Глава 4
Город от них отделял маленький холм, взобравшись на него взору маленького отряда путников предстал ошеломительный вид на город с тремя берегами, рассечённый рекой, по которой одновременно плыли десятки судов: больших и малых, вселяющий трепет в сердце огромных боевых кораблей и вызывающих жалость старых малых иссохших рыбацких шкун. Вся суша испускала маленькие, но сбирающиеся в кучки столпы дыма, исходящие едва ли не из каждой крыши города. Тит выругался, сказав, что они будут искать его целую неделю, а то и больше. Как моряк, а под старость лет и контрабандист, он прекрасно знал все злачные места города трёх королей, но даже это не означало, что они найдут самого отъявленного пирата Долины – Командора Джона Черную душу.
Тригум был типичным портовым городом: грязь, неизменный запах рыбы, развратные женщины и море пьяных моряков, но было в нём и кое–что особенное: находился он одновременно на территории всех стран Южного союза – Бренея, Френии и Елисейта, каждое из которых внесло свой вклад в развитие этой важной торговой артерии всего юга Долины, и каждое из которых стремилось владеть им полностью, отнюдь не законными и не правильными с точки зрения обычного человека методами. Но не это их интересовало, хотя Айварес изрядно погрустнел при виде города. Они остановились на самой вершине холма и немного отъехали в сторону от серпантина. На них не обращали внимание проезжающие купцы – здесь, как и в столице, даже с утра кипела жизнь.
– Так, Тит… – Ганс достал свернутый кусок бумаги и развернул его – это была подробная карта города, заранее закупленная для каждого из них предусмотрительным Айваресом, – куда нам?
– Зная старину Джона, он сейчас засел в самой шумной таверне на краю города, там безопаснее всего: быстрее всего уплыть в любом направлении реки. Значит, туда и дорога. А если приглядеться… лучше всего будет идти вдоль берега, насколько это будет возможно, и искать черный корабль со спущенными черными парусами.
– Но ведь это преступник! И самый опасный пират! Как может он так спокойно пришвартоваться в городе, что принадлежит трём королевствам, и все они хотят его голову?! – негодовал Сайлес.
– А? расслабься, Сайлес. В Тригуме законы не действуют. Даже наоборот – потворствуют преступности, – Тит постарался донести до него правду жизни.
– Впрочем, как и любые законы, – заявил Долдер.
Они неспешно стали съезжать в город по узкой грунтовой дороге. Весь товарооборот был обусловлен развитой транспортной морской сетью, отчего необходимость в дорогах резко отпадала.
Спустя несколько минут резкой обрывистой дороги, они предстали перед въездом в город. Шестеро стражников, по три человека с каждой стороны башни, в начищенных и сверкающих доспехах, резко отличающиеся от общей картины грязи, стояли, оперевшись на свои алебарды. Они проехали ворота и взору их предстал самый грязный город на свете.
– Стража здесь работает только когда кому–то надо. По всему городу установлены сигнальные огни, как только зажигается хотя бы один – городские ворота на всех берегах закрываются, а стража через некоторое время начинает искать вредителей. Вот только каких – без понятия, – Айварес тяжело выдохнул и натянул плащ на рот и нос из–за резко появившегося запаха улиц, – я прослужил здесь с братом три года. Сколько же было у нас возможностей раз и навсегда захлопнуть поток всех запретных веществ в страну, если б не воля на то властных лиц и богатейших людей в стране. Но видимо всё идёт своим чередом и не меняется, – и с доброй улыбкой взглянул на Тита.
– Ещё бы, – ответил тот.
Жилой район Тригума, в который они въехали, представлял из себя сотни домов, построенных буквально друг на друге. Теснота, отсутствие свободного для жизни пространства, зеленых насаждений и всякого солнечного света убивали здесь дух жизни. Узкие грязные улицы, в которые едва ли войдёт четыре коня, как вены пронзают тело человека, хаотично связывали между собой город. На первых этажах домов были расположены ремесленные лавки и другие заведения, откуда–то и дело они получали неодобрительные взгляды со стороны работающих в них мужчин. С верхних же этажей, из тех малых оконных дверок, что давали солнечный свет в эти маленькие каморки, что называли люди своим домом, изредка выглядывали дети. Постоянно стояла вонь из порта и улицы: помои выбрасывали здесь же в окна, пару раз даже перед ними, но тут же завидев семерых грозного вида всадников, нечистоплотные люди сразу же пропадали из виду. Они ехали цепочкой друг за другом, Ганс ехал третьим, позади Тита и Айвареса. Люди с утра, в основном рабочие, куда–то спешили, но в отличие от столицы здесь не было ощущения жизни. вообще никакого. Даже район бедняков в Елисейте, несмотря на своё плачевное состояние, выглядел более обнадеживающе. Воздух здесь затхлый, противный. Стоило поднять голову, и небо, как через стекло смотрелось через дым, исходящий из сотен маленьких мануфактур в этом городе.
– Люди серьезно по собственной воле живут в этих тесных коробках? – поинтересовался Сайлес.
– Более того, они по своей воле влезают ради него в рабство от банка, – ответил ему Йослихт.
– Больные ублюдки.
Отряд плавно проходил по улице, прохожие покорно расступались, то и дело презрительно озираясь как на всадников, так и на всё живое вокруг. Ганса очень удивило такое поведение людей в этом маленьком лишенном радости жизни краю; что вполне закономерно – человек, не имеющий в жизни ничего хорошего, будет нести миру сплошное негодование, ибо ничего другого в данный момент он не может принести. Ганс призадумался, можно ли помочь этим людям? Они ведь не от хорошей жизни стали такими? Следующее событие поменяло взгляды Ганса.
Они проходили мимо полдюжины подозрительных людей, на чьих спинах красовались рукояти мечей, они проезжали тот участок улицы, что был переполнен людьми и кузнями вокруг них. Тит с Айваресом отдалились чуть дальше, и расстояние между ними стало быстро заполняться толпой, вокруг гремел звон молотов стоял гул. Один из бандитов притёрся близко к коню Ганса толкнул и толкнул того в левый бок, резко выкинув руку и схватив Ганса за плащ.
– Смотри куда прёшь, стиляга! – и резко потянул плащ на себя. Ганс в последний момент отдёрнул плащ и еле удержался на коне. Лысый бандюга с удивленным и слегка обиженным лицом резко переменил его на злое и свёл брови, он потянулся за своим мечом, но Август его опередил: он резко выскочил вперёд на коне и приставил сияющее лезвие к горлу нерадивого разбойника.
– Айн ар арзайн, кулитн юнлинг, – это прозвучало с ярко выраженным звонким жёстким Имперским акцентом, о котором Ганс мог только прочитать в книге. Лицо бандита тут же переменилось и обратилось ужасным, испуганным и молящим о пощаде выражением. Имперский поход на юг, произошедший за четыре года до рождения Ганса, оставил незабываемые воспоминания об Империи: имперские легионы предали огню и залили кровью все земли по восточному берегу Великого моря, и были остановлены общими силами лишь у подножья горы Пьер. С тех пор прошло много времени, выросло новое поколение людей, лишенных тягот войны, но память о её ужасах, и страх перед Империей до сих пор остался в сердцах людей, одного из которых он видел сейчас, – убирайся, грязное животное, – сказал таким же резким и надменным голосом Август, и чуть пригнувшись и перекатившись в седле, убрал меч от горла и пнул того в лицо. Упавшего бандита тут же подобрали его товарищи и они быстро растворились в толпе. Август подъехал к Гансу и с победным видом вложил меч ножны, гордо задрав голову. Люди вокруг просто прошли мимо, и даже стражники, проходящие мимо, сделали вид, что ничего не было. Подобное безразличие очень раздосадовало Ганса, ещё больше его раздражала гордая ухмылка Августа, что поравнялся с ним и ехал, не смотря на возмущение прохожих и узкую улочку, – поделом этим ублюдкам! Фи!
– Твою мать, Август! Ты понимаешь, что все страны Долины за это Вас и ненавидят? Ваша надменность и ваша ненависть кому всему живому убивает к вам всякое сочувствие.
– Ненависть? – расскажи о ненависти тому ублюдку. Думаешь, он идентифицировал тебя как имперца: как убийцу и завоевателя? Нет, в душе этого человека царит хаос: стремление к разрушению, примитивная зависть и неприкрытая подлость. И глупо отрицать учение света, и продолжать бороться за тьму…
– Ещё одно слово, и клянусь: я закопаю тебя в Великом лесу, а сверху поставлю символ Тригума. Заткнись уже.
Ганс, всё ещё пораженный недавней переделкой, быстро повернулся посмотреть, все ли на месте: за ним ехал неуверенно сидевший в седле Йослихт и опять что–то ел, завидев Ганса тот чуть не поперхнулся. Ганс посмеялся и повернулся вперёд. Узкая улочка по правую сторону движения переходила в другой переулок, где их ждали с недовольными лицами их старшие товарищи.
– Что за потасовка у вас была? – недовольным голосом, спросил Айварес.
– Это так важно? – ответил ему Ганс.
– Нет. Но стоит держаться вместе.
Они свернули в один из переулков: он представлял собой дорогу чуть пошире и с квадратной формы серыми зданиями чуть повыше остальных многоквартирных домов, служащие складами, примыкающими прямо к портовому берегу. Они прошли немного и уже были на пристани, тянущейся вдоль всего берега.
– Здесь лучше спешиться. Народу на набережной, полагаю, много, – Тит скомандовал и все спешились. Ганс, в лучших традициях своей везучести ногой угодил в лужу, слегка обрызгав Августа. Тот посмотрел на свои штаны и с негодованием взглянул на него.
– Народная любовь! – он взял поводья в правую руку и пошёл вслед за Айваресом.
– Мы поставляли контрабанду… – Тит начинал свой обыденный рассказ.
– На четырнадцатый причал полагаю?
– Верно, Айви. Но сейчас не будем об этом. Так, все сюда! – Тит дождался всего отряда и объявил, – мы идём к причалу, где находится нужная нам рыгаловка, но если заметите чёрный корабль где–нибудь по дороге – сразу говорите! У меня, старика, зрение плохое; вы, надеюсь, здоровье своё ещё не угробили. Идём.
Пристань кипела жизнью чуть более ярко: вокруг прошмыгивали люди, телеги везли ящики и бочки, портовые рабочие и купцы обменивались новостями, и в отличии от остального города здесь чувствовалась жизнь. Вдоль берега, по аналогии с набережной Елисейта, где стояли различные развлекательные заведения, здесь стояли представительства торговых корпораций. Больше всего зданий были увешаны знамёнами Империи, и Ганс впервые увидел имперцев, не считая Августа разумеется – тот всегда был первым. Иное было бы непозволительно для такого «орла» своего императора. Подобная мысль развеселила Августа, а Август был очень рад слышать, просто слышать родную речь. Все имперцы были одеты солидно и красиво, за каждым купцом стояло по два легионера в сияющих панцирях и замысловатыми шлемами, речь их была спокойной, но звонкой и повелительной, каждый из них будто бы не общался с остальными, а отдавал приказы. Тит остановился у одной телеги и поздоровался, по–видимому, со своим давним приятелем по его нелегкому ремеслу – подозрительный тип с лысиной на голове и татуированным лицом. Они отошли чуть в сторону от дороги и Айварес уставился на имперское представительство. Ганс вручил поводья Болдеру и подошёл к Айваресу. Над входом в представительство висела широкая выкроемленная табличка «Амазонская торговая компания». Айварес смотрел с лицом полным грустью и, будто бы сам не верил своим глазам, легко мотал головой из стороны в сторону.
– Что такое? – сказал Ганс, но Айварес будто бы не слышал. Они постояли несколько секунд в молчании и Айви его прервал.
– Старые воспоминания.
Они прошли несколько дальше, где у довольно внушительных размером здания красовалась табличка «музей шоколада».
– Я ни разу не пробовал этот шоколад, хотя и наслышан о нём, зато у нас людей жгут каждый день, какой к черту музей шоколада? – сказал Сайлес
– А что? Человечество на протяжении всей истории то и делает что убивает людей, что является абсолютной нормой. Ведь норма – это общепризнанные правила поведения. Раз уж мы постоянно убиваем людей, то это и есть наше общепризнанное правило поведения. Исходя из этого, в определенном весьма извращенном смысле – убивать это также нормально, как и есть шоколад.
– Долбанные Боги… Август, я тебя лично измажу шоколадом или чем похуже, если ты не заткнешься, – сказал Ганс.
– Священные законы гостеприимства требуют от нас явиться к этому козлу с уймой бухла, а то пошлет нас куда подальше. Вы прикупите вина, рома и ещё чего, что увидите. А мы с Гансом и Сайлесом, как лучшими стражами Елисейта, пройдемся к одному моему знакомому, он небось заждался уже. Пойдем, здесь недалеко, – Тит взял под руки обоих друзей, и они прошли с набережной в соседний переулок.
– Тит, какого хрена ты нас втягиваешь в это дерьмо? Тебе самому не совестно? – отрезал Сайлес, но они с Гансом послушались и пошли за ним.
– Мне? с чего бы это?
– Ты же продаёшь смерть!
– Это их выбор. Каждый человек деградирует так как хочет. Взять, к примеру, вас, – и подмигнул им.
– А что мы? – Тит от души посмеялся.
– Да ничего. А в общем, не лезь в чужой дом со своими правилами.
– Ты не ответил на вопрос, Тит, – сказал молчавший доселе Ганс.
– Маленькие вы ещё совсем, хоть и кольчугой обмотались, да мечи носите. Повзрослеете, пошкивает вас жизнь, поймёте простую истину: жизнь – дерьмо, люди – уроды, продавайте наркотики. А теперь хватит болтать, всю стражу созовёте.
В маленькой табличке над обветшалой дверкой маленького двухэтажного дома Тит узнал нужный ему адрес. Он подошёл к двери и хотел было постучать, но прохихикал совсем как маленький ребенок, задумавший шалость и стукнул по ней один раз после чего зажал два пальца и стукнул ещё, стукнул два раза и зажал один палец, постучал три раза, снова постучал три раза, зажал один палец и стукнул один раз и зажал два пальца.
– Ха–ха, азбука наоборот, но самые внимательные поймут!
– Нам сообщили что в этот город прибыли контрабандисты, перевозящие запрещённые вещества. Что у вас в сумках? – внезапно из–за спины появились стражники Тригума. Даже Ганс с Сайлесом этого не заметили.
Тит, понимая, что дело пахнет жареным, и что скорее всего его «заложили», лукаво заулыбался и похлопал себе по бедру, звеня монетами.
– Доблестный воин, может быть договоримся?..
Солдаты, ни капли не изменившееся в лице, в одну секунду вытащили свои мечи, Ганс и Сайлес рефлекторно повторили за ними. Тит, слегка замешкался, но быстро отскочил в сторону и резко мотал головой то на одних, то на других. Прошло пару мгновений, как из–за спин стражников послышался знакомый голос:
– Что здесь происходит? – с тем же ярко выраженным имперским акцентом выразился Август, появившийся из ниоткуда.
– Что? Мы…а…
– Что здесь происходит? Отвечайте.
– Господин, эти люди – преступники, вы не имеете права…
– Я имею тебя и твоё право. Пошёл вон отсюда, бош, – и толкнул его в грудь, после чего оба стражника вложили мечи в ножны и с обиженным, слегка растерянным видом ушли восвояси.
– Какого хрена ты вытворяешь? Кем ты себя возомнил? – сказал Сайлес и убрав меч в ножны, вплотную подошёл к Августу. Тот удивленно поднял левую бровь и усмехнулся.
– Стоило бы проявить манеры, Сайлес, ведь Август спас нас от беды. А теперь, пора валить, – Тит отпрянул от стены и закурил самокрутку. Он похлопал Августа по плечу и первым пошёл обратно, Август стоял с тем же выражением лица и слегка рассмеявшись, будто бы подавляя в себе все презрение к своему собеседнику, из себя выдавил:
– Что человеку разумному доброта – благодетель, то дикарю – слабость.
– Почему ты пошёл за нами? Нет, я всецело тебе благодарен, но ты решил проследить за нами? – поинтересовался Тит.
– Как только вы ушли, за вами и последовали эти стражники, Айви хотел было пойти с нами, но я настоял, что не стоит ходить толпой, мы итак привлекаем слишком много внимания, да и надо было мне прийти чуть позже.
– Не бери близко к сердцу. Люди юга они такие, они…
– Чертовы Варвары. Если бы над этой землей властвовал золотой орёл, если бы мне дали только один легион, я, я…
– Ты ещё молод, в тебе говорит твоя горячая кровь. Насилие всегда поражает насилие и любая вновь пролитая кровь из любых побуждений – величайшая беда всего человечества.
– Не любая. Кровь дикарей не стоит брать в расчёт, – сказал Август и оскалился на Сайлеса, тот ответил тем же.
Они вернулись к отряду и шли вдоль берега, и наконец пришли к заветной цели на самом её краю, хотя казалось этот берег никогда не кончится. Наконец, показался длинный трёхпалубный корабль из черного дерева, подвязанный к пристани, и побитый временем, весь в трещинах, царапинах и в мелких водорослях по ватерлинии.
– Нам сюда, – сказал Тит и указал на стоящее напротив корабля двухэтажное здание, носящей имя небезызвестного создателя крепкого алкогольного напитка Джека Декинса, небрежно украшенное виноградной лозой. И как хоть что–то красивое могло вырасти здесь? Чем ближе, они подходили к двери, тем лучше был слышен гам от таверны, столь привычный для этих заведений, оплоту зла и безнравственности. Они отдали конюху своих коней, Айварес привычным для себя образом предупредил об ответственности за них – показал кулак с грозным видом, и они вошли внутрь.
Таверна представляла собой огромный хорошо подсвеченный из каждого угла зал, с маленькими балкончиками наверху и полностью заставленный занятыми столами снизу. Публика здесь собралась самая неприятная: всё было занято пиратами, хотя Ганс и не мог ручаться за профессиональную принадлежность каждого, что–то ему подсказывало что в этом месте иначе быть не могло. В полностью забитом зале, к удивлению, нашёлся свободный широкий стол, на который указал рукой Тит. Команда начала располагаться.
– Как вы уже знаете, нам нужно найти пирата. Выглядит он следующим образом: на голову намотана бандана, поверх неё треугольная шляпа, волосы длинные, мелкая бородка, придурковатая походка, придурковатая речь и разукрашенные глаза как у женщин, а ещё он вечно пьяный. А учитывая засилье среди нас чертовых блюстителей нравственности вы узнаете его по речи – он постоянно шлет всех и все в пекло. Ну а раз мы пришли в таверну, чего бы не выпить? Ты, стой, – он дернул Августа, – пойдём со мной, поищем Джона. Он будет очень рад мысли иметь в своей команде преступников представителя «просвещенного и непорочного» общества, – Тит задрал локоть вверх и произнёс это с явно наигранным пафосом. – ты прям жемчужина нашей коллекции, идём, – отрезал Тит и взял «имперчика» под руку.
Тит с Августом быстро растворились в толпе, Айварес подозвал девицу и наказал ей принести четыре амфоры вина, он уставился в стол и сидел в безмолвии сложа руки, Ганс никогда его таким не видел. Тошлер вопросительно посмотрел на него, Ганс в ответ лишь пожал плечами. Девица принесла вино и Айварес не стал дожидаться торжественном тостов, тут же разлил его и стал пить. Вокруг стоял невыносимый шум и тошнотворный запах смрад алкоголя и табака в этом закрытом помещении, вдобавок ко всему уши резала ужаснейшая музыка. Ганс пытался определить инструмент, но, как и любой простой человек в своё непростое время, сделать этого не мог.
– Что за ужаснейшая лютня? – спросил он и тут же подхватил одобрительные реплики братьев–эми.
– Это же скрипка! – благородный инструмент! Правда, в руках этих оборванцев, – поправил его Тошлер и присоединился к застолью. Неудавшиеся музыканты продолжали наигрывать какой–то резкий веселый мотив, и дальше принося эстетический ужас всем трезвым посетителям.
– Айви, что с тобой? Ты сам не свой, – заметил резкое изменение в его настроении Ганс.
Айварес захлестнул очередной стакан вина и уставился в стол.
– Айви?
– Да чего тебе? Что ты хочешь от меня услышать? Что я будучи юнцом воевал с имперскими ублюдками и ради чего? Ради того, чтобы их торговые корпорации стояли во главе всего? Ради этого мы проливали кровь?
– Айви, прошу…
– Мы греемся в лучах патриотизма и радуемся радужной тряпке с орлом над головами, живём с мыслью о победе над любым врагом, что придёт с мечом, но всё вокруг, что мы зовём жизнью, создано не нами. Они захватили нашу страну ещё тогда, более двух десятков лет назад, разрушив всю нашу экономику и заполонив рынок своими товарами. И находимся мы, в положении хуже, чем вассал. Черт, ненавижу этот город. Всё настроение, сука, испортил, – Айварес проговорил свою речь так громко, прокричал, что все вокруг люди молчаливо его слушали, находя в его словах божественную мудрость. Айварес тяжело выдохнул и опустошил очередной стакан, слушая разговоры в толпе:
– Это же получается, имперцы нас имеют?
– Да я их сам!
– Эй, толстый, классная накидка, на имперские деньги куплена?
Ганс очень обрадовался, что этот «Толстый» – не Йослихт. Он улыбнулся и улыбку его моментально свело: Йослихта с ними не было. Уже нёсся ему на помощь Тошлер и Болдер, и зацепившись плащом за скамью, выбегал Долдер. Ганс очень сильно хлопнул по плечу Айвареса, тот даже удивился, наверняка, ему не в привычку получать удары, и показал ему на толпу. Айварес сначала ничего не понял, но затем он подскочил после Ганса. Криминогенные личности, собравшиеся вместе выпить всегда представляли угрозу обществу, им не нужно было искать врага – им нужен был повод чтобы создать врага. Запуганный и ни в чем не повинный купец стоял чуть прижавшись к стене и выслушивал разного рода оскорбления и издевки со стороны воодушевленных на борьбу за страну и за народ пьяного быдла.
– Что это у тебя, клинок? Классная рукоять, на имперские деньги куплена? А ну давай сюда, не то на корм рыбам пойдёшь, жирдяй, – бандит, одетый в когда–то бывшую белой рубаху, и в большого по размеру кожаного жилета, орал на Йослихта. Тот обомлел и не мог произнести ни слова; завидев Тошлера, своего младшего брата, который в таких ситуациях становился старшим, громко завопил:
– А–а–а, Тошлер! Помоги!
– Руки прочь от моего брата, уроды!
Удивлённый бандит засмеялся и дал пощечину Йослихту. В толпу мигом влетели братья–эми, оттолкнув рыжего в сторону и молниеносно обнажив свои кривые мечи, встали чуть впереди Йослихта по обе стороны его плеч. Тошлер вбежал и достал кинжал, он бегло просмотрел толпу, их окружившую: человек тридцать, не меньше – подумал он и его стал одолевать страх грядущего. Ганс с Айваресом оказались вне этой толпы и Ганс взялся за рукоять, но Айварес его остановил: глаза его блестели, а сам он улыбался. Ганс уже знал этот взгляд – бывалый вояка что–то задумал.
– Люди, мы вам ничего не сделали, мы ещё можем разойтись мирно, – ещё сохранивший ясность ума, сказал Тошлер, надеявшийся на положительный исход ситуации, пытался хоть как–то разрядить обстановку.
– Ну, сука, кишки выхаркивать будете, выродки! – сказал один из отморозков.
– Караул! Имперцы режут людей на пристани! Помогай кто может! – завопил Айварес во всё горло и вбежал в толпу. Он хватал бандитов за плечи и говорил: «вперед! за страну! покажем им!», и каково было счастье Ганса, когда вся эта бригада идиотов так легко поверила ему. Ведь их маленьким отрядом вступить в схватку с такой толпой означало бы верную смерть. Он повел их всех на улицу, разъяренная толпа выбежала за Айви, и гул резко стих, оставив их наедине с ужасной музыкой здешних музыкантов.
– Ты в порядке? – спросил Тошлер у своего брата.
– Я ходил в уборную. Я возвращался и, и…
– Ах! День, когда ты научишься держать свою жирную задницу на одном месте, будет самым счастливым днём в моей жизни. Ладно, пора валить.
– Друзья мои, – сказал знакомый старческий голос из–за спины. Он обернулись и увидели Тита с Августом, идущих в компании нескольких шатающихся пиратов, одетых в черные цвета и каждый с бутылкой, – стоит вас оставить одних хоть на минуту, с вами всегда что–нибудь приключится. Но в одном вы правы – пора валить. Теперь, в компании самого отъявленного ублюдка всего Великого моря. Представляю вам – Джон Черная душа!
– Я попрошу – Командор Джон Черная душа!