Глава 4
Уже брезжил рассвет, когда я добрался до озера. Солнца ещё не было видно из-за тёмных верхушек сосен. Они выглядели сплошным неровным чёрным пятном с оборванными краями на фоне оранжево-красного восхода. Было морозное утро. Туман окутывал озеро, наполняя это место мистической красотой.
Я уже успел успокоиться за время поездки, прокручивая раз за разом свой план. Это вселило в меня некую уверенность. Я всерьёз думал, что если сделаю всё, что задумал, то спать я сегодня смогу относительно спокойно.
Нужно было сразу приступать к делу. Я незамедлительно открыл дом и отыскал возле двери лопату. Нужно было ещё придумать, как отнести тело подальше в лес. Хоть снега было и не очень много, но с трупом на руках будет очень проблематично пробираться между деревьями. Нужно соорудить что-то типа санок. Я ещё в машине подумал про одноместную деревянную лодку, лежавшую в комнате, которую мы использовали как склад. Она была узкая, маленькая и с низкими бортами. В самый раз для того, чтобы тащить её через кусты и сугробы. Только бы она оставалась там, где я её оставил в прошлый раз.
Обойдя дом с другой стороны, я отпер замок второй двери. Там была небольшая комната, полностью заставленная рыбацкими принадлежностями. Включив фонарик и отыскав знакомый силуэт, я начал скидывать из лодки ненужные вещи. На пол полетели тряпки, складные стулья, палатка и старые удочки. Я даже испытал радость, наткнувшись на старые перчатки. Руки мои уже начали коченеть от холода, поэтому я сразу же надел их.
Вытащив лодку из дома, я принялся тщательно застилать мусорными пакетами всё её днище. С двух сторон я привязал к сиденью лодки старые кофты, которые отрыл в том же хламе, что и её саму. Теперь у меня были ручки.
Открыв багажник, я с полминуты грустно смотрел на подругу детства. Теперь она была совсем не привлекательна. Кровь запеклась в волосах и выглядела как чёрная грязь. Обезображенное лицо Хлои также всё было в крови. И только один голубой глаз, стеклянный, смотрящий в пустоту, напоминал о том, какая живая, целеустремлённая и яркая женщина предстала вчера передо мной.
Я с огромным трудом вытащил Хлою из багажника и положил её трясущимися руками в судно, которое отвезёт её в последний путь. Вспомнив перевозчика умерших, который переправляет их на лодке в царство мёртвых, я содрогнулся. Я походил на Харона, которому заплатили не монетой, а поцелуем. Не такого сопровождающего она заслуживает. Не таких похорон.
Я со злостью закрыл багажник, когда от моей неловкости телефон Хлои упал в снег. Смартфон, когда я его достал из снега, был в засохшей крови. Он полетел в мои импровизированные санки с проклятиями в его адрес.
Оставалось ещё одно: нужно было достать бродячую собаку с переднего сиденья, которую я убил по пути к озеру. Я не живодёр, но мне необходимо было прикрытие, если бы меня остановил полицейский. Она подстрахует меня, когда я скажу, что чехлы испачкал кровью несчастного животного, которого нечаянно сбил машиной. По моей легенде, я, сжалившись, решил похоронить бедолагу на озере, где у меня есть лопата. Таким образом, у меня будет веская причина сменить окровавленный чехол, не вызывая особого подозрения.
Я мог бы сказать, что долго мучился в раздумьях над тем, стоит ли мне губить невинную жизнь. Ещё, что долго решался и только благодаря огромной силе воли смог повернуть руль и нажать на педаль газа. Но правда такова, что я не задумался ни на секунду, когда увидел в поле зрения собаку. Мысль подстраховаться трупом животного возникла в моей голове мгновенно. Я настолько был охвачен страхом из-за того, что моя жизнь может разрушиться, что не ощущал в тот момент ни малейшей жалости. Она пришла позже. А именно тогда, когда я понял, что мне больше ничего не угрожает.
Это происшествие заставило меня понять одну простую вещь, которая навсегда застряла у меня в голове, тем самым изменив моё отношение к людской доброте. Просто удивительно, как легко и быстро можно потерять свою человечность. А всё из-за того, что человек по своей сути всегда безжалостен и жесток. Это его истинное обличие. Существо, которое называется «человек», надевает маску гуманности только тогда, когда чувствует себя в полной безопасности. Все мы остались дикарями, которые скрываются за материальными благами и фальшивой благожелательностью. Отбери у нас всё, что подарил нам современный мир, и мы превратимся в животных, которые готовы перегрызть глотку ближнему, лишь бы отхватить и присвоить себе частичку цивилизации.
Положив собаку в сани вместе с лопатой, известью и испачканной курткой, я схватился за сооружённые мной ручки и потащил сани в лес.
Шёл я долго. По крайней мере, мне так показалось. По моим подсчётам, прошло около получаса. Моя ноша тормозила меня, поэтому я предполагал, что ушёл не очень далеко вглубь леса. Усталость заставила меня остановиться, и я решил, что начну копать тут же. Никто не ходит в этих лесах, так что вероятность того, что кто-то наткнётся на могилу, практически равна нулю.
Мои пальцы онемели, спина ныла, а ноги подкашивались, но я упорно копал промёрзлую землю. Я ни о чём не рассуждал, создав себе установку – копать, копать и копать. Я с трудом вылез из ямы, когда решил, что она достаточно глубокая. Выбравшись из неё, я завалился на спину. Тяжело дыша, я таращился на верхушки занесённых снегом деревьев. Было уже совсем светло. Солнце пробивалось сквозь ветки, падая обрывистыми пятнами на землю. Одно пятно упало мне прямо на правый глаз, наполовину ослепив меня. Сил двигаться не было, поэтому я, зажмурив один глаз, наблюдал за медленным раскачиванием ветвей деревьев.
Я слышал, как птица, крича и перелетая с дерева на дерево, ломала ветки. Надеюсь, это был единственный свидетель, который видел всю правду.
Пора было заканчивать. Собравшись с последними силами, я поднялся на ноги. Первым делом я вытащил уже окоченевшее тело Хлои и бросил в яму. Следом полетела грязная куртка, чехол от сиденья и телефон Хлои. Всё это я засыпал известью, чтобы полицейские овчарки, в случае чего, не смогли учуять запах трупа. Закопал я всё это толстым слоем земли и только после этого положил туда собаку. Осталось только засыпать всё хорошенько той же землёй.
На моё удивление, путь обратно занял у меня от силы минут десять. Как же я медленно шёл, раз это оказалось так близко от дома.
Теперь нужно позвонить Дэнису и Роберту.
Мы не собирались вместе с прошлой зимы. Всё как-то некогда было. У всех семья, работа, личная жизнь. За себя могу сказать, что мне не особенно нравилось, как Роберт в последнее время шутил в мой адрес, поэтому я всё чаще стал отказываться от его приглашений посидеть где-нибудь. Хорошо, если они оба приедут. В таком случае у меня будет стопроцентное алиби.
Дэнис взял трубку сразу. У меня как будто упал пятитонный груз с плеч, когда он тут же согласился приехать. Но вот только обещал приехать вечером, так как ему нужно было помочь жене и её матери. С чем помочь, он не уточнял. Я слышал на заднем фоне гнусавый голосок его тёщи, поэтому не стал расспрашивать ни о чём, надеясь на то, что он закончит пораньше. Да и мне было наплевать на то, что ему там надо сделать.
Роберт трубку не взял. Он перезвонил сам, разбудив меня своим звонком. До этого я успел сходить в лес и нарубить дров, которыми затопил чугунную печь. Возле неё стояло уютное кресло, на котором я и выключился от усталости, ощущая приятное тепло огня.
Роберт сразу начал юлить, впрочем, как и обычно. Он долго оправдывался за то, что не брал трубку. Говорил, что у него было срочное дело. Он якобы был на концерте своей маленькой дочки. А после отвозил её к своим родителям, где они решили отпраздновать её дебют. А так как он обещал вечером отвести свою дочь после успешного выступления поесть пиццы, то уже никак не может приехать.
Я, в общем-то, не расстроился по этому поводу. Достаточно будет и одного Дэниса. К тому же нет никакого желания терпеть плоские шутки Роберта. Он только действовал бы мне на нервы.
Знаю я, в какую пиццерию он поедет вечером и с кем. После женитьбы он ни одного дня не был примерным мужем и отцом. У него каждый месяц появлялась новая пассия, на которую он тратил уйму денег, водя её по ресторанам и одаривая дорогими подарками. Как его жена до сих пор не выгнала его, я не знаю. Она была очень добрая и ласковая мать, хоть и простовата на вид. Я думаю, в глубине души она всё знала. Но мне казалось, что ей легче было отметать от себя правду и жить с розовыми очками на глазах. Иногда, когда они съезжали с её глаз, приоткрывая истину в виде непонятных СМС-сообщений по ночам или звонков от пьяных женщин, Роберт технично поправлял эти розовые очки одним пальцем, подвигая их поближе к глазам. Ему достаточно было подарить ей дешёвенькие цветочки, за которые он ещё и торговался с продавцом. И она сразу же таяла и верила во все сказки, которые он ей рассказывал. Мне не было её жалко, так как я не понимал, как можно быть такой узколобой. Видимо, она настолько боялась выйти из зоны своего комфорта, что предпочитала заглушать все свои подозрения и утешаться воспитанием своей дочки. Ей было комфортно, и это было главным для неё.
Я уже совсем расслабился от тепла печи. Руки и ноги мои гудели от приятного покоя. Я подумал, что лучше мне будет до приезда Дэниса подготовить резиновую лодку. Я не знал, во сколько он приедет, но, возможно, у него возникнет желание порыбачить вечером. Я, конечно, надеялся на то, что до этого сегодня не дойдёт, но перестраховаться нужно.
Я ждал его с нетерпением, так как умирал с голода. Уезжая, я не продумал этого и теперь мучился от своей глупости и поспешности.
Дом был очень маленький, но очень уютный. В нём было две комнатки. В каждой комнате было по небольшой кровати. Когда мы приезжали втроём, то вытягивали зубочистки, определяя, кто будет спать на раскладном кресле. Кто вытягивал самую короткую зубочистку, тот и наслаждался сном возле печи. Правда, приходилось всю ночь следить, чтобы огонь не затух, и подкидывать дрова. Но всё же спалось там изумительно. От него веяло домашним уютом и теплом.
Сидя в этом кресле, я собирался с силами для того, чтобы пойти приготовить удочки и надуть лодку, но и сам не заметил, как заснул.
Улыбка и сияющие глаза Хлои. Снежинки, мерцая, застыли в воздухе. Они не движутся. Она ловит снег ртом и смеётся. Всё, как в замедленной съёмке. Живая и весёлая женщина стоит напротив меня и пристально смотрит мне в глаза. Кровь льётся из её левого глаза. Хлоя в панике пытается вытереть кровь у себя со щеки, но она всё льётся и льётся. Её руки все испачканы алой жидкостью. Юбка, кофта, волосы – всё стало липкое и мерзкое от багровой жидкости. Она что-то шепчет.
Проснулся я от звука подъезжающей машины. Я очень удивился, выглянув в окно. Уже смеркалось. Я проспал весь день. Через пару минут двигатель заглох, а ещё через пять минут на пороге появился Дэнис. У него в руках была уйма пакетов. Он даже не поленился захватить ящичек для рыбацких принадлежностей, который зажал под мышкой.
– Твой спаситель прибыл! – сказал он, широко улыбаясь и сваливая на стол все пакеты.
– А я смотрю, ты не любишь мелочиться! – смеясь, ответил я, указывая на сумки.
– Ну, так ты же сам сказал, что помираешь с голода. Вот я и решил, что запас еды, который мы обычно берём на троих, нам будет в самый раз и на нас двоих.
Я был рад видеть Дэниса. Мы были с ним знакомы ещё со времён моей учёбы в академии. Он тоже там учился, но его выперли уже через полгода. Он говорит, что во всём виноват его сосед, но я думаю, что Дэнис просто никогда не хотел становиться полицейским и подсознательно искал причину покончить с этим. Зато сейчас у него своя юридическая компания, и, похоже, он счастлив оттого, что помог тогда своему соседу пронести алкоголь и травку в академию.
Дэнис кинул мне банку пива, которую достал из одного из пакетов. Я возблагодарил Господа за то, что мой друг такой понимающий. Хоть я и не говорил про выпивку, но всё же один пакет был полностью забит банками со спасительной жидкостью.
Пару глотков охлаждающего пива слегка облегчили моё состояние. Я надеялся, что Дэнис тоже устал и не захочет сейчас ничего делать.
Он взял банку и уселся на деревянный стул рядом со мной. Какое-то время мы молчали, уставившись на языки пламени, проглядывающие через чугунную дверцу печи.
– Значит, Роберт не приедет, – сказал он спокойно, не отводя глаз от печи.
– Да. Он повёл свою дочь в пиццерию после сногсшибательного дебюта на скрипке.
Дэнис улыбнулся и саркастично сказал: «Вот только этот концерт был две недели назад. Моя жена водила туда Анжелику и видела Роберта и его дочь».
Мы одновременно засмеялись во весь голос.
– Знаю я, в какую пиццерию он пошёл. Это новый ресторан под названием Liberte. Весь последний месяц он водит в него свою якобы дочь. На втором этаже есть отель. Удобно, не правда ли? – всё также смеясь, сказал он.
– Он ничуть не изменился за все эти годы.
– Это точно. Мы с ним редко общаемся. Такое ощущение, будто с возрастом он всё больше и больше впадает в детство, становится совсем безответственным. Мне кажется, будто он боится, что не успеет перепробовать всех легкодоступных женщин до своей старости. Как это терпит Люси?
– Это кризис среднего возраста. А Люси сама виновата. Уже давно бы вышвырнула его.
– И то верно, – сказал Дэнис. Немного подумав, он серьёзно добавил: – я вот раз в жизни ошибся и теперь до сих пор жалею об этом. Смотря на своих маленьких детей и жену, чувствую, что не достоин такой семьи. Меня съедает это чувство изо дня в день.
Он задумчиво вглядывался в огонь. Я был на сто процентов уверен, что если бы ему предоставили шанс вернуться в прошлое и исправить что-то в своей жизни, то он не задумываясь исправил бы именно тот день, когда они отмечали какой-то праздник на работе. Он сильно перебрал тогда и осознал, что натворил, только тогда, когда проснулся дома, обнаружив на тумбочке таблетку аспирина и стакан воды, заботливо приготовленные его женой.
– Дэнис. Я же тоже чуть не совершил ошибку, – решил я признаться.
– И когда же ты успел? – спросил он удивлённо.
– Я встретил свою школьную знакомую, и мы вместе решили посидеть в кафе. Я и не думал ни о чём таком, но она сама стала инициатором. В общем, когда мы собрались ехать к ней, мне стало плохо. Из-за этого я начал соображать о том, что происходит, и мы разъехались по домам. Но я жалею даже об этом. Чувствую, будто окунулся в грязь.
– М-да. Но ты всё равно самый святой из нашей троицы, – произнёс Дэнис, улыбаясь во все свои тридцать два зуба.
Мы ещё долго так сидели у очага и общались о том, о чём не могли говорить с нашими семьями. Теперь я окончательно успокоился и больше не думал о том, что вчера произошло. Это просто был сон. Меня это не касалось. Это больше не было моей проблемой. По крайней мере, пока.
Проснулся я в обед. Все мышцы ныли с ещё большей силой, а желудок выворачивало от голода. Я совсем забыл поесть вчера. Еду Дэнис разложил вчера в небольшой комнате, похожей на кладовую, где зимой можно было хранить продукты. Она не была утеплена, и холод свободно проникал туда с улицы. Это было что-то вроде нашего холодильника. Я отправился прямиком к этому холодильнику. Найдя жирную курицу гриль на полке, я снова возблагодарил судьбу за такого друга.
Спустя полчаса я наслаждался чувством тяжести в желудке. Если бы ни ноющая боль во всём теле, напоминающая о случившемся, то я бы назвал себя сейчас счастливым.
Послышался хруст снега на улице. Я насторожился. Через мгновение я вспомнил про Дэниса и тут же вздохнул с облегчением.
Надев куртку и захватив с собой шапку, я вышел на крыльцо. Дэнис, оказывается, уже надул лодку и притащил её к озеру.
– Доброе утро, спящая красавица! Чем ты вчера занимался? Лодку не надул, снасти не приготовил! Ты что, вчера только печку затопить успел?
– У меня вчера была какая-то апатия, уж прости, – крикнул я в ответ, надевая шапку.
Он толкнул последним рывком лодку к самому краю озера и, разогнувшись, пошёл прямиком ко мне.
– Артур! Ты лжец! – ответил он, подойдя совсем близко. – Для чего тогда тебе понадобилась деревянная лодка? Ты вчера уже успел порыбачить? Я видел кровь на днище. Ты поймал огромную рыбу, не так ли? Куда спрятал?
Меня бросило в пот. Какая кровь? Я же всё проверил. Неужели кровь просочилась через уйму слоёв пакетов, которые я захоронил вместе с трупом?
– Нет, что ты! – сказал я осипшим голосом. – Дело в том, что я вчера по пути сюда сбил на трассе дворняжку. Я взял её тело с собой, чтобы похоронить. Она оказалась тяжелее, чем я думал. Пришлось соорудить из лодки что-то типа саней, чтобы дотащить беднягу подальше в лес. Сам знаешь, волки могут учуять кровь. Они могут прийти полакомиться собачатиной. Лучше быть подальше от них в этот момент. А то мало ли, вдруг они решат, что их устроит и человеческое мясо.
– Что-то я не понимаю, Артур. Для чего ты тащил её сюда? Не слишком ли много заморочек из-за какой-то псины?
Да, заморочек было и впрямь многовато. Да и стоило мне озвучить свою легенду Дэнису, как она показалась мне совсем не убедительной. Но другого объяснения я не придумал. Я был слишком взволнован в тот момент, чтобы придумать что-нибудь более правдоподобное.
Я сказал Дэнису, что не мог оставить тело просто валяться на дороге. Нужно было закопать её, а лопаты у меня с собой не было. Мне было жалко собаку. В этом я ему не соврал.
Меня даже не удивило то, что смерть собаки меня огорчила больше, чем смерть Хлои. Может быть, это было всё из-за того, что я уже давно привык видеть трупы людей. Или из-за того, что собаку-то убил именно я и теперь чувствую вину из-за этого. А может, и из-за того, что животных я всегда любил гораздо больше, чем людей. И ведь это легко можно объяснить тем, что я вижу в каждом человеке пороки, которых нет у животных. Знакомясь с новым человеком, я мысленно приписываю ему тот грех, который он совершил или мог бы совершить. В любом случае я рассматриваю людей как заведомо провинившихся созданий. Мы все червоточина, не запланированная Всевышним творцом. Мы как черви, изъедающие нашу планету. Даже хуже. Мы те, кто пожирает друг друга. Мы все грешны. Мы все омерзительны в разной степени. Будь то священник, собирающий подаяния с наивных людей и покупая на эти деньги новые серёжки для своей любимой жёнушки. Или десятилетний ублюдок, который топит котят в миске с хлоркой, чтобы увидеть ещё больше мучений крохотного животного. Или возьмём, к примеру, благовоспитанную миссис Роуз, которая является святой для своих соседей. Она готова отдать последнюю рубашку нищему и участвует во всех благотворительных вечерах. Но никто не знает, что этот ангел закапывает у себя в саду уже третий нежелательный плод своей похоти.
Но хуже всего, что человек убеждает себя в том, что он хороший. Он придумывает себе оправдание и прикрывается покаянием.
Человек априори злое существо. Особенно по отношению к другим людям. Если мы помогаем человеку, попавшему в беду, то только лишь для того, чтобы потешить своё самолюбие. Для того чтобы чувствовать себя лучше. Вроде как загладить вину за прошлые свои ошибки. Но что интересно, если мы помогаем попавшему в беду животному, то мы не думаем про спасение своей души. Мы просто хотим спасти это существо и чувствуем облегчение только тогда, когда узнаем наверняка, что судьба этого животного теперь в безопасности. Глубоко в душе мы знаем, что это безгрешное создание, несомненно, нравственно выше всех нас. Может быть, именно поэтому некоторые люди так жестоки к ним. Потому что чувствуют, что сами являются морально более низкими существами.
Можно сказать, что людей я и вовсе ненавидел. Я знаю, что это неправильно, но я ненавидел всех, кого не знал. Для меня все незнакомые мне люди выглядели либо как агрессивно настроенные личности, либо как безнадёжно тупые и ограниченные потребители.
Легко ненавидеть человека, которого не знаешь, так как его поступки всегда кажутся нелепыми и абсурдными, а слова – смешными и несуразными. И я уверен, что для других людей я выгляжу так же нелепо, как и они для меня. Мы все ненавидим друг друга, пока не познакомимся поближе. Если ты не занимаешь более-менее значимую часть в жизни человека, то он так и остаётся сволочью по отношению к тебе. В его сознании ты человек, которым можно пожертвовать ради достижения своей цели, через чью голову можно переступить. Но парадокс в том, что стоит узнать его немного ближе, и он, в принципе, уже не такой и безмозглый, а его общество теперь более-менее терпимо. И вообще, чем ближе к тебе человек, тем меньше ты видишь в нём неразумного. Ну, или подсознательно пытаешься не видеть этого и, конечно же, оправдываешь его.
Естественно, я ненавидел не всех людей. Хоть я и знал, что никто не безгрешен, но от Мари и Софи я никогда не видел лицемерия и притворства. Их я любил безмерно.
Итак, Дэниса вроде удовлетворило моё объяснение, хоть он и посмотрел на меня с нескрываемой насмешкой. Видимо, он считал, что какая-то дворняга недостойна того, чтобы тратить столько времени и усилий на неё. Но это было его мнение, и я не собирался переубеждать его. Нужно отдать должное Дэнису, он также не стал комментировать моё поведение.
Мы не стали долго рыбачить. Раньше мы втроём засиживались до позднего вечера, не замечая за разговорами, как проносится время. Но сегодня каждый из нас просто хотел провести время в спокойствии и желательно без лишних телодвижений. Каждый думал о своём. У каждого были свои проблемы. А мне, ко всему прочему, ещё и было неимоверно тяжело двигаться. По большей части именно эта ноющая боль вновь и вновь возвращала меня к вчерашнему дню, заставляя моё сердце замирать от ноющей тревоги.
Мы с Дэнисом успели поймать пару рыб, которых сразу же приготовили на мангале. После мы устроились у печки, поедая всё съестное, что у нас было, и запивая это прохладным пивом. Мы много разговаривали о своих семьях. За то время пока мы не виделись, у каждого в жизни произошло многое, что можно было бы обсудить. И мы открыто рассказывали друг другу все подробности своих приключений, не переживая о том, что они могут дойти до кого-нибудь ещё. Я доверял ему в этом плане, а он доверял мне.
Так мы и просидели пару часов до того, как не стемнело.
Хорошенько прибравшись, и разложив всё по своим местам, мы начали собираться. Нам нужно было выдвигаться по домам. Отдых закончился. Пора возвращаться в реальный мир.
Когда я отъезжал от озера, на душе у меня не было тяжести. Более того, я чувствовал, будто сбросил эмоциональный груз с плеч. Но чем ближе я подъезжал к своему дому, тем больше чувство тревоги накрывало меня. Уже дома я понял, что попросту боялся смотреть в глаза Мари.
Когда я доехал, дочь уже спала. Мари сидела в гостиной, подняв ноги на диван, и смотрела телевизор. Она не заметила, как я зашёл. Свет от телевизора мерцал в темноте на её спокойном лице. Увидела она меня лишь тогда, когда я присел рядом с ней на диване. По телевизору шёл какой-то чёрно-белый фильм, смысл которого я не уловил. Она молча опёрлась на меня своей спиной так, что я видел только часть её лица.
– От тебя пахнет, – произнесла она своим медовым голосом.
– Ты хотела сказать воняет, – усмехнувшись, ответил я.
– Тебе Клайд звонил. Он не смог дозвониться до тебя вчера.
Меня будто по голове ударили. Я забыл о Клайде. Нужно было позвонить ему вчера и рассказать всё, что я узнал. А что, если Мухтади уже улетел из страны? Это был единственный шанс спасти Акифа. Но сейчас уже поздно звонить. Ночью мы, опять же, ничего не решим. Оставалось надеяться, что араб ещё не сбежал.
– Ты же знаешь, что на озере совсем нет связи. Мы поговорим с ним завтра утром. Думаю, ничего страшного не произойдёт, – изрёк я как можно более спокойно, хоть и сердце моё билось неимоверно.
Скорее всего, она почувствовала, что моя уверенность является напускной, так как плечом она упиралась прямо мне в грудь и могла чувствовать, как моё сердцебиение участилось. А это верный признак лжи. Она не подала даже вида, что заметила это. Как, впрочем, и всегда.
Она продолжала совершенно спокойно смотреть телевизор. Хоть я и смотрел кино вместе с ней, но так и не услышал ни единого слова из фильма. Я был полностью погружён в мысли об Акифе и моём промахе.
Мари пробудила моё сознание тем, что поднялась с дивана и, поцеловав меня в лоб, молча отправилась спать. Я и не заметил, как фильм уже закончился.
После душа я сразу пошёл в спальню, где она уже тихо посапывала в нашей постели. Вся усталость, обретённая за эти дни, разом навалилась на меня. Я заснул сразу, несмотря на всю тревогу, бурлящую у меня в душе.