думать обо мне, я буду мучиться, что с тобой. Не надо, мы уже сделали выбор, пусть будет как будет». Это меня поразило. И я автоматически распространил ее кошачье мышление – кошачье потому, что недоступное простому человеку, – вообще на женскую психологию, психику. Это очень важно.

Вы знаете, тем, кто в возрасте, это уже все равно, а вот для молодого актера очень важно, кто его любимая женщина. Например, я бы был счастлив, если бы вы были женой какого-нибудь нашего молодого актера. Это был бы залог его успеха.

Марк Анатольевич!

Я серьезно говорю, при всей моей внешней глупости. Вы знаете, я как режиссер могу актеру многим помочь, многое сделать, хотя и помешать тоже способен. Но человек, который рядом, если это настоящая любовь, – он вершитель судеб.

АКТЕР, ПОЭТ

ВАЛЕНТИН ГАФТ:

НИЧЕГО ВЫШЕ БЫТЬ НЕ МОЖЕТ

Д. З. Какой подход вам ближе: что творческий человек должен быть один или что для творчества любовь может дать дополнительный импульс?

В. Г. Конечно, дополнительный импульс. Но нельзя буквально понимать первый импульс как самый правильный и верный. Надо быть большим художником. Пушкин освобождался от первых ощущений. Он говорил: «Я сейчас уже не рисую ноги и не рисую головки, я пишу. Вот теперь я свободен». Тогда ты сосредотачиваешься на том, что нужно, и ты не холодным умом, но уже трезво видишь всю крупность своих чувств. Ты можешь объяснить тем, у кого это случается, уже будучи не холодным, а умным.

Эльдар Александрович Рязанов, который писал обо всех артистах, снимавшихся у него в фильме «Гараж», сказал, что всех артистов делил на циников и идеалистов. И кажется, что и ваш персонаж, и многие другие сыгранные вами герои, – это всегда мужчины, которые владеют вниманием женщин. При этом Рязанов сказал, что Гафта он всегда относил к идеалистам. Даже Ольга Остроумова^[42] сказала, когда она с вами познакомилась, для нее было поразительно, насколько Гафт, которого видят все, – это не тот человек, которым вы являлись внутри.

Вы знаете, в моей жизни она мне помогает. Я уже недодумываю, недопонимаю, чего-то не чувствую. А она мощная! Она меня поднимает какими-то точными попаданиями в душу. И я оживаю. Это потрясающая сила женщины. Ничего выше этого быть не может. Пушкин за все это благодарил, он говорил большое спасибо за то, что возбуждали в нем женщины, которых он умел любить. И никогда плохо не говорил о них.

 
Это уже по ту сторону жизни
Это уже неземная любовь
Это не то, что кипит, потом брызнет
Чем-то горячим, волнующим кровь.
Чьи же мой сон выполняет приказы?
Кто открывает другую главу?
Только не так, только не сразу,
Только в полете, во сне, наяву
Чудо-постель мы разложим по небу,
Номер, отель. Это ты? – Это я.
Кажется мне, что счастливей я не был.
Сядь, посиди. Не смотри на меня.
Вечер – не вечность, промчится, как миг новогодний,
Снег, поискрившись, сойдет, не оставив следа.
Знаю, что очень люблю, что люблю тебя очень сегодня.
Завтра, быть может, не будет уже никогда.
 

(Из книги «Важные вещи. Диалоги о любви, успехе, свободе»)

АКТЕР

ЕВГЕНИЙ СТЕБЛОВ:

ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ ЛЕТ

Д. З. Вы считаете «Митину любовь» Ивана Бунина одной из лучших книг о любви. Это книга и о том, как в молодости человек не в состоянии совладать со своей энергией, со своими эмоциями. А со временем их удается как-то приручить?

Е. С. Конечно. Я вам так скажу: если говорить о «Митиной любви», – это уже сексуальная энергия. А сексуальная энергия происходит фактически из того же источника, что и творческая. Только она как бы разной направленности. Сексуальную энергию можно преломить в творческую энергию, и наоборот. И, конечно, в этом смысле меня спас мой комплекс неполноценности. Если бы у меня не было комплекса неполноценности, я бы, наверное, стал каким-нибудь бабником, истаскался бы и ничего бы из меня не вышло.

В свое время я очень дружил с актером Сашей Пороховщиковым. А он был человеком, у которого, может быть, основной профессией были женщины. И вот благодаря дружбе с ним, у него на дне рождения, я встретил свою Таню – жену, с которой я тридцать восемь лет прожил и которую я потерял в 2010 году. Она пришла туда совершенно случайно, с тетушкой, по деловому поводу, потому что его товарищ обещал ей помочь с пропиской. У нее была загородная прописка в Жуковском. Она работала тогда в Летно-исследовательском институте экономистом. Жила в Москве, а прописки московской у нее не было. И это была небольшая афера. Но там я ее увидел…

…И вы тридцать восемь лет прожили вместе. Вас ведь не только комплекс неполноценности уберег, потому что этот комплекс ушел, а вы тем не менее бабником не стали. И концептуально, мне кажется, вам все-таки ближе другое отношение к женщине.

А знаете почему, Дашенька? Потому что меня всегда сначала интересует отклонение от нормы. Но я в это дело никогда не ухожу, потому что все равно выбор у меня происходит в добродетельную сторону. Это сердце так работает. Я полюбопытствую, а потом думаю: нет, это не нужно.

У нее-то до меня никого не было. Танюшка была человеком с очень сильным характером. Она была финансистка, но она была очень артистична по природе и поэтому очень легко воспринимала какие-то художественные аспекты моей натуры. С пониманием. И потом, в ней был такой нравственный стержень, что ее унизить было нельзя. В любой ситуации она не теряла достоинства. Конфликт, не конфликт – все равно.

Вот такое редкое качество. Конечно, это и меня сформировало как мужчину, и ее, наверное, как женщину, потому что за тридцать восемь лет мы много с ней пережили. А потому что секс без любви – это физкультура. Это очень быстро становится неинтересно. Первые сливки снял – и все.

ПРОДЮСЕР, РЕЖИССЕР, МЕДИАМЕНЕДЖЕР

АЛЕКСАНДР РОДНЯНСКИЙ:

ИНВЕСТИРОВАТЬ СЕБЯ В СЕМЬЮ

Д. З. Вы упомянули фильм «Жена»^[43], за роль в котором Гленн Клоуз была номинирована на «Оскар» за лучшую женскую роль.

А. Р. Не самый лучший фильм, признаюсь. Но вот метафора в нем есть. Такой подавленной женской личностной реализации – когда одаренная, сильно талантливая, во всем превосходящая своего партнера женщина оказывается заложницей его амбиций и общественного консенсуса в пользу мужчины. Вот в этом смысле это очень современная вещь.

Я до просмотра предполагала, что, наверное, в фильме окажется, что героиня – прекрасная писательница, которая не имела возможности творить в силу того, что она женщина. Но оказалось, что она имела возможность творить. Просто это было подписано чужим именем. Выходит, авторы фильма считают, что успех творческого человека – что странно, учитывая, что они сами творческие люди, – исчисляется тем, какое имя написано на «Оскаре» или на Нобелевской премии?

Ну нет. Не думаю, что все-таки до такой степени. Но это имеет значение. Это вопрос внутренней реализации, вопрос признания, понимания того, что ты действуешь, реализуя собственный талант, собственное предназначение, – и тебя слышат. А если тебя не слышат, то ты не реализуешься. Но тем не менее в фильме, как я понимаю, у героини возможности быть услышанной не было.

Как? Она была услышана под именем своего мужа. Но если мы возьмем, условно говоря, Ромена Гари^[44], который шесть раз менял имя и получил два раза Гонкуровскую премию под разными именами, то выходит, что для большого писателя неважно, какое имя стоит на обложке. Важно только, чтобы у тебя было много читателей.

Мне кажется, что высказывание в этом фильме ровно обратное. Что важно быть самим собой. И чтобы читали именно тебя. Может быть, не обязательно получать Нобелевскую премию по литературе. Но важно подписывать то, что ты делаешь, своим именем.

Вот я прекрасно знаю вашу замечательную жену, Валерию Роднянскую. Она, в общем, всю жизнь является вашим партнером. Человеческим, интеллектуальным, личностным. А у нее не возникает мыслей: «А как же я? Я бы могла сама что-нибудь снять». Она ведь очень талантливый человек, и я думаю, что ее мнение для вас имеет большое значение.

Колоссальное.

Она не производит на меня впечатление человека, который обижен судьбой, потому что ваше имя где-то красуется. Где здесь эта грань?

Я бы сказал, что она росла в обществе, в котором женское высказывание все равно ценилось меньше, чем мужское. И в каком-то смысле реализация женщины считалась в значительно большей степени связана с успехом мужчины, с которым она вместе. Да, помощью, да, соучастием, партнерством.

Честно говоря, если мы говорим о личном, то дочь у меня уже совершенно иная. И дочь уж точно не даст спуску никому рядом. У нее есть свое высказывание по любому поводу. И это, мне кажется, поколенческие уже вещи.

Да, вы правы в том смысле, что такого рода партнерства важны колоссальным образом. И я думаю: ну, разве что не писали еще за меня. Хотя, может быть, это просто потому, что я не писал книжек. Но я убежден, что многие женщины, которых я знаю, – жены и подруги моих друзей, – могли бы не менее удачно, чем мои друзья, реализовать себя. Точно. Но так складывались обстоятельства. Просто так был устроен мир.

Я должен сказать, что в Советском Союзе роль женщины была при этом, как ни странно это звучит, значительно более важной, чем, скажем, в протестантской Америке 40-летней давности. Женщина советская работала, параллельно занималась семьей и умудрялась сочетать какое-то количество карьерных и личностных реализаций одновременно. Но тем не менее все равно перекос был в сторону ответственности за семью.

А может быть счастлива женщина, которая «инвестировала себя» в мужа, как вам кажется?

Конечно, может. Но это вопрос внутренней зрелости. И то же самое с мужчинами, я считаю. Что есть мужчины, которые инвестировали себя в семью, в жену или в отношения. Здесь вопрос честного отношения к себе. Но разнообразие жизненных траекторий – это ведь и есть условие нашей жизни.