В некогда великом княжестве: дворцовая история

– Да, вы правы. Спасибо за милостивость! Вы очень добры!

После чего сделала вид, что плачет от радости, ведь понимала, что до её слёз злодею не будет никакого дела.

Послышалась звонкая и довольная усмешка. И уже привычным для девочки властным басом он сказал:

– Оставайся здесь… Дверь не закрываю. Проверю, сделала ли ты выводы или нет.

После чего послышался шелест мантии, которую он надел поверх своего ночного наряда, состоящего из рубашки и брюк серого цвета. И наконец тиран покинул комнату, оставив Марию наедине со своими мыслями.

«Ч-что же с ним?… – думала про себя она. – Почему он так… уродлив. Да простит меня Бог за такие слова про моего отца, но разве же может человек лишиться вообще всей своей красоты? Не мог родиться таким он! Не верю! Откуда тот гной и та ужасная мёртвая кожа?.. Неужто он болен?.. Тогда надо помочь ему… Ах, глупая и бессердечная я! Прости меня, Господи, прости грешную… Не знала я… Не хотела смотреть на своего отца. Боялась. Но бояться стоит только кары твоей за моё себялюбие… Прости меня, Господи…»

Слёзы вдруг полились по щекам Марии… Её руки сжали платьице и прижали его длинную юбку к лицу. Всхлипывания и плач, по всей видимости, были таким громкими, что наконец они были услышаны хоть кем-то. В дверь раздался стук.

– И-извините, у вас всё хорошо?.. – послышался робкий юношеский голос.

В страхе Мария бросилась к клетке и спряталась там, сжавшись в клубочек. После этого она в исступлении бросила взгляд на дверь. Там стоял юноша, облачённый в броню. На его поясе были закреплены ножны и виднелась рукоять меча. Сколько было лет парню, Мария сказать не могла, ведь боялась после ужасавшего своей мерзостью и вызывавшего горестное сострадание лица отца, но он явно был старше её, раз уже одевался как воин. На груди его серебряной кольчуги сверкал золотой крест – символ армии этого княжества.

– Ой, прошу прощения, не имел я права сюда войти. Желая помочь, нарушил правила и напугал… Сию же минуту удалюсь! – торопливо сказал юноша и закрыл дверь.

Напоследок… Мария наконец увидела хоть какую-то часть головы незваного гостя-затылок. Его прикрывали длинные… золотые волосы.

– З-золотые… – пролепетала девочка. – Неужто… это ты?!

Тут же страх сменился странным порывом. Малышка выскочила из клетки и подбежала к двери. Хотела было побежать дальше, распахнув дверь, но страх взял верх над ней, и она замерла. Однако мириться с полным незнанием она не хотела. После чего крикнула вслед уже почти скрывшемуся за углом юноше:

– П-постойте! Как ваше имя?! Вправе ли я узнать его?

Вдруг… тихие шаги, отливавшие металлическим звоном, затихли. И всё тот же робкий голос отозвался ей:

– Не гневайтесь, молю. Не говорите его Святейшеству, что я нарушил ваш покой… Моё имя Дирк. Прошу… Сохраните его в секрете и простите моё юношеское любопытство…

После чего шаги послышались вновь… И юноша окончательно скрылся.

Корила себя Мария за то, что снова струсила и не посмотрела в лицо своему гостю… Но внутри неё… появился немой вопрос… А увидятся ли они снова?.. И какое-то третье чувство отвечало уверенно и утвердительно. От чего очередной порыв чувств девочки был успокоен её умиротворением. И она стала ждать своего отца… Чтобы искупить, как ей казалось, свою вину и невнимательность. Ведь заслужить прощение Маркуса ей казалось куда возможнее, чем заслужить прощения всевидящего Господа, перед которым она провинилась в первую очередь.

V

 
Во имя Господа
Помилуй.
Во имя Господа
Прости.
И пред всевышней силой,
Молю тебя: благослови.
Нужна небесная защита
От чуждого душе греха.
Моя судьба со мною квита,
Но вот злой рок – не до конца.
 

Вернулся Маркус, несмотря на мольбы Марии о скором возвращении её приёмного отца, лишь спустя долгие часы. Вновь он шёл, шатаясь, как и было каждый вечер. Словно иначе никто жить в этом замке и не мог.

Дверь была распахнута, а сам епископ стоял у кровати, держась за неё одной рукой, чтобы не упасть от того, что земля вдруг резко в пьяном дурмане стала уходить из под ног, от чего всё его длинное тело согнулось. Девочка подбежала к отцу и тихим шёпотом пролепетала:

– Папочка… Тебе плохо?.. Я могу тебе помочь?..

Она с надеждой смотрела на Маркуса, на его скрытую под капюшоном чёрной мантии макушку. Однако грубая и сухая длинная мужская ладонь схватила девочку за шею, а властный бас заплетающимся языком прорычал:

– Себе помоги для начала! Научись слушаться!..

После чего Маркус отбросил её в другой угол комнаты, а сам рухнул на кровать и что-то про себя пробубнил, что-то очень злое.

Мария была в недоумении: что она сейчас нарушила? Ведь в её порыве не было ничего иного, кроме стремления помочь ближнему своему, выручить его… Чтобы Господь на небесах был доволен, а её бренная душа была счастлива от того, что творит добро. Однако, судя по всему, Маркусу не нужна была любовь и забота. Он получил её в ином виде в совсем другом месте. И его дочь сейчас никак его не интересовала.

Но Мария не теряла надежды. Она подошла к своему приёмному отцу и сняла с него мантию, чтобы тот хотя бы не помял её во время хмельного беспамятства. И на сей раз сопротивления девочке встретить не довелось. Но тут же… в её памяти всплыло то ужасающее лицо, уродливое, мерзкое. И вновь вспыхнуло в ней яркой свечой сострадание, от чего она перевернула на спину Маркуса и прошептала:

– Папочка, я очень тебя люблю… Давай мы сделаем примочку для твоего больного лица?…

Девочка хотела было оторвать кусок своего платья с юбки, однако сделать этого она не успела. Её приёмный отец в бешенстве крикнул:

– Что ты сказала про моё лицо?!

После чего со всей силы ударил Марию по затылку, и та рухнула на пол, разбив от приземления лицом на пол свой нос. Тут же в комнате раздался громкий детский плач, пронзительный, пугающий. А девочка закрыла лицо руками, не понимая, почему с ней так обходятся, ведь она так хочет сделать добро своему папе…

Вдобавок ко всему на сей раз Маркус не проигнорировал плач и властным басом прошипел:

– Заткнись! У меня голова болит! Уймись, кому говорю! Сейчас сделаю ещё больнее!

Мария закусила свою руку, чтобы больше не плакать. Однако всхлипы всё равно были слышны. А кровь вперемешку со слезами лилась на пол, оставляя на нём бледно-бордовую лужу…

– Погаси свет! И ложись спать!

Послышался голос Маркуса уже с подушки, но был он менее зол, а скорее требователен. Ему хотелось поскорее отправиться в мир хмельного забытья.