Полигон

Глава 5

Огромный столб дыма нёсся от города к небу, отравляя воздух и вид и без того некрасивого города. И остальные части города трёх берегов не смотрелись здесь как–то иначе – казалось, будто старые грязные части города других стран вот–вот вспыхнут как очищающий огонь от всей этой грязи. От порта отходили суда, дабы огонь не перенёсся и на них. Ганса не радовала перспектива быть убитым толпой разъяренных идиотов–патриотов, устроивших нападение на Имперские торговые корпорации, но видеть беспорядки, причиной которых стали они сами, Гансу было весьма неприятно, не говоря уже о яром патриоте Августе. Да и вообще, столь яркие и быстрые события в его жизни сильно изматывали. Хотя Джона это очень обрадовало – так он ненавидел чтущую закон и порядок Империю, что угрожала ему одним своим существованием. Ганс, пытаясь мыслить позитивнее, был чертовски рад, что Август не сказал ничего лишнего пирату, иначе радость от спасения в таверне продлилась бы недолго. Корабль пиратов под черным флагом возвышался над остальными малыми судами, часто можно было заметить завистливые и укоризненные взгляды от проплывающих мимо моряков. Корабль отходил от пылающего города, и начинался новый этап в путешествии. Его капитан встал из–за стола, который он и возглавлял, поднимая бутылку рома сквозь светлые прорези света от стекол, заделанных витражом, прокричал:

– Сим провозглашаю всех новоприбывших пиратами Великого моря! И да спасёт вас буря, укроют вас тени и да не нацепят на вас цепи! – Джон почти мгновенно осушил рюмку рома, и даже не сморщившись, наконец сел за добротный подготовленный для новобранцев праздничный стол, – а вы ребята смешные! – он засучил свою треуголку назад и очень круто облокотился назад, – из–за своего скудоумия охотитесь на Богов, и стремитесь правду, но натравить разъяренную толпу на имперские корпорации?! – Ха! Вы идеальные пираты! Что ж, вот только вернётесь вы на Родину – вас тут же повесят, причем свои же соотечественники, не удивлюсь если вы окажетесь в розыске на всей территории Южного союза. Империя этого так не оставит. Нет, ну вы серьёзно? Напасть на «Амазонскую торговую корпорацию»? – Джон принял серьезное выражение лица, – итак, старина Тит! Сколько дел, сколько тонн контрабанды мы провезли! И теперь… проникнуть в Великий лес по мелководной Висле, минуя тварей, что там живут? Ну это уже слишком. Кому ли как ни тебе, известно, что Белая башня охраняется лучше, чем невинность Бренейской принцессы.

– Да брось, Джон! Такое уж точно можно будет рассказать детям, – отпил Тит рома и пристально посмотрел на Джона.

– По всей Долине у меня с полсотни детей, всем и не расскажешь. Ты хоть сам понимаешь, что это бред?

– Понимаю, Джон. Но такова воля Богов, иначе нас бы здесь не было. Придётся провернуть это дело и остаться в живых. И вернуться. Домой.

– Что? Домой? Ты серьезно?

– Да, мой друг.

– Тысяча мертвецов! За дело! – Джон вскочил со стула и подозвал к себе Тита. Тот неспешно встал со стула, и они оба подошли к настенной карте Долины. Джон небрежно выделил карандашом область Великого леса и стал обсуждать план вторжения. Хотя не было видно, что он как–то хотел выслушать Тита, скорее он говорил это сам себе, – эллины и имперцы сцепились у устья Вислы, борются за торговый путь на юг. Если один корабль пройдёт мимо них, они даже внимания не обратят на это. Но…меня пугают бренейцы.

– Что с ними?

– Ничего особенного, просто пугают.

– О Боги, что ты опять натворил?

– Ничего! – Джон откупорил вторую бутылку и застенчиво улыбнулся, даже засмущался, – снова украл бухло из дворца.

– Завязывай со своими шутками.

– Да если бы… – он встал и достал из комода бутылку, обмотанную бордовой шелковой тканью и вручил её Титу.

– Сука, да ты издеваешься. Ты понимаешь, что это уже не просто преступление, а оскорбление личного характера? Да ладно бы ты один раз его спёр, но третий, сука, раз подряд – это уже слишком.

– В моих делах меня направляют и защищают Боги.

– Хочешь сказать, что ты не сам это придумал? – Тит запнулся, и исподлобья глянув на остальных, прошептал, вышло это не слишком тихо, – Ты увидел знамение?

– Боги развлекаются как могут, что уж тут поделать.

Команда, несколько уставшая и несколько удивленная их разговорами, наблюдала за ними со стороны.

– И почему преступники там любят ударятся в религию? Хм. Возможно, это их единственное утешение для самих себя, ведь преступник не может быть адекватным. Если человек выбрал для себя путь зла, он не может быть нормальным.

– А тебя, надо думать, кинули в Ангейт по ошибке? – вполне справедливо упрекнул его Сайлес. Август промолчал, – молчишь? – правильно делаешь. Вот молчал бы ты всегда. Мне вот интересно, все имперцы такие надменные?

– Нет.

– Ну вот видишь. Глупо судить по одному человеку о целой нации, как и о целом явлении по одному последователю.

– Глупо судить, что принадлежность к определенному народу существенно влияет на умственные или нравственные особенности человека. В первую очередь это зависит от воспитания и образования. Возьмите любого дикаря с Эмирата и с рождения воспитайте его в любой демократической стране Южного союза. Он больше не будет дикарем. Однако я не могу сказать, что все культуры равны. Каждое общество хорошо по–своему, и я это уже говорил. У каждого общества есть свои правила поведения и свое понимание что такое «хорошо» и что такое «плохо». Однако выбирая между любыми явлениями материального мира, судить о них следует исключительно по отношению к себе. Рассмотрим, например, эмират. Хотел бы я чтобы меня забили палками из–за религиозных предрассудков? – нет. Хотел бы я чтобы мои родные и близкие подвергались насилию? – нет. Хотел бы я быть женщиной и не иметь вообще никаких прав? – нет. Хотел бы я жить исключительно в рамках идеологии, определенной государем или Богами? – нет. А теперь вернемся к Южному союзу – Хотел бы я свободно говорить всё, о чем только думаю? – да. Хотел бы я иметь возможность жить тот жизнью, которой я хочу жить? – да. Хотел бы я жить в безопасности и законности, где ничто не угрожает ни мне, ни моим близким? – да. Мы говорим о принятии другой точки зрения, но как можете вы принять ту, что в основе своей имеет только тезис – уничижение человека. Поэтому мне и непонятна политика Южного союза в отношении дикарей. Они – дикари, но мы–то добрые, пусть издеваются над людьми дальше и несут всю эту грязь сюда. Люди может и равны, но культуры точно не могут быть равны; и нет, я не надменный, просто мозгов у меня больше одной извилины. Однажды орлы легионов воссияют над каждой пядью земли в Долине, мы принесем вам цивилизацию и истинные ценности, в основе которых – человек.

– А параллельно истребим всех, кто этой цивилизации не просил?

– Лес рубят – щепки летят.

– Вы слишком молоды, глупы и счастливы, чтобы заниматься философией. Кроме того, твои противоречия напомнили мне одного художника, родом из…

– Заткнись и соблюдай обет молчания, пьяная морда, – осёк Тит Джона, – давайте лучше выпьем! За дела грядущие и бухло текучее!

– Ты был прав, Ганс, – от души посмеялся Тошлер.

– В чем же?

– Если нас не перебьют, мы точно сдохнем из–за алкоголя.

***

Ганс, никогда не знавший меры в алкоголе, досматривал сон и что–то бормотал себе под нос. Он улыбался. Внезапный грохот, он поморщился и прикрылся одеялом, но грохот повторялся и повторялся, и каждый раз всё сильнее. Наконец, страшной силы грохот и полетевшие в него щепки с резким потоком воздуха испугали и заставили Ганса резко вскочить, он босыми ногами угодил в раскаленные угли и проматерился. Средняя палуба была в огне и в дыму. Он закашлялся и запнулся об обгоревшую балку, упал на чьё–то окровавленное тело и сам запачкался кровью. Корабль разрывали на куски. Пираты развёртывали баллисты, но они уже утратили инициативу. Ганс огляделся, поднялся на ноги и бросился к своему гамаку. Он выхватил плащ и прикрыл им лицо, глаза слезились, он наощупь стал одной рукой надевать сапоги. Нога предательски скользила меж сапог, дым становился всё сильнее, глаза жгло едким дымом, как тогда в Ангейте, он закашлял ещё сильнее, сквозь боль и слёзы он всё же натянул сапог и перекинул плащ через плечо. Ганс также наощупь отыскал свою кольчугу и катану, им овладевала паника, как тогда, при разрушении Ангейта. Он крепко прижал к груди катану и кольчугу и как младенец, только учившийся ходить, запинался об каждый предмет, названия которых он сейчас бы и не вспомнил, он задыхался. Ганс едва ли не выронил свои пожитки и второпях старался прикрыть плащом лицо, и было бы уже слишком поздно, если бы сильная рука не взяла его за шиворот и не понесла дальше. Ганс откашливался, он чувствовал, как начинает терять сознание, но вдруг вместо дыма он почувствовал свежий воздух с примесью дыма и пороха, рука, что вела его за шиворот резко выкинула Ганса и тот ударился лбом обо что–то твердое, но он не чувствовал иной боли, кроме той, что разрывала ему глаза и лёгкие, рука повела его дальше и Ганса швырнули вверх, откуда доносился свежий воздух и приятная морская влага.

– Бери его! – прокричал чей–то знакомый голос и у Ганса силой отняли его имущество, он упал на что–то множественное и твердое, в голове у него промелькнуло что это лестница. Четыре руки силой схватили его за плечи и швырнули его об стену, он ударился головой, но Ганс с жадностью глотал воздух. Вокруг был настолько непонятный шум, всё звенело, но его это не интересовало – не остаться бы в огне, как они, как тогда… – вспоминал Ганс падение Ангейта. Он старался открыть глаза, он потянул руку чтобы протереть глаза от слёз, внезапный поток воды по лицу привёл в чувство Ганса, вода казалась такой живой, такой животворящей. Ганс вспомнил одну из присказок фламинов, что им читали в приюте: «…жаждущему дам даром от источника воды живой…», но ощущение эйфории долго не продлились: его начали трясти, а вдобавок Ганс получил пару хлёстких ударов по лицу и сквозь слёзы посмотрел на своих обидчиков: он был уже на палубе, его швырнуло не об стену, а об борт, а над ним стояли Август с Сайлесом, и вбегающий обратно на среднюю палубу по лестнице Айварес. Сайлес был очень зол, Ганс никогда его таким не видел. Он, прислонившись спиной к бортику, опёрся на руки чтобы встать, но Сайлес резко замахнулся и ударил того по щеке, Ганс снова упал, а в голове, вдобавок ко всему, очень больно зазвенело.

– Ты идиот? Вот скажи мне: ты идиот? Ты мог сгореть заживо или задохнуться, надо было сразу бежать, а не собирать шмотки по всему кораблю, хренов атсинганос… – беспомощному и дезориентированному Гансу оставалось лишь смотреть на то как Сайлес замахивается снова, но Август заломил его руку и оттолкнул его. Сайлес резко обернулся и судя по взгляду был готов убить Августа.

– Хватит! Нам нужно вытащить коней до следующего залпа! – прокричал Август.

Сайлес устремил свой взгляд на вражеский корабль после чего выдохнул, очень громко и надрывистым голосом сказал – пошли!

Они с Августом, резко побежали по ступеням вниз, откуда всё ещё шёл тот самый дым, что едва не прикончил его. Август, почти полностью скрывшись из виду, оставив лишь голову, резко обернулся и посмотрел на всё ещё приходящего в себя Ганса.

– Чего ты, сука, разлёгся?! Помоги остальным! – и скрылся из виду.

Ганс рукой подтянул к себе катану и всё ещё прибывавший в состоянии шока, но уже не в опьянении, стал подниматься, судорожно осматривая палубу корабля: он был усеян телами пиратов, тут и там сияли очаги огня, он поднялся на ноги и даже не стал подбирать свою кольчугу.

По левую сторону от корабля яркими вспышками от зажжённых болтов баллист, мерцал огромный корабль со светлой окантовкой, лунные лучи падали сверху на белый флаг с красным крестом – флаг Бренея. Ганс, всё ещё не отошедший от скверного состояния стал осматривать палубу. В паре шагов от него лежал дергающийся пират, Ганс тут же бросился к нему и упал на колени. Пират старался цепляться руками за борт корабля, как бы цепляясь за жизнь, взгляд его был безумен и окаменевший, изо рта у него текла кровь, а в груди торчал окровавленный арбалетный болт. Он уцепился за Ганса и жалобно на него посмотрел. Ганс испугался и старался убрать его руку, но пират не отпускал, будто бы Ганс его последняя надежда. Наконец, хватка слегка ослабла, и пират замер. Ганс резко откинулся назад и вскочил на ноги. Корабль снова разразила очередь атак баллист и Ганс попятился назад, едва ли не упав за борт. Корабль разрушался прямо на его глазах: болты баллист разрывали дерево и покрывали его огнём; одна из огромных стрел угодила прямо в мачту, расколов её надвое и повалив огромное бревно с черными парусами на левую сторону корабля.

– Проклятые Томми! Хватит разрывать мой корабль! – завопил Джон. Новый залп баллист с вражеского корабля в очередной раз пронзил корабль на сквозь, оставив после себя лишь щепки, дым, и человеческие жертвы. Ганс успел упасть и прикрыть голову, его руки рассекло осколками, он сжал зубы и встал, – к берегу, сучьи псы! Разворачивай! – ещё не отрезвевший командор лицезрел перед собой последние минуты своего корабля, своего боевого друга, с которым он прошёл через многое, и последние моменты жизни его боевых товарищей–пиратов, которые навсегда останутся с этим кораблём, – пли по готовности! Никогда ещё вольный человек не становился на колени перед властью!

Ответные выстрелы с корабля Джона по левому борту уже никак не могли повлиять на ситуацию.

– Второй корабль с юга! Знамя… бренейское! – Прокричал Долдер, вместе с Болдером обстреливающих арбалетами вражеский корабль.

– Мать твою, Джонни! Что ты натворил? Нельзя грабить крупные торговые суда! Нельзя! Нельзя наносить Королю Бренея личное оскорбление! Нельзя! – Тит едва ли не разрывал на куски несуразного капитана, он взял его за грудки, но бросил бессмысленную затею и упал на колено, уклоняясь от залпов арбалетов.

– Старый пердун, всё было по велению Богов – как и сбор тобою отряда самоубийц! Но ты передашь тем бравым солдатам на корабле мои извинения? – отмахнув на Тита рукой, Джон потянулся к поясу и зарядил в свой маленький, казалось бы детский арбалет и зарядил его. Он потянулся к поясу и достал непонятный круглый шар, который он закрепил на острие болта, – а теперь, господа бравые рыцари, верные подданные своего Короля… – невозмутимо и с наигранным пафосом, увернувшись от щепок, летевших от очередного взрыва на верхней палубе, и сделав вид что ничего и не было, выпрямился и выстрелил в сторону корабля неприятеля. Через секунду на палубе произошла резкая вспышка пламени, объявшая часть корабля, он отбросил арбалет в сторону и продолжил свою речь, – этот день вы запомните, как день, когда вы чуть не смогли поймать…

Тит схватил капитана и кинул его за борт, он хотел было прыгнуть тоже, но посмотрел на Ганса. – покинуть корабль!

Ганс, всё ещё прокашливающийся, вспомнил про друзей, убежавших вглубь корабля, да и Тошлера с Йослихтом не было видно. На мгновенье Ганс увидел как с вражеского корабля начали стрелять из арбалетов, он хотел было залечь, но Тошлер сбил его с ног раньше.

– Да что с тобой такое? Болт в башку хочешь? Йос? Йос, что там?

Ганс обернулся вместе с Тошлером на Йослихта, сидящего над телом пирата, и старательно надавливающего ему на грудь, и после каждого раза прислоняя голову к нему.

– Август с Сайлесом побежали внутрь за конями! Помогите им! Пора валить уже отсюда! – ответил ему Йослихт.

– Как ты там говорил – и что ж я маленьким не сдох? – Тошлер резко развернулся и хотел было побежать в трюм, но вырвавшиеся оттуда кони едва ли не сбили его с ног и как по команде спрыгнули в воду.

– Все за борт! Полундра, сука! – прокричал Айварес и помчался к борту, когда новая очередь выстрелов баллист прокатилась по кораблю. Ганс мгновенно вскочил, не забыв при этом прихватить кольчугу и еле как зажав плащ между подбородком и плечом, тоже спрыгнул в тёмную воду, отблесками играющую светами луны и разрываемого огнём корабля. Он очутился в свободном падении, и казалось, что стрела пролетела прямо над его головой, устремившись дальше, и пролетев далеко, упала в воду. Ганс открыл глаза в чёрной мутной воде и уже через мгновение вздохнул свежий запах воздуха вперемешку с дымом уже на воде. Над морем, неистово бушующем волнами, захлестывающими Ганса и вынудившими его сбросить часть своих вещей в морскую бездну, стоял густой туман. Он обернулся на корабль, едва скрытый туманом, уже больше похожим на изорванную горящую тряпку, носовая часть которого уже кренилась вперед, разделенная огромной трещиной сверху, Ганс не стал засматриваться и зажал меч подбородком, стал оглядываться по сторонам, в поисках берега. Вокруг него было несколько человек из команды Джона: растерянные, пьяные и дезориентированные. Глядя на них, он точно удостоверился что помощи ждать уже неоткуда.

– Звезда! – прокричал Август.

– Знамение! – прокричал Йослихт.

– Да хоть трусы Королевы Френии! Плывем туда! – Проорал Джон. – Скорее!

Заслышав голоса друзей, Ганс обернулся на крики и увидел в небе яркую вспышку красного племени. Маленький огонёк, исходивший ярчайшим светом и падающий вниз. Затем ещё, и ещё. Такая же вспышка, как и в тот роковой день у Ангейта, только красная. Ганс поймал себя на мысли, что, возможно, это и есть знамение. И какая–то невидимая сила действительно вела его вперед и не давала умереть. Ганс поплыл за остальными к вспышке, впереди что–то орали, Ганс сквозь плеск воды едва ли различал басовый голос Айвареса и звонкий голос Августа, то и дело препирающихся друг с другом. Ганс плыл наперекор волнам, и каждая из них била ему в лицо, пару раз Ганс чуть не захлебнулся, он подбадривал выбившихся из сил моряков, пока один из них после наплыва очередной волны не ушёл под воду. Ганс опустился под воду и поплыл по направлению к нему. Сквозь мутную воду, где глазами, что бурно реагировали на соленую воду, Ганс пытался руками нащупать того человека, пока не увидел мгновенно приближающийся по направлению к нему огромный светлый силуэт, он успел выхватить свою катану как эта рыба ударил его носом в грудь с такой силой, что Ганс выкинуло на воду.

– Придурок! – мгновенно получил затрещину от Долдера Ганс, – ты поплавать решил? Лучше времени было не найти?

– Человек… человек ушёл под воду. Там… – нервным голосом быстро проговорил Ганс, – меня вытолкнул… вытолкнуло что–то, мы должны…

– Плыть к берегу. Плыть к берегу, пока Бренейцы не пустились в погоню, – перебил его Долдер, по щеке которого лилась кровь.

– Но там…

– В Долине итак полно способов умереть. Поплыли!

Чувство вины и ответственность за чужую жизнь тяжким грузом легли на сердце Ганса, хотя в глубине души он понимал, что уже ничего нельзя сделать, хотя бы потому что он существо земное. Он поплыл за всеми в ту сторону, где была видна та вспышка, знамение, падающая звезда, или чертова хренотень, как бы выразился Джон и его команда. Но чем бы не являлось то явление, туман постепенно расступался, и они уже видели кроны деревьев вдоль берега.

Догорающий Корабль сиял воде на фоне лунной игры света, ознаменовывая долгожданную победу флота Бренея над самым ужасным пиратом всей Долины. Ганс, наконец, почти доплыл до берега, он попробовал ногой достать до дна и у него получилось. Обессиливший он наконец убрал меч от подбородка и расслабил горящие от боли мышцы шеи. Он побрел к берегу, и добравшись, упал лицом в песок и тяжело выдохнул. Джон и его друзья уже добрались до берега: кто–то отжимал свои вещи, кто–то просто сидел, Йослихт бегал по людям и спрашивал, не нужна ли им помощь, а кто–то, как и Ганс, лежал лицом в песок.

– Поднимайте свои задницы, лентяи! – Джон пнул Ганса по ноге своим острым железным носком и Ганс резко перекинулся на спину, поймав себя на мысли, что больше никому не даст себя ударить, – может костёр разведем, чай запарим, а? Бренейцы ведь ах как любят чай! Поднимайся, не то бравые рыцари короля поднимут тебя на эшафот.

– Какая муха тебя укусила, что ты снова додумался украсть королевское вино прямо из дворца? Ты идиот? Ты не мог сказать сразу что в списке людей, которые тебя ходят убить – весь Королевский флот Бренея, а?

– Да ты, Тит, совсем размяк! Что может быть лучше морского прорыва с погоней и разорванной в клочья обшивкой, с десятком бочек рома и распутных женщин!

– А теперь твой корабль лежит на дне морском, а большая часть команды убита! Мы чудом улизнули!

– В третий раз тебе повторяю: зато какое шоу, не правда ли?

– А…Всё ради шоу… Но ведь?..

– Боги сами дали мне пришли ко мне и наставили на путь. Как пришли они и к нашим соперникам, дружище. Мы с тобой лишь пешки в руках Богов, так давай же исполнять свою роль на этой доске молча и беспрекословно.

– Какое, мать вашу, шоу? Поначитаются алкоголики философских трактатов и делают вид что познали жизнь. Ай, безнадёга!.. – реплика вымокшего до нитки Айвареса, стоящего в воинственной позе, позади остальных таких же вымокших, голодных и замерших людей, заставила двух преступников поумерить свой пыл, – может быть, вы, сорвиголовы, наконец расскажете, что всё это значит? И где мы теперь!?

– Для начала нужен ром, – Джон достал из–за пазухи бутылку рома, откупорил её, и сразу же опустошил остатки, – мы не успели миновать Науканэйлс, значит мы в Ронеи. Чудесная страна!

– Что!? Вы, два идиота, затащили нас в эту глушь? И где тут медведи с балалайкой? – Август с особой страстью смахнул воду с волос, спадающих на лоб и пошёл к берегу чистить сапоги.

– Вообще–то эта страна очень удивительна и многогранна, но… в общем–то ты прав, – Тит неловко улыбнулся и рассматривал своих компаньонов. Ему нужно было придумать что–то убедительное, – друзья, если мы и дальше будем грызть друг другу глотки после каждой неудачи, то и не доживем то Великого леса. Хотя кто знает, какие угрозы ждут нас там.

– И какой у нас теперь план? Ганс? Есть идеи? – тяжело вздохнул и сказать хоть что–то существенное Айварес.

Ганс мерно гладил своего коня – сильно досталось же бедняге. Он обернулся на Айвареса и осмотрел друзей: все были потрепаны.

– Нам нужно идти дальше. Если уж это чучело из Камелота, именуемое монархом, хочет тебя убить…

– Да! Наконец–то мои заслуги перед миром признаны во всей своей красе!

– … то никакие межгосударственные договоры о границах его не остановят. Убьют при этом пару сотен местных жителей да с несколько десятков солдат, а потом тихо и спокойно обсудят всё за столом, а простым смертным скажут, что это просто недоразумение. Нам нужно в Великий лес. Может быть, в Ронее мы найдем способ туда добраться, но надо перевести дыхание.

– Кстати об этом… Есть у меня один знакомый лесник, что знает Великий лес, а в бутылке всё ещё плескается ром…

***

Луна всё ещё стояла на небосводе, когда они забрели в первое попавшееся им поселение. Ганс сотни раз слышал рассказы о вечных морозах и домах, сложенных из бревен без единого гвоздя, о замкнутых людях загадочной страны на востоке, богатой и непокорной, отделенной от Южного союза горным хребтом. И только им стоило миновать хребет, они очутились в этой сказочной стране, на себе прочувствовав суровость морозов позднего лета. Пять уцелевших коней нагрузили всем что успели вытащить из корабля, и как можно быстрее они поспешили в первый город. Местная стража, хоть и с подозрением, но всё же пустила их – уж очень они походили на роль неряшливых путешественников, коих в Долине было слишком много, чтобы обращать на них внимание. Не смотря на знойный утренний мороз, маленький городишко уже вовсю жил. Отряд промерз до костей, после воды и теперь уже в этих краях. Ганс обернулся в свой плащ и старался совершать как можно больше движений чтобы согреться, прежде чем они дойдут до таверны.

– Ляжешь спать – проснешься бабочкой, – подбодрил его Август, смеющийся со своей шутки.

– Ты совсем мороз не чувствуешь? Откуда у тебя силы на шутки?

– Друг мой, я просто стараюсь мыслить позитивно, ситуация, знаешь ли, не сильно к этому располагает. Я три года жил в темнице, где не было ни чуточки тепла, поэтому холод для меня что–то родное.

– Хотел бы я мыслить также.

– Увы, вашу пыточную разрушили Боги. Но как только найдем их, ты всегда можешь походатайствовать о её восстановлении.

Ганс неодобрительно фыркнул, и они пошли дальше. Они вышли на центральную площадь с ратушей и напротив стоящим храмом с большими куполами цвета золота.

– Как думаешь, Сайлес, они и в правду из золота? – с удивленным видом сказал Ганс.

– Я был в одном соборе в центре Елисейта, его нарезные скульптуры просто поражают воображение. А какие статуи! Народы Долины трепетно относятся к Богам, не думаю, что ронейцы – исключение.

– Ну вы и клоуны, – просмеялся Йослихт.

– Что? – недоумевающе спросил Сайлес.

– Ты хоть представляешь сколько будет стоить отливка купола из золота?

– Наверное, много.

– Много – неправильно, дохрена – правильно. Скорее всего это либо позолота, либо очень хорошая краска.

– Сука, а ведь молвили что здесь медведи по улицам бродят. Пока вот, ни одного не увидел, – заметил Айварес, натолкнув всех остальных на определенные мысли.

– Ага, а в Френии то и делают что пьют кофе с круасанами и вечерами потягивают вино, размышляя о любви. В таком случае эми смогли бы изрядно их шантажировать! Ты только представь – пригрозить всей Френии, дескать, вы, лягушатники, больше не получите кофейных зерен, хе–хе! Тут же целое состояние можно выпросить! – Высказался Джон.

– Или получить войну, – посмеялся Ганс, – война из–за кофе. Звучит также абсурдно как война из–за свиньи.

– Если б наш мир не был таким абсурдным, я бы сказал, что это невозможно. – но если так подумать… По Долине распространено множество стереотипов о народах. Сюда же можно добавить, что бренейцы круглые сутки пьют чай с молоком и строят козни как захватить весь мир, – размышлял Сайлес.

– Со слухами всегда так – мало что совпадает с реальностью, – отметил Тит.

Тит остановил первого прохожего и стал задавать вопросы где здесь можно остановиться. Пока тот узнавал, Ганс обратил внимание на доску объявлений у городской ратуши, особо ничем не примечательная, на ней висели самые разные объявления, но он обратил внимание лишь на две бумаги, висящие впритирку друг к другу. «Контора Павла объявляет новый набор клиентов для спасения тебя, мой дорогой клиент, от ужасов армии. Прошу заметить, что наши методы абсолютно законны, а слухи о том, что мы отрубаем клиентам пальцы – всего лишь жалкое вредительство со стороны конкурентов.» «Контора Михаила продолжает спасать людей от тирании властей. Если тебе нужна помощь в том, чтобы не видеть ужасов войны, тебе прямая дорога ко мне! Искусство рождает жизнь, а все слухи о том, что наша музыка, с помощью которой мы и помогаем Вам, абсолютно беспочвенны, она полностью безопасна для человеческого уха. В отличии, от методов наших конкурентов.»

Ганс посмеялся вместе с Сайлесом, они уже хотели вернуться к остальным, но внимание Ганса привлекли маленькие смятые и наспех приклеенные на объявления городских властей бумажки. «Все проблемы идут с детства: наш городничий, будучи ребенком, не смог как следует поиграть в снежки, зато сейчас он с лихвой это компенсирует и не убирает снег. Лопаты он ненавидит. Горожан тоже» «Надежды больше нет, ведь последняя ласточка была сбита над водоемом между пристанищем врага и местом хранения божественной премудрости. И нет спасения тем, что молча наблюдал и не отомстил.» «Беги. Прячься. Молчи.»

– Что за бред? Кто это писал? – недоумевая, и, одновременно, злясь, сказал Ганс.

– Это не бред. Это акт гражданского неповиновения. Ронейцы не будут протестовать против беспредела властей, неспроста эту страну называют страной слуг и их вельмож.

– Просто писать об этом, серьезно? Может стоит им объяснить, что когда с твоим ртом против твоей воли проводят весьма интересные манипуляции, нужно не мычать что–то вроде «только не на лицо», а надо встать и дать по морде?

– Мы не можем дать им свободу, мы можем лишь научить их, как овладеть ею. Но за нас это уже сделала история. Это их выбор, они это заслужили.

В городе стояла безмолвная тишина. В свете луны можно было разглядеть те самые дома, построенные без единого гвоздя, о которых столько разговоров, ухоженные улочки, покрытые инеем и редко проходящих людей. Ганс даже и не думал о красотах и удивительностях сей страны – он хотел спать, как и все остальные. Они остановились в маленькой таверне, сняли одну комнатку, купили вяленой рыбы, наспех перекусили, понабросали свои вещи и на них же легли спать.

***

Несмотря на усталость Ганс всё никак не мог уснуть. Он то засыпал, то просыпался, ему всё казалось, что он либо что–то забыл сделать, либо сейчас что–то произойдет. Ганс привстал, упер руки в лицо и потер глаза. Он никак не мог сообразить, сколько времени прошло, Ганс посмотрел на своих друзей, что спокойно спали на полу. Он улыбнулся, но улыбку тут же свело, поймав себя на мысли что возможно это их последняя ночь. Спали все, кроме Тита. его вещи были аккуратно сложены в углу, а самого его не было. Юношеское любопытство разыгралось и Ганс пошёл его искать.

Он вышел из их комнаты с одной кроватью, вспомнил про коней, и то, что теперь он понятия не имеет где они. Он помнил, что они приехали с ними, но точно не мог вспомнить где они теперь. Сильно зевнув, он закрыл за собой скрипящую дверь и обнаружил одиноко сидящего Тита у камина в зале таверны, что ныне пустовала. Ганс и вспомнить не мог, видел ли он пустующие в ночи таверны. Тит сидел и что–то чиркал у себя в дневнике и не заметил Ганса. Он подошёл к нему и присел рядом. Тит прикрыл книгу и улыбнулся.

– Не спится? – спросил Ганс.

– Да, сынок, – ответил Тит и чуть отодвинувшись от Ганса, продолжил писать. Повисла гробовая тишина, изредка нарушаемое чуть слышным тлением бревен. Ганс был хоть и помятый, но в голове его крутилась одна мысль, задавшись которой раньше, все было бы совсем иначе, так ему казалось. Казалось, что это самая важная деталь всей истории.

– Тит… я вот подумал, – тихим и уверенным голосом сказал Ганс, – почему ты стал контрабандистом? – Тит промолчал. Поначалу он подумал, что обращаются не к нему, так сильно он был увлечен своими записями в дневнике, что пропустил слова Ганса мимо ушей Он медленно и без лишних движений убрал книгу и уставился в огонь.

– Ради дочери, Ганс. Она – самое ценное что у меня есть. – Тит молча смотрел в костёр, обнажив все свои продольные старческие морщины. Из–за своего напористого характера и всегда активной жизни он никогда не казался таким старым, каким выглядел сейчас. Ганс удивился, ведь в самой первой их встрече ещё в деревне, он сказал, что остался совсем один.