Молодость Кайзера

– Да черт его знает… Стучат и все. Показалось, верно.

Райни взглянул в окно. В полутьме, развеиваемой лишь двумя свечами, он увидел двоих высоких парней. Один был в незастегнутом длиннополом мундире, другой – в одной рубашке и темном жилете. Они походили чем-то друг на друга и оба – на него самого. Рядом, в темном углу, была расстелена постель, и на ней лежал кто-то третий, к кому и направился второй, тот, который назвался Фрицхеном.

– Жар держится… Погано все как, – произнес он, после того, как положил руку на алебастрово-белый лоб лежащего.

– И так уже пятый день, – вздохнул тот, что был в рубашке. Он выглядел крепче, старше и держался поувереннее.

Говорили они оба на немецком, но некоторые слова выговаривали по-особому, как-то неправильно.

– Лекаря звать без толку. Опять кровь пустит, а у Кристхена и так душа еле в теле держится, – продолжал он.

– Но он же… – другой брат не мог выговорить ни слова.

– Да он так или иначе помрет, что поделаешь, – выплюнул слова старший. – Мы сами виноваты, что потащили его.

– Вообще, зачем нам нужно было брать на эту войну?

– Сам напросился, как же.

– А мама не захотела его одного отпускать, вот и навязала его в няньки.

– А все потому, что ты согласился!

– Хватит уже сваливать с больной головы на здоровую! – возмутился младший. – Ладно, сиди, пойду проверю караулы.

Райнхард наблюдал за тем, как он застегнул мундир, накинул плащ, надел треугольную шляпу, и вышел за дверь. Райни, не теряя времени, быстренько проник вовнутрь, чуть не столкнувшись с Фрицхеном. Тот даже не заметил его, только проворчал что-то про вездесущие сквозняки.

Убранство избы оказалось простым. Небеленые стены, закопченная печь, низкий потолок. Как только старший из молодых людей выпрямился во весь свой немалый рост – казалось, он мог сравняться по высоте с Зигом – Райни стал опасаться, что тот ударится головой о потолок. Фон Мюзель направился к постели, на которой, накрытый пестрым одеялом, лежал худощавый юноша, весьма хороший собой, если бы не черные тени, сгустившиеся под глазами, и посиневшая кромка чуть припухших, покрытых какими-то болячками губ. Тот дышал тяжело, с трудом, хватая воздух ртом, словно рыба, выброшенная на сушу. Тонкие черты миловидного овального лица, напоминающего лицо Фрицхена, ушедшего проверять караул, и другого – очевидно, все трое были братьями, а этот, кажется, Кристхен, так его назвали, был из них самым младшим. Полуоткрытые глаза, обрамленные длинными ресницами. Взъерошенные пепельно-светлые волосы, вьющиеся крупными кольцами. Длинные, загнутые вверх ресницы. Густые брови, сведенные напряженно на переносице, – видно, что юноша сосредоточил все усилия, чтобы не задохнуться. Глубокая ямка на остром подбородке, покрытым светлым пушком. Щеки покрыты неровным, пятнистым румянцем, слева сильнее, чем справа. Тонкие пальцы судорожно сжимали край одеяла. Рядом сидел еще и третий молодой человек в штатской одежде, светловолосый, и дремал, клюя носом.

«Так этот Кристхен болен примерно тем же, что и я. Врач бы сказал – пневмония. Тоже с двух сторон, причем левое легкое затронуто куда сильнее… У него очень болит спина под шестым ребром слева. И видится какой-то ужас, что его топят», – подумал Райни. – «А этот… по всей видимости, его слуга, и ведет себя точно так же, как Зиг – предается сну. Разбужу-ка я его, а то вот этот здоровяк сейчас ему как треснет по лбу за нерадивость…»

С этими словами Райни слегка ткнул в бок дремлющего слугу, отчего тот проснулся, посмотрел на больного и начал быстро расстегивать воротник рубашки, приговаривая что-то ласково на красивом и мелодичном, но совершенно не знакомом фон Мюзелю языке.

Удивительно, что Райнхард мог с легкостью угадать все чувства и мысли, бродившие в головах у каждого из присутствующих. Вот этот, старший из молодых людей (которого, как он угадал, звали Карлом) ужасно волнуется и тревожится. Поэтому злится на всех и вся. На мать, пославшую его «нянькой» для младшего брата, на Фрицхена, который потащил младшего брата в какую-то авантюру, сути которой Райни доискаться не мог, на больного, за то, что подцепил эту простуду, на слугу, за его нерасторопность… В то же время, Карл думал о средствах лечения брата, перебирал их все, гадал, где найти… Медицина, как понял Райни, здесь была совсем не развита. Доктор мог предложить только кровопускание, дабы снизить температуру. «Хорошо, хоть мне не предложили… А что, Зиг, может, и до такого додумается». Запястье больного юноши было покрыто красноватыми продольными шрамами – очевидно, такой процедуре его уже подвергали, и, как видно, безуспешно: воспаление не ушло, жар снова поднялся.

– Герр Карл, а может, барсучьим жиром его натереть? – спросил слуга по-немецки

– Ну иди, поймай барсука и вытопи из него жир, – раздраженно откликнулся старший брат больного. – Где мы достанем? Да и тут не очень поможет. Как бы он не сгорел…

– Снегом натереть?

– Чтобы он вообще умер на месте? Хватит тут глупости городить. Его надо переложить, видишь, так он задыхается?

Слуга заботливо постарался усадить больного в постели, но тот заваливался на бок, словно торс, руки и ноги его были сделаны из ваты, глухо стонал и говорил:

– Оставьте… Поедемьте… нам ж приказано…

Райни стало его страшно жаль. А еще он чувствовал, что тот, будучи в полубреду, его видит и чувствует, потому как Кристхен открыл глаза, оказавшиеся темно-синего цвета, чуть темнее, чем у Зига, и заговорил: «А это кто?», глядя прямо на него.

– Тут только мы с Якобом, Фрицхен караулы проверить пошел, сейчас вернется.

– Да нет же. Тут такой… В черном мундире с серебряным шитьем, – прошептал юноша.

– Тебе кажется», – вздохнул Карл. – Сейчас жар спадет, и уйдет этот твой…

Якоб мигом перекрестился, прошептав:

– Царица Небесная, совсем плох.

– А ты не ной! Выкарабкается…

Карл наклонился к нему с кружкой воды и проговорил:

– Возьми, выпей…

Кристоф сделал глоток и шепнул непослушным голосом:

– Теплая ж.

– А холодной тебе нельзя.

– И бок очень болит, – он снова поморщился. – Я спать хочу…

– Поспи, может, лучше станет, – вздохнул старший его брат.– «Да и мне б не мешало…

Стало тихо. Райни встал у постели, и увидел, как от больного, который лег на спину и прикрыл глаза, задышав несколько ровнее, отделяется словно белое облако, которое потом обрело очертания двойника лежащего.

«Душа выходит из тела… Он умирает?» – подумал Райни, но при взгляде на тело юноши он заметил, что его грудь по-прежнему вздымается под одеялом, а лицо приобрело безмятежное выражение.

– Вы ангел? – спросил Кристхен, глядя гостю прямо в глаза. – Я уже умер?

– Нет, – Райнхард вспомнил, что в этом мире, вероятно, должны знать ангелов, святых и молитвы. Молятся они по-христиански, хоть и не на латыни, а на немецком. У всех кресты на шее. Вот и у его собеседника тоже есть – простой, без изображений Распятого, из красного золота, на цепочке из того же металла. Райни понял – пока этот крест у него на груди, тот не может просто так взять и умереть.

Он представился чин по чину.

– Я Кристоф Рейнгольд. Фон Ливен. Прапорщик Семеновского полка, – свое воинское звание он произнес с некоторым даже отвращением. – А вы, Рейнхард… Вы лейтенант прусской армии?

Пруссия… Райнхард фон Мюзель, интересовавшийся историей Земли, читал, что было такое королевство, вокруг которого образовалась Германская империя – Первый Рейх. Затем ставший Вторым… Третий же оказался катастрофой и для Германии, и для половины мира. А по образу и подобию этой Пруссии, ставшей Германией, первый из Гольденбаумов и решил создавать свою Империю. Все подданные приняли немецкие имена и фамилии, выучились языку в его самой правильной, литературной форме. Все аристократические титулы и военные звания были тоже взяты из того, земного Рейха, равно как и обычаи, манеры, вкусы.

Райнхард не стал его разуверять. Только сам спросил:

– А какой нынче год?

– Должен быть 1790-й.

– От Рождества Христова?

– Так точно, – Кристоф пристально смотрел на него, не понимая, кто именно находится перед ним. Униформа вводила его в смущение – Райнхард понимал, что она слишком современная. Вряд ли они такое носят в современной его собеседнику Пруссии. – Кажется, десятое декабря…

Фон Мюзель попытался вспомнить, что же произошло в тот год. И что же это за война такая. Спросить он не мог – слишком уж много подозрений вызвал. Но ничего толком вспомнить тоже не мог.

– Вижу, вы не отсюда, – этот фон Ливен оказался толковым парнем и не стал его смущать расспросами. – И вы мне не снитесь – я вас и наяву видел.

– Вы сильно больны… Вам могло показаться.

– Да и вы тоже… – Кристоф внимательно вгляделся в его лицо. От его взгляда разливалось тепло, становилось немного полегче, потому как Райни постепенно начал ощущать всю ту же боль, от которой скрылся. – У вас… У вас что-то в горле. Какая-то опухоль. И в груди тоже. Оно мешает… Вам плохо.

– Так и есть, – подтвердил Райнхард. – Возможно, я уже умер.

– Нет… – лицо Кристофа, красивое несколько даже по-девичьи, посерьезнело. – Вы убежали сюда… Точнее, попросили, и вас сюда перенесли.

– Откуда вы знаете? – проговорил Райни.

– А за вами все видно, – простодушно откликнулся его собеседник. – Ежели желаете, можете тоже посмотреть…

Райнхард взглянул… По-прежнему белыми облаками витали мысли людей, сны тех, кто спал.

– От кого вы убегали? – поинтересовался Кристоф совершенно светским тоном. – И почему ваш слуга спит, тогда как он должен ходить за вами?

– Какой слуга? – недоуменно спросил Райни.

– Да вот тот… Рыжий.

– Это кадет-лейтенант Зигфрид Кирхайс. Мой друг и напарник, – с гордостью проговорил Райнхард. – Он спас мне жизнь, а я некстати провел некоторое время на морозе и простыл, как видите. Да так, что меня нечем лечить.

– Но он же обязался ухаживать за вами, – произнес Кристоф. – И… вас хотели убить враги?

– И сейчас хотят. Как вы думаете, от кого я бежал?

– Это herr Todt. Я его знаю и видел несколько раз. Не дрался, слава Господу, нет, – знающим голосом произнес Кристоф. – Он ничей не враг сам по себе. Но его могут подослать…

– Вот я о том и говорю, – вздохнул Райни. – И теперь не знаю, как вернуться. Да и стоит ли?

– Да, это сложно… Но если вы здесь долго задержитесь, то…

– То я умру? О том знаю. И, право слово, смерть была бы предпочтительнее этой боли.

– Нет, вы просто зависнете без сознания, – проговорил Кристоф. – Тело не умрет, но все остальное будет… здесь. А вам здесь жить нельзя.

– Правильно. Кроме вас и еще какого-то старика меня никто не разглядел, – усмехнулся Райни. – Но все же, не могли бы вы мне рассказать, с кем вы воюете и что вообще происходит?

Кристоф, как мог, довольно сбивчиво изложил ситуацию. Он тоже из некоего «Рейха», только Russische, и этой империей тоже управляет монарх, но не Keiser, а Keiserin. Которая, равно как и Фридрих-Вильгельм, тоже «постоянно берет фаворитов». Там тоже имеется аристократия, дворянство. Нет, в самой Империи по-немецки говорят только такие, как сам юноша и его семья, которых он отнес к некоей группе под названием «Balten».

– Ну и наша Keiserin вообще-то сама немка, – проговорил Ливен так, словно сообщал некую крамолу. А вообще-то официальный язык русский – на нем и говорили те, кого Райни встретил впервые.

– Высокорожденные разговаривают по-французски, – сообщил фон Ливен. Он сам знает французский хорошо, а русский не очень («Могу командовать и ругаться», – добавил, немного смутившись, юноша). Пруссия – государство западнее Российской Империи, там все говорят по-немецки, «прямо как вы», и там тоже правит король по имени Фридрих-Вильгельм. Война нынче идет со Швецией – королевством к северо-западу от Российской Империи.

– Спор за границы, – сказал Кристоф о причинах войны и сообщил, что да, война идет победоносно для России.

– А я тут заболел… Скоро маршем на Фридрихсгам, меня оставят здесь, – досадовал он. – Я так и останусь каким-то прапорщиком, даже не офицером…

– Нет, – Райни мог прозревать его будущее и видел его повзрослевшим, в блестящем мундире, чем-то напоминающим гросс-адмиральский, с густой бахромой у плеч, подающим какие-то документы очень важным людям, непринужденно расположившимся во дворце с ошеломительным убранством – по сравнению с ним Нойе Сан-Суси казался сущим сараем. – Вы дослужитесь… дослужитесь до высших чинов. Вам будут завидовать. Восхищаться вами. И случится очень скоро.

– Вы льстите. Я не очень хороший военный, – вздохнул Кристоф. – Мои братья правы – я им только обуза.

– Если вы о старшем брате, он вас очень любит. И боится за вас, а так как страха проявить позволить себе не может, то и злится.

– Тот, кого вы зовете другом, – после паузы выговорил юноша. – Так вот, он не очень друг. Он любит вашу сестру.

– История известная, – и Райни пересказал отчего-то то, как Аннерозе стала фавориткой. Как ее продал их отец.

– Мою сестренку мать тоже хочет продать, – прошептал Кристоф весьма печально.

– Императору? То есть, простите, сыну императрицы?

– Нет, богачу какому-нибудь, – с досадой произнес юноша. – И ведь продаст, не пожалеет. У нас влияние при дворе, у него деньги. Кроме того, Катарина же очень красивая… Ее любой возьмет даже без приданого.

Райни увидел эту сестру за его спиной и почувствовал, что Кристоф ее сильно любит, куда сильнее многих. Стройная девушка со светлыми волнистыми волосами, перехваченными лазоревой лентой и вольно лежащими на ее прямых плечах, поливает цветы в роскошно обставленной гостиной. Она чем-то неуловимым походила на Аннерозе, но лицо ее было более открытым, а взгляд синих, как у ее брата, глаз – куда более теплым, душевным даже.

– Моей сестре не доложили, что я болен, – в досаде произнес он. – Так бы меня доставили в нормальный госпиталь и быстро поставили на ноги…

– Ваш друг мог бы это сделать.

– Ну, он, видно, думает, что все само рассосется, – Райни опечалился. – И я бы тоже рад надеяться на это…

– Я бы мог вам помочь, если бы вы мне встретились при других обстоятельствах… а тут сами видите, застудил бок, горячка открылась, да и коновал этот дважды кровь уже пускал, – пожаловался Кристоф. Лицо его несколько побледнело, сделалось каким-то смазанным, словно Райни смотрел на него сквозь запотевшее стекло.

– А сейчас – видите ли, – нет сил, – вздохнул он. – Я сам боюсь не вернуться… Не надо на моих братьев сваливать еще и это. Их же матушка проклянет непременно.

– Мне бы только назад попасть, – отвечал на это Райнхард. – Но как же вы хотели мне помочь?..

– Да я бы мог вас вытянуть, – проговорил Кристоф.

– Как вытянуть?

– Руками, – юноша был несколько раздражен, а голос его уже слышался откуда-то далеко, как со дна моря. – Я эдак умею… Иногда… Но не сейчас… Может быть, вы попросите там кого? Ведь если вы из будущего, то должны уже знать…

– Будущее ненамного отличается от вашего прошлого, – подумал Райни, прежде чем его собеседник исчез, а зрение застила тьма, перемежаемая яркими огнями. Ему стало внезапно тошно, как в первое время, когда они упражнялись в центрифуге на курсах предполетной подготовки. Внезапно он снова оказался в своем теле, и ощутил, что рубашка, простыня и даже одеяло напитались его потом. Над ним суетились врачи – помимо прошлого педиатра, пришло еще двое. Рядом стоял Зиг и говорил, что с ним творится. Райни слышал слова: -Кризис… Перелом… Тридцать семь и семь, пульс восемьдесят девять. Он чувствовал первозданное облегчение от того, что снова здесь. Далее он запомнил, как Зиг его переодевает в чистое, обтирает тело влажной салфеткой и повторяет:

– Как же хорошо! Как хорошо!

Когда Райни проснулся, врач стоял тут как тут, держа наготове все приспособления – стетоскоп, шпатель… Внимательнейшим образом выслушал его легкие и сердце, проговорил: -Мы сменим вам антибиотик… И очень вовремя. Нам тут как раз снабжение прислали… Но почему сейчас? Возможно, о вашей болезни кое-кто прослышал при дворе.

Зиг, присутствовавший здесь же, при этих словах встрепенулся, да и сам Райнхард только пожал плечами.

Кирхайс начал задавать вопросы:

– А что же было написано в накладной? – но доктор внимательно выслушивал сердце больного.

– Да… Типичные для ангины изменения. Вам потом нужно будет сделать ЭКГ. В легких чуть чище стало… Слева очаг еще остается, правда. Так, теперь откройте рот…

Райни понял, что дело подошло к самой неприятной процедуре, но делать нечего было. Тем более, нынче он чувствовал, что опухоль под челюстью несколько спала, ему стало свободнее двигать шеей, да и проглотить собственную слюну или глоток воды уже не доставляло больших мучений.

– Так… Горло еще красное, миндалины рыхлые и отечные, но налеты отходят постепенно, особенно справа, – продолжал говорить доктор. – Все же это у вас не дифтерия, как я боялся. Но это не значит, что вам надо пустить все на самотек…

Он перечислил внушительное количество процедур, которые больному предстояло выполнять самостоятельно, и наказал лежать в постели еще неделю до нормализации температуры.

– Уколы ставьте трижды в день, тоже внутримышечно, – сообщил он. – Нельзя позволять температуре еще расти… Кстати, курс десять дней, иначе никакого эффекта не последует.

… -Это очень скучно, – пожаловался Райнхард через час. Он чувствовал себя почти здоровым, если бы не странная сквозящая слабость во всем теле. Даже аппетит проснулся, но с больным горлом он мог есть только творог и молочное, и то, глотать было больно.

– Не капризничай, – назидательно произнес Зиг. – Лучше давай, ложись на живот. Укол последний тебе утром ставил…

– У тебя, наверное, не был сдан зачет по инъекциям на курсе первой помощи, – проворчал Райни. – Вся задница в синяках, извини уж.

– А что ты хотел? – грубовато проговорил Зиг. Ему было невдомек, почему только недавно стоявший на грани жизни и смерти друг внезапно очнулся в дурном настроении, а не испытывает радостную благодарность от того, что выжил.

Он сковырнул стекло капсулы, набрал в одноразовый шприц жидкости, встряхнул его и ввел лекарство под кожу друга, который только поморщился.

– Если это препарат последнего поколения, то почему он не выпускается в форме таблеток? – проговорил Райни.

– Тебе вообще хотели делать капельницу, – мрачно произнес Зиг. – Теперь надо пойти прополоскать горло…

– Я знаю, – Райни взял стакан с жидкостью для полоскания, понюхал едкий запах раствора соли с йодом и обреченно вздохнул. – Кажется, я понял. Теперь меня пытаются извести скукой… И этими жуткими уколами.

Кирхайс только плечами пожал.

– Ты-то сам не заразился? – спросил Райни.

Зиг отрицательно покачал головой.

– Мне выдали аскорбиновую кислоту, – добавил он. – И я уже этим болел… В шесть лет, кажется.

– Ну все, по медицинской подготовке у тебя точно было два балла, – рассмеялся Райни. – Ангиной не болеют один раз в жизни… Кстати, а что у тебя было по истории?

– Пять, кажется, – сказал Зиг.

– Отлично… Что случилось в 1790 году? В декабре?

– Это экзамен, Райни? – усмехнулся Кирхайс.

– Нет, это вопрос… – и Райнхард рассказал о своем видении.

Зигфрид открыл крышку ноутбука, вышел в сеть и показал:

– Вот… русско-шведская война 1789—1791 года. А как, ты говоришь, звали твоего собеседника?

Отчего-то Райнхард не захотел сообщать его имени.

– Дай-ка сюда, сам поищу…

Зигфрид с удивлением протянул другу компьютер, и Райнхард ввел в поисковой программе имя, услышанное им накануне. Ему хотелось знать – выжил ли этот Кристоф-Рейнгольд? Ведь тогда вообще никаких антибиотиков не было, и юноша мог умереть на другой день, задохнувшись в жару… А был ли он на самом деле, или это все же выдумка?

С портрета, который сопровождал не самую обширную статью о «российском государственном и военном деятеле, дипломате, кавалере одиннадцати орденов», смотрели прежние глаза. Такие же синие и ясные. Лицо, конечно, выглядело гораздо старше. На левой щеке был виден длинный продольный шрам от удара холодным оружием, которого Райнхард прежде не заметил. Его знакомец прожил шестьдесят четыре года. Знал царей и королей. Воевал, представлял свою страну за границей, подписывал мирные договоры и создавал страны.., «Скончался неожиданно в Риме, сопровождая цесаревича Александра Николаевича в зарубежной поездке…», – прочел Райнхард, и затем отключился от сети.

– И что же ты нашел? Что-то тебя шокирующее? – спросил Зиг участливо, увидев, что лицо друга несколько побледнело.

– Он жил на самом деле… И я был в прошлом Земли, – прошептал его друг. – И видел реальных людей…

Зигфрид положил руку ему на лоб.

– Кажется, у тебя снова растет температура… Давай ее смерим?

– Хватит!» – прорычал Райни. – Все со мной нормально, это не бред! Лучше скажи: можно ли без антибиотиков вылечиться от пневмонии?

– Но нельзя прерывать курса, доктор же сказал… – пролепетал Зиг.

– Я не про то совсем, – фон Мюзель понял, что поделиться опытом он ни с кем не сможет. Особенно с близким другом… Что тогда сказал этот Кристоф, имея в виду Зигфрида: «Он не очень друг»? Нет, он просто плохо себя чувствует, больно сидеть в постели от уколов, сделанных Кирхайсом, оттого и злится… Надо взять себя в руки. И он отвернулся, смежив веки и надеясь, что снова повстречает знакомого, который и расскажет более подробно о себе и своей участи, о том, как справился с болезнью, раскрасит сухие строки энциклопедии ценными подробностями…

…Через шесть дней, когда доктор признал, что горло наконец-то очистилось, а температура не поднималась выше 37,5 даже в вечерние часы, Райнхард решил покинуть Капча-Ланку. -Курс лечения я продолжу дома, – уверил он доктора, которому не нравились остаточные хрипы в легких и кардиограмма, которую все же сняли на специально привезенном с «материка» приборе. Как потом сказал сам доктор, все снабжение поступило не потому, что о них подумали во дворце. А потому что новый начальник базы приказал разобрать трофеи, захваченные у мятежников, и нашел среди них немало медицинского оборудования и медикаментов. При этих словах Райнхард почувствовал некое разочарование: он-то был уверен, что постарался друг, сообщив о его состоянии сестре и сказав, что именно нужно для лечения и обследования. Зигфрид его и не разуверял, но в решении сбежать из этой ледяной пустыни поддержал. Про уколы молодые люди довольно быстро забыли, а некую слабость, которая длилась потом почти месяц, Райнхард списал на естественный процесс выздоровления. Стыдно было обращаться к врачу Рейхсфлота с такой мелочью, тем более, его ждали другие, более масштабные дела…