Отчаявшись встретить тебя, я перестал плыть и просто отдался на волю течения. Оно приводило меня в кабаки, да публичные дома. Что значит быть верным? Алиса, мне кажется верность – это хранить тот мир внутри, что мы создали вместе. Когда ты ушла, я потерял цель, потерял смысл, потерял себя, но этот мир я оберегал в себе. После тебя я искал ту, которая смогла бы приглушить боль, помочь мне забыться и перестать думать. Маленькую шлюпку в огромном океане тебя. Но волны океана были слишком велики и опрокидывали меня снова в воду. Мысли о тебе, о том, что мне тебя больше не обнять и не почувствовать догоняли меня в постели с другой. И сам себе я стал противен, а остальные вызывали во мне отвращение. Предательство ли это? Мне не известно, это решать лишь тебе. После твоей смерти я никому не открывал своего сердца и никому не узнать, что в нем ты. Тебя оттуда никто не прогонит, я никому не позволю этого. Твой дом – мое сердце. Да, ремонта в нем не помешало бы. Но дом этот будет твоим, пока я живу, тебе будет тепло в нем.
На улице начало светать, появлялись первые лучи солнца. Они обжигают меня, Алиса. Новый день, снова 24 часа мыслей в этой пустой квартире. Я начинаю сходить с ума. Лишь твой дневник не дает мне окончательно потеряться в мире. Не знаю, что будет, когда он закончится. Мне очень страшно думать об этом. Прошу тебя, Алиса, спаси меня.
Твой аромат –
мои воспоминания
Мир уже никогда не станет прежним. У каждого из нас он свой и важно понять, что промывка наших мозгов государством и СМИ не сделает его одинаковым. Мы живем на одной планете, но в разных мирах. Мой мир подобен густому туману, в котором ничего не увидеть, и нет уверенности, куда идти, где будущее, а где прошлое. Но в этом тумане был светлый луч, который помогал мне маленькими шагами двигаться. Движение – жизнь. И возможно благодаря ее дневнику я все еще дышу. Я открыл первую страницу дневника Алисы и окунулся в тот прекрасный, июльский день.
«Этот жаркий день сводил меня с ума. Город изнывал от жары. Фонтаны работали бесперебойно, чтобы спасти нас от палящего солнца. Умирая от
летнего зноя и тысяч дней, прожитых не с теми, я пришла спасаться к фонтану. Я люблю фонтаны, потому что они подарили мне тебя.
– Ты веришь в драконов? – спросил ты без всяких приветствий.
– Нет.
– А в единорогов?
– Не верю.
– А в любовь?
– Не знаю.
– Я верю.
Странный диалог для общения с незнакомым человеком. Не знаю, почему я тогда начала отвечать тебе, но как же многое значили эти слова. Я не верила в драконов, сказки и судьбу. Но я поверила в тебя. В тот миг и никогда больше не сомневалась. Верю ли я в любовь? Я верю, потому что любовь – это ты».
Я запомнил этот день навсегда. Хотя я не помнил фонтанов, людей и суету вокруг. Я был захвачен тобой и уже ничего кроме не видел. При нашей встрече тебе было уже девятнадцать, хотя выглядела ты явно младше на пару лет. Грациозная, с утонченной фигурой, ты была словно лань, что парит средь каменных джунглей. Ты посмотрела на меня и я увидел карие, бездонные глаза. Этот взгляд заворожил меня и я почувствовал такую легкость, мне казалось, что все это время, до встречи с тобой, я летел с парашютом и не знал, раскроется он или нет. Ничего не замечая, я летел вниз и думал, раскроется ли мой парашют? Но увидев этот взгляд, который обладает успокаивающим эффектом, я понял, что парашют мой раскрылся и я парил словно гордый орел под сводом неба. Я видел, как проплывают облака, дыханье захватывало от вида зеленных лесов, золотых полей и светлого озера. Жизнь обрела новые краски, мой мир изменился с появлением твоих глаз. Брови твои были тонкие и шли изогнутой линией и в союзе с густыми, черными ресницами, твои глаза сводили с ума и завораживали, заглянувшего в них. Лицо твое было овальное, со светлой кожей, наполненной жизнью. Маленький, прямой нос располагался чуть выше сочных, нежно-розовых губ. Ох, как же тогда ёкнуло мое сердце, и я был схвачен в твой плен. Но больше всего в глаза бросилась твоя черная родинка над губой. Позже, мы с тобой назвали это поцелуем ангела. Я любил целовать эту точку, словно ворота рая открывались предо мной. Но больше я не могу прикоснуться к ней. Эта божественная способность теперь дана лишь ангелам. Потеряв твою родинку, ворота рая навсегда закрылись. Но когда я осознал свою потерю, врата снова раскрылись предо мной. Но вместо рая я увидел лишь ад. Мой бесконечный ад.
С этого дня календарь отмерил ровно пятьсот семь дней до крушения моей жизни. Я помню тот дождливый день, когда твое тело погрузилось в землю. Будто придуманные боги олимпа сочувствовали моему горю. С тех пор я оказался между пропастью и стаей тысячи голодных гиен. И я боюсь, Алиса. Боюсь смотреть на твое фото и увидеть образ, в котором больше нет тепла. Но гораздо страшнее забывать твое лицо. С каждым днем образы в голове размываются. Когда забывается целая жизнь, остаются запахи. Твой аромат. Я помню его. И среди тысячи других я узнаю его. Этот запах возвращает меня назад. В жизнь, в спасительное прошлое. Твой аромат – мои воспоминания. Мне этого никогда не забыть.
Жизнь продолжала бежать своим чередом, хоть я больше и не мог идти. За свою карьеру футболиста я заработал хорошие деньги, которые теперь спускал на алкоголь. Я богат и я могу позволить себе перестать жить, перестать бороться. Но я все еще жив, а значит, борьба моя не закончилась. Пару раз мне звонил менеджер и просил вернуться. Звонили так же одноклубники и оставляли сообщения, в которых повторяли: «Возвращайся. Тебя не хватает на поле». А я пил жадными глотками виски, прижимал к груди ее дневник и с отчаянием повторял одни слова: «Алиса, спаси меня».
Мой ангел
К обеду пришла Анна и прибралась дома. Она видела мое отрешенное отношение к жизни, но продолжала верить, что я справлюсь. Именно поэтому она погружалась в атмосферу этого дома, убиралась и готовила мне поесть. Ел я мало, а потому скинул уже больше десяти килограмм. Я спустился на кухню, взял хлопьев и прошел в гостиную. Здесь все было такое жизнеутверждающее: высокие, яркие потолки, обои нежно-желтого цвета, большие окна с видом на зеленый парк, в котором пылала любовь молодых и старых. Дизайнером этого дома и моей жизни была Алиса. Я сел за большой стол из красного дерева и принялся, есть свои хлопья. Я не должен был умирать от голода, хотя не знаю почему. Перед столом висели два больших портрета. На одном мы с Алисой, на другом мои родители. Моя семья и обе бывшие. Моя мама и мой отец. Отца своего я не любил и скорее ассоциировал со злодеем из дешевых боевиков. А мать была прекрасной женщиной. Мне довелось прожить с ней всего лишь восемь недолгих лет. Как же время быстро текло в минуты с любимыми и как же долго оно тянется в пустоте. Прежде чем покинуть этот мир она успела вложить в меня всю свою любовь. Я не помнил ее взгляда, ее голоса, ее кожи, но представлял маму океаном белой ваты. Такой она была: нежной, мягкой и теплой. Возможно, поэтому болезнь оказалась сильнее ее. Ее сердце было настолько большое и полно любви, что не выдержало, и очередной приступ оказался смертельным. Это было ночью, я проснулся от громких шагов и разговор. Высунувшись из своей комнаты, я смотрел, как люди в халатах забирали маму на носилках, укрыв какой-то тканью. Отец сидел на диване, укрыв свое лицо ладонями, и когда я с криками «мама, мамочка» побежал к ней, он схватил меня и зарыдал.
Едва мне исполнилось двенадцать лет, отец умер от алкоголя. Четыре года с отцом, без матери, оказались для меня настоящей каторгой и сущим адом. Ее смерть очень изменила наши жизни. Отец, пытаясь утопить свое горе в выпивке, стал лишь сосудом для оного, а детство мое закончилось в тот момент. Даже трезвый, отец был очень жесток, а соединение с алкоголем сделало его сущим дьяволом для меня. После его смерти я не знал плакать мне или радоваться. Я плакал, но скорее боясь той неизвестности, что ожидала меня дальше. Шесть лет после этого я провел в детском доме. Это место я запомнил, как храм жестокости и ненависти. Выживал там тот, кто был готов бороться не переставая. После отцовского ада, выжить в этом месте оказалось не трудно. Но за время, проведенное в этом храме, я никому не позволил растоптать любовь матери и хранил ее в себе. Я всегда верил, что именно эта любовь позволила мне встретить свое счастье. Встреча с Алисой перевернула мою жизнь. На пятьсот семь дней она стала моей семьей. Единственной. Она мой ангел. Жизнь моя полна потерь, а может это мое проклятье? Дарить смерть тем, кто рядом со мной. Все пошло не так после смерти матери. У нас могла быть другая жизнь, которую помню я. Не без горьких моментов, но тем слаще были дни счастья. В памяти своей я часто вспоминал один запомнившийся день из моего детства.
У меня неплохо получалось учиться. Но с первого класса я полюбил рисование. Помню весеннее утро, шумный класс и задание от учителя нарисовать наш идеальный мир. Я испытал непередаваемое чувство радости, увидев результат своих трудов. В моей картине было лето, вечное лето. Кругом зелень, большое синее море, дома на деревьях из чистого хлопка, а вокруг росли бананы, груши и виноград. Это был рай, в котором нам надо было лишь проводить все свое время с любимыми. Мне и не вспомнить какую оценку я получил за свою работу, но видно очень хорошую. С улыбкой на лице я побежал домой, обрадовать маму, моего главного болельщика. Она всегда, единственная, переживала за мои успехи. Забежав домой, я увидел страшную картину: комната разрывалась от отцовского крика, и он в порыве гнева ударил мать своей грубой ладонью. Мама упала на кровать, Я в истерике, задыхаясь от злости и несправедливости, подбежал к отцу и толкнул его, что есть мочи. Он споткнулся и упал.
– Не смей трогать маму, – кричал я сквозь слезы.
Отец, вставая, снял свой ремень из чистой кожи с огромной металлической бляхой. Когда он замахнулся, я смотрел ему прямо в глаза. Я видел в них злость и ненависть ко всему миру. Бляха со свистом попала мне в лицо, и кровь хлынула на стены и пол. Этот случай подарил мне шрам – мое единственное напоминание о времени, проведенном с матерью.
Душа каждого из нас это великая сила, наш пылающий меч. Мы дарим его тем, кого хотим защитить. Любовь заставляет нас подарить его, оставляя самих безоружными. Я не жалею о том шраме. Свой меч я использовал правильно. Мы должны защищать тех, кто любит нас и не выбрасывать, подаренный нам, меч, не оставлять его врагам. Оба моих меча забрала судьба, но я использовал их по назначению.
Моя жизнь стояла на месте. Жизнь моя – это лишь мысли, мысли, мысли. Их прервала Анна. Она собиралась уходить и стояла на пороге. Своими голубыми глазами она смотрела на меня с таким сожалением, казалось, вот-вот она заплачет. До этого момента, она боялась заговорить со мной, а может просто я был глух.
– Неужели в мире, где есть срок всему, есть что-то бесконечное?! – выпалив эти слова, Анна ушла.
Порой мне кажется, что этот мир полная логорея. А моногамия потеряла свой смысл и теперь это не больше, чем слово в старых книжках прошлой эпохи. Моя любовь к Алисе была словно пожар. Она охватывала каждую часть меня. Горел я быстро, пламенно и ярко. А потому топлива для других не оставалось. Этот мир привык удовлетворять свои потребности, использовать блага во имя своего эго, презирая жертвенность и благородие. А потому измена в таком мире была чем-то обыденным и люди больше не удивлялись этому, находя оправдания и даже умудряясь прощать. Я чужд этому миру. Зная, что в лучшем случае, при благосклонности судьбы я могу прожить около шестидесяти лет, я даже не мог подумать об измене. Из этого срока, двадцать три, к моменту встречи с Алисой, я уже прожил. Получалось, жить оставалось около тридцати тысяч пятьсот дней. Катастрофически мало. И я был не согласен делить ни минуты с другим человеком. Любовь, на то она и любовь, что заставляет тебя жить этим человеком, никого не впуская в ваш мир. Если измена произошла, значит, любовь уже мертва. Еще до встречи с Алисой, я встречал старую индейскую пословицу, которая гласила: «Лошадь сдохла – слезь». Но мы верим и надеемся, мы прощаем измену и пытаемся скакать на дохлой лошади, отравляя себя запахом гнили. Моя лошадь жива. Да, вот только сам я сдох.
Я стал зомби, и радости мне нет. В бреду своем, пытаясь разглядеть силуэты этого мира, я вижу везде образ твой и кричу, что есть сил, услышь побежденного: «Алиса, спаси меня».
Больше никогда не увидеть тебя – это худшее из наказаний
Дни тянулись медленно и мучительно, а ночи были бесконечны. Я часто садился перед окном и смотрел вдаль. Мне казалось, там, за горизонтом, есть мир, в котором ждет меня моя Алиса. Я смотрел и ждал, когда она покажется на горизонте и позовет меня к себе. Сидеть так, я мог часами, чтобы не читать ее дневника и растянуть его, как можно дольше. Но в моменты, когда боль становилась нестерпимой и прожигала мою грудь, я припадал к ее дневнику и слова ее успокаивали мою больную душу. Одну из страниц я перечитывал несколько раз. Она мне очень нравилась, мне казалось, что она смотрит из дневника, прямо на меня.
«Я люблю каждую часть его тела. Светлое, рельефное тело было в форме трапеции с основанием в широких, мужественных плечах. При первой встрече и все последующие, я была словно ребенок, которому подарили настоящего, живого единорога. Его глубокие, темно-зеленные глаза, с карим оттенком, смотрели прямо в душу. Его короткие, темно-каштановые волосы открывали широкий лоб, под которым были густые, черные, как уголь, брови. У моего N необычная красота, которая тянула как-то по особенному. Он был чуть выше меня. И мир внутренний соответствовал внешней оболочке. Его душа была прекрасна, так же, как и его глаза. Чуть ниже этих глаз, возле выделяющихся, мощных скул, у него был шрам в виде галочки. N никогда не рассказывал откуда он, а я и не спрашивала. Со шрамом или без, он всегда будет особенным для меня».
Моя Лис, кажется, что ты смотришь на меня, в мои пустые, потерявшие способность плакать, глаза. Кажется, ты сейчас злишься и морщишь нос, как всегда делаешь это, когда что-то не нравится тебе. Тебе не нравилось, когда я называл тебя Лис. Это не твое. Но ты приняла это, приняла вместе со мной. Мне так много хотелось сказать тебе. И целой жизни не хватило бы для этого. Лишь потому я сокращал. Сокращал фразы, имена, названия. Но чувства наши я не сокращал. Я жил ими и дышал полной грудью. Этот мир заполнен звуками, самыми прекрасными звуками. Порханьем бабочки, нежным шелестом листьев, пением птиц, разбуженных теплым, восходящим солнцем. Но самым прекрасным звуком останется твое имя. Оно наполнено искренним, незаменимым счастьем, вечной надеждой и непоколебимой верой в светлое будущее. Такое простое, но такое глубокое. Алиса, прости меня. Каждый раз, сокращая твое имя, я хотел увеличить время для наших бесконечных разговоров. Но вместо этого, сокращая его, я сократил твою жизнь. Я сам оказался твоим палачом. Было миллион моментов, когда я хотел уйти за тобой, бросить все, весь этот проклятый мир и быть лишь с тобой. Я виноват в твоей смерти, в том, что боясь, потерять время, я отнял его у нас. Что держит меня в этом мире? Возможно, что ничего и не держало, но все же в душе моей было семя, посаженное тобой и нашей любовью. Именно оно держало меня на плаву, хотя и плыл вовсе не к цели.
Я никогда не верил в бога. Я не верил в существование ада, рая и вечность нашей души. Когда ты умерла, страх охватил мою душу. Больше никогда не увидеть тебя – это худшее из наказаний. Каждый день, утопая в алкоголе, я просил смерти. Но ведь это не могло закончиться так просто. И я поверил в бога, я поверил в рай ради нашей встречи с тобой. Там, где-то очень далеко, где все светло и вечно, в новом мире, мы обязательно встретимся с тобой. Встреча наша будет, как искра, души наши всколыхнутся, загорятся ярким пламенем и освятят наш с тобою мир ярче тысячи солнц. Эта встреча будет вечной. Но ведь смертники не могут попасть в этот мир, мир, в котором есть ты. И потому, я больше не прошу смерти. Каждый раз, когда боль пронзает мое сердце и мне хочется умереть, я прошу спасения у моей вечной любви. Алиса, спаси меня.
Последний поцелуй
Ранним утром, встав раньше обычного, насладившись сладким сном Алисы, я отправился на наш балкон. Солнце только вставало, нежно-розовым светом освящая, пробуждающуюся Землю. Утро мое начиналось с легкой пробежки в парке, напротив нашего дома. Я бегал, радуясь солнечной энергии, что согревала и подпитывала мое тело и душу. Воздух проходил сквозь горло и попадал в легкие. Он был таким свежим, словно я оказывался на бескрайних просторах, где свет играл с зеленной травой, а ветер хулиганил в листьях деревьев и приносил все это великолепие в мои легкие, которые я заполнял полностью, не оставив незатронутой ни сантиметра. День выдался солнечным, и с самого утра все было прекрасным. Ни одной пробки по дороге на нашу тренировочную базу, люди улыбались, большая, золотистая собака породы лабрадор бежала, весело виляя хвостом. Я быстро оказался на базе, в которой никого из партнеров еще не было. Я любил приезжать раньше и наслаждаться тренировкой в одиночку. Это было для меня искусством, в котором я открывал себя и словно взлетал на крыльях счастья. База начинала заполняться, и мы приступили к тренировкам. Выполняя челночный бег, мне вдруг стало тяжело дышаться, в глазах помутнело и я упал. Очнулся я в кабинете нашего клубного врача. Он осмотрел меня и сказал, что нужно пройти компьютерную томографию. В тот же день мне была сделана томография, и врач сообщил плохие новости. Рак. Хотя он успокоил меня и сказал, что на ранних стадиях эта болезнь поддается лечению. Я побоялся говорить об этом Алисе, не хотел отнимать у нас счастливые дни. Если вдруг, лечение не помогло бы, мы должны были прожить это время в радости.
Через два дня у нас должен был состояться тот самый злополучный матч, который перевернул мою жизнь. Я убедил тренера, что готов сыграть и принести команде пользу. Перед матчем, уезжая в отель, я нежно обнял Алису и поцеловал, даже не догадываясь, что это наш последний поцелуй. Но по року судьбы умер не я, умерла Алиса. После ее смерти я забыл о лечении, погрузился в алкоголь и ждал, когда эта проклятая болезнь, ставшая моим спасением, вернет меня к Алисе. Парадокс, смертельная болезнь должна была стать моей панацеей. Сильно перепив в один из дней, мне сделалось очень плохо и рвало. Тогда, пришедшая домой Анна, вызвала скорую помощь. В этот момент моим надеждам суждено было рухнуть. Врач сообщил, что с алкоголем пора завязывать и дать организму восстановиться, а рак мой отступил и предательски оставил меня одного на растерзание моей пустоте. Неужто судьба так жестоко пошутила надо мной?! Или любовь твоя не позволила мне умереть? Ты не могла так поступить со мной. Оставить одного, забрав мою смерть с собой. Не могла обменять свою жизнь на мою. Жертвы во имя любви всегда слишком жестоки. Полюбив искренне, всем своим сердцем и душой, мы подписываем контракт, в котором соглашаемся на любые жертвы. И чем сильнее любовь, тем выше эти жертвы. Умерев вместо меня, ты обманула и мою смерть. Любовь болезнь, но твоя была вакциной. Моим наркотиком, без которого я больше не мог жить. С тех самых дней я остался сидеть в своей квартире и ждать. Не знаю чего, но чего-то такого, что должно было меня спасти. А пока спасение я просил у своей бесконечности. Последний раз, надеясь, что мое отчаяние ты услышишь, я прошу тебя, Алиса, спаси меня.
Родинка
Умирать не страшно. Страшно так и не начать жить. Не страшно упасть, гораздо страшнее не заметить этого. Люди часто взывают к богу и просят облегчить их страдания. А я бы все отдал, чтобы вновь почувствовать боль. Но, увы, ни боли, ни страданий я уже не чувствовал. Странное желание – испытывать боль. Но чувствовать боль – значит жить. Став равнодушным к боли, я стал равнодушен к счастью и к жизни. Прошло уже многим больше года, как Алиса покинула этот мир. О, будет проклят этот мир. За это время я начал привыкать к одиночеству, но ужаснее – я смирился с неизбежностью жизни. Что бы мы ни делали, куда бы ни стремились, но конец будет один – смерть.