Ника сфотографировала в уголовном деле несколько заинтересовавших ее документов, отдала тома сотруднице архива и вышла на улицу. Там была сибирская осень во всей своей красе: светило тусклое солнышко, а с неба летели маленькие снежные крупинки. Октябрь и сентябрь в этих местах самые непонятные месяцы: то дождь, то снег, то снова золотая осень.
Следователь Речиц села в свой автомобиль и, не торопясь, поехала по засыпанной снежной крупой дороге. Маршрут Ники пролегал рядом с отделом по расследованию особо важных дел, в котором она протрудилась почти год и который она так спешно покинула. Сначала Ника хотела проехать мимо, не высматривая из автомобиля знакомый силуэт, но ее планам помешала пробка, образовавшаяся на светофоре аккурат перед «важняками».
А вот и Погорельцев Сергей Александрович, идет из кофейни с кофейным стаканчиком, не обращая внимания на снегопад. Слава богу, что машина у Ники серая и неприметная, в глаза не бросается.
Ника проводила взглядом своего бывшего любовника.
– А что это за фамилия такая – Речиц? – спросил однажды Сергей у Ники.
– Она произошла от славянского слова «Речь», похоже, что мои давние предки были речистыми людьми, – улыбнулась Ника.
С этого момента и началась их дружба. Они помогали друг другу в работе, пили кофе, обсуждали книги и фильмы. А потом в одну теплую августовскую ночь Нику разбудило сообщение от Сергея: «Ты мне очень нравишься». А потом начался их роман, полный невысказанной до конца нежности с обеих сторон. Они могли просто кататься на машине по ночному городу, держаться за руки, вели себя как влюбленные подростки. Они как-то легко вошли в жизни друг друга. И у них сразу установились удивительно приятные отношения, когда можно вместе готовить еду, валяться у телевизора, пить пиво и заниматься любовью без лишних слов и объяснений. Ника впервые за много лет была полностью счастлива и на работе, и после нее – рядом с Сергеем.
Ника знала, что Сергей когда-то был женат, но Сергей показал ей судебное решение трехлетней давности о расторжении брака между ним и его супругой. Потом Сергей рассказал ей, что его отношения с женой довольно сложные, что она не может его до конца отпустить, что постоянно просит его вернуться назад.
Апофеозом этой непонятной ситуации стало то, что Сергей уехал отдыхать с бывшей женой и сыном и прислал Нике свои семейные фотографии из отпуска. Ника была в шоке, естественно, предъявила Сергею претензии, на что он ответил, что в совместном отпуске нет ничего страшного, что он делает это в первую очередь ради сына.
Для Ники это стало последней каплей. Она не стала дожидаться возвращения Погорельцева из семейного путешествия и уехала в Бродск.
– Вот он, вернулся, отдохнул. Мерзкий обманщик. Кофе ему, видите ли, захотелось, – пробормотала Ника, усилием воли заставила себя отвернуться от окон своего бывшего отдела.
Утерла со щек набежавшие слезы.
Сделала радио погромче и поехала дальше.
По дороге в родной отдел Ника успокоилась и начала планировать работу на вторую половину дня. Она запланировала подробно изучить «колпаки» с местности, прилегающей к единственной в Нижних Ямках базовой станции. «Колпаками» следователи называют данные о телефонных номерах, выходивших в сеть в определенном месте. Конечно, информативности в таких «колпаках» было немного, но для полноты картины изучить их все-таки хотелось. Но планы Ники были грубо нарушены очередным суточным дежурством. Из-за ухода Макса Преображенского в отпуск следователей в отделе стало критично мало, и дежурить приходилось почти что каждый день. Намечался выезд в цыганский табор, в котором умер месячный младенец.
Трясясь на заднем сиденье милицейского «козлика», Ника поведала о своих планах изучить «колпаки» Ткачуку, уютно устроившемуся рядом с водителем.
Цыганский табор представлял собой примерно 30 самодельных домиков, которые хаотично облепили единственное в поселении кирпичное здание, расположенное по адресу: село Нижние Ямки, улица Железнодорожная, 6. Так как остальные домики были самовольными постройками и своих адресов не имели, всех домов в таборе был один вышеупомянутый номер. Крыши всех домиков венчали спутниковые тарелки, рядом с каждым из домов стояло по автомобилю. Навстречу служебному уазику выбежала толпа чумазых цыганят, Ника в который раз поразилась морозоустойчивости этого народа. На календаре сентябрь сменил октябрь, землю покрыл тоненьким слоем рано выпавший в ту осень снег. По этому снегу бегали босоногие цыганские детишки, особо Нику впечатлил пятилетний на вид малец, который стоял и глазел на «козлика» и его обитателей, положив в рот большой палец руки. Малец был абсолютно голым, не считая коротенькой футболки. Трусов на мальце не было.
«После наступления ядерной зимы в мире не вымрут только тараканы и цыгане», – подумала Ника.
Причина вызова следственно-оперативной группы в табор была проста, там умер ребенок, у которого единственного в таборе было свидетельство о рождении. Данный документ у крохотного представителя цыганского народа смог появиться по очень простой причине: так как его юная четырнадцатилетняя мать не смогла сама разродиться в таборе при помощи местной повитухи, родные доставили ее в Бродский роддом, где на свет появился семимесячный ребенок. Ника была абсолютно уверена, что если бы этот ребенок родился в таборе и остался за пределами учета свежеиспеченных граждан Российской Федерации, то после его ранней кончины его спокойно прикопали рядом с табором и беспокоить сотрудников полиции по этому поводу не стали.
Уазик остановился рядом с одним из самодельных домиков, его тут же облепили цыгане большие и маленькие, бойко и громко переговариваясь между собой на своем языке.
– Мне кажется, они договариваются, в каком порядке будут с нашей машины колеса откручивать, – мрачно прокомментировала Ника. – Предлагаю как можно быстрее пройти в дом. Я осматриваю труп младенца, ты, Коля, опрашиваешь мать. И поехали поскорее отсюда, пока у нас автомобиль на ходу не разобрали.
– Отличный план. – Коля первый выпрыгнул из машины и, разрезая цыганскую толпу как ледокол, пошел к домику. Ника поспешила вслед за ним.
Они вошли в дом, в доме никого не было. В единственной комнате не было и никаких предметов домашнего обихода, кроме печки, телевизора и маленького матрасика, лежавшего в дальнем углу комнаты. На матрасике лежал труп младенца в пеленках. Ника и Коля на секунду застыли в ступоре, пораженные такой спартанской обстановкой.
Но тут же в ту же секунду с улицы ворвалась цыганская шумная и пестрая толпа. Женщины причитали, мужчины громко переговаривались и размахивали руками. Несмотря на то что Ника понимала, что маловероятно, что цыгане могут сделать ей что-то плохое, в этой толпе разговаривающих на чужом языке людей она чувствовала себя максимально небезопасно.
«Боимся мы все-таки чужаков», – подумала Ника, достала из следственного чемодана резиновые перчатки и принялась осматривать труп младенца мужского пола: развернула пеленки, внимательно изучила тело с обеих сторон на предмет каких-либо телесных повреждений, прощупала кости черепа и ребра. На вид ребенок был целенький и умер, скорее всего, от синдрома внезапной смерти младенцев. Ника сфотографировала труп со всех сторон, сфотографировала комнату, краем глаза она видела, что Коля каким-то невероятным образом вычленил их кучи цыган одну молоденькую зареванную цыганку и сейчас ее расспрашивает о чем-то под протокол.
– Протокол в машине напишу, тут даже присесть негде, – решила Ника и стала продвигаться к выходу из дома. Но вдруг она увидела то, что меньше всего ожидала здесь увидеть…
Она протиснулась через цыган к Коле и прошептала ему на ухо:
– Вон у того цыгана на шее подвеска, как у Лили Кондратюк в ориентировке – в виде оленя.
– Да ты что, – Коля оживился. Молодая цыганка уже ставила крестик под протоколом. – Сейчас мы его с собой заберем и запытаем. Ника, только надо решить, что с трупом делать. Цыгане его на СМЭ везти отказались. Говорят, на фиг нам это надо, мы его и тут можем закопать.
– Берем труп с собой, сами отвезем, – сказала Ника. – Давай быстрее цыгана принимать, пока он никуда не смылся.
Коля взял на руки сверток с ребенком, после чего он и Ника пошли к машине.
– Никуш, я сейчас труп на заднее сиденье положу, возьму водителя, и мы этого цыгана заберем. Ты садись пока в машину, вперед садись.
Ника села в уазик. Коля с водителем ушли назад в дом. Через пару минут оттуда снова стали раздаваться гортанные цыганские крики, сколько Ника ни встречала в своей работе цыган, никто из них в принципе не умел говорить тихо. Из дома вышли Коля с водителем, под руки они вели молодого цыгана.
– Да это же Яшка, наш насильник, – присмотрелась Ника. – Надо же, в темноте дома я его не узнала сразу.
Коля и водитель запихали сопротивляющегося Яшку в багажник. Толпа окружила автомобиль и уже начала вести себя более агрессивно: цыгане орали и стучали кулаками по уазику. Водитель и Коля вскочили в автомобиль.
«Козлик» покинул территорию цыганского табора с максимально возможной скоростью, вслед ему полетело несколько камней и комков грязи от хулиганистых цыганят.
– Фу-у-у, – Ника вздохнула. – Вы знаете, товарищи, я сегодня несколько раз сильно напряглась.
– И не говори. Непредсказуемый это все-таки народ, – ответил Коля.
– Мне еще и машину отмывать, – мрачно резюмировал водитель. – От грязи. А вы еще и труп младенца приволокли, прости господи. – Водитель размашисто осенил себя крестным знамением.
В отделе полиции Ника и Коля в течение нескольких часов наслаждались театром одного актера в исполнении Яшки-цыгана. Яшка божился, крестился, клялся мамой, что ничего про кулон не знает и что случайно нашел его на улице. Потом Коля, несколько устав, отправил Нику попить чаю в дежурную часть, а сам как-то потолковал с не помнившим ничего по-мужски.
После чего Яшка поведал почтенной публике, что примерно в начале июня он купил кулон за пять тысяч рублей у какого-то молодого парня, с которым познакомился на Клещихинском кладбище в Энске. Внешность у парня, по словам Яшки, была крайне непримечательная: тощий, бледный, в огромной бейсболке и в футболке с надписью «Адидас» не по размеру.
– Здоровая такая футболка, – махал руками цыган. – А парень такой щупленький, задохлый.
Ника быстренько загуглила в соцсетях портреты Миши Голицина, Матвея Кондратюка и Лилиных одноклассников. Яшка их внимательнейшим образом просмотрел и всех забраковал.
– Не они. И точка.
– В общем, кулон есть. А зацепки, считай, что нет, – вздохнула Ника и, посмотрев на часы, решила, что на работу ехать уже смысла нет. И отправилась домой.
Съемная квартира, в которую Ника въехала неделю назад, своим спартанским бытом могла посоперничать с цыганским жилищем. В крохотной однокомнатной студии стояли диван, стол, два стула, шкаф для одежды и телевизор. Ника посчитала данную обстановку идеальной, так как времени, сил и желания наводить какой-либо уют у среднестатистического следователя нет.
Ника сняла с себя куртку, скинула у входа кроссовки и рухнула на диван. Нащупав в складке дивана пульт, Ника уныло начала переключать каналы.
В те редкие дни, когда Ника возвращалась домой во время не насколько позднее, чтобы немедленно завалиться спать, она краем глаза смотрела многочисленные сериалы на криминально-следственные темы, заполонившие все телеканалы и неуловимо похожие на один нескончаемый сериал. Сериалы про следователей поражали старшего следователя Нику Станиславовну Речиц дичайшим несоответствием телекартинки жизненным реалиям. Так следователи, расследующие убийства, упорно работали в полиции, зачастую в убойном отделе, героически расследовали по двадцать серий подряд всего одно уголовное дело, и никто не заикался им про выход дел прокурору и в суд (а надо бы направлять по два ежемесячно), не напрягал их с суточными дежурствами. Красивые люди в красивой форме героически боролись с преступностью, не встречая на своем пути практически никакого сопротивления. Экспертизы делались буквально за секунды при помощи навороченного экспертного оборудования – центрифуги, эксперт, пару минут ожесточенно постучав по клавиатуре своего ноутбука, мог назвать местонахождение любого человека и даже на карте его указать красной пульсирующей точкой. Опера бодро бегали по приказу следователя, безо всяких отдельных поручений, и говорили, что они со следователем – одна команда. Граждане прибегали к киноследователю по первому зову и с порога начинали выкладывать все тайны. В целом при просмотре таких сериалов у обывателя могло сложиться впечатление, что преступность в России не удалось победить исключительно по той причине, что следователи периодически отвлекаются от работы на выяснение своих межполовых отношений и любовные треугольники. Но и с половыми отношениями в итоге все оказывалось отлично, и в финальных кадрах сериала любящие друг друга герои радовали зрителя мощным поцелуем.
Можно себе представить, насколько тошнотворны такие сериалы для следака, уставшего от жизни, работы, начальника и самого себя лично. Особенно прекрасно воспринимались эти ТВ-шоу Никой в те дни, когда ей прилетало от руководства за волокиту в делах, связанную с большой очередью при проведении экспертиз, отсутствием ответов на поручения от бравых оперов, а также в те дни, когда граждане при вызове их на допросы открытым текстом говорили Нике, что никуда они поедут и что вертели они ее саму и весь ее Следственный комитет на одном эрегированном органе.
От лицезрения римского профиля телеследователя Нику отвлекло пиликанье телефона. Ника посмотрела на экранчик, абонент «Погорельцев С.А.», «Ника, нам надо поговорить. Выйди из дома, пожалуйста».
Ника заблокировала абонента «Погорельцев С.А.», потом подошла к окну и выглянула в него, прикрывшись занавеской. Под окном стоял отлично знакомый ей белый «лексус» Погорельцева, а рядом с ним и сам Погорельцев. У Ники болезненно сжалось сердце. В свете уличного фонаря было видно, как на непокрытую голову Сергея падают мелкие случайные снежинки. Нике стало плохо и холодно, ей нестерпимо хотелось выбежать на улицу, обнять Погорельцева, зарыться лицом в воротник его пальто, прижаться к нему всем телом и никогда не разжимать своих объятий. Вот он – человек, который близок ей как никто другой.
Ника нервно дернула головой. Что бы она ни чувствовала, нельзя строить отношения на лжи и обмане, нет и еще раз нет. Она заплакала, упала на диван лицом вниз и уснула под унылое бормотание телевизора.
Во вторник Ника проснулась бледная, измученная и опухшая от плача. Она вяло постаралась привести себя в порядок, но маскировка следов слез прошла безуспешно.
На работе Нику ждал очередной малоприятный сюрприз.
– Ника Станиславовна, вы же помните, что сегодня личный прием потерпевшего Кондратюка при руководителе следственного управления? – зашел утром в ее кабинет ДД.
– Нет, не помню, – печально вздохнула Ника. – А он все еще хочет на личный прием?
– Да, рвется очень сильно. Вчера с ним по телефону разговаривал. Что, тогда собирайтесь, поехали, – сказал ДД.
Ника мрачно заперлась в кабинете и начала переодеваться в форменную юбку и китель. Ничего хорошего личный прием не обещал.
Ника так и не поняла, по какой неведомой причине в один не самый лучший миг защита прав и законных интересов граждан сотрудниками Следственного комитета стала автоматически приравниваться к публичной порке следователя в присутствии этих самых граждан и немедленной реализации самых необузданных желаний потерпевших. Плодородной почвой, на которой произрастают те самые желания, являются уже упомянутые бесчисленные сериалы на криминальные темы. А фантазия сценаристов не знает границ и чувства меры.
Ника и ДД уныло слонялись по генеральской приемной, ожидая, что им сейчас популярно объяснят, как они неправы во всех отношениях. Стрелки на часах подкрались к двенадцати, сотрудница отдела по приему граждан ввела в приемную потерпевшего Кондратюка, и наши герои вошли в кабинет руководителя следственного управления генерал-майора юстиции Василия Ивановича Поленова.
Василий Иванович встретил своих сотрудников суровым взглядом исподлобья, а потерпевшего Кондратюка одарил сдержанной улыбкой. После чего пригласил всех присаживаться.
Николай Кондратюк присел за блестящий приставной генеральский стол и начал свой монолог, который Ника и ДД слышали уже неоднократно: «толстосум Голицын», «убил мою дочь», «дал всем взятки», «следователи покрывают», «куда катится мир», «тупые бабы-следователи не могут ни в чем разобраться», «надо срочно посадить Голицына, и он сразу все расскажет».
Генерал Поленов выслушал потерпевшего и сурово спросил, как проверялась выдвинутая им версия.
Слово взяла Ника. Она доложила о том, что согласно показаниям свидетелей никаких конфликтов между пропавшей девочкой и семьей Голицыных не было, что в момент исчезновения Лили Кондратюк Миша Голицын и его отец находились в Энске, что подтверждается детализациями их телефонных соединений.
Закончить свою речь Нике не дал потерпевший Кондратюк, который дурным голосом завопил на весь кабинет:
– А вы вообще знаете, что этот Голицын и жену свою убил?
Ника, стараясь держать себя в руках и ничем не выдавать своего раздражения, мягко поправила Кондратюка:
– Что Валерия Голицына пятнадцать лет назад стала жертвой убийцы, я знаю. Информацией о причастности к этому преступлению супруга женщины я не располагаю.
– А надо располагать! – снова заорал Кондратюк. – Зачем вас тут держат, дармоедов?
– А Голицына на причастность к убийству его жены вообще проверяли? – глядя на ДД и Нику как на провинившихся школьников, мрачно спросил генерал.
Ника про себя похвалила свое шестое чувство, подсказавшее ей, что надо ознакомиться с тем уголовным делом давно минувших лет.
– Еще пятнадцать лет назад за убийство Валерии Голицыной был осужден таксист, подвозивший ее из Энска в Бродск. Убийство он совершил из корыстных побуждений, похитил у потерпевшей сумочку с денежными средствами и золотые изделия.
– Вы приговор запросили по тому делу? Дело изучали? – продолжал строжиться Василий Иванович.
– Дело в архиве суда изучила. Копию приговора к материалам нашего дела приобщила.
– И что, в старом деле было что-то интересное? – в голосе генерала зазвучал искренний интерес.
«Ага, информация о том, что мама нашей «потеряшки» наставила рога нашему жалобщику», – подумала Ника, но вслух сказала:
– Нет, ничего интересного.
– Я дам указания отделу криминалистики, – ласково обратился генерал к Кондратюку, – повторно изучить дело в архиве суда.
– А вам необходимо активизировать работу по делу! Девочку нужно найти в кратчайшие сроки. Что это такое? Ребенок пропал, а за неполные полгода никаких результатов, – генерал нахмурил брови и стал сверлить взглядом Нику и ДД под довольные ухмылки потерпевшего. Кондратюк-старший при этом сиял ярче генеральских золотых погон и пуговиц на мундире.
– Необходимо провести тщательные осмотры с применением средств криминалистической техники по месту жительства и месту работы этого Голицына. Отработать версию о его причастности в полном объеме!
Ника открыла ежедневник и начала записывать. Похоже, что и правда придется делать тщательный обыск на свинокомплексе, хотя по большому счету, кроме лютой неприязни потерпевшего к владельцу колбасной фабрики, никакие ниточки туда не вели.
После почти часовой головомойки по поводу никчемности и нежелания работать следователей Бродского межрайонного следственного отдела, а также пожеланий найти себе работу в народном хозяйстве, если им что-то не нравится, Ника и ДД наконец-то покинули здание следственного управления и сели в автомобиль Дениса Денисовича.
Ника нервно ткнула пальцем собачку, стоявшую на приборной панели, отчего та со всей силы замотала головой.
– Вот сколько всего полезного можно было сделать вместо общения с этим чокнутым потерпевшим? Мне кажется, что для пущей радости Кондратюка генералу надо было раздать нам клоунские носы и парики и заставить прямо перед потерпевшим прыгать через обруч, как дрессированных зверушек.
– Есть такое, Ника Станиславовна, – не стал спорить с ней ДД. – Но вот такие теперь правила игры: следователю теперь надо не только расследовать уголовное дело, но и постараться максимально порадовать потерпевших, чтобы они не жаловались, и не попадаться сильно часто на глаза руководства.
– Ага, следователь должен быть как колобок. И от бабушки уйти, и от дедушки уйти. Господи, когда жить-то теперь? За что ни возьмись – везде какие-то скачки с препятствиями, – вздохнула Ника.
– Вы же понимаете, Ника Станиславовна, что покой и благодать в жизни следователя может наступить, только если расследовать исключительно уголовные дела о преступлениях в стиле «муж убил жену» или «бомж убил бомжа». Но вы-то уже это переросли, не правда ли?
Солнечным осенним утром Ника, эксперты, опера, следователь-криминалист и понятые прибыли на Бродский свинокомплекс, чтобы провести тотальный обыск всего и вся. Творческой идеей Ники было тщательно осмотреть место складирования навоза, так как пару лет назад в журнале «Следственная практика» Ника вычитала занимательную историю о том, что двое преступников, изнасиловавших и убивших девочку на территории конного клуба, спрятали труп в куче конских какашек.
Идея Ники не вызывала у следственно-оперативной группы энтузиазма, но так как потерпевший Кондратюк уже стал занозой в заднице у всех без исключения, опера, эксперты и следователь-криминалист согласились с ее предложением, взяли с собой противогазы и пять-шесть бомжей, которые за бутылку водки согласились перекопать навоз.
За утреннее время удалось осмотреть все помещения свинокомплекса, ближе к обеду все подтянулись к месту складирования свиных отходов. Картина там была постапокалиптическая. Бомжи в противогазах, воодушевленные будущим вознаграждением, копались в навозе. Мужчины курили и вполголоса перебрасывались шуточками по поводу идей некоторых слишком самоуверенных дамочек из СК. Ника сидела на заборчике, прикрыв глаза и наслаждаясь лучами последнего осеннего сибирского солнышка. К ней подошел Михаил Михайлович Голицын.
– Ника Станиславовна, а вам не обидно, что они над вами смеются?
Ника лениво приоткрыла глаза.
– Нет, раньше было обидно, а теперь все равно. Раньше меня называли «та чокнутая из комитета, что проводит проверки показаний на месте в день полиции», а сейчас переименуют в «ту чокнутую из комитета, которая заставила в говне копаться». Разницы особо нет.
– А что за ситуация с днем полиции? – поддержал светскую беседу Голицын.
– А это было на заре туманной юности, я тогда работала всего полгода. Ну и забыла, что десятое ноября – день полиции. Чай не национальный праздник, – улыбнулась Ника. – И запланировала на тот день проверку показаний на месте с выездом в лес. На меня матерились все: конвой, опера, всем хотелось побыстрее все закончить и побежать отмечать. По лесу все передвигались бегом. Потом, конечно, я со всеми познакомилась поближе, и мы уже вспоминали эту историю со смехом. Ну и я навсегда запомнила, когда же день полиции. Потом я запомнила и пятое октября – день уголовного розыска, и все десять праздников в честь Следственного комитета.
(Заметим в скобках, что следователь Речиц чуть-чуть преувеличивает. В Следственном комитете отмечается всего три праздника: 15 января – день Следственного комитета, 25 июля – день работника следственных органов, 7 сентября – день Следственного комитета при прокуратуре. Как видно, не грех и запутаться.)
– Ника Станиславовна, а можно еще вопрос?
Ника кивнула.
– Вы правда думаете, что уже на свинокомплексе в навозе спрятан труп юной подружки моего сына?
– Не знаю, – следователь Речиц пожала плечами. Как показывает практика, все преступления уже совершались ранее, и способы сокрытия трупов уже использовались. Ничего нового, как правило, преступник не изобретает. А тут идеальная схема – навоз воняет, труп, разлагаясь, тоже. Спрятать здесь труп – это как розу в саду спрятать.
Голицын замолчал. В какой-то момент Нике даже немного стало жалко его, вид у него был какой-то виноватый и несчастный.
Вдруг бомжи оживились и стали жестами показывать, что что-то нашли. Ника вскочила с заборчика и рванула к ним. Один из бомжей держал в руках человеческий череп, другие выковыривали из навоза еще какие-то кости вперемешку с обрывками одежды.
Нике показалось, что воздух стал каким-то густым, сердце изнутри забилось об ребра, так что стук даже в ушах отдавался. Ей было знакомо это невероятно сладкое следственное чувство – чувство гончей, напавшей на след. Ради таких минут хотелось жить и работать, казалось, что вслед за этой разгадкой мир раскроет тебе и остальные тайны бытия.
Скелетированные останки неустановленного человека осмотрели на месте обнаружения и доставили в бюро судебной медицинской экспертизы. Утром эксперт произведет их исследование. В ту ночь Нике не спалось, ей хотелось скорее узнать, нашли они Лилю Кондратюк или нет, чтобы дальше биться над вопросом, кто же ее убил, если это и правда Лиля. Утром она сразу поехала в морг, чтобы узнать всю информацию от эксперта из первых рук.
Ночью пошел дождь, который продолжил моросить и наутро. Вскрытия начинались в 8 утра, Ника слезно упросила заведующего отделением судебной медицинской экспертизы трупов заняться костными останками в первую очередь. В ожидании результатов Ника вышла на улицу. Перед входом в здание бюро она увидела одиноко сидящую на лавочке Алину Лазаревну. Она подошла, поздоровалась с потерпевшей. Та подняла на Нику смертельно уставшие глаза.
– Как думаете, это нашли мою девочку?
– Не знаю, сегодня, думаю, будет понятно. Я попросила, чтобы нам поскорее сделали геномно-молекулярную экспертизу, ну и сейчас эксперт нам скажет пол и примерный возраст того, чей скелет мы нашли на свинокомплексе.
– Знаете… – Алина Лазаревна задумалась. – Я часто думала, за что мне такое горе. А потом поняла, это из-за моего неумения прощать.