В памяти Валерия Николаевича восстало совсем недавнее, сияющее мертвенной бледностью, искаженное страхом и обидой лицо бывшего главы управы. Валерий Николаевич бесстрастно смотрел, как его выводили, как враз глава управы сжался из гордого и надменного слуги государства в ссутулившегося, растерянного старикашку. Он был жалок и печален, расплатившись за недавнюю свою самоуверенность и последовавшую за тем беспечность.
Шевеление на нижнем, левом экранчике заставило Валерия Николаевича отвлечься от горьких размышлений. Он увидел, как по холлу в сторону кабинета новой главы управы Маргариты Степановны стремительно и безапелляционно просквозила Марианна Константиновна. За ней, грузно переваливаясь, не поспевал интеллигентно безобидный охранник. Марианна Константиновна, известная своей экстравагантностью и дерзким нравом, презирала паспортный контроль на входе в управу и была достаточно миниатюрной, чтобы в каждый свой визит без каких-либо затруднений протискиваться через уязвимую щель в турникете. Охранник настиг ее в приемной Маргариты Степановны и после препирательств понуро вернулся на свое место, где вновь склонился над сканвордом, подставив под камеры неподвижную, блестящую лысину.
Марианна Константиновна гордо вскинула голову и по приглашению запуганного секретаря важно пересекла порог кабинета главы управы, скрывшись с камер и от взора Валерия Николаевича. Начались приемные часы. Между майскими праздниками посетителей было мало и вопросы их были мелкими. Ничего существенного не требовалось.
Тяжело вздохнув, Валерий Николаевич встал и подошел к окну. Под окном через дорогу пестрел отдыхающими горожанами окруженный кованой оградой зеленый сквер. Из окна в кабинете Валерия Николаевича на четвертом этаже был виден темный, будто жирно нарисованный на зеленом полотне газона деревянный крест, обнесенный сеткой, чтобы жители, протестовавшие против стройки на том же месте храма, не могли его повредить. История противостояния жителей и церкви в сквере длилась уже несколько лет. В прошлом году храм договорились построить в другом месте, но крест остался. По воскресеньям туда стекалась группа верующих во главе с несостоявшимся настоятелем – потрепанного вида мужчиной средних лет с жидкой бородой и в выцветшем, будто запылившемся, подряснике и скуфье. Он приходил как-то к Валерию Николаевичу, когда тот исполнял обязанности главы управы в междуцарствие.
– Нельзя убирать крест, – твердил он, опустив глаза, – место уже намоленное.
Когда новое место под строительство храма было найдено и согласовано, протестующие тут же потребовали убрать из сквера крест. Делать это должен был собственник своими силами и за свой счет, но церковь не признала, что крест принадлежал ей. Тогда один из местных жителей, юрист Виктор из Народного совета затеял судебный процесс, чтобы признать, якобы найденный им, бесхозный крест своим. Остроумный план юриста Виктора слегка даже тронул Валерия Николаевича. Усилия хитрого активиста должны были увенчаться успехом в самое ближайшее время – готовилось постановление суда. В соцсетях, под проклятия православных, храмоборцы злорадно праздновали победу. Несостоявшийся настоятель выглядел растерянным.
– Что ж, – поразмыслив, предложил Валерий Николаевич решение, – доставьте нам новый крест, а силами Жилищника мы его ночью тихо заменим.
Несостоявшийся настоятель поднял на его вопросительный взгляд. Валерий Николаевич сдержанно улыбнулся и подсказал:
– Это будет уже не тот же самый бесхозный крест.
– Церковь вам будет благодарна! – просиял несостоявшийся настоятель.
Новый крест был проще, лишенный резного декора, суровый, точно готовый к дальнейшей войне. Мрачной угрозой он чернел под слепящим, после внезапно налетевшей грозы, весенним солнцем. Вокруг сквера, по тротуарам суетились рабочие. Вздымая густые, белые клубы пара они перекладывали асфальт. Работал городской подрядчик. Валерий Николаевич знал, что следом, месяцем позже придет Мосгаз и сломает новый асфальт, чтобы заменить износившиеся газовые магистрали. Все начнется по новой – жители будут роптать, преодолевая баррикады из железных ограждений и навалов земли, но Валерию Николаевичу было все равно. Он никому не мешал зарабатывать, не дерзил и не борзел, храня себя в доверии у префектуры и относительной безопасности.
Вновь перед его внутренним взором возник вспотевший, изрытый от напряжения глубокими морщинами лоб бывшего главы управы, его растрепанные, белесые волосы и поникшие усы, съехавший в беспорядке галстук. Сотрудники управы испуганно выглядывали из-за приоткрытых дверей, не решаясь выйти из кабинетов в холл, и провожали его долгими внимательными взглядами. Вслед за главой управы исчезли из района овощные палатки на людных углах и арбузные развалы, где Виталий Николаевич, бывало, в жару сладко и бесплатно угощался.
Телефонный звонок оборвал его задумчивое созерцание подведомственной территории. Маргарита Степановна, напитавшись сложносочиненно витиеватыми фразами Марианны Константиновны, послала за разъяснениями. Когда он вошел, глава управы сидела, подперев подбородок кулаком, за широким и длинным переговорным столом. Блестящей громадой в окружении мягких полукруглых стульев с низкими спинками он стоял посередине ее просторного кабинета. Маргарита Степановна расположилась во главе стола крепким, мясистым комком, плотно обтянутым белой, полупрозрачной блузкой.
Скрыв за вежливой улыбкой свою неприязнь, Валерий Николаевич удобно уселся на указанный главой управы стул. Будто в подражание, Маргарита Степановна тоже откинулась со вздохом на спинку своего кресла и, капризно надув губы, некоторое время молчала. Валерий Николаевич терпеливо ждал, пока она в смятении подбирала слова. Марианна Константиновна производила неизгладимое и тяжелое впечатление на государственных служащих, не обремененных сколь-нибудь весомым опытом работы с населением. Маргарита Степановна была не готова к такому нападению. Должность ей досталась хлопотами высокопоставленного отца. Вероятно, и правоохранительная расправа над предшественником была следствием расчистки карьерного пути для любимой дочери. Мысль эта мелькала в глазах ее новых подчиненных, когда префект прибыл и, собрав всех в конферец-зале, представил Маргариту Степановну новой главой управы района. Многие, и Валерий Николаевич в их числе, работали достаточно давно и помнили ее отца до того, как тот добрался до недосягаемых высот бюрократической пирамиды. Никто вслух никогда ничего не говорил, но все понимали: Маргарита Степановна пришла руководить по праву крови, но вряд ли задержится надолго. Отсидев для дальнейшего продвижения положенный срок службы, она без лишней заминки двинется выше. Сам же Валерий Николаевич хотел без потрясений досидеть до пенсии, отчего смотрел вокруг с философской покорностью и смирением.
– У Марианны Константиновны сложилась некая неоднозначная ситуация с поверкой водосчетчиков, – прервала тишину Маргарита Степановна.
Виталий Николаевич легонько склонил голову, согласившись с высказанной Маргаритой Степановной мыслью. Она пыталась скрыть свою растерянность, но Виталий Николаевич понял, что продраться через запутанные словесные излияния Марианны Константиновны к сути ее претензий главе управы так и не удалось.
– Она требует, чтобы мы покаялись! – воскликнула с недоумением Маргарита Степановна, вскинув густо начерченную бровь. Виталий Николаевич снова кивнул, подтверждая единственное ясное требование Марианны Константиновны, с которым она ходила по кабинетам и инстанциям.
– Но за что конкретно? – уточнила Маргарита Степановна.
– Этого никто не знает, – соврал Виталий Николаевич и нарочито пожал плечами, подчеркивая всеобщее замешательство по данному вопросу.
Он давно понял в чем проблема, но подставлять ни директора Жилищника, с которым он давно работал и дружил семьями, ни руководителя районного МФЦ, ни, тем более, Инженерную службу совершенно не хотел.
– Возможно, – продолжил он с вкрадчивой осторожностью, – она еще сама не совсем определилась. Я возьму вопрос на контроль, – добавил Валерий Николаевич терапевтическое заклинание.
Маргариту Степановну его ответ удовлетворил.
Трансляция с камер видеонаблюдения на его мониторе оставалась по-прежнему безжизненной. Валерий Николаевич подошел к окну и открыл его. Перегнувшись через подоконник, он бросил обеспокоенный взгляд на внешний угол здания управы. В ближайший выходной, он уже распорядился, Жилищник тайно, под видом частичного косметического ремонта фасада, переварит узкую и прямую пожарную лестницу, ведущую на крышу, ближе к окну его кабинета.
– Ну, значит, моя жалоба на подпись в пустом акте ему не повредит, – сообщила я Марии Соловьевой, не отводя обеспокоенного взгляда от заслуженного учителя России, недавно вышедшей на пенсию Ирины Львовны. Упорно и энергично она пыталась перелезть через забор, окружавший стартовую площадку, где началось строительство очередного дома по программе реновации. В глубине за забором притаился временный офис начальника участка.
– Ирина Львовна, ради всего святого! – уговаривала ее депутат Инна Смирнова. Она, стояла воздев руки, рядом с повисшей на заборе Ириной Львовной, готовая подхватить яростную пенсионерку. На плече у нее неловко и неудобно болтался всегда готовый к бою громкоговоритель.
– Из-за этого самоуправства к моему подъезду не может подъехать скорая! – вопила Ирина Львовна в забор.
С самого начала она выступала резко против программы реновации и решение вынести бытовой городок для строителей за пределы стройки, разместив в глубине дворов, на парковке у пятиэтажки, где жила и боролась с произволом Ирина Львовна, было воспринято ею как личное оскорбление со стороны главы управы района.
Соседи Ирины Львовны, лишившись дефицитных парковочных мест, полностью разделяли ее негодование и вышли на улицу выразить свой горячий протест. Наперебой они рассказывали о слухах, что глава управы Маргарита Степановна, движимая собственными карьерными амбициями, планирует сделать образцово-показательную стройку стартового дома. Со дня на день должен был приехать мэр и бытовой городок с потенциально нелегальными мигрантами вынесли подальше от августейших глаз и пытливых телекамер.
– Чтобы они у нас под окнами устроили отхожее место! – Ирина Львовна оставила попытки преодолеть препятствие и, забрав у Смирновой громкоговоритель, теперь пыталась докричаться до начальника участка, никак не желавшего выйти к собравшимся гражданам.
– Может, в прокуратуру еще напишешь? – тихо предложила мне Мария Соловьева.
– Надо бы, – равнодушно протянула я, увлеченная зрелищем, – но вдруг они решат поработать и тогда я рискую лишиться капремонта.
Такая перспектива совершенно не радовала. Капитальный ремонт мне был нужен как еще один аргумент против насильного выселения из моего титаническими усилиями обретенного комфорт-класса в государственный аляповатый эконом.
– Соседи! Важно! – взял слово квадратный дядька, лицом походивший на мопса. Он представился строителем и рассказал, что нашел на госзакупках контракт на строительство осажденного нами стартового дома. – Я прочел заключение экспертизы. Почвы тут отравлены бензпиреном. Прежде чем рыть котлован, по правилам, они должны были вывезти отравленный грунт. Девятьсот кубометров. Что-то я не вижу здесь вереницы грузовиков…
Вокруг собирались зеваки из числа прохожих. Место было людное – на проспекте в двух шагах от станции метро и через дорогу от управы, сотрудники которой почти наверняка наблюдали за происходящим из своих окон.
– Кипр-р-рский офшор-р-р не будет заботиться о соблюдении законов! – прорычала Ирина Львовна.
– А еще оттуда с задов недавно вывозили труп! – выступила вперед из толпы миниатюрная девица, до того молча лузгавшая семечки. – Сама видела, – продолжила она, когда внимание общественности жадно переключилось на нее. – Кто-то из рабочих навернулся на стройке. Скорую ему вызывать не стали, потому что гастар, просто положили трупак за бытовками, тряпочкой накрыли, а ночью вывезли куда-то.
– Вот и нужен нам тут разгул преступности? – грозно вопрошала Ирина Львовна.
Никто из представителей застройщика не вышел к возбужденной толпе. Только тяжелые башмаки охраны изредка мелькали в дырке под накрепко запертыми воротами. Зато неспешно прикатил полицейский экипаж. Двое сотрудников выбрались из машины и неторопливо направились к возбужденным гражданам.
– Давайте расходитесь! – приказал молодой сотрудник, протискиваясь в центр толпы. – А то привлечем вас за несанкционированный митинг, – добавил он, равнодушно стерпев Марию Соловьеву, сфотографировавшую жетон у него на груди.
– Я сейчас, Сережа, маме твоей позвоню, – пригрозила ему Ирина Львовна, отчего страж правопорядка насупился и помрачнел.
– Как удачно! Мы как раз собирались вас вызывать! – вступила Инна Смирнова, сунув Сереже-полицейскому под нос свою депутатскую корочку. – У нас там во дворах несогласованный с жителями захват придомовой территории.
– Заявление писать будете? – осведомился он смиренно.
Через день городок строителей тихо передвинули с парковки на газон. Никто, кроме Ирины Львовны, противиться ему больше не стал. А мне пришел ответ из фонда капитального ремонта, в котором мне любезно сообщалось о завершении процедуры подписания акта открытия работ в моем доме. Ни слова об отсутствии дат и номера договора – будто никаких нарушений вообще не было. По всем вопросам подписавший письмо руководитель территориального отделения фонда капремонта города Москвы рекомендовал обращаться к инженеру технического надзора, закрепленного за моим домом. Далее был указан телефон, который по традиции не отвечал. Меня это несильно расстроило. Свои претензии я взяла в привычку излагать письменно и сразу в самую высокую инстанцию. Оттуда моя жалоба спускалась по цепочке вниз и, получив спустя месяц отписку, я вновь направляла письмо, в котором, приложив полученный ответ, доносила на вранье, бесполезность и халатность ответственных должностных лиц, попутно сокрушалась об утрате нашим бессменным президентом, отцом нации и Отечества, своего устрашающего авторитета над зазнавшимися бонзами в исполнительной власти. В конце я еще раз по пунктам излагала свои ясные требования. Со второго раза обычно срабатывало, если задача, поставленная мной в письме была для чиновников простой и решалась на уровне управы. Другое дело было – фонд.
– Что вам все неймется? – допытывался свирепо инженер технического надзора, удивительной неказистости человек. Черты его лица мгновенно истирались из моей памяти, стоило мне отвернуться. Единственное, что чувствовалось в нем ярковыраженным, было его настроение. – Все пишете и пишете свои жалобы.
Он был крайне мной недоволен. Крайне недовольны мной были и сотрудница инженерного отдела №7 Марина, и прораб Петр, и трое моих соседей, пришедших в семь часов на информационную встречу с подрядчиком, поспешно организованную после моей жалобы во дворе. Лил холодный октябрьский дождь. Блестели под склонившимися фонарями мокрые зонтики и лужи. Потоки воды обволокли пестрый, скользкий от опавших листьев асфальт. Было зябко и неловко от влажных холодных сумерек и недружелюбных взглядов.
– К сожалению, – отвечала я, собравшись с силами, – у подрядчика на руках неполный комплект документов. Нет журналов производства работ, учета материалов, приема населения. И, что важно, отсутствует договор страхования гражданской ответственности. Все это обязательно должно быть на объекте согласно распоряжению Департамента капитального ремонта и договору подряда.
– Зачем вы себе этим голову забиваете? – злился инженер технадзора. Он подошел ко мне так близко, что ледяные капли, скатывавшиеся с его зонта, падали мне за шиворот.
– Считайте, что это профессиональный интерес. – отозвалась я, выдержав его недобрый взгляд.
Ремонт в доме начался под конец сентября. Двери в подвал распахнулись, потянулись провода и шланги, забегали крикливые мужички, засверкала ослепительная сварка и визжал разрезаемый металл. На дверях подъездов замелькали объявления о временном отключении воды или электричества.
– Надо делать хорошо, а не контролировать, – философствовал включивший наконец телефон начальник участка – прораб Петр. В тесной бытовке, куда я пришла ознакомиться с документами, он вальяжно сидел за обшарпанным столом. Посередине на оторванной картонной крышке с упаковки рафинада в коричневых разводах высилась горка использованных чайных пакетиков, рядом стояли чайник и две замусоленные чашки, не знавшие мытья.
– Ну так делайте, а я проконтролирую, – спокойно ответила я прорабу Петру, перелистывая договор, который он достал из маленькой тумбочки рядом, и сверяя смету с той, что я скачала на сайте госзакупок.
– Чего вы хотите? – прораб Петр говорил мягко и невнятно, с легким акцентом. Внезапно он посмотрел на меня тем доверительным взглядом, коим посвященные в потайные тонкости дела люди хотят вызвать у своего наивного собеседника понимание. – Все уже украдено. До нас, простых работяг, копейки доходят…
– Прошу прощения? – переспросила я, тотчас отвлекшись от разбора бумаг. Прораб Петр многозначительно промолчал.
– Ну да, просматривается чей-то загородный домик, – заметила шеф, погрузившись в изучение моей сметы. Я безотрывно следила за остро наточенным кончиком карандаша, которым она отмечала, обводя и ставя вопросительный знак, очередную сомнительную цифру в смете.
– И насколько большой? – обеспокоенно спросила я.
– Зависит от того, сколько еще домов охвачено.
Медленно переворачивая листы, она погрузилась в раздумья. Мы сидели рядышком на коробках привезенной утром плитки. В пыльном воздухе стоял запах сохнущей штукатурки, а по потолку ползла, изгибаясь плотно уложенными рядами светло-серой гофры, проводка. Нелюбимый мной этап черновой отделки был закончен и примерно через месяц в квартире наших клиентов должно было стать красиво. Я приехала раньше шефа. Мне надо было проверить накладные на отделочные материалы и сверить выполненные работы с чертежами дизайн-проекта на тот случай, если бригада что-то забыла сделать. Особых технических знаний для этого не требовалось – только внимательность. Я просто тыкала пальцем туда, где реальность расходилась с ожиданиями. Процедуру эту важно было проделывать регулярно и не привлекая внимания клиента, если он вдруг нагрянет вместе с шефом принимать очередной этап работ.
– Вот, смотри, например, – вернулась шеф к разговору, – тут они покупают леса, а могут их взять в аренду. И я бы посмотрела по соседним домам, есть ли там покупка в сметах. Вполне возможно, что они купят одни на несколько домов или даже возьмут в аренду…
– А приход оформят по каждому, – кивнула я. Документооборот был мне близок и понятен.
– Именно. Или вывоз мусора. Если прикинуть по всем разделам сметы, где есть этот параграф, то, по ходу, весь твой дом задумали вывезти на свалку.
Расценки на вывоз мусора я тоже знала, поскольку регулярно заказывала контейнеры для наших бригад.
– В общем, все надо тебе пересчитать хотя бы примерно. Тут почти все как у нас, только уровень хардкор. – Шеф грустно усмехнулась. – Я вообще в шоке, что ты в это одна полезла.
– И главное! По какому такому праву вы вообще этим занимаетесь? – под покровом влажной сумеречной мути наехал на меня сосед из четвертого подъезда. Я ненавидела четвертый подъезд. Если бы он провалился под землю, не нарушив несущих конструкций дома, я бы встретила это известие с благодарным удовлетворением. Каждый мой обход дома с попытками внушить соседям обеспокоенность происходящими прямо у них под носом событиями натыкался на вежливое равнодушие, холодевшее по мере моего приближения к четвертому подъезду.
– Я вообще голосовала за реновацию и хочу переехать! – высказалась Вероника Леонидовна и обидно захлопнула дверь перед моим носом.
– Вы сорвали нам реновацию, а мы сорвем вам капремонт. – сердито заявил тот самый сосед, когда я добралась и до его богато отделанной деревом массивной входной двери. Сейчас же он под проливным дождем горячо отчитывал меня за самоуправство. Инженер технадзора, впрочем, смотрел на него с равной степенью ненависти, что и на меня.
– Я юрист и вас засужу! – угрожал мне сосед.
Более, видимо, привычная к подобной риторике сотрудница инженерного отдела №7 Марина закатила глаза и театрально вздохнула:
– В соответствии с протоколом общего собрания собственников в комиссию по приемке работ в качестве ответственного представителя собственников помещений была избрана Дарья Селиванова, – вступилась она за меня.
О существовании такого протокола я сама с мрачным восторгом узнала недавно из письма фонда капитального ремонта, когда предъявила им на рассмотрение жалобу о неправомерном назначении меня в комиссию. Ознакомиться с протоколом мне не дали, потому что ответственным представителем собственников, похоже, был выбран первый жилец дома, ответивший на звонок сотрудницы инженерного отдела №7, то есть я. Тогда же караван пошел и грозил раздавить меня, если останусь с капитальным ремонтом наедине.
– Давайте проведем новое собрание! – предложила я в надежде воодушевить своих соседей. – Кто-нибудь хочет войти в комиссию вместо меня?
Ответом мне были тишина и кривые ухмылки, намекавшие, что помимо меня дураков среди собравшихся нет.
– Да ну к черту их всех! – успокаивал меня муж за ужином. – Накопим денег и уедем. Купим землю где-нибудь под Краснодаром и отгородимся от всех них четырехметровым забором.
Мысль о бегстве стала постоянно всплывать в разговорах с близкими. Будущее не было больше прекрасным, а рассыпалось в прах одним мановением должностного перста. Моя подруга Лена, как только ее дом попал в программу реновации, настойчиво взялась искать работу в Европе. Туда за последние полтора года уехали многие наши общие знакомые и друзья.
– Мне нравится Нижний Новгород, – делилась своими сомнениями Лена, – но там нормальных зарплат нет. Вообще моя работа есть только в Москве.
Она успешно прошла серию собеседований по скайпу и теперь ждала приглашения от крупного разработчика корпоративного программного обеспечения в Берлине. Я искренне радовалась за нее, хотя с тоской в душе предвидела, как сильно мне будет ее не хватать.
– Нет никаких гарантий, что и под Краснодаром землю у нас не отберут, – возразила я мужу, разливая по кружкам горячий, ароматный чай. – Попадем в какой-нибудь аналог реновации… могут трассу проложить или еще как-то сделать нашу жизнь невыносимой.
Самым страстным агитатором за эмиграцию была моя мама.
– Твой дед мне все время внушал, мол, на кого ты оставишь наши могилы, – повторяла она мне при каждой встрече, когда я делилась своими мрачными предчувствиями, – я молодая была, дура, а сейчас думаю, да пропади пропадом эти могилы! Нет здесь будущего. Уезжайте, Даш.
– Это ты языками владеешь, – отвечал грустно муж на мои предложения переехать за границу, – а я там буду чурка понаехавшая, несмышленая.
Допив чай, он встал и, поцеловав меня в макушку, покинул кухню, поставив точку в нашем трудном споре.
Я высоко тяну руку, сидя в битком забитом школьном актовом зале. Запоздав на встречу главы управы района с жителями, я вошла в числе последних за мгновение до начала, пролезла к свободному месту на галерке рядом с кучкой затупивших в телефон сотрудников Жилищника. С другой стороны от меня села робкая, вежливая пенсионерка в белой песцовой шапке, напоминавшей парик, и в белом пуховом платке, наброшенном на плечи. Места закончились, люди оставались стоять по углам и вдоль стен, сваливая верхнюю одежду на подоконники. В ноябре обильно выпал снег и весь район немедля засыпали реагентами. Склизкими, белыми кучами, они неожиданно возникали на мокрых тротуарах, а где-то вовсе плотным слоем покрывали асфальт. Гололеда не было, но суммы и объемы закупок были гигантскими, поэтому химию коммунальщики начинали обильно раскидывать по первой же факсограмме из Департамента ЖКХ. Начиналось зимнее противостояние. Крыши от неаккуратной чистки сосулек проламывались ломами, грязный снег складировался на газонах, отопление было вялым, дворники неумелыми.
Глава управы неизменно игнорировала мое желание выступить с устным вопросом. Как только очередь плавно придвигалась ко мне, Маргарита Степановна будто нарочно вновь переключалась на первые ряды. Желающих к ней обратиться было много. Выступил председатель Алексеев. Выразив надежду на дальнейшее конструктивное сотрудничество, он от Народного совета поблагодарил главу управы за приглашение на смотр снегоуборочной техники. Маргарита Степановна приняла его слова со сдержанной улыбкой и кивком.
Пока коммунист Иван Железный расписывал несправедливость нарисованной старушке задолженности за жилищно-коммунальные услуги, отчего ту лишили субсидий, у меня завязалась тихая беседа с робкой пенсионеркой. Несчастная женщина, как и я, столкнулась с ужасами капитального ремонта и понятия не имела, что с этим делать.
– Сейчас, Даш, подожди! – отреагировала Маргарита Степановна на мою вновь поднятую руку и указала на лысого деда в противоположной стороне зала. Лысый дед громко требовал себе микрофон и, заполучив его, нудно и сбивчиво расписывал негодную работу азиатских дворников из Жилищника.
– Как они могут работать нормально? Они даже по-русски не говорят! – кричал он старчески дрожащим голосом.
С места громкими выпадами товарищ Лебедев поддерживал лысого деда и его заботу о судьбе коренной нации, лишенной рабочих мест мигрантами.
Робкая пенсионерка аккуратно записывала в блокнотик мои контакты и рекомендации, куда жаловаться на некачественно выполненные работы и срывы сроков. Она тяжело вздыхала, поминала святых и кляла прораба за вранье и лень.
Маргарита Степановна умело вела встречу, легко парируя идеологические уколы товарища Лебедева. Было видно, что она искренне потешается над той звериной серьезностью, с какой товарищ Лебедев вел речь о закрепленном в Конституции источнике власти, коим является народ.
– Я ваш работодатель! – настаивал он, тыча себя пальцем в грудь. – Я плачу вам зарплату из своих налогов. Вы меня должны слушать, а не всяких мразей во власти!
Маргарита Степановна явно пребывала в прекрасном расположении духа, поэтому товарищ Лебедев был снисходительно выслушан и даже удостоен ответа.
– Управа района работает в рамках стопятьдесятседьмого постановления. У вас есть вопрос в рамках нашей компетенции? – учтиво осведомилась она. Товарищ Лебедев обиженно смолчал и глава управы переключилась на следующего тянувшего руку жителя.
Как-то гуглив сведения о Маргарите Степановне, я наткнулась на кеш старого форума однокурсников Московского экономико-юридического института. Тема была посвящена организации выпускного. Оттуда я почерпнула любопытные, но бесполезные сведения об энергичной старосте и душе любой компании Ритке, идущей на красный диплом. Скриншотами я немедленно поделилась с Марией Соловьевой.
"Сохраню себе в папочку," – написала она, поблагодарив.
"У тебя на всех досье что ли заведено?" – в шутку поинтересовалась я.
"Конечно!" – ответила Мария. – "У них на нас тоже. Вот моя карточка."
Она кинула мне файл. Внутри, как в резюме, под фотографией Марии, снятой кем-то на телефон, перечислялись ее полное имя с отчеством, адрес, сотовый телефон, имейл, ссылки на районную группу в фейсбуке, которую она администрировала, и телеграм-канал.
"Пользуется среди активных жителей поддержкой и уважением. Участвовала в предвыборной кампании СДМО на стороне оппозиции. Распространяет слухи и недостоверную информацию. Провокатор." – гласила краткая характеристика. В конце были перечислены имена районных активистов, в том числе мое, и оппозиционных муниципальных депутатов, которых связывали с Марией дружба и общая деятельность.
"Алена добыла." – похвасталась она.
Следом Мария прислала скриншоты из закрытого аккаунта главы управы в инстаграме. Маргарита Степановна в коротком, облегающем, черном платье полулежала в соблазнительной позе на изгибающейся бело-золотой волной, барочной софе и обнимала гигантский букет бордовых роз.
"Миллион алых роз от моего прекрасного принца" – подписано было под фотографией.
На следующем скриншоте Маргарита Степановна, убрав волосы в высокий пучок и надев большие солнцезащитные очки, игриво подогнула ножку и любовалась вполоборота своей норковой шубкой. Одной рукой она придерживала пушистый воротник, а второй – фотографировала на телефон свое отражение в зеркале.
"Меня сложной найти, легко потерять и невозможно забыть" – пояснила она чуть ниже.
Следом я открыла ее селфи за рулем. Маргарита Степановна в салоне, отделанном кожей цвета кофе с молоком, призывно смотрела на меня из-под тяжелых, густых ресниц. Она дерзко изогнула одну бровь и капризно сложила покрытые глянцевой, вишневой помадой пухлые губы.
"Красота женщины должна быть видна в ее глазах, это дверь в ее сердце, то место, где живет любовь" – гласила подпись под фото.
– Господи! Да дайте уже девушке спросить! – вспылила вдруг робкая пенсионерка, утомившись наблюдать за моими страданиями. – С самого начала человек руку тянет!
Я уже собиралась сдаться и уйти ни с чем.
– Ну, давай, Даш. Что там у тебя? – обратилась ко мне Маргарита Степановна.
С первого момента нашего совершенно неблизкого знакомства она взяла в общении со мной фамильярный тон, демонстрируя свое по-барски дружеское, но совершенно непонятное мне расположение.
– Добрый вечер, Маргарита Степановна! – подчеркнуто вежливо поздоровалась я с главой управы. Та перебирала поданные ей секретарем бумажки с письменными вопросами. – У меня, разумеется с вашего позволения, вопрос к Виктору Геннадьевичу.
Маневр в обход главы управы напасть на слабейшего подсказала мне Алена. А глава совета депутатов Виктор Геннадьевич был слаб как никогда прежде. С появлением среди муниципальных депутатов относительно сплоченной оппозиции, совет раздирали противоречия. Каждое заседание длилось по нескольку часов, в течение которых две коалиции яростно сходились в споре стенка на стенку, и заканчивалось скандалом с разоблачительными постами в соцсетях от каждой из сторон. Главный же бой велся за кресло главы совета депутатов с зарплатой и служебной машиной. Глава мог быть избран двумя третями голосов депутатов и на должность претендовала Инна Смирнова. Ее победа и унизительное поражение Виктора Геннадьевича решались одним голосом сомневающегося молодого депутата Андрея Семеновича. Его Виктор Геннадьевич за свой счет благоразумно отправлял отдыхать куда-нибудь за границу, чтобы молодой депутат исправно пропускал заседания, на повестке которых стоял в очередной раз вопрос об избрании главы совета депутатов. Проваливая таким образом очередное голосование Виктор Геннадьевич оставался на посту в качестве тяжелого наследия прошлого подавляюще провластного созыва. За это Инной Смирновой он был окрещен "неизбранным главой" и, в моменты особого раздражения, "узурпатором".