Аскет
На рассветном марше нового дня, мои ноги отчаянно жалуются на ходьбу по бездорожью. Косогор мы одолеваем на одном дыхании, сбежав вниз, как малые дети, тем самым окончательно привожу мышцы в состояние шока. Видимо, непринужденная болтовня с Ваней вернула мне толику малолетней безмятежности, вот и сорвалось. Радуюсь, что обходить контрольные точки не пришлось, за отсутствием таковых. Еды вдоволь, нет врагов, и даже погода на нашей стороне. Не на что жаловаться, лишь бы не расслабиться. Так мне думается, пока мы плывем над волнами ковыли, растущей на краю степи. Ванёк точно вернулся в младенчество, если вспомнить, чего стоило вытащить его из сладких объятий Морфея. Мой приятель, в мирных условиях, оказался знатным любителем спать подольше. Только моя сила воли и заботливая безжалостность позволяет не терять темп.
Завтрак мы устроили спустя добрых три часа ходьбы, на причудливой каменистой полянке, поросшей чабрецом, которую окружает трепещущая на ветру ковыль. Утомленный Ваня обращается ко мне:
– Когда уже на большую дорогу свернем? Мы же видели вчера со склона, чуть южнее. Здесь, конечно, ровно, не поспоришь, но эти мелкие кочки мне такой массаж делают, хоть на стену лезь. И не важно, что в степи нет стен. А в горы без тропы и не думай соваться. Неужели ты до сих пор хочешь избегать большие стоянки? Мне бы прикупить кое-чего надо. – Ванёк еще несколько раз гремит ложкой по тарелке, подчищая остатки и добавляет жуя. – Все время прятаться не получится.
– Самому надоело ноги мучать, просто потерпи еще немного. Рано или поздно пересечём общий маршрут. Насчет лагерей же, мне думается Синие, Красные и прочая палитра жаждущих власти, далеко не забираются, а кормятся, где народа больше. Поэтому можно аккуратно проверить, случись на нашем пути лагерь, не бывает же абсолютного контроля, – договорив, смущаюсь, поняв, что просто сам себя убеждаю.
Простор степи захватывает дух и кружит голову. Кажется, что купол небес расширился и поднялся ввысь, нависая своей громадой над океаном диких трав. С удовольствием свободно вышагиваю вперед, не глядя под ноги, как это часто приходится делать в лесу. При подобном занятии окружающий мир словно бы пропадает, и только ждешь окончания мучений. Зато здесь, милое дело. А острые холмики, величиной со сливу, кончились сами собой, вместе с морем ковыли. Вскоре, без суеты мы выходим на столь желанную дорогу. На память приходит одна странность, замеченная на карте, еще в первый день. Нарушается незыблемое правило. Далеко не все дороги ведут в «Рим», а в нашем случае к Вершине. Мне стало страшно ошибиться, несмотря на отсутствие явных тупиков и ловушек в обозримом пространстве, хотя пока что путь один и прямой.
– Слушай, а мы-то здесь не одни. Глянь, человек идет. Шустро у него получается, – с легкой завистью говорит Ваня, указывая рукой в сторону. – Уже давно точку вдали заметил, только понять не мог, что это.
Смотрю в указанную сторону, приподнимая край шляпы. Различаю фигуру человека, и отвечаю:
– Одиночка. Вреда не причинит, как и благие порядки наводить не станет. Он точно не из «этих», – поманив Ванька за собой, говорю, – Пойдем пока, он с такой скоростью все равно нас нагонит.
Мы продолжаем свой поход в обычном темпе. Горный хребет становится чуть ближе, и безмолвно намекает всеми своими складками, гребнями и откосами о предстоящем развлечении для себя, и испытании для нас. Спустя пять минут созерцания каменного аттракциона, путник наконец, равняется с нами. На обгоне он поворачивается задом наперед, продолжая движение, легко кланяется головой, совершая символический жест руками. Мы невольно повторяем его движение. Мой ум впадает в трансовое состояние от беглого взгляда на смелого скитальца.
Раньше личное снаряжение и отношение к путешествию казались мне аскетизмом. Сейчас же этот стереотип начисто разрушился. Молчаливый незнакомец предпочел легкий походный костюм защитного цвета, дополнив его средней длины плащом. Малый размер сумы, даже не рюкзака, сообщает, что это вся его одежда. Кто знает, что он нес, но точно не палатку. О недельном запасе еды, воде и прочих полезных тяжестях, даже речи нет. В памяти отпечатывается умиротворенное лицо, выражавшее абсолютную самодостаточность. Образ истинного подвижника, закаленного для вольных путешествий, целостный и беспристрастный, завершают две косы, на затылке и в бороде. Становится ясно, что нам до него расти и расти. Трудно сказать кто он в жизни, явно незаурядная личность. В его уверенной походке читаются сила и осознание полной свободы. Мы сбавляем шаг, глядя в спину незнакомца, так и не проронившего ни слова.
– Раньше ты мне казался самой неприхотливостью, а теперь хочется пару тонн груза сбросить. Не ожидал, что хапугой себя почувствую, – нарушает тишину Ваня. – Мне за него страшно немного.
– Такой точно дойдет до вершины, еще и на облака залезет, если надо будет.
Ваня продолжал смотреть ему вслед, в его сознании, видимо, случилась революция, и новое правительство еще только приступает к работе. Мне приходится пуститься в абстрактное объяснение, надеясь объяснить безграничность человеческого совершенства. В памяти возникает сравнительный пример для понимания как великого потенциала развития, так и деградации, где мы находились примерно в середине. Это выводит моего напарника из ступора. Видимо равнодушие аскета к комфорту и провизии, было для него немыслимым. Мой ум тоже принимается за ревизию собственных представлений о возможном. Сразу открываются иллюзорные достижения на почве минимализма и отстраненности, но на большее пока не способен.
Эпическое пространство выжженой солнцем степи, способствует глубоким размышлениям, только варгана не хватает. Оно странным образом искажает восприятие времени и пройденного пути. Наверно, глазу зацепиться не за что. Постепенно внутренний диалог пропадает. Мысли разлетаются по ветру, пытаясь объять завораживающий простор. Порывы горячего воздуха, заставляют меня затянуть ремешок шляпы. Обзор сверху сокращается, и мне остается наблюдать, как тени косматых облаков заскользят над пепельно–желтой гладью. Они ведут причудливую игру, видимую даже с высоты моего роста. Мы окончательно теряемся во времени, и полагаемся на высоту солнца, которое почти достигло зенита. Отстраняюсь от жары и мятежного ума, продолжая следовать по пыльной тропе, за почти истаявшей фигуркой безымянного аскета.
Г
орный хребет
Во второй половине дня дорога вывела нас к подножию гор, долго стращавших своим величием. Их склоны густо поросли смешанным лесом и непроходимой гущей кипрея. В воздухе ощущается влага после степного иссушающего зноя. Удивительный контраст всего за десяток шагов. Тропа уходит вглубь тонкой ниточкой по узкому логу. Совсем рядом звонко шумит ручей, часто пересекая наш путь. Но мы не сетуем, ибо давно желаем пополнить запас воды и умыться от пыли, которой щедро одарил нас степной ветер. Граница двух миров оказывается удивительно четкой, разделяя не только пространство, но и время. Мне думается, что задержка в этом месте нежелательна, и бодрости еще хватает, поэтому тороплю приятеля идти вверх.
– Стой, здесь что-то есть, – говорит Ваня у меня за спиной, едва мы набираем темп. – Похоже на площадку для лагеря. Тут и поворот вытоптан. Ты его уже проморгал.
– Нарочно прошел. Отдыхать вечером будем. Кто-кто, а мы горьким опытом по горло сыты, чтобы останавливаться в открытых и популярных местах. Откуда нам знать, какие еще хитрые ловушки разные товарищи с повязками на головах выдумали, может здесь тоже караулят. Это не паранойя, а желание успеть пройти больше, – отвечаю, и понимаю, что сам себя обманываю.
– Так мы ненадолго. Только заглянем. Вдруг чего интересное найдем.
Ваня проявляет небывалое любопытство и быстро находит себе потеху. В ручье устроена большая запруда. На берегу, как и полагается, стоит грубая печь из булыжников, для походной бани. Жара и огня мы с избытком получи в раскаленной степи, поэтому Ваня пропускает ритуал парения. Без долгих раздумий прыгает в ледяной бассейн, как авиационная бомба, со страшным криком и мощной волной брызг. Мне не хочется разделять его бесхитростные радости, из-за странной неприязни к любым водоемам, особенно холодным. Думаю, что невежливо выгонять Ваню на сушу и торопить с выходом. Чтобы скоротать время, осмотрел поляну.
– Присоединяйся, – кричит мне приятель. – Ни разу не помню, чтобы ты мылся.
– Мне и не нужно. Не пачкаюсь, и запаха у меня нет, – говорю в ответ, думая, что незачем объяснять Ване особенности своего организма, существенно улучшенные за последнее время. – Мне там холодно будет, смотри сам не околей.
Обычно такие укромные места не пустуют, а здесь даже сажа в кострищах была размыта дождем. Со всех сторон растут дубы и липы, укрывая лагерь от ветра, и такие широкие, что два ряда стволов вполне сойдут за приличную стену, хоть стоят далеко друг от друга. Мысленно улыбаюсь биологам-затейникам, вырастившим такие чудеса, но тут же возвращаюсь к осмотру. Все удобства под боком, как тропа с ручьем, так и щедрый на хворост с сухостоем лес. Прохожусь по ровной, лишенной камней земле красного цвета, густо поросшей какой-то жесткой травой. Настораживаюсь. Разум находится в смятении, ибо невидимые ловушки, подставы и неприятные розыгрыши куда страшнее очевидных. Памятуя о конфликтах здешних объединений, можно допустить любую подлость. Может, здесь регулярно урожай незадачливых путников собирают те же Красные, кто их знает.
Тем временем Ваня закончил охлаждаться, и выбрался в центр стоянки. Греется на солнце около очага, как ящерица, точнее варан, ибо ящериц давно перерос. Беспокойство гонит меня в заросли, дабы подтвердить или опровергнуть свои опасения. Рыскаю по кругу, среди стволов и понимаю, что у меня нет внятного плана, на случай столкновения с неприятелем, разве только бежать со всех ног. Со второго захода замечаю недавно сломанные ветки кустов, а потом и примятую траву. Прохожусь вдоль ольховника, замечаю еще несколько заломов. Проверяю обзор лагеря, из этого укрытия. Место очага отлично просматривается. Затаив дыхание спешу назад, каждый миг ожидая нападения со спины. Замираю на краю поляны, прислушиваюсь. Невидимый чужак либо ушел, либо затаился. Только надежда на то, что следы старые, не позволяет открыто поднимать тревогу.
Ваня лениво одевается, напевая под нос ритмичный мотив. Будучи далеким от мрачных предчувствий, он глядит на нервного меня, оценивающим взглядом и говорит:
– Что-то потерял? У тебя репьи на штанах, а еще говорит, что не пачкается. Слышал, как ты шуршал.
– Давай просто не будем здесь задерживаться, – мне едва хватает духу, чтобы не пугать приятеля своими находками, решаю смягчить ситуацию. – Обед уже прошел. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь, ведь нам предстоит во всех отношениях жаркий подъем. Раньше выйдем, больше успеем. Давай, собирайся…
– Не юли. У тебя беспокойство на морде нарисовано, уж извиняй. Даже гадать не буду. Засаду искал, и сейчас стремаешься. Зря ты так. Сам наших знакомых супругов за волнение журил.
– На самом деле доверяю миру, и с избытком. Только за последнее время это до добра не доводило. Перестраховываюсь. В любом случае это не повод рассиживаться.
– Пять минут погоду не делают. А от каждой тени под кустом шарахаться не дело, – Ваня принимает позу древнего мыслителя, неожиданно взяв на себя мою роль искателя здравого смысла, да еще улыбается с довольным видом. – Раз подъем жаркий, тем более отдохнуть надо.
Решаю воспользоваться своим собственным советом, не тратить зря силы на пустую болтовню. Оправляю одежду, одеваю рюкзак и седлаю поваленное бревно на выходе со стоянки, всем своим видом показывая ожидание. Ваня соглашается на игру и испытывает меня на прочность, продолжая нежиться под солнцем. Бездеятельное промедление всегда действовало на меня угнетающе, даже в очередях стараюсь не стоять, равнодушно ухожу до следующего раза. Но здесь не уйдешь. Концентрация ни на одном из двух ритмов дыхания не помогает, как и наблюдение за лесной жизнью, которая наполнена звуками, и мне не удается различить в них что-либо опасное, словно противник затаился или ушел давно. Приходится терпеть так долго, что местные белки и бурундуки начинают считать меня частью пейзажа, и беззаботно суетятся рядом. Но мне не до них. Все-таки волнуюсь за расслабившегося Ваню, поэтому всматриваюсь в лесную глушь, готовый в любой миг сорваться с места, да еще с двумя рюкзаками, ибо не хочу приятеля в беде оставлять.
– Ну как, на тебя еще никто не покусился, – спрашивает Ваня, спустя пару вечностей. – Сейчас покажу тебе главного шпиона и разбойника, – с этими словами он запускает камень в гущу деревьев справа от нас.
На тропу выскакивает молодой олень, с шумом проламывая кустарник ольхи. Он взволнованно глядит на возбудителя спокойствия пару мгновений, и скрывается среди дубов. Мое лицо кривится в понимающей улыбке. Появление зверя не стало неожиданностью, ведь в парке людей они не боятся, зато собственная мнительность оказывается досадным сюрпризом. Утешаю себя мыслью, что лучше быть посмешищем, чем жертвой или пленником.
– Понятно теперь, кто ветки ломал, точнее грыз, – говорю Ваньку, ждущему моего оправдания.
– Да ладно тебе. Деру без меня не дал, уже молодец. А зверя этого еще полчаса назад приметил… Ничего, меня в день побега еще не так накрывало. Такая гадость мерещилась порой, страшно сказать. Хоть по воздуху улетай, или головой в землю зарывайся, лишь бы не думать, не слышать и не знать.
Меня отпускает, но чувство стыда все равно сохраняется. Понимаю, что лучше промолчать, чем оправдываться, поднимаюсь и маню Ваню за собой. Наверно он действительно перенял часть моего прежнего состояния, когда путешествие кажется игрой, где нет места реальной опасности, события проходят фоном, и остается только желание хладнокровно дойти до финала. Спустя сотню метров самоанализ прерывается, потому что ноги начинают чуять крутизну подъема. Гляжу вперед, и посмеиваюсь над впечатляющим перевалом через бугристую гору, с частыми скалистыми отрогами. Сетовать на дорогу не в моем стиле, поэтому самовыражаюсь, как могу.
– Крепись Ванёк, теперь будем твои ноги испытывать и мое чутье верной дороги. Гляди, какая прелесть, – говорю приятелю, пока хватает дыхания, и указал на затяжной подъем все того же красного оттенка. – Пролетел бы по воздуху, ибо не вижу большого смысла в тяжком труде, но с чудесами у нас не густо, и последние из них в контейнерах унесли, и пёс с ними.
– У меня уже не те ноги, как пять дней назад, накачался что ли. А причём тут чутье?
– Надеюсь, что впереди нет перекрестков и развилок, с непростым выбором. Просто это мое персональное наказание в горах. Бывает, сверну не туда и наматываю круги по склонам, бегаю вверх-вниз, как заполошный. Обидно, знаешь ли, зря на месте топтаться, глядя как день проходит. А здесь рельеф сильно изрезанный, настоящий лабиринт впереди.
Приятель привычным жестом чешет бритую голову с отросшим ежиком волос, затем говорит:
– Мне давно понятно, ты опытнее меня, поэтому доверюсь. Сколько не менжуйся, а идти надо. Даже у меня по сторонам света уже получается ориентироваться. Выберемся общими усилиями. Мы такое пережили, чего теперь жаловаться. Никто не гонится, монеты не клянчит.
– Хочется верить. Однако, мы пока потеряли больше, чем получили, у тебя груз, у меня карта… Просто некоторые говорят: «Мы получаем то, что выбираем». Так вот судя по бедам, нам выпавшим, либо выбираем неосознанно, либо в голове изъян, а может вовсе кто-то другой всем руководит, – мне хочется окольным путем спросить про следящую систему, о которой он упомянул, рассказывая про наваждения во время побега.
– Кто другой? Леший что ли, – мой приятель заливисто хохочет. – Не дрейфь. Пользы от тех потерь с гулькин нос. Холодос на замках, и без карты обойтись можно. Откуда мне знать, что туда спрятали, может алмазы или оружие. Все равно ножками топать надо.
Мы поднимаемся на несколько сотен метров, по неприлично крутой дороге. Мне приходит идея зайти к интересной теме с другой стороны. И любопытство удовлетворю, и от дороги отвлекусь:
– Да Ванёк, нам бы сейчас твой груз пригодился, как-то самое чудо, с которым не густо. Думаю, в тех контейнерах вещицы с темой перемещения связаны, уже фантазировал на эту тему, причём вслух и при свидетелях. Может штаны с псевдо-мышцами или еще какая штука, не для простых людей. Жаль, что упустили, сейчас бы рванули, только пятки сверкали.
Ваня с подозрением глядит на меня, тяжело сопя и утирая вымокшее лицо, говорит:
– Может и штаны, да хоть телепорт портативный. Все равно под замком. А будь груз со мной, работу бы до конца выполнил, доставив по адресу своими силами. Пойми меня правильно, – он вырывается вперед, давая понять, что устал от пустой беседы.
– У тебя даже шальной мысли ни разу не возникало? И внутренний голос себя прилично вел?
– Возникало, еще как. Первый день такие мысли в голове бурлили. Думал, у меня раздвоение личности приключилось. Пришлось сыграть психа, пока никто не подглядывал, – Ваня притормаживает, чтобы отдышаться. – Сел напротив холодоса, и надавал себе по рукам, сказал, что пальцами и щепками его не открыть, и лучше умереть, чем не донести, – на мой невысказанный вопрос приятель отвечает. – Полегчало. Правда, второго себя иногда ловлю на безумных идеях.
Тропа на перевале безжалостно размыта дождями, и чем выше мы поднимаемся, тем глубже становятся овраги, и все чаще обнажаются огромные глыбы базальта. Внутренние часы дают сбой, зато ощущение высоты подсказывает, что мы забрались по меньшей мере на полкилометра. Мне часто приходится смещаться по тропе в стороны, стараясь идти по верхней кромке, или совершать широкие шаги, по вымытым из земли камням. Однако уклон меняется, став приятно пологим, даже за лямки рюкзака прекращаю держаться. Заунывная прямая тропа заканчивается, и обещает крутые повороты на частых складках рельефа.
Слева по-прежнему шумит ручей, иногда скрываясь в лесу, справа высится стена леса, создавая надежную тень, и будоражит мой ум шириной стволов не самых высоких деревьев. Мы не нарушаем вечернюю тишину, даже шагаем легко, успокаивая возросший на подъеме пульс. Дубы с липами уступают место дремучему кедровому лесу, смешанному с острыми иглами елей. Он неподвижно наблюдает за нами глазами сотен птиц, белок и другой живности. Но давешний приступ страха окончательно развеивается, и среди живых звуков больше не слышатся людские шаги, голоса рачительных стражей или оклики нарушителей. Иногда даже возникает желание срезать путь, на участках серпантина, где виднеется следующий уровень тропы. К счастью, опыт и здравый смысл подсказывают наивность таких ухищрений. А опасения насчет перекрестков так и не оправдываются. Даже в глубине гор путь оставался единственным, хоть и извивается так, что порой кажется, что поворачивает вспять.
Лагерь в горах
Ваня целый час просит меня о привале, сетуя на ранний закат в горах. Мне кажется неправильным устраиваться на ближайшей обочине, или лезть в дебри, поэтому жду, что явит нам очередной поворот. Проходя мимо небольшого распадка, Ваня удерживает меня за лямку рюкзака, попросив не искать лучшего. Картинно думаю, но соглашаюсь с разумным предложением, ведь безопаснее переночевать в стороне от тропы, без лишних свидетелей. Мысль об отдыхе прибавляет моему приятелю сил. Он рвется вперед, желая скорее сбросить рюкзак с репликатором и прочим скарбом. Скоро лес редеет и сменяется высокогорным лугом. Мой взгляд уже ищет место для палатки, но внезапно раздаются веселые голоса людей. Догнав Ваню, вижу группу молодых людей, основательно устроившихся на круглой площадке, с естественным бортиком из скального выступа. Думаю, что судьба продолжает свою игру, выдавая нам то, чего мне больше всего не хочется.
– Здорово мужики. Если ночевку ищите, давайте к нам, сегодня намечается отличный вечер. – радостно кричит нам парень с самодельной ракеткой для бадминтона в руке, временно прервав игру. – Меня Сережка зовут, а вы кто будете?
Его радостный облик, улыбчивые лица других людей, а также царившая здесь атмосфера расслабления и безделья, подсказывают мне, что подвоха нет, однако решаю пока быть настороже. Но реальность утверждает, что перед нами обычные путешественники, не страдающие жаждой контроля, порядка и власти над другими. Отстраняюсь от роли параноика, чтобы одобрительно кивнуть Ване, в глазах которого уже блестят задорные искры, ну точно рубаха-парень.
Поднявшись к отдыхающим, мне приходится представиться из вежливости, и пожать руку Сережки:
– И ты здравствуй. Вижу, хорошо устроились, даже на игры время нашли. Считай, мы с вами, только палатку поставим, и поболтать можно, – мне действительно хочется расспросить этих людей о местности, за неимением карты, и выяснить обстановку, которую пока считаю боевой.
На каменистой площадке, почти незаметной с тропы, стоят восемь палаток. Ставим свою рядом. Несколько крупных валунов и два дерева разделяют стоянку пополам, что меня несказанно обрадует. Значит, можно будет заснуть в тишине, сбежав с ночных посиделок. Натягиваем верхний тент, а Ваня поглядывает через плечо за резвой игрой незнакомых людей. Блуждающая улыбка приятеля подсказывает, что сомнительностью и недоверием он не страдает. В глубине души согласен с ним, сам радуюсь мирным путникам, но вида не подаю, зато решаю, на всякий случай пройтись по окрестностям, для успокоения. Светило уже почти закатилось, когда мы заканчиваем свои бытовые дела, в том числе и осмотр ближайших зарослей, впрочем, безрезультатно. Ваня тащит меня к костру, и хорошо, что с добрыми намерениями. Вокруг нас кружится неугомонный Сережка, осыпает вопросами и выказывает гостеприимство. Мы не противимся.
Вместо привычного нам вечернего перекуса, жители горного лагеря учиняют вечеринку, с песнями под гитару, шутками, задушевными разговорами, и разумеется, неразумным количеством еды. Вместо походных пайков и запаянных пакетов, скатерть занята только свежими продуктами. Мне кажется это странным, ведь на ходу столько не соберешь, и на убежденных натуропатов компания не похожа. От моего внимания не скрывается износ твердеющих пакетов. В этих мелочах ощущается какая-то неправильность, однако с прямыми вопросами не спешу, но снова настораживаюсь. Ваня, вполне предсказуемо, вливается в компанию. Он пытается подпевать общей песне, редко попадая в лад, смеется, ест все, что дают, и рассказывает небылицы о нашем походе.
Ко мне подсаживается человек в красной толстовке с большим капюшоном и заводит разговор:
– Меня Максим зовут, а это, как ты понял, мои раздолбаи, четыре брата с сестрой и приятели. Мы несколько дней назад здесь встали, когда батя ногу повредил. Завязли порядочно, зато место хорошее, а потом подумали: чего еще надо?. – он не глядя берет ближайшую коробочку с ягодами. – Как у вас путешествие складывается?
– Полагаю, Ваниным байкам ты не веришь, – у меня выходит неловкая заминка. – По-разному, как у всех. То углы по бездорожью режем, то целыми днями по перелескам скучным топаем. От оленей шарахаемся, и ночные пробежки в холмах устраиваем, зато все вперед и вперед, – мне не хочется делиться с незнакомцем подробностями наших сомнительных приключений, поэтому обобщаю.
– Везет, интересно наверно. Мы почти все время по равнинному лесу шли с севра, вместе с провожатыми, ничего особенного… Немного жаль, что сидим, но народу вроде понравилось, – бормочет Максим, задумчиво раскачиваясь.
– Надеюсь, у бати вашего без перелома обошлось? – спрашиваю, отпивая остывающий чай, вроде бы из бадана. – Могу помочь. Кое-что в полевой медицине смыслю, даже аптечка малая с собой. Кости или связки вряд ли сращу, но участь облегчу.
Максим прерывает трапезу и ведет меня к палатке с пострадавшим, продолжая рассказывать о том, как тяжело нести на себе взрослого человека. Навстречу нам выходит раздраженная девушка с тарелкой в руках, и обращается к формальному лидеру:
– Он опять есть не может, что ни дай, все во вред, только продукты переводим, – резко повернувшись, она нервно удаляется к остальным, и выкрикивает напоследок. – Напомни ему, что он мужчина.
В большой палатке, под желтым светом карманного фонарика, лежит пожилой человек, устроив левую ногу на рюкзаке. Он выглядит явно моложе своего возраста, которого может достичь отец стольких детей, даже будучи пострадавшим. Максим представляет меня как медика, и попросит прислушаться к словам мастера. Его слова не к месту смешат меня, но смена роли кажется интересным опытом, особенно повышение в ранге.
Пациент поднимается на локтях и протягивает мне широкую ладонь, с сильными пальцами:
– Игорь, будем знакомы, – он ерзает на месте, сминая спальник. – Чего тебе мой старший наплел не ведаю, но тут, правда, оплошал. Кости наружу не торчат и то ладно, а все остальное дрянь, – он хочет сесть вертикально, но возникшая боль вынуждает скривиться и улечься обратно. – Мне предлагали на носилках ехать. Отказался. Боюсь, уронят на где-нибудь на перевалах, сюда-то с трудом дотащили. Головой-то об камень, знаю своих отроков.
– Позволь взглянуть. С такими вещами лучше не шутить. Может быть, придется лубки соорудить, – у меня нет уверенности в своем мастерстве, поэтому говорю, что думаю. – Придется нам обоим потерпеть. Причинять пусть вынужденную, но все же боль другому человеку тяжело, в отличие от самолечения. Да, с собой не церемонюсь, хотя и не болею совсем.
– Это Красные бандиты виноваты, ободрали нас как липку, под видом заботы, только проку с того чуть. Потом они со своими конкурентами сцепились. Нам приказали скрыться, но и всех там… А мы хорошего деру дали, под вечер и оступился, – Игорь с сожалением вздыхает, покачивая головой. – Жаль немного проводников. Дурацкие у них распри… В общем, доковыляли сюда, как сироты и все. Привет вершине.
– Вот так дела, – говорю в замешательстве, глядя на опухшую ногу, и думая об одержимости Красных. – А твои отроки еще на отсутствие приключений жалуются, и мне таких страстей не рассказывали. Ладно, ногу мы просто затянем. Не тревожь пока. Полагаю, что это не все проблемы? – задаю свой вопрос, вспоминая слова вышедшей из палатки девушки.
– Да, беда не приходит одна, – соглашается Игорь. – За добровольно-принудительное сопровождение нашей большой компании, нам такую цену заломили. Пришлось почти все отдать и еще припасами доплачивать. Понимали, самим не пройти, заблудились бы. Без рационов молодежь с радостью за лесную снедь взялась. А у меня все назад просится. Уж не знаю почему. Хочется чего-то другого, сам не знаю чего.
Игорь отлично отвлекся собственным разговором, чем помог мне грамотно наложить повязку. За его здоровье беспокойства у меня нет, во внешнем мире медики что угодно поправят. Зато смущает странная ситуация, точнее неестественное поведение путников. Вроде целеустремленности и памяти у них хватает. Думаю, что они совсем недавно рвались к вершине, Игорь до сих пор помнит, но продолжать путь будто бы не торопится. В моей голове сразу возникает разумная идея, на которую и сам бы согласился, и поделиться хочу, дабы хоть чем-то насолить следящей системе, которую впору называть «тормозящей».
– Вот что Игорь. Нога заживет, но пойдешь еще не скоро, и желудок к новой еде долго приучаться будет, хотя… не важно. Это не постельный режим, но где-то рядом, – мой ум тормозит, ища подходящие слова. – Может быть, отпустишь часть группы дальше? Они же в парк ради вершины явились. Если завтра выйдут, в самый раз будет. А за тобой пара человек присмотрит. Всегда найдутся желающие остаться.
Лицо Игоря выражает недоумение и крайнюю озабоченность, поэтому он чуть ли не вскрикивает:
– Да ты что. Как можно их одних, да в такую даль, а если мне совсем худо станет?. Знаю, подвел отроков. Правда, хотел их до вершины довести, но видать не судьба. Только пойми правильно, очень уж за них волнуюсь всегда. В таком возрасте у всех головы буйные.
– Если молодым волю не дать, они так и не повзрослеют, избитая истина, подумай еще, и сам не раскисай. Движение – жизнь, извини, что цитатами сыплю. Может у тебя регенерация сильная, и уже завтра побежишь. Вершина куда большего стоит, – говорю, и думаю, ради чего стараюсь, то ли народ жалко, их заветные мечты, то ли опять следящей системе свой кукиш показываю.
– В другой раз, и не в таких условиях, – категорично заявляет пострадавший. – После всех этих бед не хочу рисковать ни собой, ни молодежью. Нам с бандитскими распрями, да подлыми горами, выжить бы вообще. Куда там идти…
– Дело твое. Как по мне, лучше двигаться, чем ждать, когда Красные нагрянут или град пойдет. Но здесь другой вопрос. Ради чего выживать, и что будет после этого выживания? – оставляю Игоря озадаченным и расстегиваю молнию дверцы.
На выходе из палатки, сталкиваюсь с Ваней. От неожиданности он отшатывается и говорит:
– Мы тебя уже потеряли. Заштопал этого, как его, хромого?
– Где-то заштопал, где-то природа постарается, но есть и неисправимые вещи. Этот батя, на мой взгляд, упертый консерватор, с запредельным чувством важности, самолюбия и еще целым стадом тараканов в голове, да простят меня за поток критики эти добрые люди. Он дальше никого пускать не желает. Упертый.
– Может, с этой братвой поговорить? Пусть сами разбираются со своим папашей.
– Попробую. Надеюсь, среди них есть светлые головы, без страхов и предрассудков. Просто жалко и обидно, если из-за одного столько человек до вершины не дойдут, – отвечаю Ване, а сам задумываюсь. – Знали бы, какие средства в поход вложили. Это сейчас им на пикнике весело. А назад вернутся, память включат, точно отношения выяснять начнут, упреками сыпля. Хотя идея благородная. Видимо Игорь хотел подарить младшему поколению билет в славное будущее, и себе что-то выгадать, да не срослось.
– Ты чего завис? Але, – одернул меня Ваня.
– Все в порядке. Просто некоторые мысли высказать не могу. Опасно, да и не поймет никто. Кстати, Игорь говорит, они от любителей красных повязок убегали, так что местечко не спокойное.
– Не парься. Мне братаны уже объяснили. В общем, в горах свои порядки, здесь никого не прессуют.
К шумной компании мы возвращаемся уже в полной темноте. На отрытом воздухе зябко, по мышцам пробегают судороги, и ноги сами собой ускоряются, приближая меня к жаркому костру. Сижу, греюсь, тихо радуюсь хоть каким-то гарантиям безопасности, ибо неписанные правила чаще сильнее обычных. Однако, обескураженный разум суетливо выстраивает логические цепочки, надеясь помочь глубоко погруженной компании. Видимо, реальность решает мне подыграть. Уже знакомый Сережка откладывает гитару и нацеливается идти к палаткам.