Анна
Наступила весна. В институте начались экзамены, к которым я каждый день готовилась, ездила на сдачу, получала зачёты и оценки. Целыми днями я видела перед глазами конспекты, распечатки билетов и ответов, страницы учебников и видеозаписи с лекций и уроков. Параллельно всё это приходилось совмещать с работой, из-за чего голова порой начинала идти кругом.
Всё это было бы невыносимо, если бы не поддержка Марка. Когда он оказывался рядом, моё накопившееся нервное напряжение начинало улетучиваться, что позволяло немного расслабиться, абстрагироваться от происходящего и собраться с мыслями.
На работе я подала заявление о переводе из отдела связей с общественностью на должность стюардессы. С самого детства я грезила небом. Когда-то я всерьёз хотела стать лётчицей, но оказалось, что у меня нет технической жилки, я плохо разбираюсь в математике, и это стало серьёзным препятствием при выборе ВУЗа. Поэтому когда я искала специальность, по которой хочу учиться, мне пришлось выбрать литературу, так как с детства у меня было два увлечения – авиация и книги.
Помню один странный случай. Мы с Катей и Саней сидели в коридоре института. Я была одета во всё белое – рубашку, майку, шорты, кроссовки. Рядом стояла Катя, а перед нами на табуретке сидел Саша. Обычно он ходил в косухе, но этой весной он почему-то сменил свою неизменную кожанку на военную рубашку НАТО-вского образца. Под рубашкой он носил одну из своих любимых футболок с жестокой обложкой какой-то из экстремальных метал-групп.
Мы разговорились о творчестве группы Queen. Я показала Саше свой КПК и сказала, что на нём содержится вся дискография этой группы. Саня мне начал рассказывать об одном из концертных видеороликов с участием Фредди Меркьюри, который видел недавно по телевизору.
– Знаешь, Ань, я как-то смотрел один из клипов Queen. Они выступали на каком-то фестивале. Я обратил внимание на один момент. Фредди Меркьюри был настолько артистичен, что любое его действие, что бы он ни делал, выглядело очень изящно и харизматично. Помню, что в конце видеоклипа он начал играть на рояле задницей. Струны рояля издавали какую-то жуткую какофонию, но то, как Фредди играл задницей на клавишах выглядело очень красиво и совершенно прилично, без малейшего намёка на пошлость. Это был невероятно талантливый человек. Жаль, что он умер. Хотя, может быть это и к лучшему. Возможно, что с годами его талант начал бы угасать. А так – он умер на пике славы, формы, и творческой активности.
Я не нашлась что сказать, так как впечатления Саши было трудно прокомментировать. Он всё-таки неплохой парень, хоть и любит придуриваться. Даже не подозревала о том, что он может любить Queen, раньше я думала, что он слушает только тяжёлую и агрессивную музыку.
Моё внимание отвлекла Катя, она начала мне что-то рассказывать, а потом, когда мы с ней закончили разговор, я вдруг почувствовала что Саня держит меня своей рукой за запястье. Он встал на одно колено и поцеловал мою руку, с большим почтением, весь его вид выражал уважение ко мне. Это было неожиданно, более неожиданно, чем его признание в том, что он любит Queen.
– Знаешь, Ань, я хочу чтобы ты знала – я очень люблю тебя. Нет, это не попытка с тобой заигрывать. Иногда жизнь складывается так, что мы не успеваем сказать людям, которых любим, о своих чувствах. Я хочу, чтобы ты знала, что ты мне очень дорога. Я хотел бы, чтобы ты жила долго и была счастлива. Будь счастливой, прошу тебя.
– Спасибо, – только и нашлась что вымолвить я. Взглянув ему в глаза, я заметила, что они начали предательски блестеть. Почему-то в этот момент мне стало жутко. Не знаю из-за чего, но у меня возникло ощущение надвигающейся беды.
Затем он встал и молча ушёл.
– Девушку ему нужно, – сказала Катя, глядя ему вслед.
– Нет, – ответила ей я, глядя в глаза, – здесь что-то другое.
Потом мы разговаривали об этом случае с Марком. Он посоветовал мне не придавать значения этому инциденту, но у меня осталось смутное ощущение того, что Саша что-то знал и хотел меня предупредить. Знать бы только – что именно он знал?
Дорогой дневник, я ни разу не делилась с тобой своими снами. Но, недавно мне приснилось, что звонит Саня и уговаривает куда-то не ехать. Точное содержание сна не сохранилось в моей памяти. Я проснулась от невыносимой грусти, от того, что плакала во сне. Весь день у меня было двойственное чувство – чувство того, что в мире есть что-то невыразимо красивое и одновременно что-то ужасное, чувство надвигающейся беды.
Потом я слушала песню группы Кино “Красно-жёлтые дни”. Цой пел о том, как ему приснилось, что миром правит любовь, миром правит мечта, и над этим прекрасно горит звезда, но он проснулся и понял – беда. Саня просил меня куда-то не ехать. Неужели мне следует отказаться от карьеры стюардессы? Я понимаю, что это кажется бредом, но каким-то внутренним чувством я ощущаю что в его словах есть некая доля истины. У меня ещё осталось время на раздумья. Послезавтра моё руководство примет решение. Если они одобрят мою заявку, то я смогу летать за границу, сопровождая туристические авиалайнеры. Осталось всего два дня.
Марк
Мы лежали с Анной на пляже и любовались красивым южным небом, раскинувшимся над нами. Горячий белый песок приятно согревал наши тела. Вдоль бровки пляжа росли стройные кокосовые пальмы. Их ветви и листья колыхались на ветру, словно ведя разговор друг с другом. Лёгкий шум прибоя наводил на нас приятную дремоту.
После того, как Анна сдала экзамены в институте, мы решили взять небольшой отпуск и развлечься. Я целый год не отдыхал, поэтому на работе сразу одобрили мою заявку и уже на следующий день я заказал билет на тропический остров и ждал вылета. Анна на тот момент ушла из отдела рекламы и связей с общественностью в лётный состав, на должность стюардессы. Спустя ещё день, мы сели в самолёт и улетели на юг.
После российской прохлады местный климат встретил нас сильной жарой и высокой влажностью. Мы вышли из лайнера усталыми, но довольными, несмотря на долгий перелёт. В аэропорту суетились люди со всего мира. Здесь были и чопорные англичане, и пунктуальные немцы, и колоритные американцы. Поймав такси, мы быстро доехали до отеля, где вместе приняли прохладный душ. Долго стояли под струями воды, бившими из рассекателя и обнимались, а потом упали в постель и проспали десять часов.
Утром Анне нужно было улетать с обратным рейсом, но спустя сутки она вернулась. Пока её не было, я читал книгу, смотрел кино, и сходил на пляж. Следующий рейс должен был быть только через два дня, поэтому у нас было много времени.
Мы гуляли по городу, посещали местные рынки, на которых продавцы предлагали нам безделушки. Ели финики, бананы и кокосы, а по вечерам ходили в кафе, где пили причудливые коктейли из соков местных растений, смешанных с крепким алкоголем. Каждое утро мы проводили на пляже. Лёжа на песке, мы разговаривали, кидали в воду камешки, и периодически ныряли в тёплые волны, плавая наперегонки.
Помню, как мы выбрались из воды и упали на мокрый песок, который омывали прибрежные волны. Я взял и начертил на нём пальцем – МАРК ЛЮБИТ АННУ. Она улыбнулась и подписала чуть ниже – АННА ЛЮБИТ МАРКА. Накатившая позже волна моментально смыла обе надписи.
Я гладил прекрасное тело Анны, растянувшееся рядом со мной на песке, смотрел в её глаза. В них как будто застыла частичка этого прекрасного южного неба, раскинувшегося повсюду, насколько хватало глаз. Мне казалось что мы достигли первородной чистоты, которую человечество когда-то утратило. В этот момент я понял, что это и есть Эдем, бесконечное лето, которое никто и никогда не сможет у нас отнять. Куда бы мы ни отправились, где бы ни оказались, но этот рай всегда будет с нами. Мы будем носить его внутри и никому не отдадим. Им можно поделиться, но один раз обретя, его невозможно утратить.
Анна перевернулась на спину. Тончайший белый песок облепил её тело, что придавало ему сходство со скульптурой. Оно было стройным и подтянутым. Ни грамма лишнего жира, только маленькие крепкие мышцы с приятно округлыми формами. Затвердевшие соски её маленьких упругих грудей просвечивали сквозь тонкую ткань купальника, стройный живот и узкая талия манили меня, заставляя бесконечно гладить и ласкать их, а её маленькие пухлые губы с жемчужными рядами белоснежных зубов сводили меня с ума.
На следующий день она должна была лететь домой с обратным рейсом, а потом снова вернуться и провести со мной ещё два дня. Такой график ей удалось выстроить на все две недели. Несмотря на то, что ей предстояло отсутствовать всего сутки, каждый раз я не находил себе места, опасаясь что она не вернётся и я навсегда останусь один в этом прекраснейшем месте на земле.
Мне иногда вспоминался её рассказ о словах однокурсника Сани из её сна. Эти воспоминания вызывали у меня смутное беспокойство, но я отмахивался от них и сразу же прогонял из своей головы. И всё равно, каждый раз, когда Анна улетала обратно, я боялся, что произойдёт что-то непоправимое и она не вернётся.
Я помню, как однажды на пляже к нам подошёл местный фотограф и начал просить один доллар.
– One dollar? – переспросил его я.
– Yes, yes! – закивал он нам своим тёмным лицом, – I’ll make a photo of you with your girlfriend, mister!
В моём бумажнике нашлось пять долларов. Ушлый абориген быстро щёлкнул затвором своего Полароида и отдал нам снимок, а затем, не дав мне сдачу, спешно ретировался, ехидно хохоча. Спустя несколько секунд на квадратной карточке проявилось наше изображение. Анна обнимала меня и улыбалась, сверкая белоснежной улыбкой.
– Мы поместим эту фотографию в рамку и поставим её на полке в спальне, – сказала она и поцеловала меня в шею, – пусть она напоминает нам про это лето. Первое лето, которое мы провели вместе.
Вечером мы гуляли по городу, любуясь огоньками машин и ветвями деревьев, колышущихся на фоне закатного неба. А утром Анна снова улетела с обратным рейсом.
Анна
Начальство одобрило моё заявление и я перешла в лётный состав. Теперь я несколько раз в неделю сопровождаю рейсы на южном направлении. Если раньше моя работа носила в основном конторский характер, то теперь утро могло начаться в одном из заграничных отелей, я быстро принимала душ, завтракала, наносила лёгкий макияж, а затем ехала в аэропорт и вместе со своим бортом отправлялась либо домой, либо в одну из соседних стран. Аэропорты я стала видеть чаще, чем родной дом.
Из-за постоянных перелётов мы стали реже видеться с Марком, но это компенсировалось большим количеством впечатлений, которые я получала от своих поездок. Тем не менее, по возвращении домой, всё свободное время я проводила со своим возлюбленным. Любовь к Марку и любовь к своему делу имели для меня одинаковый вес. Поэтому можно сказать, что моя жизнь удалась. У меня были любимый человек, любимая работа, и мы с Марком начали строить планы на будущее. В перерывах между рейсами, мы разговаривали и мечтали о том, как я закончу институт, мы поженимся, купим квартиру, и заведём ребёнка. Марк хотел девочку, а я хотела мальчика. Однажды мы в шутку даже подрались – я победила, сев Марку на шею и придушив его подушкой.
– Сдаюсь, – притворно сказал он и поднял руки вверх. Мы засмеялись.
Мы постоянно смеёмся с Марком. Одна из наших с ним главных черт – безграничное чувство юмора, которое объединяет нас лучше, чем литературные, музыкальные, и кинематографические пристрастия. Порой мне кажется, что если однажды нам с ним предстоит умереть, то мы умрём смеясь, устремив в небо взоры. Пока что, я стараюсь об этом не задумываться. Мысли о смерти пугают меня.
Я помню один из рейсов. Мы взлетели, набрали высоту, и я отправилась обслуживать пассажиров, толкая перед собой по проходу тележку с продуктами. Учтиво улыбаясь, я обращалась к пассажирам, предлагая им сэндвичи, напитки, и разогретые полуфабрикаты, входившие в меню нашей авиакомпании.
Один из пассажиров сидел на одиночном месте у окна и читал газету, скрывавшую его лицо.
– Здравствуйте, желаете сэндвич, кофе, или прохладительный напиток?
Мужчина убрал газету и улыбнулся мне.
– Минеральную воду, пожалуйста! – я увидела лицо Марка. Улыбнувшись ему в ответ, я достала стаканчик и налила в него газировку. Поставив в стакан трубочку, я протянула его ему:
– Пожалуйста!
– Благодарю, – ответил Марк.
Во время перелётов мы делали вид, что незнакомы, так как этикет авиакомпании запрещал личные отношения во время работы. Тем не менее, мы с Марком схитрили и выработали целую систему жестов и мимических выражений, позволявших нам свободно общаться на любые темы, не привлекая внимания руководства. В этом было своё особое удовольствие.
Марк взял стаканчик из моих рук, на мгновение коснувшись моих пальцев. Долю секунды он держал меня за руку, затем поставил стаканчик на столик перед собой и отвернулся к иллюминатору, за которым плыли гряды кучевых облаков. Перед этим он подмигнул мне. Я кивнула ему и продолжила свой путь по тесному проходу авиалайнера.
Вечером мы с ним прилетели на курорт.
На следующих выходных мы собираемся навестить моих родственников. Теперь мы с Марком снимаем квартиру неподалёку от стадиона, на котором произошло свидание, изменившее нашу жизнь.
У нас есть машина, которую мы купили после моего перехода в лётный состав. По утрам Марк подбрасывает меня на ней в аэропорт, а когда я возвращаюсь из рейсов, он встречает меня и забирает домой. Эта машина изрядно подержанная, иногда ломается, но для наших нужд она вполне подходит.
Когда мы едем в аэропорт, то слушаем в машине классический рок. А когда Марк забирает меня после рейсов, мы включаем синти-поп и разную атмосферную электронику. На обратном пути я всегда дремлю, сидя на переднем сиденье. Однажды я заснула, устав после длительного перелёта и моя голова склонилась на плечо Марка. Я сидела в форменной одежде авиакомпании, мой головной убор упал мне на колени. Во сне я начала пускать слюни и когда мы подъехали к дому, то оказалось, что рукав пальто Марка стал мокрым. Он ничего мне не сказал, но мне было очень неудобно, и весь вечер я сгорала от стыда, не решаясь взглянуть Марку в глаза. Сейчас это кажется смешным, но тогда я воспринимала это как трагедию.
Часть III
Не отпускай!
I
Марк закрыл тетрадь и убрал её в карман. Теперь ему всё стало ясно.
Он поднял глаза и осмотрелся.
Старик Гавриил продолжал молча сидеть рядом и попыхивать своей папиросой, изредка поглядывая на него.
– Ну что? – спросил он, когда Марк убрал дневник Анны обратно в карман, – прояснилось?
В храме продолжали гореть свечи, рассеивая мрак. За окнами царила кромешная тьма бесконечной ночи. Марк встал со скамейки и прошёлся по залу, разминая затёкшие мышцы. Он не помнил, сколько времени провёл за чтением дневника. Посмотрев на часы, он увидел, что они по-прежнему показывают ноль-ноль часов ноль-ноль минут.
– Я вспомнил, – ответил Марк, – теперь я помню всё. Спасибо Пушистому Лису за то, что сохранила дневник. Спасибо ей за то, что передала его мне. Жаль, что я не могу отблагодарить её.
– Вам ещё представится такая возможность, – хрипло ответил ангел и потушил папиросу, – что вы планируете теперь делать?
Марк задумался. Он знал, что должен идти, понимал, что должен найти Анну во что бы то ни стало. Но также он осознавал, что опасность, которая ждёт его снаружи – вполне реальна.
– Я пойду за Анной, – сказал он.
Гавриил встал и подойдя к Марку заглянул ему в глаза.
– Вы уверены? Здесь – вы в безопасности. Но там, за дверью – вся власть принадлежит Нагу. Если допустите ошибку, если примете неверное решение, то погибнете. Один шаг не в ту сторону – и всё, вас не станет. Вы навсегда отправитесь туда, откуда нет возврата. Подумайте, стоит ли рисковать собой. Если вы останетесь здесь, то Наг возможно получит только Анну. Если же покинете это здание – он сможет получить и вас, и её. Во мраке вечной ночи силы бесов безграничны.
– Вздор, – ответил ему Марк, – вы сами сказали, что Наг – лишь автомат, голем, тело без души, выполняющее функции, которые ему были поручены. Если его оружие это страх, то я лишу его этого преимущества. Теперь у меня есть всё, что мне нужно.
Ангел прикусил губу. Было видно, что он в замешательстве.
– Уважаемый Марк, – начал он и запнулся, – вы очень самоуверенны. Один раз вы уже столкнулись с Нагом и проиграли. Вас спасло только чудо. Если вам повезло один раз, это не значит, что повезёт и во второй.
– Тогда дайте мне какое-нибудь оружие, которое поможет одолеть его, – парировал Марк, – ну?
Гавриил искоса взглянул на Марка и достал ещё одну папиросу. Прикурив её и выпустив очередной клуб вонючего дыма, он сказал:
– Знаете, мне иногда кажется, что вы насмотрелись современных глупых фильмов. О каком оружии вы говорите? Здесь вам не голливудский блокбастер, не вселенная Марвел, и вы – не персонаж фантастической книги, чтобы волшебный друг выдал вам какой-нибудь меч или кольцо всевластия, способное одолеть все тёмные силы. Это пространство предельно уравновешенно, здесь нет никаких Мьёлльниров и Экскалибуров. Выйдя за двери, вы окажетесь один на один с Нагом, который, в отличие от вас, отлично знает это пространство и его законы. Вы будете двигаться в потёмках, опираясь только на свою интуицию и случайные догадки.
Марк выслушал ангела и промолчал. Старик продолжил посасывать свою папиросу, обдавая Марка вонючим дымом и вопросительно глядя на него.
– Кстати, – спросил Марк, – почему время здесь стоит? За всё моё пребывание в этом пространстве все часы показывали лишь восемнадцать тридцать и час полуночи. Что это ещё за фокусы?
– Ваши часы показывают время ключевых моментов вашей жизни. Это пространство имеет аналоги на земном плане. Так же, как этот храм имеет своё отражение на земном плане, так и земные временные интервалы, имеющие важное значение для вас, в искажённом виде отображаются здесь. Это пространство очень абстрактно, способно принимать самые разные причудливые формы, но тем не менее имеет свои законы, которым вынуждено подчиняться. Время – это тоже одно из измерений, которое подвержено искажениям, что в свою очередь может порождать аномалии.
Пламя свечей начало колебаться, как будто подул лёгкий ветер. Марк взглянул на Гавриила. На его лице проявилась печать беспокойства.
– Всё в порядке? – спросил Марк.
– Пока да, – ответил ангел, – но что-то случилось. Раньше такого не было.
Марк достал бумажник и извлёк оттуда фотографию, на которой были запечатлены он и Анна. Расправив фотокарточку, он погладил её пальцами.
“Это наше с тобой лето, Анна”, – подумал он, – “это наш с тобой Эдем. Где только ты и я, и никого кроме нас”.
Он подошёл к дверям и попытался открыть их. Гавриил молча наблюдал за ним. Когда Марк оставил свои попытки, старик снова обратился к нему:
– Если вы действительно намерены идти дальше, то не забудьте о том, что там – за дверью вам предстоит сделать выбор. Помните об этом. Не забывайте о том, что от результатов вашего выбора будет зависеть не только ваша судьба, но и судьба Анны.
Марк нетерпеливо сморщил лоб.
– Я всё понял. Отпустите меня.
Ангел в последний раз бросил на Марка умоляющий взгляд, но увидев его глаза понял, что дальнейшие уговоры бесполезны. Он надел на голову свою рваную соломенную шляпу, которую доселе сжимал в руке и сделал лёгкий, едва уловимый жест рукой. В помещении храма стало темнее, а пламя свечей снова начало колебаться, как будто в зал налетел лёгкий ветерок, хотя никакого движения в воздухе не ощущалось.
– Идите, – сказал он, – идите, и будьте благословенны.
Он вытянул руку и указал на что-то, находящееся за спиной Марка.
Марк повернулся в направлении его руки и увидел, что двери храма открыты нараспашку. Он взглянул в глаза Гавриилу и увидел в них безмолвную мольбу. Повернувшись спиной к ангелу, он несколько мгновений колебался. Затем он уверенным шагом направился к выходу из церкви, прямо вперёд, туда, откуда сияла чёрным заманчивым светом тьма вечной ночи.
II
В тот день в госпитале было немноголюдно. Кроме больничного персонала в помещениях больницы почти никого не было. Только на первом этаже, возле регистратуры, стояло несколько пенсионеров.
Сергей и Маруся вошли в приёмное отделение, вызвали лифт и поднялись в реанимацию. Стены лифта были отделаны старыми, но чистыми, почти целыми советскими панелями. Панель управления непривычно сияла чистотой – ни одна из кнопок на ней не была выломана или подпалена.
– То, что ты говоришь – в голове не укладывается, – сказала Сергею Маруся, – я конечно верю в чудеса, но то, о чём ты рассказываешь – невероятно.
Сергей обнял Марусю и ответил:
– Можешь верить, можешь нет, но он действительно умирал. А когда я открыл глаза, то оказалось, что его состояние стабилизировалось. Возможно, что я всё придумал, может быть мне всё показалось. Но, я точно помню, что ему стало лучше после того, как я взмолился о том, чтобы он выжил.
Маруся промолчала, поправила ремень фотоаппарата, который крест-накрест с ремешком сумочки пересекал её тело и посмотрела на Серёжу. Он отвлечённо взирал на двери лифта, ожидая прибытия на этаж. В тот день он снова надел на себя синюю футболку с якорем и яхтой, которую Анюта привезла ему со своего первого совместного с Марком путешествия на тропический остров. Под футболкой угадывались очертания крестика, который висел на чёрном шнурке, обхватывавшем его шею. Сверху он накинул чёрную олимпийку Merc и надел под неё тёмные облегающие джинсы с белыми кроссовками. Маруся заметила это и сразу провела параллель со стилем одежды, который любила Анюта. Брат и сестра оба любили спорт и вместе ходили в секцию волейбола. Но в последние дни Серёжа совсем забыл о своём увлечении и не посещал тренировки. Сама Маруся пришла в белой рубашке, нижние края которой были завязаны под грудью, обнажая гладкий живот и узкую талию, джинсовых шортах с закатанными краями, и белых кедах. Её светлые волосы были собраны в хвост, что придавало её лицу сходство с птичкой-невеличкой.
Двери открылись и они вышли в реанимационное отделение. В коридорах царила тишина. Они повернули за угол и двинулись в левое крыло, где в разных палатах лежали Марк и Анна. Из широкого окна, находившегося в дальнем конце коридора, бил рассеянный солнечный свет. В помещении больницы царила приятная прохлада. Деревья за окном были неподвижны. В коридоре никого не было.
Они подошли к палате Анюты. Дверь в неё была приоткрыта. Заглянув туда, они увидели женскую фигурку, сидящую на стульчике возле койки, на которой лежала Анюта. Девушка, сидевшая на стуле, была одета в облегающую серую футболку без принта, обтягивающие синие джинсы, и коричневые римские сандалии с ремешком вокруг щиколотки. Рядом со стульчиком стояли чехол для скрипки и широкая сумка-планшет на ремне.
Услышав звук шагов позади, девушка повернула голову в сторону входа и Серёжа с Марусей узнали Пушистую Лис. Её лицо было заплаканным, макияж потёк, глаза опухли от слёз, рыжеватые волосы были растрёпаны, а неизменные очки лежали на койке, рядом с Анютой.
– Привет, – упавшим голосом сказала она Серёже и Марусе.
Маруся подошла к Лис и обняла её. Та уткнулась лицом в грудь Марусе и принялась тихо рыдать. Её плечи периодически вздрагивали от всхлипываний. Маруся подняла руку и погладила Пушистую Лис по голове.
Серёжа подошёл к ней и положив руку ей на плечо несколько раз её погладил.
– Не плачь, милая, – сказала Маруся, обнимая Пушистую Лис, – всё будет хорошо.
Лис оторвалась от Маруси и подняв на неё и Серёжу своё заплаканное лицо сказала:
– Если бы я знала, что всё так обернётся, то не поступила бы так глупо.
Серёжа приобнял её за плечо и ответил:
– Ты имеешь в виду то, что познакомила Марка и Анюту? Это не глупость, дорогая. Это лучшее, что было в их жизни, как можно об этом сожалеть?
Лис встала со стульчика и, подняв руки, провела ими по своей голове, приглаживая волосы.
– Нет, ребята, нет, – вымолвила она. Её голос оставался упавшим, – я ни разу не пожалела о том, что познакомила Марка и Аннушку. Они были очень красивой и счастливой парой, если бы можно было вернуться назад во времени, то я бы обязательно познакомила их ещё раз. Только сделала бы это пораньше.
– В чём же тогда дело? – спросила Маруся, взявшись рукой за ремень своей сумочки, – о чём ты сожалеешь?
Лис достала платок и высморкалась. Затем смяла платок и зажала его в кулачке.
– В тот вечер, когда они попали в аварию, я видела их из окна. У меня была мысль – поздороваться с ними, пригласить их к себе, можно было бы уговорить их остаться у меня на ночь. Но я решила не соваться, хотя всё моё естество требовало, чтобы я позвала их. А я – дура, набитая дура. Промолчала. Если бы я просто заговорила с ними, если бы задержала их хотя бы на пять минут, то этот проклятый грузовик, с которым они столкнулись, проехал бы мимо. Они были бы целы и здоровы. А из-за моей ошибки они сели в машину и попали под фуру.
– Ты не виновата, дорогая, – сказала Маруся и снова обняла Пушистую Лис, – посмотри на себя – у тебя тушь потекла.
Лис взглянула на себя в стекло, которое было установлено в створке стоявшего рядом шкафа, и опустила голову. Похоже, ей было совершенно безразлично то, что произошло с её макияжем.
– Иногда одно рукопожатие способно изменить судьбу человека, – промолвила она, – я чувствовала, что мне следует с ними поздороваться, но вместо этого впервые в жизни решила не делать ничего. И теперь – вот.
Она вытянула свою красивую тонкую ручку с аккуратными ухоженными ногтями и показала на лежавшую на кровати Анюту, всю перемотанную бинтами. Кардиомонитор, стоявший у изголовья её кровати продолжал ритмично пищать, отмеряя удары её сердца.
Серёжа хотел сказать что-то в качестве утешения, но все слова вдруг исчезли из его головы. Язык прилип к нёбу, и он только молча развёл руками.
Маруся посмотрела своими большими зелёными глазами сначала на Лис, потом на Серёжу, и решила спасти положение.
– Ребята, пойдёмте проведаем Марка, – предложила она вполголоса. Лис и Серёжа уставились на неё.
– Давайте, – продолжила она, – Анюта в стабильном состоянии. Пойдём проведаем её возлюбленного. Кто знает, может быть он прямо сейчас приходит в себя, а про это никто не знает.
Она вопросительно взглянула на Серёжу и Пушистую Лис.
Лис немного поколебалась, а затем кивнула. Подняв с пола свои скрипку и сумку-планшет, она закинула ремень сумки себе на левое плечо и кивнула. Наклонившись над койкой Анюты, она взяла оттуда свои очки.
– Идём, котятки…, – тихо сказала она и медленно, опустив голову, направилась к выходу из палаты. Серёжа и Маруся переглянулись и последовали за ней. Они вышли в коридор и дверь за ними закрылась.
Кардиометр продолжил сухо отмерять пульс Анюты, лежавшей на койке. Никто не увидел, что пальцы одной из её рук несколько раз еле заметно дёрнулись.