– О, уверяю тебя, если ты пошумишь так же еще минут двадцать, я смогу достать немного чернил и подходящую кисть. И, возможно, ужин. Двое дюжих молодцев, которые тащили меня сюда, изъявляли желание посетить неких дам в неком заведении, тебя принесли городские стражники, так что из охраны здесь только тот молодой человек, и утихомиривать тебя некому. Прошу, не сдерживай себя.

Примерно через пятнадцать минут ора и битья об дверь Кунг Фунг деликатно кашлянул. Каким-то образом этот кашель был слышен даже сквозь «индюков» и «гадов». Гаррет затих. Монах подошел к двери и тихонько постучал.

– Юноша!

В окошечке появился нос.

– Кажется, я нашел способ успокоить нашего большого друга. Видишь ли, он проявил завидный интерес к искусству письма. И если ты раздобудешь мне чернил из той чудесной лавки на углу соседней улицы и найдешь там же тонкую кисть, я обещаю тебе и твоим товарищам тишину и покой на достаточное время. Это время будет дольше, если ты найдешь что-нибудь поесть. Даже каллиграфия бессильна, когда желудок пуст.

Окошечко захлопнулось. Какое-то время ничего не происходило. Кунг Фунг кивнул Гаррету:

– Продолжай.

Десять минут спустя Кунг Фунг размечал на стене будущие горные вершины. В другой его руке была краюха хлеба, которую он деликатно жевал. Гаррет сидел рядом и пялился на грязную серую штукатурку, которая, повинуясь кисти, постепенно превращалась в ноздреватый весенний снег.

– Видишь ли, друг мой, весь вопрос в том, как ты поступаешь с фактами. Наш главный факт в том, что мы оказались заперты друг с другом минимум на пятнадцать суток, а максимум – как взбредет в голову нашим тюремщикам. Мы можем провести это время, барабаня по двери и крича, что приведет разве что к тому, что мы потеряем голос и заработаем синяки и, возможно, переломы, когда нас все-таки побьют, а можем попробовать извлечь из него пользу, кроме, разумеется, общественных работ, на которые мы обречены. Вот ты, например… кстати, за что тебя?..

– За котенка, – буркнул Гаррет.

– За… котенка?..

– Ну, я увидел на дереве котейку, застрял он там. Туды залез, а обратно – ни в какой. Я за ним. А там баба была в окне, без платья, она как заорет… А эти как налетят… И котенка забрала, индюшка.

Старик прокашлялся:

– Да, сочувствую. Так вот ты, например. Что ты умеешь делать действительно хорошо?

– Дык это… Драться. Кия!

– Ах, ну да, верно. Кия. А я, как ты мог заметить, весьма сведущ в искусстве и…

Он написал на стене замысловатый иероглиф.

– … письме. Это твое имя.

Гаррет посмотрел на иероглиф. Гаррет улыбнулся. В улыбке не хватало зубов, но она была искренней.

– Красиво… Я б такую татушку сделал.

– Нравится? Тогда давай сам… Воот, чуть плавнее…

Месяц спустя двое стояли на распутье. Позади них высилась городская тюрьма.

– Хочу сказать, я от всей души благодарен судьбе за эти дни, – произнес Гаррет.

– О, мне тоже есть за что ее благодарить, – отозвался Кунг Фунг. – Как, значит, называется эта борьба?

– Никак. Назови ее сам.

Монах задумчиво кивнул. Они повернулись друг к другу.

– Ну что ж… Я ведь так и не спросил, за что тебя посадили, – сказал Гаррет.

– За мелкое воровство и бродяжничество, – безмятежно ответил монах. – Видишь ли, мне очень хотелось есть, а персики так аппетитно свесились за забор…

Гаррет закашлялся. Двое молча поклонились друг другу и разошлись. Когда мурлыкающий баллады Гаррет оказался достаточно далеко, Кунг Фунг подпрыгнул и выбросил вперед ногу:

– Кия!

Вышивка

Алешенька разлепил глаза и тут же вскочил: наставник исчез. «Ой, беда-беда! Без меня ушел! Вот ведь, решил же не спать, знал же, что бросит!»

Он заметался по поляне, судорожно хватая вещи и бросая их в вещь-мешок. Одеяло, кружка, котелок, обгрызенная куриная ножка… И вдруг замер.

Наставник сидел поодаль у реки. Его могучая фигура глыбой вырисовывалась на фоне воды и неба. Богатырь сидел, чуть ссутулившись, и что-то сосредоточенно разглядывал.

Алешенька тихонько подошел. Богатырь вышивал крестиком.

– Утро доброе, – сказал он басом.

– Доброе, – пропищал Алешенька. Голос у него ломался, да и зрелище было такое, что впору запищать.

Никита поглядел на него исподлобья и ухмыльнулся.

– Долго ты спишь. Не по-богатырски это. Богатырь рано встает. Мало ли, враги нападут, а ты только очи ясные протер.

– Виноват, Никита Сергеич…

Стяжки ложились ровно, красиво, глаз не оторвать. Алешенька и не отрывал. Пялился и пялился. Наконец, богатырь это заметил.

– Нравится? – он поднял пяльца и показал толстым, как сарделька, пальцем – Вот тут поле будет, тут избенка кривая, а тут дерево. Эту я на прошлой седьмице начал, да забросил. Все недосуг было. Кочевники, дружина, ты вот еще увязался… Сейчас хоть наметил как следует. К концу похода избу закончу… Ты рот-то закрой, а то муха влетит.

Алешенька не выдержал.

– Да ведь, Никита Сергеич, бабское это занятие! Достойно ли богатырю…

Брови богатыря грозно сдвинулись.

– А я что ж, хуже бабы буду?

Алешенька отшатнулся.

– Я, между прочим, конкурсы выигрываю! – загремел Никита Сергеич – Международные! Призы беру, за креативный подход и внимание к деталям! В последнем даже мою Василисушку обошел. Думал, рассердится, да куда там!.. Гордилась, аж сияла. Талант, говорит, раскрыла.

При мысли о жене богатырь успокоился и заулыбался. А Алешенька за голову схватился.

– А если узнает кто? Засмеют ведь, Никита Сергеич!..

– С чего тут смеяться-то? Да и знают все. Мои работы у нас в дружинном доме висят.

Алешенька захлопал глазами и сел. Богатырь положил еще стяжок. Вдалеке затыгыдымкало. К ним приближался всадник на плохонькой лошадке.

– Никит Сергеич… родненький… враги у деревни. Кочевники. Пожечь хотят, дань требуют.

– А я пироги пеку, – сказал Алеша, запрыгивая на коня и натягивая шлем. – С вареньем и сытные, с мясом. Бабушка научила.

– Славно! – пропыхтел богатырь из-под кольчуги. – Напечешь после битвы?

– Напеку.

Воины пришпорили коней. В траве блеснула упавшая иголка…

Превращение

– Ну о чем ты думала? Что, ярлычок было не прочесть?

– Смеетесь? Я думала, это узор такой. Кто же знал, что это санскрит!

Волшебник поморщился, как от головной боли. Было раннее утро. Он сидел за огромным дубовым столом, перед ним стояла чашка с кофе. А на чашке сидела гусеница.

– Я ведь на тебя чуть не наступил! – сказал волшебник.

– Сами виноваты! Кто же наливает превращательное зелье в бутылку из-под коньяка?

Волшебник вздохнул.

– Ладно, слезай. Будем тебя распревращать.

Он потянулся за палочкой.

– Да вы погодите, – сказала гусеница смущенно. – Я ведь совсем скоро стану бабочкой. Полетаю немного, а потом – распревращайте! Очень уж летать охота…

«Найми уборщицу, говорили они, – думал волшебник, устраивая гусеницу в банке – Будет порядок, говорили они»…

Фитнес-центр

– И вы гарантируете результат?

– Спрашиваете! Вернем деньги, если вас не устроит качество.

Аннет наморщила носик и оглядела избу, коровник и обширный огород. Она сомневалась. Менеджер кинулся в атаку:

– Сами посудите. Свежий воздух, здоровая экология, сбалансированное питание – только натуральные продукты, никакой химии, физические упражнения на все группы мышц! Екатерина Степановна – он кивнул на бабку, выходящую из коровника – опытный тренер, она обеспечит правильную нагрузку.

Аннет вздохнула. Ей обещали интенсивное похудение и восстановление формы, да и Вероничка из продаж после этого курса стала ну просто отпад.

Может, и Сережа ее заметит, он худышек любит…

– Ладно уж, разгружайте, – согласилась она и махнула ручкой на свои чемоданы. – В конце концов, это просто месяц в деревне…

Месяц спустя замызганный трудностями пути лендровер остановился у избы. Из него вылез ухмыляющийся менеджер. Он уже предвкушал увидеть изнуренную трудом, изрядно похудевшую и подкачавшуюся на огороде Аннет, мечтающую о горячей ванне.

На звук мотора вышла Екатерина Степановна.

– Ну, как наша клиентка?

Бабка заулыбалась:

– Клиентка, скажешь тоже! Она мне как родная внучка стала!

Менеджера кольнуло беспокойство. Бабкину внучку он видел. А бабка продолжала:

– Золотая девчонка! Все делает, и напоминать не приходится. И копает, и доит, и косит, лучше иного мужика! Да вот она сама, гляди-ка.

Из коровника к ним шла, улыбаясь, цветущая русская баба. Ее мощные формы колыхались при ходьбе, румянец играл на круглом лице, а в руке она нежно держала вилы.

– Что?!.. Как?..

Менеджер уронил темные очки. Аннет засмеялась.

– Сам же говорил, хорошее питание, экология!

– Да, но, но, но…

– Да что ты нокаешь! Не боись, довольна я. Денег не потребую. И обратно не поеду. У меня свадьба через две недели. Петра знаешь? Вот за него и выхожу.

– Но, но…

– Смешной он какой-то, а, баба Катя? Ну что еще сказать. Я ведь родилась в деревне. А потом меня увезли в город, чтобы я там училась, работала и жила лучшей жизнью. Ха!

Аннет от души фыркнула.

– Ладно, я еще у кур не была. Сходить?

– Сходи, Нюрочка, только вилы в сарай снеси.

Менеджер смотрел, как она уходит. Счастливая, уверенная, влюбленная. На полпути Нюра вдруг обернулась:

– Слушай, ты чемоданы мои захвати с собой. Маме моей отдай, пусть она вещи продаст или подарит кому-нибудь. Мне они здесь не нужны, да и не влезу я в них.

Менеджер гнал свой ровер обратно в город. Рядом на сидении трясся один из чемоданов. На душе было странно. «Может, ну его к черту, этот фитнес-центр? Лучше открою брачное агентство… или турфирму.»

Ремонт

Ангел и черт стояли и недоуменно пялились на объявление на двери.

– Как думаешь, это мы ее довели? – спросил ангел.

– Не, – отмахнулся черт – Это сезонное. Осенняя депрессия.

– Но как же мы теперь внутрь-то попадем? Ее же нужно наставлять! Совсем с пути собьется…

Черт хохотнул:

– Да не нужна ей твоя унылая мораль! Вот гульнуть хорошенько, это да! Это ве-се-ло!

– А последствия? Совесть ведь замучает!

– Да ну ее, твою совесть… Ладно. Раз у человека ремонт, у нас выходной. Я знаю бар тут поблизости, хоррроший! Давай, не стесняйся. Ангелам тоже надо расслабляться.

Черт приобнял товарища за плечи и увел в направлении порока и вакханалии. Когда они ушли, из-за двери выполз, хихикая, толстый таракан. Он посмотрел на табличку и потер лапки.

– Видишь, я же говорил, что сработает! – крикнул он в пустоту.

– Молодчина! – ответила пустота. – «Душа закрыта на ремонт», это же надо было додуматься!

Таракан засмеялся и с легким хлопком переместился из внутреннего пространства во внешнее. Напротив него сидела красивая молодая женщина.

– Дай пять, бро! – сказала она и протянула палец.

Таракан осторожно приложил лапку.

– Ну что, мы свободны!

– Чем займемся?

Улыбка таракана расширилась до размеров средненького океана:

– Да есть у нас с ребятами пара идеек… Тебе понравится.

Свидание

– И так каждый день, – вздохнула Машенька – Это не то, чтобы плохо, я же взрослая, я все понимаю. Зарабатывать нужно, и чтобы в доме порядок был, нужно, и чтобы детей накормить-напоить-одеть красиво, выслушать, обнять… И это, конечно, тоже чудо, когда дети обнимают, но хочется… еще чего-то. Волшебства. Глупо, да?

Доктор вздохнул. Он смотрел на красивую, благополучную, успешную и очень грустную женщину и задумчиво теребил седую бороду.

– Машенька, я приглашаю вас на свидание, – сказал он.

– Да что вы! Я же замужем!

– Спокойно, спокойно! – доктор умиротворяюще поднял руки. – И я пятьдесят лет как счастливо женат. Это дружеское свидание. Ничего этакого. Вы погуляете по городу, посидите в кафе, может быть, сходите в кино. А вечером с чистой совестью вернетесь к семье и сможете рассказать им обо всем, что делали. Идет?

Машенька пожала плечами. В конце концов, доктору было сильно за семьдесят. И ничего этакого ей действительно не грозило.

– Хорошо.

Маша уже двадцать минут ждала в парке, в условленном месте, а доктор все не появлялся. Она уже совсем собралась ему позвонить, как вдруг услышала музыку. Где-то совсем рядом зазвучала арфа.

Маша пошла на звук. Играла пожилая женщина, и делала это очень хорошо. Ее пальцы перебирали струны, а сама она сидела с закрытыми глазами и слушала собственную мелодию. Рядом на земле лежала шляпа.

Вокруг стали собираться люди. Кто-то уходил после пары минут, кто-то подолгу стоял и слушал, кто-то подавал, кто-то нет.

Маша слушала. Она поняла, как долго здесь стоит, когда у нее заныли ноги в новых туфлях. Маша кое-как доковыляла до скамейки. Туфли были, как колоды. «Снять? Ох, нет, как же я буду сидеть в парке, и босиком? А вдруг кто увидит?»

Она посидела еще немного. «А ну и что!». Туфли упали в песок, и Маша с наслаждением пошевелила пальцами.

– Хотите мороженого? – вдруг спросил голос.

Маша испуганно подскочила. Напротив нее стояла тележка мороженщика. Молодой парень, вчерашний школьник, улыбнулся ей и повторил свой вопрос. Маша обычно покупала мороженое детям и сперва растерялась. Но… а почему бы и нет?

– А у вас есть… – она замялась, вспоминая, какое же она любит – вишневое?

– Конечно!

Мальчик накидал ей огромный вафельный рожок с горочкой. Маша подошла к нему расплатиться как была, босиком, и это даже не показалось ей странным. Она вернулась на скамейку и вдруг с ужасом вспомнила про доктора. Они же наверняка разминулись! Маша схватилась за телефон. Ни пропущенных вызовов, ни смс, ничего. Вдруг он решил, что она испугалась? Нужно обязательно позвонить и объясниться!

Она уже стала искать его номер, как вдруг прямо в нее врезался воздушный шарик и с шумом лопнул. Она вскрикнула. Шарик мороженного упал на блузку.

Рядом кто-то заплакал. Маша посмотрела вперед и увидела маленького мальчика и его ошарашенную маму. Мальчик показывал пальцем на Машу, вернее, на остатки шарика у нее на коленях, а мама смотрела только на Машину испорченную блузку и медленно заливалась румянцем.

– Простите… – пролепетала она. – Сережа! Зачем ты бросил шарик в тетю? Смотри, что случилось!

– Он лооопнул! – заревел Сережа.

– А у тети кофта в мороженном! Ох, как неудобно…

Она явно ожидала, что Маша будет ругаться. А Маша вдруг засмеялась. Она впервые с детства сидела на скамейке босиком, капитально перемазанная в вишневом мороженном, да еще и с лопнувшим шариком.

– Спасибо! – сказала она – Мне ужасно не нравилась эта блузка. Муж подарил на восьмое марта. Он старался, выбирал, и я носила, чтобы ему было приятно. Но она мне совсем не идет. Теперь я могу спокойно от нее избавиться.

Женщина с ребенком улыбнулась с облегчением.

– Пожалуй, за это я должна вам шарик. Я настаиваю.

Втроем они пошли по парку. Женщину звали Алиса. Они разговорились. Маша очень давно не знакомилась с новыми людьми просто так. Обычно это были знакомства по работе, да и не знакомства вовсе, а контакты. С Алисой они болтали. Сначала осторожно, присматриваясь друг к другу, потом со смехом, и вот они уже вместе сидят в кафе и уплетают пиццу, как подруги. Расставаясь, Маша и Алиса обменялись телефонами и условились сходить с детьми в ТЮЗ в следующее воскресенье.

Маша снова осталась одна. Она прогулялась по центру, заглянула в кино и посмотрела очень ванильную и слезливую мелодраму с красивым актером, который ей нравился. На часах было почти восемь, когда фильм закончился. Маша решила, что пора домой, и вызвала такси. По пути она улыбалась.

– … вот так! – закончила свой рассказ Маша – Но доктор, мне так жаль, что мы не встретились!

– Да ведь я и не собирался, – сказал доктор, улыбаясь.

– А с кем же у меня было свидание? – засмеялась Маша.

– Вот с кем, – ответил доктор и вложил Маше в руки что-то тонкое и прохладное. – Мне показалось, вы давно не виделись.

Маша раскрыла ладони и посмотрелась в зеркало.

Феминитивы

– Ааааааа!!!

Из окна библиотечной башни вылетел тяжелый фолиант и звучно шмякнулся оземь прямо перед отцом-настоятелем. Отец настоятель благопристойно отскочил в сторону, вознес короткую благодарственную молитву и вздохнул.

– Выделите средства на сетку-уловитель, – велел он, казалось, в пустоту. – И поскорее.

Барельеф рядом с ним, оказавшийся казначеем, отлип от стены.

– Вы его не накажете? – спросил он бледным голосом.

– Наказать?.. – настоятель задумался. – Это нет. Отправьте бедняге пинту эля. И пирог со свининой.

– В смысле, как? – опешил казначей. – То есть, конечно, отец настоятель… Но ведь он мог кого-нибудь убить!

Настоятель посмотрел на казначея светлым взглядом.

– Н-да, у него еще двадцать томов… отойдем.

Они нырнули в ближайшую дверь. Это оказалась трапезная.

– Хочу напомнить вам, дорогой казначей, что ныне страной правит молодая и э… прогрессивная королева.

– Да хранят ее боги! – отозвался казначей, поднимая кружку эля.