Дети Балтии

– У нас с ним свои счёты. С октября Девяносто четвёртого, – проговорила тихо Марианна. – Я знаю, что этот волк затаился в своем логове. Но когда-нибудь он за всё мне ответит.

«Её первый муж, этот русский, лишился ноги как раз во время взятия Варшавы… Странная она всё же», – подумала Анж.

– Если ты такая патриотка, – продолжала княжна. – То почему ты пошла под венец с Зубовым? Он же брал Варшаву. Почему ты спала с Долгоруковым?

– Анжелика. Вы, Чарторыйские, полагаете, что в москалях – всё зло. Нет. Вот в немцах, этих поганых еретиках и безбожниках, всё зло и есть, – сказала твердым голосом графиня Уварова. – Они толкают русских на то, чтобы ненавидеть нас, потому что эти чухонцы и пруссаки даже не считают нас за людей. Екатерина Кровавая была немкой. А Суворов просто исполнял приказ. Равно как и мой первый муж.

– Ты не ответила на мой вопрос, – жестко спросила девушка. – Почему ты спала с князем Петром Долгоруковым?

– Потому же, почему и пошла под венец с Уваровым, – сказала Марьяна. – Theodore, конечно, дурак, но он добрый дурак.

– Ты знаешь, что он друг этого Ливена? Равно как и муж твой?

– И что? Кстати, что ты имеешь против Долгорукова?

– Он домогался до меня. Я прокусила ему руку, – усмехнулась Анж.

– Прекрасно. Так с ними и надо, – одобрительно произнесла Марианна. – А что ты, собственно, хочешь от меня?

– Теперь уже ничего. Достаточно того, что ты ненавидишь Ливена. А так как этот его родственник бегает ныне за тобой, как хвостик, почему бы тебе не притвориться к нему благосклонной и не пригласить его на тайное свидание? – предложила, не моргнув и глазом, княжна Войцеховская.

– С чего бы? – посмотрела на неё Марьяна. – Почему бы тебе самой так не поступить?

– Ты знаешь, кто мои родственники, – прошептала Анж. – Меня же живьем закопают за такое.

– Ну да, он же не император и даже не великий князь, – графиня Уварова была в курсе всех слухов и сплетен и знала, что, по слухам, Анжелика вполне вероятно сможет заменить в постели государя другую свою соотечественницу, Марию Нарышкину.

Княжна посмотрела на неё как-то нехорошо.

– Ma chère cousine, поменьше слушай, что болтают вокруг всякие придурки, и почаще слушай меня, – улыбнулась она надменно. – Я знаю больше, и мои сведения всегда точны.

– Как посмотрю, ты умна не по годам. Сколько тебе, девятнадцать? – проговорила Марианна. – Что же с тобой будет, когда достигнешь моего возраста?

– Есть все основания полагать, что к этому возрасту я буду уже в могиле, в монастыре или замужем за дураком, – не моргнув глазом, произнесла Анжелика. – Ну так что? Ты соглашаешься дать свидание Бенкендорфу?

– Пожалуйста, – равнодушно произнесла графиня Уварова.

– Великолепно, – Анжелика в порыве чувств поцеловала её в щеку. – Можешь дать ему одно свидание, ничего не делать, если не хочешь, так, задурить ему голову, а на второе рандеву вместо тебя приду я. И у нас с ним будет свой разговор.

– Договорились.

Они пожали друг другу руки, и Анжелика сошла вниз, к своему экипажу. Она нынче поселилась во дворце, возобновив свою фрейлинскую службу, так что ей можно было не волноваться за то, что дома её встретят неласково из-за долгой отлучки. Адам вряд ли сейчас будет допытываться, где она бывает, пока не живёт с ним. У него дел слишком много, чтобы ещё и следить за племянницей. Как только она села в карету, к ней подбежал разгневанный брат и прокричал:

– Ты обманула меня, Анелька! Она передала только что записку Бенкендорфу! Ты…

– Трогай, – спокойно приказала она кучеру, оставив брата ругаться и махать кулаками ей вослед.

…Несмотря на репутацию, многочисленные связи и умение влюблять в себя мужчин «на раз-два-три», Марианна в глубине души презирала противоположный пол и не получала особого удовольствия в постели, хотя могла свести любого кавалера с ума легко и просто, мастерски разыгрывая страсть. Поэтому ей было всё равно, окажется ли она завтра в постели с Альхеном Бенкендорфом или хоть с тем же Анжеем Войцеховским. Впрочем, последнего она бы предпочла – с ним хоть по-польски можно поговорить. Но если Анж действительно ополчилась против Ливена – похоже, по наказу «Фамилии» – то графиня будет действовать в её пользу.

Алекс, узнав, что назавтра ему было назначено свидание от самой Марианны, забыл о странном появлении княжны Войцеховской там, где меньше всего ожидал её встретить. И зря. Потому что связь присутствия Анж в салоне его новой любовницы со всеми последующими событиями в его жизни он разглядит слишком поздно для себя.

ГЛАВА 4

Санкт-Петербург, июнь 1806 года

Последний день мая граф Кристоф провел довольно нервно. Он присутствовал на совещании у государя, где держал слово. Чарторыйский тоже был там самолично, долго говорил о необходимости радикальных реформ во всех ведомствах и ещё пару раз обмолвился: «Нынешняя военная доктрина очень мало соответствует надобностям текущего момента», при этом выразительно взглянув на графа, которого просто-таки трясло от самого вида Адама и от звука его голоса. У Ливена руки чесались устроить мордобой, но его пыл усмиряло присутствие государя, вступившего со своим другом и бывшим соратником в спор как раз по поводу военной доктрины и расстановки сил в Европе: «любезный Адам» утверждал, что ныне, когда положение Пруссии под угрозой, нужно проявить благоразумие и не вмешиваться в конфликт, а держать нейтралитет; государь парировал тем, что он поклялся на могиле Фридриха Великого, пообещав вечную помощь этому королевству в затруднениях.

– А как считаешь ты, граф, – посмотрел потом государь на Кристофа своими прозрачными, зеркальными глазами. – Надо ли нам вновь вступать в войну с Бонапартом?

– Ваше Величество, ежели желаете моего мнения, – произнес он медленно, снова поняв, что в его прежде очень хорошем французском появился неистребимый балтийский выговор, – Я считаю, что война неизбежна. Если посмотреть статистику прусской армии на начало этого года, мы увидим, что она малочисленна и единиц артиллерии в ней в три раза меньше, чем у Бонапарта. В итоге, при возможности вооруженного столкновения её поражение будет неизбежным. А если враг займёт территорию Пруссии, то окажется, что наши границы совпадут с границами Франции.

– Так всё и будет, по-видимому, – Александр прервал его и с выражением посмотрел в тёмные глаза Чарторыйского. – Что же, и тогда сохранять нейтралитет предложишь?

– Я предлагаю ждать, Ваше Величество. Любое проявление агрессии со стороны России будет опасно для России же, – ровно, как по-писанному, произнёс князь. – Боюсь, война ослабленной после поражения в Австрии армией окажется для нас фатальной.

– Вот как? – с иронией в голосе переспросил император. – Кристоф, у тебя есть данные о войсках на западной границе?

– Ваше Величество, там уже стоят три дивизии, и в случае боевых действий можно подтянуть всех остальных. Там, правда, не так много кавалерии, – Кристоф мельком взглянул в лежащие перед ним бумаги, исписанные ровными рядами цифр. «Лёвенштерна отправить к Платову на Дон… Да хоть послезавтра», – подумал он, когда увидел статистику по Войску Казачьему.

– Но зато там есть пушки, – проговорил Александр. – Артиллерия решает всё.

– Бонапарт считает себя специалистом по артиллерии, Ваше Величество. И его высокое мнение о собственных знаниях в данной области военного искусства вполне оправдано его победами, – возразил Чарторыйский.

– Но наши войска тоже славятся артиллерийской подготовкой. Из того, что мне сообщает Алексей Андреевич, я делаю такие выводы, – парировал государь, встретившись взглядом со своим давним другом, к которому ныне испытывал явное недоверие, – Да и в деле они вполне хорошо показали себя. Граф, не подскажешь ли мне, какое сражение проявило преимущества нашей осадной артиллерии перед неприятельской? А то я что-то запамятовал. Помню, что оно произошло не так давно… Наверное, при бабке моей.

Ливен ответил немедленно:

– Ваше Величество, таких сражений было немало. Но мне сходу вспоминается взятие Праги в октябре Девяносто четвёртого.

Государь понимающе улыбнулся ему. А Чарторыйский побагровел так, словно его вот-вот хватит удар. «Пся крев!», – возмутился князь про себя. – «Это измена!»

Потом заговорили о другом. После того, как они вышли из покоев государя, Чарторыйский и фон Ливен обменялись язвительными взглядами. «Ты за это ещё ответишь, чухонец. И тебе будет очень больно», – говорил змеиный, с поволокой взор тёмно-карих глаз князя. «С каким удовольствием я бы поставил тебя к стенке вместе со всеми прочими поляками, поганый папист!» – читалось в светлых глазах Кристофа. Но они не высказали ничего этого вслух, а лишь учтиво поклонились друг другу и разошлись.

Кристоф был вне себя от холодной ярости. Всю дорогу до дома он воображал, как всаживает пули в тело Чарторыйского, прикованное гвоздями к стене. Дерзить государю – не много ли он смеет, этот поляк? Да и мешаться в военные дела – кто он таков для этого? Нет, если он покончит с князем, это будет благом не только для него и его друзей, но и для государства. Но как это сделать? Как нанести роковой удар? Об этом предстоит ещё поразмыслить хорошенько.

Дома его ждал несколько неожиданный гость. В его гостиной находился некий незнакомый господин. По словам дворецкого, он имел рекомендательное письмо к графу от старшего брата Кристофа.

– С кем имею честь говорить? – граф Кристоф мельком оглядел невысокого, сутуловатого молодого человека с лицом робким и растерянным, нёсшим на себе отпечаток «не от мира сего».

– Я Штрандманн, – проговорил тот, не глядя своему потенциальному начальнику в глаза. – Коллежский секретарь Иоганн Штрандманн. У меня есть к вам письмо…

Он протянул конверт, и Кристоф немедленно прочел послание Карла. Оно выглядело следующим образом:

«Брат Кристхен,

Из твоего предыдущего письма, переданного Лёвенштерном и мною по твоей просьбе уничтоженным, я заключил, что ты отчаянно нуждаешься в соратниках. Ты уже начал сам их находить. Выбор барона неплох, он способный молодой человек, но не думаю, что тебе стоит доверять всё Дело одному-единственному подчинённому. Памятуя о том, как сложно найти доверенных лиц в Петербурге, в тех кругах, в которых ты вращаешься, я решил прийти тебе на помощь. Это письмо передаст тебе Иоганн-Магнус фон Штрандманн. Он недавно вступил в службу, окончив факультет свободных искусств Дерптского университета. По настоянию отца, он пошёл служить в департамент иностранных дел, ныне состоит архивариусом в азиатском отделении. Хочет, естественно, большего, и высказал свои пожелания при нашей встрече. Поговорив с сим юношей, я сделал вывод, что для твоих целей он подойдёт: чистокровный балт, лютеранин, образован энциклопедически, к тому же, пытается пробиться в Академию Наук, и я уверен, что этой цели добьётся. К тому же, нрав у него закрытый и сдержанный; а Лёвенштерн – всё же болтун изрядный. Последнее достоинство моего протеже – Иоганн-Магнус абсолютно не светский человек. Если тебе нужен тот, кто умеет хранить секреты – то это он. Личный секретарь из него получится неплохой, ибо у него есть опыт и ум. Рекомендую его тебе.

Твой брат Карл».

Ливен улыбнулся про себя, вогнав в краску своего гостя, который, наверное, счёл, что он смеется над ним. Граф подумал: «Опять Карл выдвигает дерптских юношей… Один с университетским образованием у меня уже есть. Пусть будет и второй. Только куда его, „штафирку“, в моё ведомство?» Он позвал Штрандманна в кабинет. Сидя по разные стороны письменного стола, будущие начальник и подчинённый не знали, что друг другу сказать. Кристоф приказал камердинеру сделать кофе и начал с невинного вопроса:

– Вы курите, герр Штрандманн?

– Я? Нет, что вы, – перепугался юноша.

– Жаль. Я курю, – Кристоф посмотрел на свои ногти. – Но я открою окно, если вам неприятно. А вы вообще разбираетесь в военном деле?

Он попытался заглянуть этому нервозному молодому человеку в глаза. «Не дай Бог, трус», – подумал он с неудовольствием, – «Но если сумел как-то понравиться Карлу, то что-то в нём должно быть полезное».

Иоганн-Магнус покрылся холодным потом. Нет, не нужно было соглашаться на предложение старшего графа Ливена, так «кстати» напомнившего о своём могущественном брате! Карл-Кристоф выглядел слишком располагающе – как пастор «родной» кирхи Святой Троицы на эстляндской мызе Штрандманнов. Ему можно было пожаловаться на скучную службу, состоящую в переписывании запылившихся бумаг тридцатилетней давности. Но вот этот граф фон Ливен казался недоступным и надменным, а вопрос о военном деле застал молодого человека врасплох.

– Честно говоря, не разбираюсь, – тихо признался он. – Извините, Ваше Сиятельство.

Кристофу вдруг сделалось смешно. Он не привык к тому, чтобы люди его робели и боялись; обычно стесняться доводилось именно ему. Подчинённые быстро разгадывали, что он не злой и в общем-то не слишком строгий начальник, ибо Ливен не имел привычки бить кулаком по столу или распекать провинившихся жестокими словами. Его старший брат в бытность свою командиром пехотных полков как раз любил всевозможные строгости и придирки, поэтому не ужился с лейб-гренадёрами, добился раскомиссования полка. Кристоф вдруг вспомнил, как Карл прямо-таки требовал роспуска этого, в целом, хорошего полка, требуя, угрожая, давя на своего брата, «девчонку Кристхена», доведя его до истерики, и граф, которому тогда и так приходилось тяжело, самолично написал приказ и бросил брату в лицо с криком: «На! Подавись!» Ныне Карл фон Ливен встал на путь исправления и даже решил помогать Кристофу в делах. Но кого он прислал? Или, может быть, Ливен-второй действительно со стороны уже напоминает Аракчеева или покойного Павла Петровича? Неужели он приобрёл вид настолько властный и страшный, что пугает бывших студиозусов?

– Не стоит извиняться, – проговорил он вслух, пытаясь проявить свое обаяние, которое в былые времена помогало ему оставаться в хороших отношениях даже с теми, которых по подписанным им указам ссылали в Сибирь или разжаловали до рядовых. Изобразил эдакого немецкого мальчика, Engelchen’а, как называла его Грета – верная служанка Mutti. Потом, улыбнувшись, добавил, помешивая сливки в принесённом Адольфом кофе:

– Мой брат должен был вам сказать, что я заведую Военно-Походной Канцелярией Его Величества. А вы явно не военный. И никогда даже не хотели им стать?

Штрандманн смотрел на чашку с дымящимся ароматным напитком с неким изумлением, словно впервые в жизни увидел, как подают кофе. Он покачал головой. Шумно втянул носом воздух.

– Нет… – отвечал он, – То есть да. Хотел.

– Почему же не стали? – рассеянно проговорил граф.

– Я… в восемь лет упал с лошади. Очень сильно. Долго болел потом. Из-за этого отец не позволил мне идти в полк, – Иоганн-Магнус побагровел от того, что рассказал такие подробности своей биографии.

– Понятно, – кратко произнес Кристоф. – А в какой полк хотели? В Гвардию?

– Нет, Ваше Сиятельство. В Рижский конно-егерский.

Граф отвел взгляд. Нет, не случайный человек он, этот коллежский секретарь. И «свой». Однозначно.

– Хорошо. Что вы изучали в университете? – продолжал он допрашивать этого юношу.

– Историю, – произнес тот. – Средние века. Мифологию.

– Каких стран?

– Руси. Швеции. Ливонии. Моя дипломная работа была посвящена Трейдену.

– Вот как? У нас имение в тех краях, – произнёс Кристоф. – И что же интересного можно написать про эти развалины? Я знаю только, что там якобы обитал наш предок Каупо, вот и всё.

– О, очень много интересного, – начал Штрандманн, – Во-первых, само название этого места переводится как «рай-сад». Я провёл исследование и обнаружил, что такое необычное для крепости наименование восходит напрямую к сюжетам из скандинавской мифологии. В северогерманских и древне-шведских легендах фигурирует Асгард – место, где живут Асы, то есть, боги. Отсюда я нашёл подтверждение гипотезы, выдвинутой в 1790-м году профессором Эльмстом и заключающейся в том, что многие верования и представления древних ливов тесно переплетаются со скандинавскими обычаями и мифологией.

Кристоф, неожиданно для себя, слушал его завороженно. Он любил хороших рассказчиков и просвещённых людей. Ему, как и всем его братьям, всегда казалось, что его образование в чём-то неполноценно. Поэтому он восхищался теми, кто окончил университетский курс, а не провёл лучшие годы юности на плацу или в бесконечных походах, ступая по колено в грязи и тягая тяжеленный ранец с ружьём.

Когда Штрандманн окончил свой рассказ, он предложил ему письменно изложить свой любимый сюжет из северных мифов. Тот описал Рагнарёк – конец времен, вроде Апокалипсиса. Кристоф почитал, ужаснулся кораблю из ногтей мертвецов, но отметил безукоризненный почерк Иоганна-Магнуса, невольно сравнив его с корявыми буквами Лёвенштерна, равно как и логичность изложения. «Надо его обязательно взять в секретари», – подумал он. Иоганн Лёвенштерн, в силу того, что уже стал штабс-ротмистром, будет много ездить, налаживать связи и заниматься исключительно курьерской работой. «Писанину» граф оставит этому способному юноше. Даже хорошо, что он не военный. Не будет докучать лишними соображениями по этой части и сбивать с толку.

– Мне всё нравится. Надеюсь, доклады по армии вы будете составлять так же, – проговорил Кристоф. – А теперь личный вопрос: у вас есть друзья-поляки?

Штрандманн недоумённо покачал головой.

– Отлично, – Кристоф перешел на немецкий. – Можете выходить на службу ко мне хоть с завтрашнего дня.

Потом, подумав немного, добавил:

– Мой девиз «Arbeit und Disziplin». Вы, надеюсь, понимаете его значение?

– Это и мой девиз, Ваше Сиятельство, – склонил голову молодой человек.

– Значит, мы с вами сработаемся, – улыбнулся граф.

Вернувшись к себе, Кристоф перечитал историю гибели богов, описанную его новым секретарем. Посмотрел в окно. Достал сигару и с большим наслаждением закурил. «Значит, Асгард», – подумал он, вспомнив окрестности Трейдена.

Докурив, Кристоф пошёл спать. Перед сном отчего-то вспомнил об Алексе фон Бенкендорфе. Тот жил у Кретова на даче и частенько ездил в дом графа Уварова. А у того жена – полька. Ещё Алекс рассказывал, что обедал у Потоцких. Знается с поляками и сам гонорист, как шляхтич. «Как бы не стал предателем», – такой была последняя мысль графа Ливена на сегодняшний день. Он заснул, как всегда, на животе, схватив подушку обеими руками.

***

– Ну, штабс-ротмистр, ты идешь в гору, – Алекс оторвался от танца весталок, представляемого на сцене Французского театра, и обратился к сидящему в ложе кузену. – Не знаю, право, завидовать тебе или нет. С одной стороны, ты эдаким макаром к тридцати годам станешь генерал-майором. С другой стороны, ты к нашему Бонси прикован руками и ногами.

– А ты к Толстому разве нет? – Жанно, прищурив глаза, глядел на лиры в тонких руках танцовщиц.

– Там другое дело.

– Понятно. Ещё из новенького – граф Кристоф нашел себе секретаря – некоего архивного юношу, и я больше не буду марать руки чернилами. Мои полномочия расширяются.

– А мои сужа-аются, – передразнил его Алекс, причем у него получилось весьма похоже. – Если серьёзно – при Большом Дворе меня не слишком любят, Петербург надоел и я снова жду войну. Ты в Штабе, так что скажи – скоро али как?

– Скоро-скоро, – утешил его Лёвенштерн, краем глаза увидев, что на сцене сверху спускается колоссальная фигура, изображающая бога-громовержца. – Смотри, что за гигант, а? До чего техника дошла!

– Ничего себе! – проговорил Алекс. – Только плохо, что не настоящий.

– Юпитер войны начинает, – произнес Жанно. – В войне ничего хорошего нет, зря ты её так ждешь. Тебя вот не было под Аустерлицем – считай, что не знаешь, каково это – быть затянутым в мясорубку. Лучше путешествовать.

– Кто мне даст уехать далеко и надолго? – задал риторический вопрос Алекс. – Я съезжу к отцу, наверное, и всё.

– Ну почему же, – легкомысленно улыбнулся его кузен. – Елагин остров – тоже отличное местечко для недальних странствий.

Альхен покраснел.

– Думаешь, я не знаю, где ты бываешь? – продолжил Жанно.

– А что сам туда не ездишь? – спросил Бенкендорф, посмотрев на него не очень хорошо. – Брезгуешь?

– Помилуй, – усмехнулся Лёвенштерн. – С чего мне брезговать? Я просто буду чужим на этом празднике жизни. И ты, говоришь, завоевал госпожу Уварову?

– Не самая неприступная крепость, – сказал Алекс. – Сегодня после представления еду кое-куда.

– Ага! – засмеялся Жанно. – Всё с тобой ясно. Ты её любишь?

– Любви-то у меня нет, – серьёзно проговорил Бенкендорф. – Так, тела, – он указал на порхающих по сцене сильфид.

– И госпожа Уварова – тоже тело, надо полагать? Что ж, весьма увесистое тело, – Лёвенштерн не оставлял своего насмешливого тона. – Не покалечься там.

– Ну тебя! – толкнул его локтем в бок Альхен. – Сам найди себе любовницу, а потом критикуй выбор ближнего своего.

Жанно только вздохнул.

– Есть у меня возлюбленная… – он взглянул на Бенкендорфа, чуть не признавшись в том, что любит его сестру.

– И кто же?

– Она ангел.

– Так все говорят, – хмыкнул Алекс. – Потом оказывается, что в ней давно жил чертёнок, а ты и не подозревал…

– Ангелы бесполы и не принадлежат себе, – продолжил Левенштерн. – И их нельзя любить смертным. Я смертный.

Тут на сцене послышался рёв охотничьего рога. Алекс с кузеном разглядели, что там происходит нечто интересное – сильфиды убегают, их хватает некий персонаж, увенчанный рогами, и они прервали свою беседу, досмотрев спектакль в тишине. Потом они разъехались.

…Свидание с Марианной прошло в ателье модистки, куда та якобы направилась мерить новое платье. Алекс подивился слепоте её мужа, подумав, что на его месте бы заподозрил неладное, если бы его жена отправлялась на примерку в девять часов вечера. Самой мадам де Жюль не было, и в мастерской, посреди манекенов, обрывков ткани и кружева, он быстро осуществил свою власть над этой красивой и пышнотелой дамой. Скрыться он предпочел как можно быстрее, подумав, что сталкиваться в дверях с графом Уваровым, который, по словам его жены, обещал приехать её забрать домой, он не желает, особенно когда сопоставил свою довольно худощавую комплекцию с мощным силуэтом графа, похвалявшегося тем, что гнёт подковы одной левой и может уложить шестерых одним ударом кулака. Перед тем как Альхен привёл себя в порядок и направился к выходу, Марьяна шепнула: «Послезавтра, здесь же, только в четыре дня». Он кивнул, подумав, что нынешнее удовольствие из-за спешки получилось слегка смазанным.

В назначенный день и час Алекс вошел в ателье. Никого не было, и графиня его не ждала.

– Marie? – окликнул он её. – Ты где?

– Здесь нет Мари, – портьера, отделяющая мастерскую от гостиной модистки, распахнулась, и Бенкендорф, к немалому своему изумлению, увидел княжну Войцеховскую.

– Я за неё, – торжествующе улыбнулась его «звезда Северного сияния».

Алекс не понимал, что всё это означает. Он сначала подумал, что произошло какое-то недоразумение. Возможно, они одеваются у одной портнихи и приехали на примерку вместе.

– Так когда же графиня здесь будет, мадемуазель? – спросил он, покраснев.

– Вы, кажется, не поняли. Сегодня она на примерку не придёт, – объявила девушка, усевшись в кресло напротив Альхена.

– Странно… Мы же условились. Ну ладно, – он подумал, что зря выдаёт цель своего визита княжне, это не слишком пристойно и несколько компроментирует её кузину – да, кажется, Марьяна приходится ей кузиной. – Извините, княжна, я пошёл.

– Вы не уйдёте, – с милой улыбкой продолжила невозмутимая девушка.

– Как это не уйду? – Бенкендорфу её вид совершенно не понравился и даже насторожил.

– А попробуйте-ка.

Он убедился, что дверь в мастерскую каким-то непостижимым образом заперта.

– Зачем?.. Это вы закрыли двери на ключ, ведь так? – он посмотрел на неё пристально.

Анжелика вовсе не хотела его соблазнять. А то бы вела себя совершенно иначе. И одета была бы не в это строгое, наглухо закрытое платье, а в нечто куда более откровенное. Руки она скрестила на груди и оглядывала своего визави вовсе не как возлюбленного, а как некое мелкое, досадливое насекомое.

– Мне нужно задать вам парочку вопросов, которые вам могут не слишком понравиться и ввергнуть вас в панику, – сказала она ледяным тоном. – Вот и пришлось сделать так, чтобы вы точно не ушли от ответов.

– Я заинтригован, Ваше Сиятельство, – Алекс полностью овладел собой и тоже присел на стоявший неподалеку пуф. – Что ж, раз ничего другого не остаётся, начинайте.

– Что вы знаете о планах супруга вашей сестры установить в Остзейском крае независимое Ливонское королевство? – начала она напрямую.

Вопрос поставил Бенкендорфа в тупик.

– С чего бы это ему?… – посмотрел он на княжну осторожно, пытаясь разглядеть в её красивых синих глазах признаки безумия.

– Вы не ответили, – напомнила Анж спокойным, на редкость рассудительным голосом.

– А мне нечего отвечать, княжна, – Алекс попытался очаровательно улыбнуться девушке, чтобы её лицо хоть на миг смягчилось. Нет, княжна осталась по-прежнему строгой, а взгляд её не выразил никакой симпатии или снисхождения.

– Вы не знаете или не хотите говорить? – спросила она.

– Первый раз слышу о таком, – признался барон. – И что за абсурдная идея? Это же бред.

Тут Анжелика улыбнулась и прошептала:

– Может быть, это и бред, но, похоже, он реален.

– Откуда вы знаете? – переспросил он.

– Вы, кажется, не поняли. Вопросы здесь задаю я, – спокойно произнесла княжна, и это спокойствие злило его.

– Вы?! Вы порете какую-то чушь! – взорвался Алекс, который ещё десять минут назад не подозревал, что будет говорить так с девушкой. – Никакой Остзейский край отделяться от России не собирается! И граф здесь вообще не причём! Равно как и я! Выпустите меня!

– Это вам кажется, что не собирается, – княжна Войцеховская даже и не думала двигаться с места. – Поспрашивайте у вашего родственника, узнаете много чего интересного. И почему он сосредоточил две дивизии в Лифляндии? Это тоже довольно любопытно. Ваши соображения?

– Нет у меня никаких соображений, – вспыхнул Алекс. – Если такое и вправду существует, то это измена Государю и России и никак иначе трактоваться не может.

– Похвально, что вы так считаете, – сказала Анж, постукивая своими длинными, украшенными тонкими серебряными кольцами перстами по ручке кресла. – Значит, мы сработаемся.

– Мы? – удивленно посмотрел на нее барон. – Что вы хотите этим сказать – «сработаемся»?

– Мне стало кое-что известно про вашего родственника. Я пыталась донести это до вашей сестры, но Доротея мне явно дала понять, что не хочет со мной видеться. Пришлось прибегать к вашей помощи. Прошу прощения, что испортила вам планы, но в другом месте без свидетелей нам переговорить нельзя, – продолжала она.

«Какая же красивая», – вздохнул Алекс. Потом подумал: а не воспользоваться ли моментом? Впрочем, он знал, что подступиться к ней теперь – себе дороже. Это не просто Звезда, это «звезда по имени Солнце» – прекрасна, если смотреть издали, но при первом же приближении к ней сожжёт тебя дотла, оставив напоследок лишь горстку пепла.

– Что вы хотите от меня? – снова спросил он, в который раз. – Передавать вам всё, что говорит мой зять? Уверяю вас, лишнего граф Кристоф никогда не говорит. Особенно мне.

– А что так? У вас с ним плохие отношения? – поинтересовалась княжна.

Алекс криво усмехнулся.

– Прямо скажем, могли быть и получше.

– Так сделайте их получше, – предложила Анж.

– Чтобы шпионить на вас?

«А этот Бенкендорф – не такой дурак, как я думала», – вздохнула она обессиленно.

Альхен понял, что здесь он «ведёт». Воспользовавшись заминкой, он подсел к княжне, взял её за руку. Она в ответ так сильно сжала ему ладонь, что барон, не ожидавший такого напора, аж взвыл.

– Поосторожнее, – проговорила княжна как ни в чем не бывало.

Боль разозлила Алекса. Это было уже слишком.

– Я не буду на вас шпионить, – сказал он. – Хотя… есть одно условие.

Он сладко улыбнулся.

– Фу, барон, я считала вас благородным человеком, – произнесла Анж с отвращением. – Вы ведёте себя как последний подлец.

– Если человека чести оскорбляет дама, то он делает следующее, – Алекс наклонился над ней и поцеловал её в губы так, что она аж вскрикнула. Но этим поцелуем Бенкендорф не ограничился. Он рванул воротник её платья так, что пуговицы отлетели. Прикоснулся губами к её шее, умело лаская её. Анж почувствовала, что сопротивляться далее не может – ей было даже приятно. Надо сказать, очень приятно.

– Я обожествлял вас, пока другие только желали, – прошептал он, лаская языком мочку её уха, украшенную золотой серёжкой. – Но ныне вы будете принадлежать мне. Целиком и полностью. И делать то, что хочу я.

Сладкий туман заполнял её голову. Она бы и рада сопротивляться, но не могла. Что этот Алекс делал с ней сейчас? Зачем? Неужели он владеет каким-то колдовством? У Анж в корсаже был спрятан кинжал, но она даже не спешила вынимать оружие. В последний момент, когда его руки скользнули к ложбинке между грудей, княжна, опомнившись от морока, быстрым, неожиданным для Бенкендорфа движением высвободилась из его объятий и вытащила кинжал.

– Вы заранее хотели меня зарезать, – усмехнулся он, ещё не вполне утихомирив свое желание.

– Нет. Если бы вы продолжили далее, я бы вас кастрировала, – спокойно проговорила Анжелика.

– Но смогли бы вы? – Алекс тоже решил поиграть в невозмутимость.

– О, я всё могу. Спросите вашего зятя. И князя Долгорукова, – княжна улыбнулась ему лениво и снисходительно.

Алекс расчетливо подумал – он сможет вывернуть ей руку в долю секунды. Кинжал выпадет из пальцев. По крайней мере, он сильнее, выше ростом, мощнее сложением. Но что-то останавливало его.

– Что вы с ними собираетесь делать? – спросил он. – И что вы собираетесь делать со мной?

– Вас я хотела просто отпустить восвояси, заручившись вашей поддержкой, – сказала княжна, всё ещё не опуская своего оружия. – Что касается вашего проклятого родственника и его не менее проклятого друга… Они мои враги. Они враги моей страны, моего народа, моей семьи. Что, как вы думаете, я могу сделать с такими людьми?

– Я, кажется, понимаю смысл вашей борьбы, – ответил медленно Алекс. – Мне всё ясно. Игра двух партий – остзейской и польской. И вы ныне, как Юдифь… Но вы ошибаетесь, считая меня предателем. Я не предатель.

Он увидел окно, разумеется, закрытое и зашторенное. Этаж здесь, слава Богу, первый, хоть и довольно высокий. Он сделал два шага назад, всё ещё обдумывая – сумеет ли выпрыгнуть в окно, когда Анж задумает метнуть в него свой кинжал? Или нет?

Княжна заметила его передвижения.

– Это ваше последнее слово? – проговорила она.

Барон улыбнулся несколько смазанно: