Единственное осталось неизменным – я все так же много выпиваю. Я не чувствую душу и ее в ней, но алкоголь помогает понять, что ее больше нет.
Это была суббота. Ранним утром проходил матч команды. Я видел по телевизору, как они играли. В такие моменты особенно тяжело. Я вспоминал свою игру, голы, празднование. Как отправлял воздушный поцелуй Алисе, а она в эйфории, с согревающей душу улыбкой, принимала мой поцелуй. Я боюсь выходить на поле, потому что знаю, поцелуй мой больше некому принять. В этой панике и страхе я отправился на могилу к Алисе. Я сел на гранитный камень, что закрывал ее могилу и начал выпивать очередную бутылку эликсира забвения. А место было поистине райским. Выше могилы была живая, зеленная изгородь. Она отделяла могилы от прекрасного хвойного леса за ней. Эта изгородь отделяла мир мертвых от мира живых. Могилы были безмолвны, полны холодного спокойствия и равнодушия. А лес бурлил жизнью. Деревья резвились на ветру, пение птиц пробуждало живых, что пришли к умершим родным. С дивного леса доносился аромат. Мне кажется, если бы все имело свой запах, то свобода пахла бы именно так. По бокам от могилы Алисы были две полосы зелени. Вначале росли два кустарника в виде конуса, за ними шел ряд белых цветов ромашки. А в углах притягивали взгляд темно-красные розы. На гранитном камне темно синего цвета стояли две вазы с цветами и красные подсвечники, которые пришедший мог зажечь вечером. Хотя на могилу Алисы приходил только я. Лишь на похоронах было много народу, но после них я никого не видел здесь. Родители ее жили далеко, и возможно это было оправданием, а возможно мы с ними по-разному относились к Алисе. Надгробный камень был черного цвета. Но не цвета смерти и темной ночи, а цвета необъятного и наполненного жизнью космоса. На камне были высечены золотыми буквами строки. Строки, которые любила повторять мне Алиса.
А за окном у нас огромный космос
И люди в нем прекрасные миры.
Средь тишины, в ночи услышишь голос:
«Ты не один, под светом утренней звезды».
Мне нравились эти строки, но об их смысле и глубине я никогда не задумывался. У меня было много времени подумать об этом, но моих философских знаний и алкоголя не хватило, чтобы постигнуть смысл этих слов.
Утреннее солнце било мне прямо в глаза. Я вновь уснул на ее могиле. Здесь мне спалось лучше, чем дома. Как будто я чувствовал душу Алисы, которая обнимала меня. В руках моих была недопитая бутылка виски. Здесь, возле тела моей возлюбленной, мне требовалось меньше алкоголя, чем обычно.
«Вставай», – прозвучало у меня в ушах и эхом отдалось в голове. Видно я схожу с ума, но нежный женский голос повторился вновь: «Вставай… Идем домой».
Открыв глаза, я увидел яркое солнце, которое не давало мне полностью открыть глаза. Перед солнцем, преграждая часть лучей, в ярко-синем платье, падавшим до земли, стояла… Алиса. Боже, спустя бессметное количество пустых дней, в которых я умирал и терял себя, я вновь увидел ее. Сердце мое разрывалось, внутри смешались все чувства, они переполняли меня и начали выдавливаться из меня. Слезы сами начали скатываться по щекам. Как же они приятно обжигают, наконец-то я почувствовал их на своем лице. Я столько ждал ее, столько надеялся и вот, потеряв надежду, потеряв свою душу, я вновь встретил ее, и сердце судорожно забилось в груди. Оно так бешено заколотилось, что меня всего затрясло, я не мог поверить в происходящее. Мне хотелось кричать на весь мир: «Моя Лис вернулась». Боясь своих слез, я попытался улыбнуться: набрал немного воздуха в легкие и разревелся. Я не хотел, чтобы она слышала мой рев, и закрыл рот ладонью, так сильно, насколько хватило моих сил. Но мои чувства предательски прорывались через ладонь, и кажется, даже птицы в соседнем лесу слышали их. Всю свою сознательную жизнь я никогда не плакал. Мужчина должен быть сильным и не показывать слабости своей. И я держался этого принципа и не показывал. До этого момента. Но сейчас боль сама вырвалась из меня. Алиса села и обняла меня. Боже, я слышал, как бьется ее сердце. Я очень сильно обнял ее, прижал к своей груди и громко зарыдал. Воздуха не хватало, я открывал рот, чтобы заглотнуть хоть немного воздуха. Меня всего трясло, и эта дрожь передалась Алисе. Моя Лис не выдержала, и я услышал ее приглушенный плач. Через столько времени мы вновь встретились, через столько дней я вновь почувствовал свое сердце.
Даже если это бред, и я сошел с ума от алкоголя, и все происходящее лишь попытки спастись опьяненного, умирающего сознания, я никогда не откажусь от тебя. Я готов пить, пить так много, что душа моя и печень сами станут из алкоголя, лишь бы чувствовать и видеть тебя.
– Мне ее тоже не хватает, – услышал я в ответ сдавленный голос.
Что? Я снова обманут и предан? Это была не Алиса. Проклятье, как же так?! Это не Алиса, а лишь ее копия. Младшая сестра, которую я видел пару раз в день похорон. Она была очень похожа на мою любовь, лишь одно отличие – родника. У Ассоль, именно так ее звали, не было той самой родинки над губой.
– Где твоя родинка?
Ассоль ничего не ответила и на нее напала новая волна слез. Я смутно помню этот момент, ведь душа моя испытала вечную боль с новой силой. Все эти события были настолько сильны, что стали моей вечностью. Я не помнил детского счастья от нового велосипеда, радости от мелких побед, помнил лишь одно. Мне казалось, я родился в этом горе, в осознании потерь и боль моя стала вечностью. А судьба продолжала играть моими чувствами и жизнью. Снова она меня обманула, снова у нее получился этот трюк, а я попался на него уже не первый раз. Слезы продолжали идти по щекам, а я, как в бреду, повторял одну фразу: «Где твоя родинка?», – надеясь получить ответ.
Я начал приходить в себя только лишь в машине, наблюдая, как пролетают мимо деревья, холмы и кусочки большого озера. В салоне пахло ванилью, сиденья были неудобные, мое тело практически ничего не чувствовало, но неудобство сидений я заметил. Мы мчались по гладкой дороге. За рулем была Ассоль. Равнодушный ко всему за последний год, я был удивлен, когда внутри начали появляться чувства. А вернее лишь одно, чувство ненависти. Ненависть к той, которая была похожа на любовь всей моей жизни, копия Алисы, но не Алиса. Я даже не знаю, почему я ненавидел ее и ненавидел ли вообще. Хотя да, ненавидел, но не конкретно ее, а игру судьбы в ее проявлении. Тяжело передать, что я испытывал, но представьте, что вы живете дружной семьей в большом, уютном особняке. Он полон ваших воспоминаний, счастливых дней и детской, искренней радости. Но в один из дней особняк охватывает всепоглощающий пожар. Пламя, колыхая, сжигает на ваших глазах все ваши счастливые моменты, что были так дороги вам. Сначала нас это тревожит, но мы верим, что обретем все это в новом доме. Проходят дни, а за ними месяцы и годы, но все уже не было и не будет так, как раньше. Мы живем в надежде, что вот-вот наступит этот миг и счастье окутает нас. Не испытав ничего схожего, мы взрослеем и детство наше заканчивается задолго до этого момента, тем далеким днем, охваченное пламенем. Оно буквально сгорело на наших глазах. После мы начинаем находить свои детские фотографии, на которых есть этот дом. Наш храм детства, в котором было пережито столько счастливых и прекрасных моментов, и начинаем осознавать, что этого уже не вернуть. Мы можем нанять строителей, построить этот дом заново, покрасить в те же цвета, но чувств былых мы уже не испытаем. Слишком далеко увез нас поезд времени.
Ассоль была той фотографией, той насмешкой судьбы, которая заставляла понять, что ничего уже не вернуть. Даже если восстановить дом, прошлое не возвратить. Я не хотел принимать этого, а может просто не мог и потому я лишь проклинал судьбу и ненавидел копию моей любимой. Копию без родинки. Поцелуй ангела. Как много значит лишь одна точка.
В мире, который сам имеет срок, не может быть ничего бесконечного
Было тяжело проснуться после вчерашних событий. В груди моей щемила тоска, и не хотелось верить, что вчера была не Алиса. Неужели я стал такой тряпкой?! Мне казалось, я всегда буду сильным и выдержу любые удары судьбы. Я лежал в кровати, когда до меня дошел приятный запах еды. Вкус сыра с яйцами и крепкого кофе. Как же давно я не пил кофе. Употребляя лишь воду с виски, я и позабыл вкус кофе и его бодрящего аромата. Я часто представлял себе картину, схожую с той, что царила в нашей квартире сейчас. Мечтал, что Алиса вернется ко мне, а по утрам я буду просыпаться от звонкого смеха нашей дочери. Я всегда хотел дочь, точную ее копию, чтобы как можно больше тебя окружали меня. Проснувшись, я бы чувствовал приятный запах булочек с маком, которые ты готовила, и мы с дочерью бежали наперегонки в кухню. Уверен в том, что наша дочь прибегала бы первой, в погоне за твоими кулинарными изысками. Мы собирались бы за нашим столом, и полные счастья готовились к новому дню. Вы, две мои принцессы, рассказывали бы о своих снах, а я увлеченно слушал, и счастливая улыбка расплывалась по моему лицу. Но это все «бы», а сейчас я вижу лишь тумбочку, которая напоминает мне об Алисе, о том будущем, которого у нас уже никогда не будет. На этой дорогой мне, но убивающей воспоминаниями тумбочке, стоял стакан воды. Как он оказался здесь? Неужели Анна позаботилась обо мне?
– Я приготовила завтрак, – услышал я. Нет, это не Анна. Я увидел Ассоль, стоящую у входа в комнату. Мой взгляд наверняка был укоризненным и полным сожаления за вчерашнее утро. Ничего не сказав, я выпил стакан воды, и мы направились на кухню. Я не хотел есть, но решил попробовать. На удивление все оказалось очень вкусным и мне понравилось. Ассоль была мне неприятна, как плохое воспоминание, но я боялся обидеть что либо, что связанно с Алисой. Я не мог себе этого позволить.
– Я вижу как тебе тяжело, – продолжала Ассоль, – но ты должен собраться. Ради Алисы надо продолжать бороться и рассказать миру о вашей любви. Мир нуждается в этом.
– Мир нуждается в этом, – передразнил я и какой-то тихий, сатирический смех вырвался из моих губ, – отнюдь, миру это не нужно, он останется приютом загнивающего общества. Я не хочу, чтобы мир знал о нас и сделал своей частью. Мы с Алисой и наши чувства были чужды этому миру. Наша любовь – это злокачественная опухоль для мира, которую успешно удалось ликвидировать. Это была битва. Между нашими чувствами и обществом потребителей. Они все заполнены желчью и живут на поводу своего эго, пытаясь угодить ему. А как же миг, как же способность дарить себя, не боясь и не ожидая боли?! Мы были искренни и дарили себя полностью, не оставляя ни кусочка души, не пытаясь оставить спасательный жилет на случай крушения. Мы проиграли. Потребители победили.
Посмотрев ей в глаза, я произнес: «Аплодисменты». Ассоль, кажется, не ожидала такого развернутого ответа и просто попыталась улыбнуться, но получилось очень неискренне. Я и сам не ожидал такого ответа. Не понимаю, зачем я все это говорил ей. Она не была виновата в смерти сестры и уж тем более, не мне судить к какому из миров она относится.
Давно я не вел бесед, и было странно снова говорить с человеком. К одиночеству тяжело привыкнуть, но привыкнув, ты начинаешь вести разговоры со своими мыслями. Мысли не умеют слушать и по этому скучаешь больше всего. Слушателю.
За завтраком я заметил, что на мне рубашка с белыми ромашками в желтых квадратах. Я смотрелся в ней, как клоун и поэтому не любил ее надевать. Но вся моя жизнь вращалась вокруг Алисы, даже после ее смерти, именно потому эта рубашка еще не покинула мой гардероб. Вся квартира была сплошным воспоминанием, и я ничего не изменял. Мой взгляд упал на рубашку, задержался некоторое время, а после я вопросительно посмотрел на Ассоль.
– Тебя вырвало на рубашку, мне пришлось постирать ее, – последовал незамедлительный ответ.
– Зачем?
– Она была грязной и я решила, что…
– Нет. Зачем ты здесь? – прервал я ее.
– Чтобы показать тебе жизнь.
– Ты ошиблась. Здесь нет жизни. В этой квартире даже время остановилось.
– Жизнь в нас, – улыбнувшись, Ассоль направила палец себе в грудь.
– Тебе нужно жить, радоваться. Не жизнь искать, а парня, – поправил ее я. Действительно, молодой девушке не место в крохотном мире, где, как вечное напоминание о гибели любви, нахожусь я.
– Я не гонюсь за этой идеей. Я уверена, что встречу свою любовь, своего парня и без поисков. (Упрямая девчонка. Вся в сестру).
– В моей квартире парней нет, уж извини, но вряд ли ты его здесь найдешь.
– Мы что-нибудь придумаем, – улыбнулась Ассоль.
У них с Алисой похожие улыбки. Искренняя, добрая, создающая ямочки в уголках. Я вытащил бокал, налил виски и мой день продолжился в привычном русле.
День был пасмурным, и серое небо не прибавляло настроения. Я сидел перед окном и, выпивая свое виски, думал о том, что не погода создает настроение, а настроение погоду. Для влюбленного и огненный смерч покажется чудом.
Ассоль подошла ко мне, укрыла легким пледом и поставила на столик стакан воды: «Облака обнимают Землю, чтобы она не была одинокой». Да, действительно, физика здесь не при чем. Облака – это объятия.
– Что же тогда дождь?
– Надежда. Слезы, которые льются в надежде, что расставание приведет к скорой встрече.
Как же все сложно у этих облаков. Возможно за ними другой мир, в котором объятий ждет Алиса. Не продолжая размышлений, я ушел в спальню и принялся читать дневник Алисы.
«Сегодня я улетела в Париж. На целую неделю и оставила N одного. Но он не один, с ним моя душа. Она всегда будет с ним, и всегда будет согревать его. Я верю, что ничто не способно нас разлучить. Это вечно».
Дальше я не смог дочитать. Слезы не давали мне сосредоточиться на чтении. Оказалось, что и у вечности есть свой срок. В мире, который сам имеет срок, не может быть ничего бесконечного. Но хочется верить, что чувства бесконечны и не принадлежат этому миру. Что же лучше: сладкая ложь или горькая правда? Лучше сладкая правда. Я верю в бесконечность чувств. Никакие не три года, ни пять и не любые другие цифры. Это ложь. Наука не способна объяснить любовь, потому что ее невозможно понять. Она бессмысленна, но дарит смысл всему, к чему прикасается. Она заполнена жизнью, но полна и смерти. Она согревает, но морозит страшнее лютого, антарктического мороза. Любовь все и ничего. И я верю, что душа твоя осталась со мной. Любовь твоя все еще со мной и холод, что в моей душе это тоже любовь. В разных проявлениях, но всегда искренняя.
Наступила моя вечная зима
Я видел, как цветет сирень. Закрывая глаза, я наблюдал за миром и он менял свой облик. Каменные джунгли, улицы, пропитанные угарным газом машин, крики и вопли превращались в приятную картину. Яркое дерево сирени благоухало, и аромат ее доносился не до рецепторов в носу, а гораздо глубже, в самую душу. Но, не смотря на этот райский аромат, даже сотни тысяч сиреней не способны вернуть ее. Так и проходит наша жизнь, меняя взгляды, и цветок счастья превращается в венок смерти. Когда-то я любил эти цветы, но сейчас они ненавистны мне. Сильнее я ненавидел лишь ночь. Ночью просыпается душа и забившись в угол, начинает лить слезы. Сейчас можно, сейчас никто не услышит. Темнота способна скрыть нас, скрыть лица и чувства, и потому маски в ней нам не нужны.
Я сидел на краю кровати, смотрел на обои и слезы скатывались по моим щекам. Я лил слезы молча, обняв ее дневник. Всю теплоту души я дарил тебе, Алиса, но сейчас я сам остался замерзать. Наступила моя вечная зима. Сзади подошла Ассоль, и укрыв меня пледом, положила свои руки на мои плечи. Они были теплые, я почувствовал их тяжесть, но в душе стало так легко. Что-то родное почувствовал в этот миг я. Знаете, как пахнет счастье? Оно пахнет, как запах дождя на мокром асфальте, как детский смех, что встречает у порога, как тепло тела, что согревает пустой ночью. В этот недолгий миг, я стал чуточку ближе к жизни. И на мгновенье мне показалось, что в груди моей что-то сжалось. Сердце ли это?
Я вытер слезы и потянулся за бутылкой, но Ассоль остановила мою руку: «Не здесь. Может, пройдемся в бар?»
На дворе стояла поздняя ночь, но город продолжал жить, жить так, словно он только проснулся от утренней спячки. Мы с Ассоль шли по улице, освещенной желтыми фонарями и яркими, красочными вывесками. Сегодня я решил пройтись пешком вместе с Ассоль, чтобы почувствовать себя частью живого, частью настоящего. Мы проходили закрытые, но освещенные магазины, мерцающие аптеки, все еще работающие секс-шопы и вот, наконец, перед нами, через дорогу появилась вывеска с яркими, зеленными буквами «БАР». Хитрый маркетинговый ход. Зеленый – цвет жизни и люди в поисках ее приходят сюда. Так и я, ничего не замечая, шел вперед, как будто в баре действительно раздавали порцию жизни. Я собирался переходить дорогу, как Ассоль схватила меня за руку. Я замер и в этот миг услышал, как бьется ее сердце. Биение отразилось в моей душе. Мелодично, отстукивая умиротворяющий ритм. В этот миг мне показалось, что жизнь продолжает идти и нужно двигаться дальше. Ассоль смотрела мне в глаза с испугом и маленькие слезинки скатывались по ее щекам. По дороге, в эти же мгновенья, на очень высокой скорости пронесся черный внедорожник. Он мог стать моим палачом, но Ассоль успела остановить меня.
– Не смей умирать, – дрожащим голосом произнесла Ассоль.
– Мы пришли, давай напьемся, – пытался отвлечь ее я.
Бар был заполнен людьми. Мы пробились сквозь толпу шумных людей к барной стойке и, подойдя, я сразу выпалил: «Два виски». Мы пили виски, молчали, глядя друг другу в глаза, иногда нарушая нашу тишину разговорами о жизни. Это очень похоже на идеальные выходные. На фоне играла музыка, которую наши уши не слышали, слишком далеко от реальности находились наши души. Мы допивали четвертый бокал виски, находясь в совершенно другом мире, где были лишь наши души с Ассоль и никого кроме, и лишь музыка из колонок смогла вернуть нас в бар. Это играла группа «The Lumineers» с их песней «Ho Hey».
Ассоль быстро опьянела от выпитой дозы и что удивительно, даже я от такого, по моим меркам, небольшого количества алкоголя начал пьянеть и был расслаблен. Ассоль, взяв меня за руку, потянула к центру бара, в заполненный людьми танцпол. Отрываясь от барной стойки, я успел выхватить одной рукой недопитую бутылку виски. Мой взор пал на мою загадочную спутницу, которая появилась из ниоткуда и сейчас так изящно кружилась в танце. Я двигал тазом, пил виски с горла и пытался попасть в такт музыки. На припеве музыка помогла найти мне настоящего себя и в дуэте с Ассоль мы начали подпевать.
I belong with you,
You belong with me,
You’re my sweetheart
I belong with you,
You belong with me,
You’re my sweet’
Мне кажется именно в этот момент, эта песня стала моим отражением и моей любимой. Вокруг нас, в воздухе, кружило счастье, все было пропитано жизнью и нескончаемым драйвом. Время остановилось, и мы просто наслаждались моментом. Я снова оказался в настоящем. Когда Ассоль кружилась в танце вокруг меня, она в пылу страсти, не заметив, столкнулась с высоким, мощным парнем – точно стена. Началась потасовка, он хотел было ударить Ассоль, но я со всего разбегу снес его на стоявший рядом столик. Мы начали драться и обменялись парочкой хороших ударов до того, как блюстители порядка не забрали нас всех в участок.
Я больше года пил алкоголь и пил гораздо больше, чем в этот раз, но никогда не попадал в полицию. Стоило лишь раз выйти с Ассоль, как вот он я, сижу за решеткой. Но признаться, мне это понравилось, это было здорово.
– Прости меня, – сидя рядом, прошептала Ассоль, – Тебе больно?
– Больно, – смеясь, ответил я, – это боль, я вновь чувствую ее.
Жизнь появилась на моем теле в виде синяков. Эта боль была так приятна мне, так согревала меня. Мы с Ассоль посмотрели друг другу в глаза, и громкий смех охватил всю комнату.
Я часто слышал, что смех продлевает жизнь, и я был согласен с этим, хоть и не было доказательств этого. Но то, что поцелуй сокращает смех, это я понял в эту ночь. Ассоль поцеловала меня, и я почувствовал вкус ее губ. Это продолжалось миг. Один бесконечный миг. Я оттолкнул ее. Почему я сделал так? Я испугался, испугался того, что мне понравился этот поцелуй. Бред. Мне не могло это нравиться, лишь губы Алисы. С Ассоль нет, точно, мне это не нравится. Как же наверно я глупо выглядел, пытаясь убедить себя и Алису в этом.