Бесплатно

Сквозь наши жизни

Текст
iOSAndroidWindows Phone
Куда отправить ссылку на приложение?
Не закрывайте это окно, пока не введёте код в мобильном устройстве
ПовторитьСсылка отправлена
Отметить прочитанной
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

Родом Бараз был из Зеренда, небольшого города на юге Ирана. Он смог вырваться оттуда, и сейчас был очень зажиточным спортсменом, как впрочем, и я. Мой одноклубник гордился тем, что вырвался из низов. Он считал это достижением, цель его жизни была достигнута.

Я поприветствовал его, и мы перекинулись парой фраз.

– Я слышал про Алису. Сочувствую, – буднично произнес Бараз.

– Да, – кивнул я в ответ.

– А я на днях такую девушку встретил после матча. Мы сразу понравились друг другу. Поехали ко мне на новую квартиру и провели вместе вечер. А когда она ушла, проверить квартиру пришла жена. Представляешь, как мне повезло. Чуть не попался, – продолжал нагружать меня своей информацией мой бывший коллега. Слушая эти подробности из его жизни, мне хотелось, и плакать, и смеяться. Истерика души. Почему же судьба забирает у любящих, а тех, кто не ценит, не разлучает. Я вспомнил стихотворение Марка Спенсера. Поэта из Северной Ирландии, стихи которого так полюбились мне.

Меня называют странным

И странность моя вина.

Я вижу мир ржавым,

Где маски вместо лица.

Быть модным не моя стезя.

Я не могу быть частью

Мира, где изменяют, любя

И душу разрывают пастью.

Свой путь выбираю сам,

Быть искренним и странным,

Храня верность мечтам.

Оставаясь в жизни важным.

И годы как птицы летят

Искренний будет любим,

А тот, кто по жизни слаб

Останется в горе один.

Как-то мы оказались в мире, где искренность стала пороком, а индивидуальность странностью. В погоне за модой и в попытках унизить отличающихся от общества, мы потеряли свое лицо. Таких, как Бараз, я встречал очень много по жизни. Они считают, что стали хозяевами жизни. А по сути, кроме денег, кроме бумажек с рисунками у них ничего и нет. Нет у них семьи, нет дома, все из фальши. Настоящая семья, любовь и дом, в нас, в наших сердцах. У таких же людей сердце отсутствует.

Я расплатился за виски и не спеша пошагал в сторону своего дома. Мне не хотелось возвращаться в эту пустоту и музей воспоминаний, а потому я шел самым долгим путем, обходя весь город. Лишь только к вечеру я оказался в дверях своей квартиры. Открыть? Или же вновь вернуться в бар?

Душа наша не требует прощения, она требует оправдания. Мы ищем хоть что-то, что способно помочь нам, пытаемся договориться со своей совестью. И знаете, это отлично получается у нас. Я развернулся у двери и вышел прочь. Искать свое оправдание. Сумерки ложились на город и люди незаметно растворялись в суете. Так я оказался практически один в огромном парке. Тот самый парк, где мы с Ассоль ловили взглядом звезды. Я сел на скамейку и отключил свои мысли.

– В прошлый раз мы не договорили, молодой человек, – послышался сзади хриплый, очень низкий и дурманящий голос. Это был тот старик, с которым мы недавно вели беседу. Я даже и не заметил, как он подошел ко мне.

– Доброй ночи, – поприветствовал его я. От этого сердобольного старика исходило такое тепло, его взгляд дарил такую надежду, что внутри меня хоть на мгновение, но пустота отступила.

– Вы потеряли себя, мой юный друг? – присев на скамейку, отозвался старик.

– С чего вы решили, что я потерялся?

– Лишь потерявший себя человек, заполняет пустоту пустотой, – философствовал старик, – Ты потерялся, потому что убегаешь от себя.

– Я просто не знаю что делать. Я не хочу прятаться за ложью, не хочу искать себе оправдание и не могу пойти на сделку с совестью. И как же мне жить? – вопрошал я.

– Прислушаться к сердцу, юный друг, – последовал ответ.

– А вы любили? Да так что весь мир блекнет без нее.

– Любил, молодой человек.

– А я любил двоих. Да и сейчас люблю. Хотя не любовь это вовсе. Любовь ведь возможна лишь к одному.

– От части, от части, мой друг, – сдержанно поддерживал нашу беседу мой собеседник, – Любовь. Она ведь внутри нас, в каждой нашей клетке. И лишь искренняя любовь дает нам силы оторваться от прошлого и зажить настоящим. Любовь не губит, нет.

Как же был не прав этот старик. Любовь убивает. Дает жизнь и отнимает. Инь и Янь. У всего как, оказалось, есть две грани.

Греки разделяли любовь на три вида. На три разных чувства.

«людус» – любовь-игра, до первых проявлений скуки, основанная на половом влечении и целью которой является лишь получение удовольствий;

«мания» – любовь-одержимость, основа которой – страсть и ревность. Древние греки называли это чувство «безумием от богов»;

«прагма» – рассудочная любовь, когда переживание этого чувства в человеке побуждается не сердечной привязанностью, а лишь в корыстных интересах, с целью извлечения выгод и удобств.

Три проявления любви и все три определения звучат, как диагноз. Любовь – болезнь, которая разъедает изнутри.

– Идеальное оправдание. Но я не хочу и не могу прощать себя. Это моя вина и надо проявить смелость и честность, чтобы встретить эту разъедающую правду лицом к лицу, – куда-то в небо, будто разговаривая сам с собой, говорил я.

– Доверьтесь сердцу, – попрощался со мной старик.

Всю ночь я просидел на скамейке, глядя вдаль, не о чем не думая, просто любуясь временем. Когда отключаешь мозг, начинаешь видеть, как идет время. Плавно перемещаясь вместе со звездами, порхая крыльями мотыльков, оживляя парк спешащими людьми. Ближе к утру, устав от последних событий я заснул прямо на лавке. Ветер щекотал мои волосы, солнечный свет начал игриво мелькать на моих веках, шорохи шагов людских встречали рассвет вместе с лучами солнца на ровно положенной брусчатке. Открыв глаза, я потянулся, растягивая каждую свою косточку и мышцы, и пошагал в сторону фонтана. Зачерпнув в ладоши свежей воды, я умыл лицо и провел влажными руками сквозь волосы. Это очень взбодрило меня, так же, как синицу у фонтана, глоток воды. Мы посмотрели друг на друга, и я увидел во взгляде этой птицы понимание всего происходящего. Она вроде говорила: «Все наладится, дружище. Уж я то знаю». «Да, мудрая птичка, я верю тебе», – промчалась мысль в моей голове. Мое сумасшествие от пустоты внутри дошло до такой степени, что я дал имя этой птице. Джек, так звали моего мудрого друга, посмотрел в последний раз на меня и упорхнул. Его ждут новые горизонты, а меня моя реальность.

Прошло много времени с тех пор, как я не был на могиле Алисы. Нет, я не забывал ее, а лишь боялся вновь потерять ниточку жизни. Нет, терять жизнь я не боялся. Боялся полюбить смерть. Обволакивая себя потерями, вступая в нерушимый союз со смертью, мы начинаем привыкать и наслаждаться своей душевной болью. В руках моих были букет сиреней и тот самый, красный дневник Алисы. Я сел у могилы моей Лис. Цветы вокруг встрепенулись от ветра, и аромат их закружил в воздухе. Ее душа радовалась моему визиту.

«Моя дорогая Алиса. Возможно, я уже больше никогда не увижу тебя и, возможно уже не вернусь в вечный дом твоего праха. Останется ли твоя душа со мной? Я уже никогда не буду прежним. Часть тебя навсегда останется во мне. Мы столкнулись как две планеты, и родилась вечность. Была ли ты лучшей в моей жизни? Нет. Я никогда не сравнивал тебя, а потому ты была и останешься единственной. Знаешь, твои поцелуи были самыми сладкими, шутки самыми смешными, а жизнь самой интересной. Жаль она была такой короткой. Я сижу и плачу, как маленький мальчик, у которого хулиганы отобрали конфеты. Нет, ты не переживай. Я не жалею о нашей встрече. Это самое лучшее, что было в моей жизни. Сейчас, ты как прежде, обняла бы меня и сказала, что мы прорвемся. А помнишь, в день, когда тебя уволили с работы, ты пришла домой поникшая и сказала, что этот мир теряет краски от маленьких обид и нужно заполнять их маленькими радостями? Тогда мы взяли билет на первый же рейс и отправились в Голландию, в Гитхорн. Мы назвали его опочивальней ангелов. Точнее это ты придумала, а я согласился. Получается, в этом месте мы были ангелами. Мы сняли старый дом с камином, и на третий день нашего пребывания началась гроза. Она была такой сильной, что казалось, окна вот-вот не выдержав напора, разлетятся в щепки. Ты тогда прижалась ко мне, уткнулась носом в шею и дрожащим голосом сказала, что тебе страшно. Мне было не менее страшно, но быть твоим героем, значило встречать опасность грудью, и я прошептал тебе: «Не бойся, я рядом. Я всегда буду с тобой». Я не сдержал своего слова. Оставил тебя одну в мире, который тебе не знаком.

Когда же мы перестали жить? Почему мы по разные стороны неба? Я бы отдал все, чтобы хоть на минуту ощутить твое тепло, набраться сил, чтобы уйти с пустого мира без тебя. Если бы я знал, понял, какая дорога ведет к тебе, то мы бы уже оказались на нашей кухне. Ты в моей белой рубашке стояла у плиты и готовила наши любимые оладьи, а я сидел за столом, посадив на колени нашу дочку, и рассказывал о мире животных из твоей любимой энциклопедии.

– А это пингвины Адели. Пингвины-мужчины, как настоящие джентльмены, находят самый красивый камень и дарят своей избраннице. Она принимает его, и пингвины навсегда остаются вместе. Их уже ничто не способно разлучить, – рассказывал бы я нашей дочке.

– А ты дарил маме самый красивый камушек? – вопрошала бы наша принцесса.

– Нет, дорогая. У людей по-другому. Я подарил твоей маме свое сердце.

Ты бы доготовила свой кулинарный шедевр и мы принялись за трапезу. Нашей дочери понравилось бы, я уверен. Мы бы уплетали оладьи наперегонки.

Ты хотела назвать нашу принцессу Сарой. Мне уже никогда не увидеть вас. Моя Лис и моя Сара. Возможно, вы сидите и ждете меня на нашей кухне, оладьи уже приготовились и Сарочка зовет меня своим сладким, звонким голосом: «Папа, папа, кушать готово. Поедим, и почитай мне про животных». Только вот папа ее потерял дорогу домой. Мне без тебя одиноко. И утром, и днем, и вечером, и всегда. Как говорилось в тех стихах? Ты не один под светом утренней звезды?

А за окном у нас огромный космос

И люди в нем прекрасные миры.

Средь тишины, в ночи услышишь голос:

 

«Ты не один, под светом утренней звезды».

Один. Я остался один. Даже утренняя звезда покинула меня.

Я ухожу, Алиса. Я больше не вернусь. Прости меня. Меня уже не спасти».

Ноги подкашивались. Пьяной походкой я направился прочь. Ветер взвывал и метал листья из стороны в сторону. Видать, она прощалась со мной. Я не оглянулся назад, боялся, что не смогу покинуть ее. Кладбище опустело, ветер умерил свой пыл и лишь легким дуновеньем давал знать о себе. Сирени у могилы Алисы разлетелись по сторонам и оставили на могильном камне одиноким маяком дневник. Ветер перевернул последнюю страницу, и наступила вечная тишина.

Я пришел домой и уселся за стол. На столе стояла ручка и бумага. Они, как верные слуги ждали, когда их хозяин прольет свои мысли. Какое же чудо перо и бумага. Они превращают нечто невидимое и неосязаемое в реальность и дают к этому прикоснуться. Это магия. Ты научила меня вновь замечать это, Ассоль. Я взял ручку и аккуратно принялся творить магию.

«Здравствуй, дорогая Ассоль. Прости, что не смог сказать этого в глаза, но так будет легче отпустить. Прости, что оставляю тебе вечное напоминание обо мне – это письмо. Если у тебя хватит сил и мужества, сожги его после прочтения. Не повторяй моих ошибок и не живи прошлым. Там нет ничего хорошего, и ты мне это показала. Я ухожу. Ухожу из твоей жизни и больше не появлюсь в ней. Ты должна знать, что я не хотел причинять боли тебе. Но будет несправедливо умолчать о другой важной вещи. Твои слезы хранят меня. Я никогда не хотел, чтобы наступал этот момент. Мою опустошённую душу заполняют плоды твоих эмоций. Эмоций, которых ты не заслужила. Я так желал, чтобы ты бежала от меня, потому что другой жизни мне не подарить. Мне не стать твоим принцем, о котором ты мечтала, проходя мимо многих достойных, не подарив им даже взгляда. Если бы ты ушла раньше, не подарив мне свою любовь, я бы смог обойти жизнь с пустой душой и чистой совестью. Мне больно причинять тебе боль, но эта боль дарит мне жизнь. Когда ты перестанешь плакать и ждать меня, жизнь снова остановится, и я окажусь в безжизненной, холодной пустыне ждать черного палача. Твои слезы хранят меня, твое ожидание согревает меня.

Этой боли я не выдержал сам и потому растворяюсь в этом сером мире. После смерти Алисы, ты заменила мне Солнце. Я не боюсь, что Солнце потухнет, я боюсь, что потухнет жизнь в твоих глазах. Если Солнце погаснет, смерть наступит мгновенно. Это будет логическим завершением и началом нового. Но если погаснет огонь твоих глаз, смерть не наступит мгновенно. Она поселится в душе и навсегда останется там, гнить. Ты горячее Солнца. Ты важнее жизни. Моя душа уже прогнила и как бы ты не старалась, ее уже не восстановить. А потому мне лучше исчезнуть вот так. Думаешь это не мужской поступок? Думаешь, я струсил? Да, ты права. Прости, что не возражаю тебе. В этот раз ты оказалась права на все сто. Нет, не надо плакать. Слезы заставляют твои глаза краснеть. Так ты похожа на голландского подростка, который достал у приятелей марихуаны. Ты улыбаешься? Начала смеяться? Так-то лучше. Моя умница. Как поется в нашей незабываемой песне:

Я пытался поступать правильно,

Я жил одинокой жизнью,

Я спал в своей постели.

Я думал это поможет мне справиться с жизнью, не причинить никому боли и пройти сквозь жизнь незамеченным. Но этот путь привел меня к тебе. Я попал в твой плен и не захотел выбираться из него. А потом песня наша изменилась, наступил следующий куплет.

А любовь, в которой мы нуждались, уже здесь,

Понадеемся, что нам достанется часть её,

Потому что мы истощены до предела.

Я люблю тебя, Ассоль. Всем своим израненным и разбитым сердцем. Ты смогла собрать его по частям и вдохнуть в него жизнь. Нам досталась не часть любви, а целый космос. Гори, гори моя звезда. Освещай эти просторы. Я останусь любить тебя, но попрошу одну просьбу. Я не имею права ничего просить больше, но мне не найти покоя, если ты не пообещаешь мне этого. Прости и пожалей мою душу. Обещай научиться жить без меня.

Наша любовь сильна. Я верю в нее. Ты научишься жить, а я перестану умирать. Вот как оно бывает, расставаться любя. Я искренне верю, что мы спасаем наши души, жертвуя любовью. Пусть боги упиваются ею, пусть вкушают эту жертву. Им никогда не приходилось видеть нечто большее.

Прощай, мой ангел.

В мирах других ты получишь вечность.

Не твой, но, к сожалению, уже не чужой, Neru Kunha».

Я сложил письмо, положил его в конверт и на обратной стороне оставил свои инициалы, которые придумала Ассоль.

Нужно было посидеть перед уходом и попрощаться с домом. Я оставлял столько воспоминаний в этом доме. В моем храме воспоминаний. Мягкий диван немного провалился подо мной от веса, и я сел, как на троне и укрылся пледом. Он был весь пропитан запахом духов Ассоль. Я закрыл глаза, и малышка Ассоль обняла меня. Ее руки скользнули по моим плечам, нежная шея уткнулась мне в нос. Ее запах укрыл меня от мира. Можно ты останешься моим «домиком» в этом мире салок?

Чемодан был собран. Лишь самые необходимые вещи: зубная щетка розовым цветом (все шуточки Ассоль), пара комплектов нижнего белья, черный, тонкий, с красными полосками поперек, под 30 градусов галстук, который мне достался от отца и туалетная вода, которую мне дарили на день рождения один из одноклубников. Я вышел из дома, попрощался с консьержем и в ожидании новой жизни пошагал вперед. Пройдя метров двести, я остановился у первой урны и попрощался с зубной щеткой. Пока она летела в окружение бессмысленных вещей и мусора, я успел попрощаться с самой важной вещью из своего гардероба. Последнее воспоминание о любви моей было утеряно мной намеренно.

Подъехал черный мерседес и водитель вежливо отозвался: «Сэр, ваше такси». За окном пролетали картины города. Все было таким родным, и груз счастливых дней давил в сердце моем. Вспоминая, как мы с Ассоль ехали в такси из участка, как она схватила мою руку и спасла от колес машины, проезжая мимо пустующего стадиона, и вспоминая, как Алиса поддерживала меня и отправляла свои воздушные поцелуи, как у фонтана мы обрели друг друга, я понимал, что оставляю здесь свое сердце и душу. Показался аэропорт. Расплатившись с таксистом и щедро вознаградив его чаевыми (мне захотелось отблагодарить каждую часть моего прошлого за все яркие моменты) я побрел на кассу.

– До Москвы, пожалуйста, – протягивая паспорт, произнес я.

– С вас сто пятьдесят евро, сэр, – проверяя что-то в компьютере, ответила женщина средних лет. Я замер и мыслями улетел куда-то за край. За край воображения. Тараканы пробились сквозь черепную коробку и, оказавшись бабочкам, начали улетать. Все выше, и выше, и выше. В космос. К звездам.

– Молодой человек, вы летите?

Жизнь вернулась

Серое, пасмурное небо разразилось громом, и тот час хлынул дождь. Словно из ведра он поливал на город и орошал землю. В окружении сосен, промокающих от дождя и просвечивающих городскую школу, на деревянной скамейке сидел мужчина лет пятидесяти. Он был высок, спортивного телосложения, с мощной спиной и крепкими ногами. Мужчина в черном костюме, с рубашкой, черным галстуком и серым пальто натянул на седые волосы черную шляпу и, встав со скамьи, захромал прочь. На лице уже появились заметные морщины, а взгляд был человека, видавшего очень многое и пережившего не одно горе. Серые глаза прятались за морщинистыми веками и черными, с проседью, густыми бровями. Встретив такого человека на улице, вы бы точно решили, что он врач, который провел с сотню операций по раковым опухолям и видел, как многие из его пациентов умирали. Кто-то из них был стар, кто-то в возрасте чуть младше, а кто-то не дожил и до десяти лет. Этот врач пережил каждую утрату, каждое горе вместе с семьями этих пациентов. От того эти глаза были так полны боли и ласки, будто просили простить его за то, что не смог спасти их. Но это был вовсе не врач. Это тренер местной, футбольной команды. Ему не приходилось участвовать в операциях, спасать жизни пациентам и с окровавленными руками отдавать людей в объятия смерти. Но он прошел через судьбы своих подопечных. Видел, как губили свои карьеры молодые парни, как разбивались на машинах игроки, которые стали для него родными, будто сыновья, которых у него никогда не было, как ломали себе кости подопечные и ломались морально от неспособности вернуться к любимому делу. Тренер шагал, прихрамывая на левую ногу (видно сказывалась травма, которую он получил еще, будучи футболистом), не совсем удачно перешагивая рождавшиеся, словно ниоткуда лужи, и то и дело, наступая в них и брызгая каплями на свои гладко выглаженные брюки. В руке он нес газету, которая уже промокла из-за дождя и от крепкого захвата пальцами на ней появились разводы и потертости. На главной странице большими, черными буквами бросалась в глаза надпись «Ровно год назад».

«Сегодня, 20 мая 2010 года, исполнилось ровно год с того момента, как молодой форвард местной футбольной команды Neru, попал в аварию. На пересечении улиц, футболист, спешивший в больницу к своей возлюбленной, не справился с управлением из-за обильного дождя и, вылетев с дороги, влетел в дерево. Благодаря оперативным действиям врачей, форвард остался жив, но впал в кому, которая сегодня длится уже ровно год. К счастью, возлюбленная молодого человека, к которой он мчался из-за произошедшей аварии год назад, Алиса, отделалась лишь легким испугом и парой царапин. Тысячи людей в этот день вышли на улицу города и направились к центральной больнице, где находится их любимец. Они несут в руках цветы, шарфы, футболки с атрибутикой. Горожане надеются, что Neru выйдет из комы, поправится, и снова будет радовать их своими выступлениями. Нам удалось взять интервью у тренера команды, который так прокомментировал эту ситуацию: «Neru очень добрый человек. Он просто влюбил нас в себя. В нем столько любви и тепла, что он окружил ею нас всех. Посмотрите на улицу, люди любят его, они надеются, что он выкарабкается. Это говорит о той ауре, которую создает наш парень. Мне, как тренеру, очень повезло работать с таким одаренным футболистом и я верю, что наше сотрудничество продолжится. Я каждый день хожу в церковь и молю бога, чтобы он вернул нам нашего Neru. Он нужен нам». В конце интервью тренер не смог справиться с нахлынувшими эмоциями, и был вынужден впопыхах покинуть шествие. Напомним, что наша команда на данный момент занимает в турнирной таблице 5 место и потеряла даже математические шансы на чемпионство и попадание в зону Лиги Чемпионов». Дальше были слова поддержки знаменитых и не очень, футболистов и тренеров.