Засранная в хлам система, баганутое управление и собственное волнение пополам со страхом далеко не сразу позволили Смертнику попасть в инженерное меню и предоставить доступ неизвестным источникам, подключаемым извне.
– …Что… за… бесполезный кусок хлама! – избавившись от помех, возмутился голос. – Времён старикана, не иначе.
– Можэ ужи пидмогнэшь мэни?? – нервозно вопросил Смертник, пятясь назад от орды кровожадных тварей. Радовало в этой ситуации только одно: застывшая в воздухе тварина пока всего лишь наблюдала за происходящим внизу и, по всей вероятности, наслаждалась зрелищем.
– Да не трясись ты, – небрежно отмахнулся голос, – сейчас всё сделаем. Лучше заткни покрепче уши.
Не без тени сомнения Смертник вонзил два пальца в слуховые каналы. Экран ии-устройста засветился, выводя на дисплей 3D модель местности. В том месте, где располагались руины, вспыхнула жирная точка. Голос бросил победоносное «да», после чего начался процесс подключения. Смертник в мимолётном любопытстве мотнул головой в направлении точки и увидел обтянутый силовыми кабелями проржавевший зелёный столб, верхушка которого была утыкана оповестительными рупорами. Как только связь установилась, все они как по команде повернулись на тварин и дружно взвыли. Затем взвыли и тварины, сражённые мощной резонансной звуковой волной. Уши Смертника никогда прежде не слышали ещё столь адской какофонии. Даже сквозь пальцы казалось, что его барабанные перепонки вот-вот взорвутся. Хорошо, что она не продлилась долго. Хватило и пол минуты, чтобы наземные твари разом завалились на спины и в предсмертных конвульсиях задрыгали задними лапами.
– Спасибо… – как только звон в ушах спал, побормотал в ии-устройство Смертник. – Большое спасибо…
– Рано ещё меня благодарить… – с каким-то неясным лукавством произнёс голос. – Посмотри наверх.
Смертник поднял голову к небу, а увидел контуженную, но до сих пор ещё живую тварь. Кадык судорожно дёрнулся.
– И-и ч-что же делать?.. – страшливо промямлил он, с ужасом смотря за тем, как уродливая тварь яростно трясёт черепом, пытаясь прийти в себя.
– Бежать, – просто ответил голос, и на дисплее быстро выстроился маршрут. – Вот сюда. Заброшенный оружейный завод.
И Смертник побежал. Побежал, игнорируя боль и усталость, так быстро, как только был способен. Однако вряд ли смог оказаться быстрее чем в прошлый раз, вследствие чего очухавшаяся тварь настигла его примерно на половине пути. Фора закончилась, и гонка стремительно приобрела смертельный характер, из которой он, к сожалению, вышел аутсайдером, оказавшись схваченным жвалами тварины прямиком у самого финиша. Если бы в дело под громогласные воинственные крики не вмешалась новообретённая тайная покровительница, ловко высадившая по безобразной старческой мошонке короткую очередь из архаичного пулемёта одной из уцелевших оборонительных вышек, всё могло бы закончиться плачевно.
Лишившись своих шаров, которые просто плюхнулись вниз и остались валяться где-то на территории периметра, тварь истошно и как-то даже горестно заверещала, ослабив хват, и Смертник соскользнул вниз, морально приготовившись к падению, однако нижнее жвало как назло пропороло ватник, заставляя его беспомощно барахтаться в воздухе. Извиваясь словно уж, он отчаянно пытался соскочить с крюка, пока сквозь адреналиновый дурман в голову не пробилась логичная и до смешного банальная мысль: всего-то и нужно что избавиться от ватника. Воодушевлённой ею Смертник тотчас расстегнул все заклёпки и сделал это весьма своевременно: под ногами как раз воззияла дыра, ведущая внутрь завода. Тварина спохватилась лишь за миг до того, как вопящий он полностью растворился в черноте дыры, и от красноречивого пышущего лютой ненавистью взгляда, которым она его наградила, Смертника бросило в дрожь.
Вопреки всем ожиданиям, приземление выдалось мягким. Позже он обязательно поблагодарит за это человека, который так удачно подставился под его многострадальный зад. Однако сейчас нужно как можно скорее валить отсюда: это тварь ясно дала понять, что отступать не намерена.
– Улэпётывати! Улэпётывати отсэда, братки! – подскочив на ноги, просипел он и для большего эффекта стал погонять собравшихся здесь людей руками, совершенно не вникая в суть происходящего вокруг. – Иначе оно сожрёт вас!!
– Ты ещё что за лысый, сучка, хрен??? – изумлённо воскликнула хорошенькая молодая цыпа с двумя курчавыми косами и необычайно притягательного цвета молочного шоколада кожей.
– Я-я?.. – благоговейно промямлил Смертник, у которого от одного только взгляда на экзотическую красотку стеснило в груди. И в штанах. – Н-ну я-я… я-я…
Договорить он не успел: разъярённая тварина безрассудно протаранила прогнившую крышу завода и своей изодранной тушей, оставшейся не только без мошонки, но теперь ещё и без крыльев приземлилась прямо на металлический череп превратив его в лепёшку. Это очень расстроило громил в зелёных накидках, и они самоотверженно бросились на неё в атаку с голыми кулаками. Перепуганный до чёртиков Смертник рванул было в противоположенную от побоища сторону, но за мгновение до превращения в уголёк будучи зажаренным электрической решёткой, незамеченной в поднявшемся густом облаке пыли, чья-то рука схватила его за воротник.
– Жить надоело? – негромко поинтересовался мрачный тип с надвинутым на лицо чёрным капюшон.
– Н-нет… – робко промямлил Смертник, инстинктивно испугавшись отзвука чего-то нечеловеческого в голосе незнакомца. – С-спасибо…
Незнакомец коротко кивнул, отпустил воротник и устремил взгляд на тварину, что остервенело кромсала зелёных человечков.
– Тринадцатая… – с некоторым сожалением произнёс он и с помощью голосовой команды вызвал помощника, но был неожиданно перебит истеричным голосом голограммы ии-устройства красотки, которая поносила хозяйку на чём свет стоит. Стоило отметить, что красотка тоже не оставалась в стороне, поливая своё устройство такими грязными ругательствами, что Смертник, невольно представивший себя на его месте, снова возбудился.
– Да иди ты в очко, сучка! – раздосадовано огрызнулась красотка, когда голограмма начала попрекать её нарушениями стандартов какого-то там сервиса, и, быстро поправив лямки на плечах, со всех ног помчалась к бреши, проделанной твариной. – Я ж не спецом так проеб…
– Верни нож, – твёрдо окликнул её незнакомец, но на пути красотки внезапно возник зелёный здоровяк, отброшенный к её ногам пинком лапы, который, подскочив, ни с того ни с сего вдруг напал на неё, но был остановлен хладнокровным ударом ножа в висок.
– Забирай, сучка, – отпихнув тело в направлении незнакомца, раздражённо бросила красотка и понеслась дальше.
Незнакомец, словно тень, скользнул к мертвецу и преспокойно выдернул нож из его головы. В воздух брызнул кровавый фонтанчик, который, впрочем, не произвёл на незнакомца совершенно никакого впечатления. Мало того он без колебаний перерезал этим же ножом глотку другого, напавшего на него, здоровяка в зелёном, а затем глумливыми жестами вытер окровавленное лезвие о его накидку. Но вот шокированного Смертника, смотрящего на всё это с побледневшим лицом, наверняка стошнило бы ещё раз, если бы в опустелом желудке осталось хоть что-то. Когда же оторопь спала, Смертник очертя голову ломанулся на выход, опасаясь оказаться на месте покойников.
Едва он добрался до груды обломков, за спиной раздался оглушительный визг. Терзаясь самыми наихудшими опасениями, Смертник робко обернулся и все его догадки тут же подтвердились: неугомонная тварина смотрела прямо на него, гневно скаля пасть. Она резко сорвалась с места и кинулась следом, вынуждая вопящего от страха Смертника вскарабкаться наверх с фантастической скоростью. Выпрыгнув наружу, он неудачно приземлился и, кувыркнувшись через голову, растянулся на земле. Попытался подняться, но почувствовал острую боль в левой лодыжке. Однако повторный визг тварины, прозвучавший в опасной близости, заставил его подскочить и, наплевав на вывих, поскакать вперёд на одной ноге.
Выскочив за ворота, он неожиданно для себя разглядел невдалеке силуэт красотки, которая сидела посреди дороги на коробе и возилась с правым роликом. Обрадованный Смертник на окрылённой извечным спермотоксикозом ноге поскакал к ней, напрочь позабыв о чудовищной погоне. Однако она начисто игнорировала все его попытки обратить на себя внимание, предпочитая в перерывах между озлобленными поколачиваниями ролика кулаком собачиться с собственной голограммой. Да и тварина вскоре живо напомнила о себе, звучно разнеся в щепки значительный пласт кирпичного ограждения. Красотка от неожиданности подскочила, отчаянно выругалась, проклиная понедельник, и пнула правой ногой валявшийся рядом блок кирпичей, да с такой силой, что передний колёсик просто отвалился, после чего схватила короб и пустилась в бегство. Однако Смертник не собирался вот запросто её отпускать.
– Какого хрена ты творишь, сучка плешивая?! – чудом удержавшись от падения, возмутилась она, когда Смертник, совершив рывок, обвился руками вокруг её талии и повис. – Свалил нахер!
Но несмотря на все тычки, плевки и оскорбления Смертник так и не свалил, блаженно уткнувшись лицом в привлекательную попу своей случайной извозчицы. Во всяком случае до тех пор, пока они не доехали до разрушенного одноуровневого муравейника, из которого, стоило только преследовавшей их твари взвизгнуть, выскочил здоровенный гигант с полным безумия лицом и двумя огромными тесаками в руках.
мясо…хрм-грм…Мясо…хррм-гррм…МЯСО!!!
9:00 a.m.
Проснувшись, он испытал всепоглощающее чувство полной опустошённости. Казалось, будто те немногие искорки жизни, что ещё залежались на дне его измученной души, вдруг взяли и разом истлели, оставляя после себя холодное беспросветное отчаяние да гнетущее безмолвие. Видимо, причиной тому послужил тревожный, беспокойный сон, отпечатавший на щеках и подушке свой горько-солёный след, однако он больше не помнил своих снов. Они давно превратились в бездонную чёрную пропасть, которая тёмными ночами выдирала из него зубами душу, пережёвывала и выплёвывала её за секунды до пробуждения. Может, где-то на этом промежутке она и видела какие-то сны, но ревностно не желала ими делиться. Возможно, пыталась таким образом уберечь хрупкий воспалённый разум от безумного срыва, который капля за каплей стирал всё человеческое, что в нём оставалось.
– Может сегодня… – приняв сидячее положение и прислушавшись к собственным ощущениям, отрешённо спросил он сам себя и посмотрел на прикроватную тумбочку, примостившуюся у изголовья сонной капсулы.
Распознав отпечаток большого пальца, тумбочка удовлетворённо пиликнула, и на её передней облицовочной глади проявились ручка и квадратная дверца. Он с зарождающимся в груди трепетом потянул за ручку и достал с верхней полки модифицированный револьвер. Прикосновение к металлической рукояти вызвало в нём стойкое отвращение, порождённое моральными убеждениями его от природы миролюбивой натуры пацифиста. Но он больше не мог, не хотел продолжать и дальше влачить своё жалкое существование на полставки, а потому пересилил себя: торопливо схватил со дна последнюю пулю и нервно подрагивающими пальцами затолкал в барабан, желая покончить со всем этим, пока ещё пребывал в здравом рассудке. Однако едва тот с глухим щелчком захлопнулся, и чёрное дуло обдало ледяным дыханием область у виска – его вдруг охватил безотчётный, почти животный страх. В полумраке крохотного жилого отсека ему почудился ужасный рогатый силуэт с дьявольски горящими глазами, которые пристально наблюдали за ним, точно дожидаясь развязки кровавой драмы.
– Нет, нет, нет, – слёзно запричитал он, царапая кожу виска трясущимся в дрожащей руке дулом револьвера. – Уходи, убирайся! Не мешай мне сделать это! Молю тебя!
Но силуэт стоял не шелохнувшись, а его горящий взгляд всё также сеял в истерзанной душе смятение, заставляя её отступиться от своей опеки и явить украденные сны. И вопреки желанию она неумолимо отступала, слабела с каждой секундой, не в силах больше сдерживать поток рвущихся наружу постылых воспоминаний.
– Давай. Ну давай же! – чувствуя, как змеями ворочаются они в голове, от отчаяния практически прорычал он, пытаясь заставить одеревеневший палец спустить курок. – Сделай это уже наконец, чёртов трус!
Но было уже поздно. Кошмарные сны-воспоминания бешенным калейдоскопом завертелись перед глазами, вытаскивая из подсознания другую его личность, возникшую в результате трагических событий прошлого.
…Оглушающий визг сирен, канонада нескончаемых выстрелов и душераздирающие крики умирающих людей разрывали голову на части. Разодранные в клочья мёртвые тела и хлюпающая под ногами кровь выбивали из равновесия, лишали лёгкие воздуха, а колени уверенности. Хотелось сбежать от всего этого прочь. Забиться в самый тёмный уголок, свернуться там калачиком, заткнуть уши и молиться, чтобы всё поскорее закончилось. Но бежать было некуда. Тварины, напавшие на муравейник, нарушили герметизацию нижних этажей, в связи с чем вышестоящие чины приняли ужасное и бесчеловечное решение: отсоединить повреждённый корпус от основного строения. Последствия сего решения обрекли на смерть множество невинных жизней, среди которых были женщины и дети – члены солдатских семей, проживающих в жилой части военного корпуса. Пагубное воздействие зачумлённой атмосферы в короткий срок убило их всех, а оставшиеся в живых солдаты оказались в западне, вынужденные сражаться с полчищем богомольных ящериц, заполонивших все коридоры. Положение усугублялось ещё и тем, что эти твари обладали просто чудовищной регенерацией, практически мгновенно залечивающей любые полученные в бою увечья. Боеприпасы заканчивались катастрофически быстро, а единственный путь на склад давно был отрезан десятками столпившихся в узком проёме монстров. В подобной ситуации не оставалось ничего иного, кроме как встретить свой конец с гордо поднятой головой. Многие именно так и поступили, давая монстрам достойный отпор до самого последнего вздоха, но только не он. Всё, что он мог – беспомощно стоять посреди этой чудовищной бойни и с содроганием взирать, как одного за другим убивают его товарищей.
– Проклятье! – выругался вдруг кто-то за спиной, выведя его из транса.
Он обернулся и увидел сержанта, который со злостью зашвырнул своей плазмопушкой в надвигавшуюся тварину. Увесистый угловатый приклад угодил точно в пучеглазый глаз, который тут же лопнул как мыльный пузырь, обдав всё вокруг дурнопахнущей склизкой дрянью тошнотно зелёного цвета. Однако этого оказалось недостаточно, чтобы остановить тварь. Жутко шипя, она набросилась на обидчика и крепко зажала его в своих согнутых пилообразных лапах.
– Рядовой! – встретившись с ним взглядами, натужно просипел сержант, пытаясь выскользнуть из смертельных объятий. – Помоги мне!
Откликнувшись на зов о помощи, он незамедлительно вскинул пушку, но как только взял тварину на мушку – тело проняла крупная дрожь. Даже в столь экстремальной ситуации пацифист внутри него отчаянно противился одной лишь мысли о том, чтобы причинить вред какому бы то ни было живому существу. Дыхание участилось, жадными глотками заталкивая воздух в лёгкие и мешая прицеливаться. От этого быстро закружилась голова, а руки и ноги поразила пугающая слабость, наполняя беспокойное сердце паникой.
– Я… я… я н-не…
– Сука! – гневно проревел сержант и яростно саданул тварь по лупоглазой треугольной морде. Она пронзительно зашипела, но хват не ослабила. Наоборот: стиснула сержанта так, что у него изо рта на щетинистый подбородок хлынула кровь. Но и он не собирался сдаваться, продолжая наносить жёсткие удары головой до тех пор, пока тварина не выпустила его из смертельных объятий.
– Дай сюда, позорище! – проворно метнувшись к нему, рявкнул сержант и без труда вырвал пушку из ослабленных смятением рук. – Никчёмный кусок дерьма! Надеюсь, что хотя бы после смерти ты отрастишь яйца и вызовешь несварение у сожравшей тебя тварины, – зло добавил он и не жалея сил приложил его прикладом в челюсть.
Он грузно повалился на пол спиной, сильно приложившись затылком, и все дальнейшие события происходили для него словно в тумане, смутно отпечатываясь в закоулках угасающего сознания.
Вот сержант с гортанным кличем расстреливает в упор напавшую на него тварину… Затем он уже сражается с парой её сородичей, сжимая в кулаке зазубренный с двух сторон тесак… Далее происходит нечто ужасное: подкравшаяся с тыла тварина словно ножницами отсекает руку сержанта по самое плечо, лишая его последнего оружия… Однако вместо того, чтобы смириться со своей судьбой и сдаться, сержант в припадке неистового безумия хватает утерянную конечность и, размахивая ей точно страшной дубиной, колошматит подступающих тварин до тех пор, пока одна из них, изловчившись, не пронзает его грудь насквозь… Но даже в такой безысходной ситуации, будучи вздёрнутым в воздух и всё глубже насаживающимся под тяжестью собственного веса на две торчавшие из-за спины лапы, он не сдаётся, выхватывая здоровой рукой из нагрудного кармана гравитационную гранату, и с вымазанной кровью жуткой ухмылкой выдёргивает зубами чеку…
Взрыв окончательно вышиб из него дух. Когда он очнулся – не было ни сержанта, ни тварин, ни даже самого корпуса. Лишь растянувшаяся на сотни метров вокруг выгнившая пустошь, на которую его забросило ударной волной. Чёрная земля здесь источала особый гнусный смрад, что, проникая в лёгкие, до умопомрачения сжимал их своей зловонной лапой, грозясь раздавить как ничтожного таракана.
Желая немедленно отделаться от этой удушающей вони, он попытался подняться на ноги, однако с прискорбием обнаружил, что они обе сломаны. Помимо этого, острая боль в груди, усиливающаяся при дыхании, недвусмысленно давала понять, что рёбра также не уцелели. А болезненного вида вспухшие вены, проглядывающие сквозь дыры порванных перчаток, намекали на то, что действие супрессанта заканчивается. В общем, расклад был явно не в его пользу. Быть может, самым верным решением было ничего не предпринимать и спокойно дожидаться своего конца, ведь в конечном счёте шансы выжить в таком состоянии, да ещё и во внешнем мире крайне ничтожны, если и вовсе не нулевые, однако он, воодушевлённый примером сержанта, решил бороться за свою жизнь до последнего. Хоть и не представлял, ради чего. Но решение уже принято, а потому он вколол в шею супрессант из запасного патрона и, стиснув зубы, пополз вперёд, вороша локтями рыхлую землю.
Прошло несколько дней. Вечером второго закончилась фляга с водой. День спустя в патроне остался последний супрессант. Но он, измождённый голодом, охваченный лихорадкой и практически тронувшийся рассудком, упорно продолжал ползти, по-прежнему надеясь выбраться из этой тлетворной пустоши, которая на деле оказалась гораздо, гораздо длиннее предполагаемых нескольких сотен метров. Навязчивый и даже в какой-то степени пугающий инстинкт выживания безостановочно гнал его искалеченное тело вперёд, за исключением тех моментом, когда оно, полностью выбившись из сил, цепенело и отказывалось двигаться дальше без передышки. В это время воспалённый мозг вместо спасительного забытья из раза в раз мысленно возвращался в тот проклятый день и с затаённым восторгом воспроизводил по памяти героическое сражение сержанта с подлыми ящероподобными тваринами. Подобная зацикленность сама по себе была довольно странной, больше походившей на нездоровое помешательство, однако, как оказалось позднее, это было ещё далеко не самое жуткое. Поистине жутко стало, когда возросший голод внёс свои коррективы: воспоминания о тех ужасных влажных хлопках, с которыми сержант колотил своей утерянной рукой тварин, разбрызгивая кругом кровь и разбрасывая мясные ошмётки, отлетавшие при соприкосновении с пилообразными лапами и топорщившимися хитиновыми чешуйками, наполняли рот вязкой голодной слюной, просачивающейся сквозь возбуждённо трущиеся друг о друга челюсти. Дико хотелось вгрызться зубами в чью-нибудь плоть, откусить кусок побольше и почувствовать, как радостно плещется язык в тёплой кровавой ванне. Чудовищное желание. Пацифистская душа, до сих пор ещё имевшая какой-то вес во всём этом безумии, обливалась скорбными слезами и всеми силами старалась огородить его от этого, насильно вырывая из прочного сна и возвращая в реальность. Головой в тот же миг завладевал всепоглощающий инстинкт, начисто вытесняя всё лишнее. Однако долго так продолжаться не могло.
Утром пятого дня, прежде чем отключиться, он напряг оставшиеся силы и вколол себе последний супрессант. Однако на этот раз голодные сны не сумели надолго удержать его в своих страшных оковах, и внутренний пацифист был здесь не причастен. Его пробудил слюнявый шершавый язык, неприятно лизнувший лоб. Сквозь едва приоткрытые веки он безразлично уставился на расплывчатый силуэт склонившейся над лицом тварины, которая своим видом напоминала волосатый шар с рожками, стоящий на шести тонких и длинных ножках. Наверное, при иных обстоятельствах стоило бы испугаться и попытаться убраться прочь, ведь кто знает, чего можно ожидать от этих монстров, но она выглядела более чем безобидно, за исключением больших пугающих глаз с горизонтальными прямоугольными зрачками, которые зловеще горели желтизной. В остальном же это был обычный детёныш, вероятно отбившийся от остальной стаи.
Он попробовал пошевелиться, намереваясь снова отправиться в путь, но тело никак не отреагировало на посылаемые мозгом сигналы. О каком пути вообще могла идти речь, если сил не хватало даже на то, чтобы поддерживать глаза открытыми. Оставалось только закрыть их и вынуждено позволить телу ещё немного восстановиться. Но едва он так поступил – на лицо вдруг капнуло нечто-то густое и тёплое. Оно не торопливо скатилось вниз и осело на сохлых губах, увлажняя многочисленные трещины. Затем ещё несколько капель проследовали тем же маршрутом, образовав во впадине между губами скромных размеров лужицу. Жажда вынудила его приоткрыть рот, чтобы позволить жидкости стечь внутрь, и вот тут произошло неожиданное: жидкость оказалась кровью. Но какой необычный у неё был вкус… Железный привкус пикантно разбавляла сладкая бархатная горчинка, что приятно обожгла горло, скатываясь в пропасть пищевода. Сердце взбудоражено встрепенулось, посылая по коже мурашки, которые подобно электрическим разрядам вмиг наполнили его невиданной бодростью.
Он живо распахнул глаза и словно одержимый стал вращать ими во все стороны, маниакально ища источник этой невероятной сладости. Искать долго не пришлось: как только первоначальное помешательство спало, и взгляд остановился на глупой морде тварины, что до сих пор нависала над ним, с интересом рассматривая жуткими глазищами, он заметил на её треугольном розовом носу кровавый след, по которому вниз готовилась скатиться ещё одна капля, сбежавшая туда аж от самого лба, где родилась из чрева безобразной глубокой раны. Было похоже на то, что кто-то попытался проломить тварине череп броском увесистого булыжника. Рана почти затянулась кроваво-золотистой коркой, но один из её краёв, что свисал над переносицей неприглядным лоскутом кожи, до сих пор кровоточил. От этого вида желудок скрутил голодный спазм, каких он ещё никогда прежде не испытывал. Нездоровые сны окончательно и бесповоротно наложили на него свой страшный отпечаток.
– М-мя… со… – захлёбываясь льющимися через край слюнями, прохрипел он и медленно потянулся рукой к морде тварины. – М-мясо… м-мясо…
Тварина оказалась не из пугливых и даже ласково ткнулась мордой в приближавшуюся раскрытую ладонь. Это её и погубило. Невесомо коснувшись подушечками пальцев жёсткой шерсти, он цепко схватил тварину за вытянутый нос и рывком подтянул ко рту, после чего безжалостно впился зубами в прохладный влажный кончик. Она сдавленно пискнула и начала брыкаться, но его хватка была поистине стальной и крепчала тем сильнее, чем больше он упивался её кровью и плотью. Когда же от носа остался только голый скелет, он повалил агонизирующую жертву на землю и принялся остервенело рвать руками волосатое тулово, с ненасытной жадностью проглатывая выдранные куски и чувствуя, как в тело возвращается жизнь. Внутренняя сила просто била ключом. Причём как в переносном, так и в буквальном смыслах. Армейская экипировка трещала по швам, не выдерживая множившейся мощи растущих на глазах мышц. К тому моменту, как от тварины остались лишь одни обглоданные кости, он вымахал до двух метров в росте и столько же в ширину. Однако это было не самым удивительным во всей этой ненормальной ситуации. Его сломанные ноги и раздробленные рёбра чудесным образом полностью восстановились! И лишь горестные завывания загнанной в угол костяной темницы души омрачали это чудо.
«Что же ты надел? Как посмел обойтись столь жестоко с живым существом? – вопросила она, обливаясь горькими слезами. – Как мог ты так легко отбросить свою человечность?!»
«Ты, ты убийца! – зло кричала она из своей клетки. – Нет, ты даже хуже! Ты самый настоящий мясник! Слышишь?! Проклятый мясник!» …
– Да, – согласно кивнул навалившимся воспоминаниям Мясник, – всё именно так. Следовательно, это, – он убрал револьвер от виска и наградил его брезгливым взглядом, – мне ни к чему. Не зачем мясо порохом портить.
Мясник отстегнул барабан, вытащил пулю и отложил её на край тумбочки. Затем чуть пригнулся, запустил левую руку в зазор между капсулой и полом, немного пошерудил в тамошней темноте и извлёк здоровый самодельный тесак с остро заточенным лезвием, чья ослепительно белая полоса резко контрастировала с неприглядного вида ржавым замызганным обухом.
– Вот это много лучше, – довольно протянул он, полюбовно проведя большим пальцем по острию, которое тут же покраснело от заструившейся по нему крови, а после, замахнувшись, без малейших усилий перерубил пулю надвое, добавляя на поверхность тумбочки новую борозду. И на сей раз последнюю.
– Теперь ты, – проскользив двумя пальцами вдоль всего лезвия и таким образом очистив его от металлической крошки, произнёс он и наставил кончик тесака на устрашавшую ранее тень, которая сейчас приняла жалкий облик той самой съеденной тварины. – Если ждёшь извинений – ты их не получишь. Я съел тебя, чтобы утолить голод и не стану извиняться за свой поступок. Более того: я и дальше продолжу поедать вас, чудовищ, и кормить вашим мясом всех жаждущих, ведь еда – это жизнь. А ещё этот бесподобный вкус… мм…
Мясник, прервавшись, мечтательно заскрежетал челюстями, наполняя рот слюной. Ему вдруг страсть как хотелось вновь испытать это блаженное ощущением на кончике своего языка.
– Решено! – запальчиво воскликнул он, брызгая слюнями в пространство перед собой. – Сейчас же отправлюсь в загон и кого-нибудь съем. Тем более что время завтракать.
Мясник нетерпеливо подскочил с капсулы и, спешно облачившись в рабочую форму, быстро пошагал на задний двор, больше не обращая внимания на рогатую тварину, которой, впрочем, там никогда и не было.
10:15 a.m.
Нервно скрежеща зубами, снедаемый диким голодом Мясник раздражённо наворачивал круги на своей кухне, лихорадочно размышляя о сложившейся непростой ситуации, пока ещё был на это способен. Загон оказался пуст. Пуст! Ни единой вкусной, сочной, жирной тварины, ничего. Причины были более чем очевидны: часть корявого забора из разукрашенных чёрными пятнами плесени досок, как придётся вогнанных в землю и стянутых ржавой погнутой проволокой, в одном месте просто вырвали с корнем и небрежно разбросали вокруг, после чего бессовестно выкрали всех тварин. Именно что выкрали: сами по себе они не могли никуда сбежать с перебитыми-то конечностями. Да и заборные доски не были поломаны, что исключало причастность иных тварей, которые, проголодавшись, решили позариться на чужое. Но кто мог это сделать?
В первую очередь подозрение пало на Дугласа из таверны, как он сам величал свою убогую самодельную хибару, «Жранина из тварины», ведь тот являлся единственным прямым конкурентом во всей округе. Однако же, когда Мясник в поисках справедливости заявился на его порог, то обнаружил лишь груды хлама да покорёженную неоновую вывеску, лишившуюся некоторых букв. Метрах в пятистах от этого беспорядка из земли устремлённые к небу прорастали коричневые сталагмиты – кристаллизованные фекалии тварин. На кончике самого длинного трепыхалась разорванная сеточка для волос, одним концом буквально вросшая в кристалл. Вывод был не утешителен: Дуглас пал жертвой злой иронии. Мясник хоть и соперничал с ним, но всё же снял свой поварской колпак и почтил память бедняги минутой молчания.
Вторым на ум пришёл Котлет. Правда, впоследствии установилось, что этот пришибленный скармливал клиентам лишь давно протухший фарш из когда-то обнаруженного им припасного контейнера, щедро маринуя его в ядрёной смеси приправ, что наглухо отбивала всякие запахи. Серьёзно, от одного только вдоха носом у Мясника напрочь отшибло обоняние, а ноздри словно раскалённой кочергой прочистили. Стало понятно, зачем Котлету понадобился противогаз. Но вот как он умудрился умыкнуть контейнер из-под носа сразу у двух курьерских группировок по-прежнему оставалось загадкой. Ведь аномально тощего хромого Котлета вряд ли назовёшь проворным. Как, собственно, и силачом. Следовательно, с него можно было смело снимать все подозрения.
Помимо них в секторе 43кф1 оставался ещё двухголовый Дженкинс, но он торговал исключительно самогоном, который, насколько знавал Мясник, гнал из собственных продуктов жизнедеятельности. Да и к тому же трусом был знатным. Тварин боялся до смерти, хотя те его особо и не беспокоили. Выслеживая добычу в окрестностях старой химической лаборатории, Мяснику не раз доводилось наблюдать, как тварины просто игнорировали свернувшегося на земле клубком Дженкинса, которому не посчастливилось оказаться снаружи в неподходящий момент. Небось, принимали старика за своего, потому как подобная мутация являлась нонсенсом даже для этого ненормального и неправильного мира.
Однако если это были не они, то тогда кто?..
Зазвучавшая из громкоговорителей ложно весёлая старая детская хоровая песенка, от которой так и веяло какой-то скрытой зловещей угрозой, отвлекла Мясника от тяжёлых дум. Она звучала каждый раз, когда в систему поступало новое уведомление, но вообще подобного не должно было происходить. Видимо, когда набредший на этот брошенный блок Мясник в попытке наладить его работоспособность наобум подключал к единственно уцелевшему суперкомпьютеру различные провода, хаотичными пучками разбросанные по полу, он где-то ошибся. Правило «для каждого провода существует своё гнездо» не работает, если ты и понятия не имеешь, что именно подключаешь.