Мы зашли в комнату с веранды, опоясывающей второй этаж, других входов-выходов не было. Из единственного окна открывался вид на внутренний дворик с фонтаном из белого камня в центре. Обзор загораживало кривое абрикосовое дерево.
– Смотри ставни не закрывай, – предупредил хозяин, – птенцов смахнёшь.
Я взглянул левее и действительно увидел на ближайшей ветке обжитое гнездо. Это зрелище словно было создано для любопытных дворовых мальчишек. Бери и хватай попискивающих птенцов голыми руками. Конечно, я не стал бы этого делать, но мне нравилось чувство, будто мне десять и я лазаю по деревьям. Возможно, так другие люди обрели свою смелость, задор, любовь к жизни.
Хотя откуда мне знать.
Через двор что-то метнулось. Тот самый рыжий кот, что подлез под забор. Наглец подбирался к дереву.
– Сожрёт… – подумал я и сказал вслух.
– А ну, Вася, пшёл! – Хозяин «Херема» снял с ноги тапку, метнул её, попал в фонтан, но охотник всё равно с испуга удрал куда подальше. – Кот один, а птенцов пять, – пробормотал Илья Иосифович. – Нельзя, чтобы погибли.
– Как тут уследишь?
– Если не быть хозяином в своём доме, лучше уж жить на улице. Птенцы останутся целы. Вот тебе моё слово.
Чёрная тапка медленно наполнялась мутной оранжевой водой.
По утрам я ходил слушать море и мало-помалу учился плавать. Я гулял по центральным кварталам в поисках домов, похожих на «Херем», и ничего не находил. Днём работал у себя в комнате или на скамейке в саду, ел килограммы пахлавы, гонял кота, когда тот подбирался близко к птенцам. Вечером мылся в своей кабинке – туалет с душем здесь был уличный, но у каждого гостя свой. Потом наблюдал, как Илья Иосифович и пара постояльцев, тоже люди немолодые, сажают клубни. Я пробовал предложить помощь, но хозяин «Херема» пока не подпускал меня к грядкам. Пришлось думать, чем я мог бы завоевать его расположение. Я начал делать то же, что и всегда: конструировать сайт. Пусть моя работа покажет, как я влюблён в это место.
Илья Иосифович, когда не занимался садом и не кормил кур в клетке позади дома, сидел в инвалидном кресле под виноградной лозой. Он вышивал, жевал снюс, массировал колени и порой заговаривал со мной. Я жаждал его внимания.
– Ты ещё молод, – говорил он. – Себя не знаешь.
– Знать нечего.
– А что, дома тебя не ждут? На цельный месяц мало кто приезжает. – Илья Иосифович нагнулся, чтобы погладить рыжую спину льнувшего к нему кота.
– Некому.
– Плохо. Исчезнешь, и дела никому не будет.
– Порой мне кажется, что и мигрени от этого. Я одинок, счастливых воспоминаний мало, личность плохо склеена, рассыпается как плохой код…
– Глупости. Тебе надо в кулак себя взять. Ну да ладно, мы что-нибудь придумаем.
– Мы? Это не ваша проблема.
– Заблуждаешься. Вот ты свалился на мою голову с мигренью, живёшь в этом доме – значит, моя проблема. Если кот птенцов сожрёт, – он почесал рыжего наглеца за ухом, – тоже моя. Нельзя же выбросить его на улицу. Я не перекидываю другим людям свои беды. За эти ворота выходят только добрые дела.
Мне показалось: раз Илья Иосифович чувствует за меня ответственность, получается, я ему нравлюсь. Здорово! Даже не пришлось читать статьи «Как восполнить отсутствие в жизни фигуры дедушки». Всё складывалось само по себе, как у нормальных людей. По крайней мере, я так думал, а я ведь большой эксперт!
Илья Иосифович указал на дальнюю скамейку.
– Вон лежит мешок. Отставь свою машинку, иди возьми собачью кость и закопай под фейхуёвым деревом. Удобрение будет.
Я с готовностью отложил ноутбук. Наконец-то мне дали задание. Насколько я понял из разговоров с соседями, это обычно значило: хозяин готов взяться за твоё лечение. Само собой, мне не хотелось закапывать в землю собачьи останки, но в этом-то и заключался подвиг. Я был готов на многое, лишь бы Илья Иосифович стал для меня кем-то близким.
Кость оказалась оранжеватой и чересчур большой. Наверное, при жизни та псина была размером с человека.
– Когда закончишь, приходи к фонтану. Я буду там, оставлю калитку открытой. – Илья Иосифович взял со скамейки опустевший мешок и укатил прочь, кот побежал за ним.
Я обрадовался, что попаду в святыню – внутренний дворик. Пожалуй, самую красивую часть сада.
Никогда прежде я не пользовался лопатой, потому брался за ручку то так, то иначе, потратил много времени и за десять минут весь раскраснелся. Открытая калитка манила, но я пошёл за Ильёй Иосифовичем не прежде, чем закопал ямку.
Войти во внутренний дворик значило: хозяин ценит меня выше других гостей. Насколько я выяснил, никого из них сюда не приглашали. Я представил, будто я внук, а он дед, и мы проводим время вместе.
Я вошёл в калитку, обогнул моё абрикосовое дерево, растущее у самого входа. Илья Иосифович стоял тут же и наблюдал за горлицей, прилетевшей кормить птенцов.
Я смог рассмотреть белый фонтан во всём его великолепии. Он походил на гробницу: высотой с человека, четырёхугольный, с круглым навершием, узорами из простых геометрических фигур, цветов, кувшинов и двенадцатиконечных звёзд. Фонтан опоясывал жёлоб глубиною где-то в полметра. Из десятков хаотично расположенных медных краников били струи оранжевой воды.
– Подставь ладони, – сказал хозяин дома. – Будешь приходить трижды в день, пить по литру или больше, пока не поплохеет.
Я подчинился. Глотал целебную жидкость с привкусом тины, мечтая о жизни без мигреней.
– В этом ваш секрет долголетия? – спросил я, когда больше не мог пить.
– Отчасти. Важнее иметь правильное состояние ума. Не позволять жизни случаться без твоего ведома.
Он покачнулся, кое-как прошёл несколько шагов и упал в инвалидную коляску.
– Что с вами?
– Колени подводят. С-с-собаки!
– Что ж вы их не вылечите? – вырвалось у меня.
Сложно было представить Илью Иосифовича пенсионером, пришедшим в поликлинику в роли скромного просителя. Нет, он воевал с болезнями в одиночку.
– Не всякое лекарство легко даётся, – ответил хозяин дома. – Ты ведь не покупаешь новый магнитофон, едва одна кнопка начнёт западать.
Я не стал говорить ему, что вряд ли когда-нибудь куплю магнитофон. Но если алгоритм музыкальных рекомендаций «Яндекса» собьётся, пожалуй, я подожду какое-то время, прежде чем сменить подписку.