Великий генерал Гринд и Владыка-регент Айорг знали друг друга с тех светлых дней, когда первому из них было какие-то три года. Жизнь разбрасывала по разным путям, потом сводила снова, и дружеские отношения установились как-то незаметно, хотя дружескими их называли просто за неимением другого определения. Не ненавидели друг друга и не пытались убить при встрече, но не брезговали бросить на произвол судьбы после того, как втянули в какие-то проблемы. Ещё не рисковали поворачиваться к друг другу спиной, каждый опасаясь ножа под лопатку, но это не мешало напиваться вместе, обсуждать женщин, лезть в какие-нибудь несомненно опасные развалины, а потом встретиться на назначении сударя Гринда великим генералом и быстро делать вид, что первый раз друг друга видят.
Слухи – что ж, слухи были самой живучей вещью во всём мире, а появление их предсказать было невозможно. Особенно при дворе, где никто не верил, будто добиться должности можно собственными умениями. Здесь же, если видели двух высокопоставленных чинов, умудрявшихся при поддержании вежливого общения умудряться закидать друг друга язвами, начинали придумывать им свою историю. В какой-то момент чужие выдумки становились столь объёмными, что каждый новый слушатель принимал их за чистую монету.
Пока он на время провалился в воспоминания о разгульной молодости, дело пришло к своему логическому завершению. Надавить на Сонрэ так, как того хотелось, не вышло, но он хотя бы сознался в причастности, что уже было неплохим началом.
– Ваше поведение, Ваше Превосходительство, Вам чести не делает,– с лёгким укором произнёс Айорг, почесав висок кончиком пальца.
– Не сказал бы, что мне сударь регент по душе, но я с ним согласен,– Каджар пожал плечами.– Вы бы поскромнее себя вели, Сонрэ.
Валакх перевёл взгляд на младшего из тави.
– Простите великодушно, чем же я конкретно Вам не угодил?
– Он просто всё, что ниже пояса, за разумное не считает,– хохотнул Эммерих.
Среди генералов послышались смешки, и Самаэль бы усмехнулся, будь шутка действительно забавной. Регент, дождавшись, когда все, прокашлявшись деловито, сбивчиво извинились, с улыбкой махнул рукой.
– Ох, да все в порядке, судари. Я понимаю.– Помолчав, он посмотрел на подол своих одежд и вдруг вскинулся, прикрыв рот ладонью,– кстати! Я совсем забыл вас предупредить. До меня тут дошёл слух, что змеи нынче всё чаще забираются в города. Зима близко, наверное, тепла ищут. И, знаете, принципиально ползут солдатне в постель. Особенно, к желторожим генералам.
В группе повисло напряжённое молчание, которое прервал Самаэль, в этот раз не сдержавшийся – слишком уж его зацепило выражение лица Каджара. Это случалось каждый раз, когда попадался кто-то, не общавшийся с регентом достаточно плотно и ни разу не пытавшийся его словесно укусить, но менее весело не становилось.
– Простите,– давясь смехом, отмахнулся от соратников тави Гринд.– Простите великодушно, я сейчас успокоюсь.
Айорг расплылся в улыбке, похлопав друга по нижней части спины, и подмигнул генералам прежде, чем направиться прочь от их компании:
– Приятно, когда любовник ценит твоё чувство юмора.– Обернувшись через плечо, валакх помахал мужчинам рукой,– почтите память Его Высокопревосходительства, а после надеюсь вас увидеть у себя.
Они проводили регента взглядами, а после пошли дальше по коридору, неохотно следуя друг за другом и не стремясь заговаривать. Самаэль все ещё посмеивался, то и дело вынужденный извиняться перед Каджаром, но затих окончательно к тому моменту, когда они оказались у арочного прохода, завешенного плотной белой тканью.
Все Великие генералы вошли, выпрямились и натянули на лица самые скорбные выражения из возможных.
Заводя плечи чуть назад, Самаэль ощутил лёгкий укол в районе пояса и затормозил, позволяя себе отстать от остальных. Вновь расслабляя мышцы спины, мужчина завёл руку назад, безошибочно находя заткнутую ему за пояс записку на небольшом кусочке пергамента. Видимо, регент подсунул её, когда, будто невзначай, похлопал на прощание по спине. Внутри лёгким, рваным почерком, было выведено только два слова «Коврус отделился», но их было достаточно, чтобы понимать произошедшее.
Все эти новые солдаты, якобы присланные Сонрэ из-за внепланового проведения сборов, на самом деле были беженцами, нуждавшимися в крове, пропитании и, возможно, шансе найти работу. Что оставалось непонятным, так это отделённые от матерей дети, и то, почему старший из Великих генералов отчаянно не хотел признаваться в происходящем.
Впрочем, время на выяснение подробностей у них было.
4.
Дворец стоял на отшибе, если описывать его местоположение простыми словами для простых людей. Многие считали важным ставить место жительства правителя в самый центр, чтобы любой в городе так или иначе в определённый момент упирался в его стены, но ранние эрейцы на удивление логично рассудили, что главная резиденция это место и для работы, и для простой жизни, и для обороны в случае таковой необходимости. Именно поэтому дворец Владыки и по сей день местился на южной окраине города, отрезанный от основного города средних размеров рвом, и соединялся с Лайетом только одним мостом. Позади была открытая местность и виднелся совсем не так далеко, как рассказывали, залив. Иными словами, напасть спереди мешал город, напасть с любой другой стороны – излишне открытая, далеко просматриваемая местность. И, конечно, высокие стены в тридцать метров толщиной.
Здесь, за этими самыми стенами, раскинулся просторный, высеченный из светлого камня и украшенный фресками с дорогой росписью, комплекс дворца, включавший в себя главное здание, где жил и трудился правитель; здание проведения встреч глав ведомств с правителем или Шаквы; библиотека, судебные дворы, строения для прислуги, конюшни, свой небольшой храм и бани. Были и здания, где жили фаворитки и девушки для общения с правителем и его детьми и ближайшими спутниками; и Дом Запределья, названный так каким-то крайне романтичным человеком, но на деле представлявший собой здание для размещения гостивших в империи послов. Все это существовало в своей атмосфере, отрезанное от шума города и наделённое собственными шорохами, шагами и переговорами.
Считалось, что тихих мест во дворце, пусть он и стоял отдельно от Лайета, не было. Владыка-регент знал два.
Первым была огромная лестница, на которой все казались мелкими сошками. Двухъярусный массив, охраняемый сидевшими на перилах крылатыми барсами, тянулся к главному зданию, где вершились судьбы всей империи. Там находился тронный зал, военный совет и общее место для больших мероприятий вроде интронаций, приёмов и им подобных. Выскобленные из светлого с золотистыми вкраплениями мрамора ступеньки, казалось, бесконечно тянулись вверх, хоть их было всего шестьдесят. По бокам, укрывшиеся в тени колонн, державших больший каменный навес, прятавший здание от любопытных глаз, зорко следили за каждым шагом на лестнице огромные статуи воинов.
По этой лестнице все двигались в благоговейном молчании в том числе, если бежали на совет, силясь не споткнуться и не полететь вниз. Даже не пыхтели, что удивительно, но это место, как бы сильно ни хотелось, нельзя было использовать в качестве укромной площадки для отдыха.
Вторым были подвесные сады. Подвесными они являлись лишь частично, и потому многие испытывали разочарование, когда, наслушавшись одного названия, ожидали увидеть райские кущи, парившие в воздухе. На деле название обеспечивало обилие цветочных горшков, размерами походивших больше на клумбы, которые крепились к выступавшим из стен балкам и колоннам с раскидистыми железными креплениями, окрашенными позолотой. Супруга одного из прежних Владык однажды прочитала про такие сады в сказке, после чего заклевала мужа просьбой сделать ей такое же в жизни. Правитель оказался смекалистым, а его потомки и последователи этих потомков получили неплохое место для отдыха.
Пышноцветие растений с разных уголков империи слепило глаза в солнечные дни, когда каждый бутон раскрывался в надежде поймать как можно больше света. Если знать, куда идти, и зайти достаточно глубоко, можно было обнаружить беседку, заросшую дикими лианами и вьющимися пионами, цеплявшимися за все, что попадётся, и росшими настолько высоко, насколько получится. Какое-то время её пытались очищать, чтобы хвастать заезжим гостям тёмным камнем с инкрустациями опалов, но потом отказались от этой идеи. Теперь она являла собой будто одно сплошное растение, лишь иногда подмигивавшее случайно забрёдшим к ней людям опаловыми вставками.
Неподалёку журчали фонтаны и щебетали птицы, в этих же фонтанах купавшиеся. Беседка располагалась так, что сама оказывалась всегда в тени, дарившей приятную прохладу, а у самых её ступеней меж тем уже заявляло свои права на территорию солнце. На старости лет Владыка Мортем приходил сюда почти каждый день и занимался делами государства вдали от гомона придворных.
Регент занял место почившего правителя, но навещал место для отдыха гораздо реже и никому о нём не напоминал. Здесь, в тишине, тени и прохладе можно было снять с себя верхний кафтан, без опаски быть замеченным закинуть ноги на скамейку и покурить трубку. В идеальном раскладе он успевал ещё заскочить на кухню и там, полюбезничав с главной кухаркой, выпросить у неё кружку-другую чирака. Нередко случалось, что, прогарцевав до своего излюбленного тихого уголка, Айорг сталкивался там нос к носу со своим питомцем, и пернатая туша нахально рушила все планы, сообщая о необходимости регенту присутствовать в основной части дворца.
К слову, туша как раз его поджидала. Массивный ворон, дававший по размерам фору многим своим городским собратьям, нахохлился на скамейке и, хотелось верить, дремал.
– Лучше бы ты где-то в конюшнях сено жрал,– с нескрываемым сожалением произнёс Айорг, ставя на свободное место рядом с птицей кружку и принимаясь развязывать пояс.– Что опять?
– Ничего. Мне тоже хочется порой прохлады и тишины.
Подумав, валакх согласно хмыкнул и с едва слышным вздохом снял с себя верхний кафтан. Одежда была переброшена через перила, а сам регент, оставшись в более лёгком, доходившем до колена кафтане, лишённом какой-либо вышивки, кроме золотистой каймы по краю тёмно-фиолетовой ткани, занял свободную скамью.
Ноктис – так звали питомца – был перевёртышем. Детской забавой, когда-то буквально слепленной из того, что имелось в арсенале, долгое время он был исключительно вороном, росшим и полневшим день ото дня, пока не стало ясно, что птица не толстела, а исключительно дотягивала до своих размеров. Гораздо позже, сокрушаясь однажды о необходимости ходить везде пешком, молодой валакх узнал, что питомец вполне мог быть и транспортным средством. С тех пор ближайшие родственники сударя регента не могли без содрогания глянуть на огромного вороного жеребца, смотревшего плотоядно на мелких грызунов и скалившего клыки не хуже, чем у любого хищника.
Хороший был зверёк, вышедший даже занятнее, чем для него планировалось, а потом как-то дошло и до того, что научился становиться человеком, хотя делал это редко. Постоянно ворчал, что любое перекидывание – процесс болезненный и неприятный, хотя из коня в ворона прыгал, только свистни. В этом был плюс перевертышей – в отличие от почти выведшихся оборотней, эти могли учиться и перешагивали из одной формы в другую, если имели о конечном варианте достаточно знаний.
– Птица Великая,– Айорг поморщился, выпрямляя ноги и чувствуя, как отдались неприятным уколом колени.– Мне нужен день, чтобы просто полежать.
– Можно прилечь рядом с Владыкой.
– Ха-ха,– дёрнул бровью валакх, отпивая немного чирака.
– У тебя вообще есть чувство юмора?– ворон похлопал для приличия крыльями и перестал хохлиться, впериваясь взглядом в хозяина.
– Есть, но я ещё ни разу от тебя не слышал хорошей шутки.
Помолчав, регент наклонил голову к плечу и с донельзя задумчивым видом постучал себя пальцем по кончику носа.
– Гринд приехал.– Переведя взгляд на ворона, валакх коротко улыбнулся.– Он со мной даже поговорил. Наверное. По крайней мере, он стоял рядом, когда мы говорили.
Ноктис счёл логичным не отвечать. Отношения, какие бы то ни было, между тави Гриндом и Владыкой-регентом были отдельной темой для разговора. Для того, чтобы в ней копаться, стоило запастись выпивкой в гораздо большем количестве, чем одна жалкая кружка чирака.
Когда-то давно Айорг Гессе, начинавший порой ни с того ни с сего страдать желанием кому-то помочь, вытащил из-под завалов сгоревшего дома мальчишку с кожей, навсегда поцелованной солнцем, и золотистыми вихрами волос, тусклыми от пыли. Ребёнка своим телом закрывала мать, которая была жива исключительно благодаря чуду свыше – едва мальчик оказался в безопасности в руках валакха, женщина испустила дух. Гораздо позже Ноктис выяснил, что это был не акт беспочвенного альтруизма, а попытка подкупить свою собственную совесть за то, что натравил на семью горожан.
Маленький Самаэль Гринд, тогда ещё плохо понимавший происходящее вокруг, был отдан валакхом в семью своего дяди, бывшего младшим братом Агалара Гринда, да так там и вырос. Видимо, совесть мучила Айорга настолько сильно, что он то и дело проведывал мальчишку, а в последствие помогал тому и постигать азы боя, и политику, и даже некоторые аспекты работы с элементами магического толка. Выросший в тесной связке с валакхом, будущий Великий генерал не мог и подумать, что Айорг находился рядом не из-за привязанности или по итогу развившегося чувства дружбы.
Чуть больше семи лет назад тави Гринд пропал. Приехал утром в подвластную ему крепость, оставил временно исполняющим обязанности управителя своего помощника, и как в воду канул. Его не могли найти и уже посчитали мертвецом, но Самаэль вернулся – и первым к нему кинулся на тот момент давно бывший регентом Айорг. Этот случай вспоминали до сих пор в определённых кругах, где люди не испытывали к валакху любви ни на йоту.
Самаэль Гринд рвал и метал, знатно потрепав оппонента в односторонней драке. По сути, это и дракой не было, просто визит валакха стал последней каплей перед срывом.
Регенту до сих пор не было известно, как, но опекаемый им когда-то ради сделки с собственной совестью мальчик вырос, научился искать и находить информацию, а так же сумел под конец жизни названного отца наладить с тем отношения достаточные, чтобы узнать правду. Он знал, кто были его родители, почему они погибли в том пожаре; знал, почему в конечном итоге с одного конца империи был быстро и без каких-либо затруднений переправлен в семью своего дяди.
Ноктис до сих пор помнил тот последний удар, который еле-еле успел перехватить – генерал дёрнулся в его руках, попытавшись вырваться, но тело его будто подвело, и Самаэль просто осел на пол, закрывая лицо ладонями и тихо подвывая. С того дня с регентом он не разговаривал, в случае необходимости присылая письма или своих доверенных людей.
– Я знаю, что он приехал только из-за смерти этого уродца, но приехал ведь,– Айорг продолжил рассуждать сам с собой, не слишком заботясь об отсутствии ответа со стороны ворона.– Может быть, после того, как они там закончат, я даже смогу его выловить.
Наивные люди подумали бы, что валакх жаждал восстановить порушенную дружбу, люди рассудительные могли бы понять его идеи частично: впереди был совет, на котором предстояло решать, кто возьмёт на себя роль следующего Владыки.
Главы ведомств могли попытаться проигнорировать наставление Мортема, который прописал в посмертном указе необходимость после сына отдавать престол регенту. У них была ещё принцесса, а так же они могли бы попытаться притащить кого-то со стороны, выдав за незаконнорождённого. В случае, если он хотел получить трон без долгих споров и бесполезных дискуссий, Айоргу нужна была армия, которая встала бы на его сторону, а та, несмотря на наличие главы военного ведомства, гораздо внимательнее слушала пятёрку тави.
Можно было убедить генерала Гелена, можно было убедить даже старого барана Сонрэ, но Самаэль Гринд мог сказать «нет» на любые просьбы, мольбы и угрозы. Если бы сказал «нет» один тави, остальные четыре тут же бы его поддержали – либо они были все одного мнения, либо отказывались от участия.
– Нет, ну хоть бы совесть поимел!
Признавая, что увлёкся своими мыслями, Айорг постарался не слишком очевидно хмуриться и посмотрел на стоявшую у ступеней в беседку принцессу. Сударыня Офра, будь она неладна со своим умением находить регента даже в самых укромных углах, слепила белизной платья и гневно топала ножкой, явно намеревавшаяся читать нотации.
– Ой, отстаньте, Ваше Высочество,– устало огрызнулся валакх, делая ещё глоток чирака и вспоминая, что хотел раскурить трубку. Теперь момент был упущен.– Это, возможно, последние мои десять минут отдыха в следующей неделе.
– Да хоть всю жизнь тут сиди. Одеться мог хотя бы, как следует. Или тебе на смерть Фикяра совсем без разницы?– Офра прищурила глаза, имевшие такие же, как у её отца, тёмно-карий оттенок.– Вот узнают главы ведомств, что ты не скорбишь-
– Я считаю это пустой тратой времени и своих эмоциональных ресурсов. Владыка уже мёртв. Могу поплакать, но это ведь его не вернёт.
– Мог бы одеться в белое!
– Мне не идёт белый.
С принцессой у них не заладилось с того самого дня, когда валакх вообще переступил порог дворца. Офра видела в нём узурпатора и колдуна, нашептавшего отцу скорую смерть, чтобы потом получить трон, Айорг смотрел на принцессу, как на маленькую, слишком много себе придумавшую девочку. Ей нравились розовые платья с обилием драгоценных камней, нравилось есть сладости и пить чай со своими придворными, а ещё нравилось мечтать о женихе, который будет непременно умён, красив, силён, богат и свят, что ваш Король богов. Айорг бы и сам на такого индивида посмотрел, да только подобные встречались только в сказках.
– Между прочим,– вскинув брови, регент вспомнил, что в любом случае собирался позже найти девушку,– у меня для тебя хорошие новости, золотко. Ты выходишь замуж.
Офра была из тех сударынь, которые считали возможным управление страной для себя. Суровая реальность заключалась в том, что в империи к управлению чем бы то ни было готовили всегда мальчиков. Они должны были быть полководцами, купцами, успешными мореплавателями, политиками, дипломатами или, в случае с наследниками, будущими правителями. Девочки… девочкам оставалось мечтать о героях, учиться вышивать, готовить, делать красивые причёски и непременно учиться ухаживать за детьми.
Женщина была хозяйкой только в доме, и, хотя Айорг понимал, что главы ведомств сейчас могут выдвинуть Офру на роль будущей Владычицы, он не представлял, как при таком раскладе будет вести себя народ и окружающие их политические формирования.
Принцесса не знала ничего: для неё политика была просто разговорами. Один раз регент слышал, как она заявила кому-то из своих подруг, что управлять государством всё равно, что управлять домом, а уж в этом-то она понимает. Не понимала: она выросла во дворце, где ей помогали даже одеваться. Девушка не могла сама заплести косу, не могла сама надеть или снять платье (и валакх порой задумывался, не нужно ли будет обучать этому её будущего супруга), не могла налить себе воды. Все за неё всегда делали слуги, но при этом, валакх был уверен, главы ведомств уже успели присесть ей на уши и рассказать о возможных перспективах занять трон.
– Замуж!?– в голосе принцессы послышались истеричные нотки.– За кого замуж?! Смотрин не было, ничего не было! Мой брат только умер!
– Да, поэтому мы подождём недельку, и в день интронации сыграем свадьбу,– улыбнулся регент, допивая остатки чирака.– Ты так не волнуйся, он хороший.
Поднявшись с места, валакх поставил кружку рядом с вороном и слегка постучал того по голове пальцем – питомец, поняв намёк, что-то едва слышно проворчал и снова нахохлился. Айорг, на ходу надевая кафтан и складывая отрез поясной ткани пополам, двинулся в сторону дворца.
– Хороший!– возмущенно пыхала Офра, не отставая ни на шаг даже несмотря на некоторую пышность, обычно препятствовавшую возможности долго мельтешить или бегать.– Будто это – определяющий все фактор!
– Ну,– пробормотал валакх, на ходу подпоясываясь,– ещё он высокий. Очень высокий. Плечистый, рожей недурен. Ну, я бы поправил, но не я ж за него замуж иду. Умный, сильный… В стране тёплой живёт.
– В Махадри?
– Нет,– со смешком мотнул головой Айорг,– дальше и восточнее. За морем.
Принцесса, может, и не умела сама одеваться, а в составлении логических цепочек немного смыслила. Единственной тёплой страной, что располагалась на востоке и была отделена от основного материка морем, была земля ифритов, Геенна.
Остановившись на середине шага, Офра уставилась в спину удалявшемуся регенту, наверняка донельзя довольному собой, после чего с прерывистым вздохом подняла лицо к небу: так было проще сдержать слёзы.
5.
– Он, как отец. Мортем тоже ещё был на многое способен.
Самаэль взглянул в окно, из которого крайне символично было видно склеп, который по желанию дочери Владыки Мортема расположили посреди небольшого дворика, водрузив на постамент у входа каменную статую «обитателя». От излишней помпезности и попытки принцессы цепляться за мертвеца тошнило, но эта постройка была отличным якорем для тех, кто так же, как и Офра, не имел ни малейшего желания двигаться по пути дальше. Именно такая троица возглавляла ряд глав ведомств, и генерал Гринд был бы рад, если бы не знал ни одного из них даже по имени.
Вернувшись взглядом к постели, на которой лежал Владыка, выглядевший так, будто просто уснул, Самаэль вдруг заметил мелочь, никак не вписывавшуюся в общую картину. Пришлось поспешно сделать вид, что он захотел преклониться и помолиться возле погибшего, а самому между тем умыкнуть блеснувшую из-под покрывала наконечником шпильку. Главы ведомств, по счастью, были настолько заняты воспеванием двух Владык, что ничего толком не заметили.
Глава налогового ведомства Масра, которому и принадлежали слова про Мортема, продолжил свою сквозившую подозрением речь, начатую – места лучше просто не было – около постели с мертвецом.
– А как его беременную наложницу убили, увядать начал. Ещё и тот сумасшедший к нему пришёл, сказал: «Ты сияешь ярче любой звезды, но суждено тебе умереть через 72 дня». Удивительное совпадение, что именно на 72-й день он и погиб.
– Сударь Масра, поимейте совесть,– строго шикнул на него тави Эммерих.– Сегодня не должны звучать подобные речи, привносящие ещё больше смуты в сердца.
– Разве не именно в такие дни царствуют смута и раздор?– Самаэль с усталым вздохом показал рукой на разделявшую генералов и министров кровать.– Мы ведём эту дискуссию, отделившись мертвецом, как барьером, а должно бы думать вместе, что делать дальше.
– Если кто и привносит раздор, Гринд, так это Вы,– пригрозил пальцем глава Онерли.
– Каким образом я успел стать виноватым?
– Тем самым,– произнёс, тяжело вздыхая, глава военного ведомства Элан,– когда устроили сегодня посреди коридоров дворца разборки! И ладно бы, по серьёзному делу, так нет, по мелочи! Ещё и этого коротышку приплели!
– Так, тихо,– взмахнул руками Эммерих,– послушайте, мы действительно стоим у постели покойного. Это не то место, где нужно выяснять отношения.
– Согласен,– не имея желания оставаться в помещении дольше необходимого, Самаэль развернулся с намерением уйти,– если у глав ведомств ко мне претензии, милости прошу в мою крепость.
Следом за ним, откланявшись, ушли и Эммерих с Каджаром. Сонрэ и вечно во всем слушавшегося его Гелена можно было не ждать – старший из Великих наверняка нашёл бы, о чём поболтать с главами поверх тела почившего Владыки.
Самаэль не отрицал, этот ребёнок не был образчиком правителя, какие бы волшебные свойства ни пытались ему приписать, но он и не заслуживал того, чтобы служить перегородкой между гавкавшими друг на друга политиканами, к которым генерал, с долей отвращения, не мог себя не причислять.
Хотелось уехать домой или в крепость – неважно, просто подальше от дворца, но оставленная Владыкой-регентом новость не давала покоя. При идеальном раскладе, им нужно было встретиться и обсудить этот вопрос, вот только идти в одиночестве Самаэль отказывался напрочь.
Нельзя было сказать, что он до сих пор злился или планировал держать обиду на дружественного ему валакха до конца жизни. Это была… тяжёлая ситуация.
Было трудно осознавать, что тот, кто, казалось бы, немало сил положил на твоё воспитание и взращивание, делал это не из чистых незамутнённых желаний, а в попытке откупиться за то, что натравил на твоих родителей обезумевшую толпу. С другой стороны, полгода назад обнаружив себя вывшим на полу, с разбитыми костяшками и разваливавшейся на куски сущностью, в пустом доме, оставленном в наследство тем, кого называл отцом, а должен был – дядей, Самаэль вдруг понял – ничего не произойдёт.
Можно было избивать причастных, выплёскивая таким образом свою злобу и обиду; можно было рыдать, забившись в угол и отказавшись от всех титулов и даже банальных выходов на улицу из жалости к себе; можно было бы напиваться до беспамятства и каждый день просыпаться в новом, неизведанном месте – если бы он спал вообще. Можно было всё, но ни одна из этих вещей не изменила бы того факта, что его родители были мертвы, как были мертвы и дядя с тётей, приютившие племянника у себя и назвавшие его сыном. Мёртвые бы не воскресли от того, что он до конца жизни стал бы ненавидеть Айорга Гессе.
Самаэль его не простил и всегда бы держал где-то на задворках сознания мысль о том, что валакх был причиной произошедшему, но… Это было странно, но мужчина не хотел отворачиваться от того, кого считал близким себе существом. Учитывая их характеры, на друзей они похожи не были, но никогда не было плохо иметь рядом того, с кем можно и поговорить, и сунуться в заброшенные развалины храма Второй Эпохи в надежде там чем-то поживиться.
И все же, оказаться с Айоргом один на один сейчас казалось невыполнимой задачей. Пока что он бы точно как минимум один раз ударил валакха в челюсть для профилактики.
– Нам нужно поговорить с регентом,– сделав вид, что ждал возможности оказаться в стороне от Сонрэ и остальных, Самаэль посмотрел на своих соратников.– Он знает, почему в крепости вдруг случился наплыв выходцев из Ковруса.
– С чего ты взял, что он в курсе?– недоверчиво прищурился Эммерих.
– Он.. Сказал мне,– выпалил тави Гринд, кривовато улыбнувшись,– да, сам сказал. В записке. Которой у меня уже нет.
Каджар с Эммерихом переглянулись и после показавшихся мучительно долгими пары секунд согласились. Стараясь не выдавать собственное облегчение перспективе общаться с Айоргом, когда рядом будет ещё кто-то, Самаэль со спокойной душой пошёл вперёд, машинально вертя в руке найденную во владыческой постели шпильку.
Она напоминала одни из тех заколок, которыми некоторые женщины крепили украшения в своих волосах, просто лишённая декоративных частей. В таком виде это скорее была длинная тонкая игла, и умелому человеку нужно было всего лишь знать, куда её воткнуть одним лёгким движением, чтобы жертва умерла. Возможно, против сильного здоровьем имперца это бы не сработало, но речь шла о мальчишке, которого при рождении подвели и разум, и тело. Лекарь не заметил раны толщиной в иглу, что было и не удивительно: достаточно было просто взглянуть на этого старца, и потом уже удивляться, как он вообще ещё мог кого-то лечить.
Задумываясь о том, что никто не увидел иглу ранее, о разговорах глав ведомств и том, почему он в целом не любил дворец, Самаэль осознал – здесь несло старостью. Традиции были хороши, предки создавали их веками, но традиции можно было применять на современный лад, отступая между тем от взглядов, что царили раньше.
Дворец и министры будто застыли во временах молодости Мортема и, быть может, даже во временах правления его предшественников, а смотреть по сторонам и пытаться понять, что их вариант местных дворцовых игр уже не релевантен, не хотели.
– Слушай, а чего это Гелен вас любовниками назвал?– Каджар, поравнявшись с другом, окинул его подозрительным взглядом.– Повод есть?
– Ну, я один раз к нему на бровях приполз из таверны,– с улыбкой отозвался Самаэль, незаметно пряча иглу в рукаве.– Само как-то вышло, по привычке. В молодости он меня часто с попоек тащил.
– В молодости?– подхватил Эммерих.– Так вы давно знакомы?
– Да, что-то вроде. Просто знакомые.
– Удобно,– беззлобно ухмыльнулся Каджар,– когда у тебя сам Владыка-регент знакомый. Мне бы так.
– Можно устроить,– посмотрев направо, Самаэль заметил знакомую чёрную гриву волос и ускорил шаг, чтобы поймать завернувший за угол объект их разговора.– Сударь регент!
Айорг великодушно затормозил, останавливаясь на середине шага, и так же с ним остановился молодой человек, в котором генерал Гринд узнал ближайшего помощника главы казначейского ведомства. Уводить регента для разговора при этом человеке было чревато подозрениями со стороны ведомств: мальчишка бы им рассказал, что три Великих генерала вызвали валакха на аудиенцию.
– Мы… Хотели сказать, что скорбим по утрате вместе с Вами,– среагировал Эммерих, поводя рукой.
– Точно,– Самаэль кивнул, напуская на себя как можно более трагичный вид,– тяжёлый день для всей империи.
Поначалу только кивнув, регент потратил пару мгновений на раздумья и коротко улыбнулся.
– Будем молиться, что солнце нашей империи теперь на небе среди своих соратников. Пусть он и дальше освещает нам путь.– Махнув генералам рукой, валакх двинулся дальше по коридору.– Отдохните, если сможете. Я вот урвал свои последние десять минут, и присесть смогу разве что после десятых петухов.
Оставленные наедине друг с другом, генералы переглянулись и неспешно пошли в сторону выхода на улицу.
Каджар молчал достаточно долго, не выдержавший лишь на главных ступенях крыльца:
– Он будет занят до интронации. Если ему повезёт, то и после.
Самаэль взглянул в ту сторону, где, если бы не оборонительная стена, можно было увидеть почти завершённый храм Птицы, смотревший точно на берег залива.
– Да, но для нас время найдёт. Он ведь сказал – после десятых петухов.
6.
Разминувшись с генералами и договорившись встретиться в условленном месте, но чуть-чуть заранее, Самаэль не покинул дворец. Под предлогом необходимости проверить подкованность своего коня, якобы хромавшего по дороге на предварительные поминки, он довольно быстро ретировался в направлении садов, искренне надеясь, что никому не пришло вдруг в голову последить за тем, чем занимается сударь Гринд в свободное от генеральских трудов время.