А вот это был удар ниже пояса. О вежливости уже и речи не шло. Тут даже цензурных выражений и в голове не осталось. Мало того, что тот молокосос ему мешал, так он ещё и умничает! Терпение кончилось. Евгений встал и грозно посмотрел на Косминова:

– Знаешь, что?!

* * *

Дроздов, Липтенко, Летаев и Фокин стояли неподалёку и курили папиросы.

– А я думал, что ты, Егор не дымишь, – улыбнулся Дроздов. – Ты же у нас порядочный такой.

– С вами не только курить, но и пить начнёшь, – перелистнул страницу «ПРАВДЫ» тот.

Бойцы усмехнулись.

– Ну уж извиняй, – стряхнул пепел с папиросы Николай. – Какие есть.

Тут к Матвею Липтенко сзади подбежала Пуля. Она схватила зубами бойца за телогрейку и встала на задние лапы. Солдат подпрыгнул от неожиданности:

– Ай! Ты что делаешь? – обернулся он и отцепил игривую собаку от себя.

– Если здесь Пуля, значит, где-то и её хозяйка, – подошёл к животному Фокин. Он почесал у неё за длинными мокрыми от снега ушами. Собака от удовольствия закрыла глаза и высунула язык. Хвост беспорядочно завилял. Солдат поднял голову и увидел спешащую к ним девочку. – А вот и наш боец.

Катя подбежала к ним и остановилась, чтобы перевести дух. На её щеках горел румянец, из-под шапки выбились волосы и прилипли к лицу. Опять она куда-то носилась. Видимо, в окопах помогала. Девочка подняла взгляд на своего четвероногого друга, которого гладил Егор:

– Она уже с вами играется? – спросила она и, улыбнувшись, кивнула на Липтенко.

– Она не играется, а кусается! – пожаловался тот в ответ.

Тут Пуля подняла свои уши и повернулась к Матвею. Она, понимая, что речь идёт о ней, снова прыгнула на него с радостным лаем. Солдат от неожиданности не удержался и упал на снег. Завязалась борьба. Пуля – собака с характером. Она никому не даст себя побороть. Поэтому животное прыгало на Липтенко снова и снова, не давая ему никаких шансов. Игра есть игра. И Пуля должна в ней победить.

– Не горячись, Лунатик, – шутил Летаев. – Она же всё-таки женщина. Они всегда наповал сражают! Любя она!

– Да не нужна мне такая любовь! – отбивался от животного Липтенко.

Катя долго смотреть на это дело не стала. Матвею уже было не до смеха, нужно было спасать товарища. Она взяла собаку за ошейник и отвела в сторону. Пуля послушно отошла. Только в одном случае великий четвероногий воин сдавал позиции: когда сзади подходила любимая хозяйка и давала понять, что игра окончена. Собака не хотела ничего заканчивать, но приходилось слушаться. Но она вышла победителем: соперник был весь в слюнях. Катя погладила животное по лохматой голове и повернулась к Липтенко:

– Извини, – виновато сказала она. – В следующий раз такого не будет.

– Да ладно, – смягчился Матвей, отряхиваясь от снега и вытирая рукавом лицо.

Тут их разговор прервали громкие голоса бойцов. Все с непониманием повернулись в сторону шума. Неподалёку от них разгоралась ссора между Комсиновым и Василенко. Выглядело это очень смешно и странно одновременно. Евгений – неконфликтный человек. Он, как и Фокин, был спокоен и скромен. На памяти солдат он злился только на немцев и всё. Что же могло такого произойти? Как новобранец, толком не знавший Женю, разозлил его? Видно, музыкант знает за что задеть музыканта. Смешным было то, что он был ниже Василенко по росту и сейчас выглядел как мальчишка, который решил поспорить со взрослым крепким мужиком. Ну, если так разобраться, Косминов на самом деле и был ещё молодым пареньком, который пока очень многое не знал в этой трудной военной жизни. Но сути это не меняло. Василенко был зол:

– Я твою гармошку бантиком заверну! – ругался он на новобранца.

Косминов сделал шаг назад и положил, на всякий случай, баян на ящик. Он снова повернулся к Евгению:

– Я твою балалайку вообще разнесу! Об твою голову! – крикнул он.

Василенко подошёл к Игорю, взял его за грудки и приподнял. Косминов вжал голову в плечи и взялся за запястья бойца, чтобы освободиться. Но схватили его хорошо, никуда не вырваться:

– Ну рискни, – сказал Евгений, – разнеси.

Мелкая ссора переросла в настоящий конфликт. Видимо, разговор дальше пойдёт не о музыке. Бойцы столько друг другу наговорили, что дело уже пахло мордобоем.

За этой сценой наблюдали не только Катя с ребятами. Кажется, весь батальон отвлёкся от своих дел, за исключением Марии Фёдоровны. Эта стабильная женщина, которую мало чем можно удивить, даже не обернулась на шумных музыкантов, потушила самокрутку и спустилась в землянку.

– Чую, сейчас разнимать придётся, – проговорил Дроздов.

– А то мы без музыки останемся, – согласился Летаев и уже собирался идти к не поладившим солдатам, – разфигачат инструменты, а новые никто не даст.

Катя с возмущением посмотрела на бойцов. Ладно бы волноваться о своих товарищах и их здоровье. Они заботятся о инструментах? Да как так?! Она снова взглянула на спорящих и посмотрела на ситуацию другими глазами. Драку, в любом случае, остановят, синяки, если они будут, заживут, а с инструментами то что делать? Сейчас такое время, что никто заботиться о них не станет. Найти новые будет настоящей проблемой. А без музыки на войне тяжело. Девочка сама на себе это прочувствовала. После недолгих размышлений, она согласилась с Фёдором и Николаем. Катя уже приготовилась к шумной потасовке и покрепче взялась за ошейник Пули, чтобы она никуда не сумела влезть, как вдруг девочка заметила командира. Резанцев быстрым шагом направлялся прямо к спорящим солдатам. «Ну всё», – подумала Катя. – «Мордобоя не будет». Хотя она даже не знала, что хуже: получить от друг друга или получить от командира?

– Разнимать не придётся, – тоже увидел Александра Фокин и опять уткнулся в газету. – Сейчас товарищ командир им обоим задаст.

Теперь все смотрели на музыкантов с сочувствием. Резанцев, как и все командиры, не любил беспредел в батальоне. Особенно, если случаются драки или ещё что-то подобное. Его понять можно. Армия должна быть единой: один за всех и все за одного. А если переполох будет и здесь – ничего дельного из этого не выйдет. Катя, как и все остальные, гордилась своим командиром, его умениями управлять и держать порядок. Чтобы заслужить такое звание, недостаточно одного умения кричать и приказывать. Нужно обладать большим умом и уверенностью. Резанцева в батальоне уважали все бойцы и девочка не была исключением. Даже Пуля поднимала уши при нём и вставала ровно. Так послушно она даже при хозяйке не вела. Тем временем Александр уже приблизился к ничего не подозревающим бойцам. Он остановился и, выждав паузу, скомандовал:

– Отставить! Смирно!

Ссорившиеся, сразу же забыли про все свои обиды и обернулись. Евгений отпустил новобранца и вместе с ним встал ровно. Катя и бойцы тоже замерли по привычке. Резанцев строго окинул взглядом двух взъерошенных солдат:

– Товарищи музыканты, – обратился он к ним. – Что тут происходит? – Александр обратился к Евгению. – Василенко?

– Не поладили малость, товарищ командир, – тихо ответил Евгений.

– Вижу, – кивнул Александр.

* * *

Летаев нахмурился:

– Странное какой-то ощущение, – задумчиво проговорил он. – Обычно на их месте всегда стоим мы. Даже непривычно.

– Говорят, он сегодня не в духе, – прошептал Липтенко. – Ребята вляпались по полной.

Катя наблюдала за происходящим. Она сочувствовала товарищам, которые попали в такую ситуацию. Глупо получилось. Признаться, девочка не понимала, что там произошло. Если бы она видела всю ситуацию, то могла бы судить. А так, непонятно. Но одно было ясно точно: командир это просто так не оставит. Резанцев всегда находил какое-нибудь занятие. Без работы никто не остаётся. Если посчитать сколько раз ему под руку попадались главные шутники батальона, то их можно смело назвать самыми главными трудягами. Особенно Летаев старался больше всех. Уже какой год старается: всю возможную работу на себе перепробовал. Но у Александра фантазии тоже не занимать. С Фёдором у него уже сложились особые отношения на этой почве. Тем временем командир честно выслушал две стороны и теперь прибывал в размышлении. Все ждали его решения.

* * *

Резанцев посмотрел на Косминова и Василенко, перевёл взгляд на баян и гитару, затем снова уставился на бойцов. Тут неожиданно его лицо расплылось в ехидной улыбке. Придумал. Солдатам стало совсем не по себе. Командир никогда не улыбался в таких ситуациях. Что сейчас будет?

– Значит так, – сказал он. – Если уж вас так судьба связала по музыкальной должности, то к вечеру подготовите «Тачанку». Вместе.

На лицах бойцов отразился шок. Да не только у них. Все сидели, широко раскрыв глаза от удивления. «Тачанка» по мелодии была сложная, а тут просят сыграть её дуэтом. И правда, у командира фантазии не занимать. Не в окопы, не на дежурство, ни куда-либо ещё. Сыграть. Вместе. Это было настоящим испытанием для бойцов. Но музыканты ничего в ответ не сказали. Спорить было бесполезно. Приказ есть приказ.

* * *

– Оригинально, – первым нарушил тишину в компании Фокин. – Правда, я не знаю, как они выкрутятся.

– Сегодня вечером, значит ждём концерт, -улыбнулся Дроздов.

* * *

Погода была просто замечательной: лёгкий морозец, солнце, которое освещало блестящий снег. Но было одно «но»: ледяной ветер. Вот если бы не он – вообще красота. Катя задрала голову наверх к чистому голубому небу. Такому мирному, такому спокойному. Если бы так было всегда: тихо, без войны. За это небо и за эту тишину они сейчас и сражаются. Нужно быть сильным и стойким, это всех касалось всех членов батальона, даже братьев меньших. Девочка взглянула ещё раз на собаку, которая послушно сидела и ждала команды:

– И так, красноармеец Пуля! – сказала она и достала из кармана варежку. – Искать!

Девочка подошла к животному и дала понюхать вещь. Собака в ответ опустила голову к земле. Она, подняв уши, подошла к хозяйке и стала вертеться возле кармана куртки. Катя взяла её за морду и отвернула от себя:

– Нет! – строго сказала она. – Хлеб потом! Кому сказала? Потом!

Девочка отбежала от животного на несколько шагов. Но Пуля в наглую пошла за ней. Катя нахмурилась:

– Вот пропадёт у нас боец, а ты найти не сможешь! И что тогда?

* * *

Резанцев и Сорокин наблюдали за ней:

– Дрессирует, – улыбнулся Иван.

Александр кивнул и выдохнул дым.

– Пуля же уже знает некоторые команды? – спросил Сорокин.

– Она знает команду «домой», – сказал командир.

– Ты что-то в последнее время смурной какой-то, – заметил Сорокин. – Случилось что?

Александр отвернулся и махнул рукой.

– Ааа, – протянул Иван, – я всё понял.

Резанцев смотрел на протоптанный снег, через который уже проглядывал неровный лёд. Конечно кое-что случилось. И, к сожалению, дома в родном Лихвине. У Александра уже второй месяц шёл спор с его невестой Таней, единственной, кто осталась ждать его дома. У неё полгода назад слегла бабушка. Больше она не встанет. Старость берёт своё. Старость взяла, скоро Смерть отнимет. Не за горами бродит Костлявая. Вера Васильевна, а именно так звали бабушку, была единственной родственницей Тани. Родители девушки погибли во время Первой Мировой войны, также, как и отец Александра. Мать её была врачом, а отец солдатом. Никто не вернулся. Вот и легла ответственность за воспитание внучки на плечи Веры Васильевны. Свой долг она исполнила, ребёнка вырастила. Теперь пора и отдохнуть. Только из-за бабушки и её здоровья Таня не могла уехать из Лихвина. А так очень хотела выучиться на курсах медсестры и уйти на фронт лечить раненых, точно также, как и её покойная мать. И вот, когда стало понятно, что конец бабушки близок, девушка и стала задумываться об уходе на войну. Никто её уже держать дома не будет, а Родине нужна помощь. Написала об этом в письме. Вот на этой почве и завязалась ссора у неё и Резанцева. Александр, разумеется, отговаривал её. Он знал о том, как тяжко приходиться медсёстрам. Но Таня – девушка упёртая. Если она что-то задумает, то обязательно выполнит. Писем от неё уже давно не поступает. Недавно почта приходила. Писали из Москвы, Донецка, даже из Грузии и Татарстана, но не из Лихвина. Александр подозревал, что случилось. И уже ждал, когда вести придут не из дома, а из какого-нибудь батальона, полка, дивизии. Или куда она там поступит? Тяжело. И сделать ничего нельзя. Как можно достучаться до человека на расстоянии? Никак. Вот и сиди, жди. А Резанцев не привык сидеть и ждать. Он привык действовать. Но сейчас, к сожалению, от него ничего не зависело. Он хоть и командир, но на неё не повлияет. Да и, если быть честным, Александр уже понимал, что она не отступится. Сам бы не отступил. Оставалось только переживать и ждать письма.

– Кстати, хотел спросить тебя по поводу наших музыкантов, – вывел его из невесёлых мыслей Сорокин.

– Что тебя не устраивает? – повернулся к нему Александр.

– Не слишком ли жестоко? – поднял одну бровь тот. – Даже со стороны командира.

– В самый раз, – сказал Резанцев. – Лучший способ сплотить двух неприятелей – поставить им общую проблему.

Иван усмехнулся:

– Помню-помню, – проговорил с ностальгией он. – Нам в училище это постоянно твердили. Как его звали то… Федот Акакиевич. Вспомнил.

– Пригодилось же, – улыбнулся Резанцев. – Не зря он нам это в голову вдалбливал.

– А почему именно «Тачанку»? – спросил Сорокин.

– Потому, что я так решил, – стряхнул пепел с самокрутки командир и добавил. – А ещё потому, что она мне очень нравится.

* * *

– Я ненавижу эту «Тачанку»! – со злостью прошипел Косминов и поставил пальцы на кнопки баяна.

– Ты просто играть не умеешь, – подцепил струну Василенко. – А песню не трогай.

– Сам – то её подобрал? – посмотрел на бойца тот. – Умник.

– Я уже год, как её подобрал, – ответил Евгений. – Под тебя переделываю.

Солдаты сидели в одной из землянок и пытались разобраться с заданием командира. По отдельности – то они её сыграют, а вот вместе… Вместе тяжело. Как бы они не старались – ничего не получалось. То там не получается, то тут не сходится. Желание бросить всё к собачьим чертям удерживало только задание Резанцева.

– Ещё раз, – потёр глаз Василенко. – Я играю фон, – он указал пальцем на Косминова. – Ты – мелодию. Поехали на счёт три. Раз… Два… Три…

Он заиграл вступление, через несколько секунд подключился и Игорь. Но опять перед припевом они заглохли. Что-то не так с темпом:

– Ты можешь так не гнать? – спросил Косминов. – Ты перед припевом так начинаешь ускоряться.

– Ты тянешь потому, что, – сказал тот. – Я пытаюсь хоть как-нибудь темп вывезти, а то совсем…

Тут их спор прервал настойчивый стук в дверь.

– Входите! – крикнул Василенко и подкрутил одну струну.

Дверь тихонько отворилась и внутрь забежала Пуля, довольно виляя хвостом. Собака сразу же направилась в сторону печки отогреваться. За ней зашла и Катя. Она поспешно закрыла дверь и повернулась к бойцам.

– Тебя товарищ командир послал? – обеспокоенно спросил Игорь. – Уже вечер?

– Да нет, – вытерла нос рукавом та, – обед. Вы вообще есть собираетесь?

– Мы тут репетируем, – приподнял баян Косминов.

– Дядя Максим сказал, что игра игрой, а обед по расписанию, – проговорила девочка. – В общем, меня за вами послали.

– Спасибо, что предупредила, – поблагодарил её Василенко. – Но мы вряд ли пойдём. Не успеваем.

– Так трудно что ли? – с сочувствием спросила та.

– Вместе трудно, – ответил Игорь.

– А вы петь пробовали? – подала идею девочка. – Мне кажется, с пением хорошо пойдёт. И на сытый желудок тоже.

– Петь, – задумчиво произнёс Евгений. – Хорошая мысль. Спасибо, Катюх. Но обедать мы не будем. Пусть Максим там не серчает. К ужину придём.

Девочка улыбнулась и кивнула. Она подозвала к себе Пулю, которая уже пригревалась возле буржуйки:

– Пошли, Пулёк, – сказала она и после этого они вышли на улицу.

В землянке снова остались один Косминов и Василенко.

– Ну что? – повернулся к Игорю Евгений. – Попробуем?

– Попробуем, – вздохнул тот. – Куда деваться?

С пением и правда стало легче. Кто бы мог подумать, что ребёнок, ничего не смыслящий в музыке, предложит верное решение, до которого не могли додуматься музыканты. И сразу темп встал на своё место: никуда спешить не получалось и отставать тоже. За это время пыл ссоры потихоньку начинал утихать, бойцы уже не огрызались друг другу и даже улыбались. Вот оно – правило общей проблемы. И вот, наконец, у них получилось. Чисто, без ошибок. Руки отваливались, бойцов уже мутило от музыки, хотя раньше с ними это никогда не случалось. Как бы Василенко не любил свою гитару, он чувствовал, что наигрался на неделю вперёд точно, а может и больше. Евгений прислонился щекой к корпусу инструмента и вздохнул:

– Ну всё, – сказал он, – по шапке от командира точно не получим.

– Интересно, а что было бы, если бы мы не подготовились? – лёг на нары Косминов. – Как бы это выглядело?

– Я не знаю, – сказал тот. – Но знать бы не хотел.

– Слушай, – убрал с себя баян Игорь, – прости, что полез. Мне хотелось с тобой просто посоревноваться и всё в этом духе.

– Я понимаю, – зажал пальцами струны Василенко, – сам таким был несколько лет назад. И ты извиняй. Не следовало до такого доводить и тебя за грудки хватать.

Косминов задрал рукав и, прищурившись, посмотрел на наручные часы:

– Тогда пойдём, показывать, что мы тут наиграли.

* * *

Пламя костра вздымалось в чёрное звёздное небо, потрескивая на дровах. Катя с бойцами долго разводили огонь. Очень ветер мешал и снег. Но, со временем ветер утих, снег убрали и пламя, наконец, разгорелось. По такому поводу грех костёр не развести. Все с нетерпением ждали обещанный концерт. Катя сидела на бревне и грела руки. Рядышком сидела Пуля. Она сегодня так и не смогла отыскать хозяина варежки. Носилась-носилась по всему лагерю, так и не нашла. А ведь собака была близко. Михаил Макаренко не так далеко находился. Но ничего, в следующий раз получится. Народ только собирался вокруг костра. Медсёстры тоже пришли. Как такое можно пропустить? Только вот не наблюдалось главных героев всей этой затеи: музыкантов и товарища командира. Катя сидела и мотала головой в разные стороны, пытаясь найти их глазами. «Ну где же они», – гадала она. Тут показался Резанцев и Сорокин. Они прошли вперёд. Александр оглядел всех бойцов:

– Ну и где наши музыканты?

– Мы здесь, товарищ командир! – послышался вдруг голос Косминова сзади толпы.

Все сразу расступились и пропустили солдат, вооружённых инструментами. Музыканты выпрямились и поглядели на Резанцева.

– Ну что? – спросил Александр. – Подготовили?

– Подготовили, товарищ командир, – устало ответил Василенко.

Катя посмотрела на них и вздохнула. Она понимала, как они, бедолаги устали. Бойцы не пришли не только на обед, но и на ужин. Весь день в землянке просидели. Но, наверное, не зря. Не могли же они прийти сюда с пустыми руками. Люди талантливые. По любому что-нибудь сейчас им сыграют.

– Ну, давайте начинать, – объявил Резанцев.

Музыканты уселись на отведённые специально им места на поваленном дереве. Последовала пауза. Они собирались с мыслями. Это уже не репетиции, право на ошибку не имеют. Наконец, Василенко встряхнул руку и подвинул ближе гитару, а Косминов уложил лучше баян на коленях. Они переглянулись и заиграли вступление. Никаких ошибок не было. Баян и гитара хорошо звучали и дополняли друг друга. Кто бы мог подумать, что настолько разные инструменты так ладно сработают. Тоже самое можно сказать о их хозяевах. Вот она – сплочённая работа.

Наконец пошёл куплет. Евгений и Игорь запели:

Ты лети с дороги, птица,

Зверь, с дороги уходи!

Видишь, облако клубится,

Кони мчатся впереди!

И с налёта, с поворота,

По цепи врагов густой

Застрочит из пулемёта

Пулемётчик молодой.

Тут к припеву, по традиции, подключились и все остальные:

Эх, тачанка-ростовчанка,

Наша гордость и краса,

Конармейская тачанка,

Все четыре колеса!

Как же Кате нравились эти моменты. Настоящий хор. Она с медсёстрами поёт женскими высокими голосами, бойцы – низкими, грубоватыми. Огонь в такт тоже потрескивает. Все подключились к этой замечательной песне, даже природа стихла, чтобы лучше было слышно. Девочка смотрела на новобранцев, которые первый раз участвуют в таком массовом батальонном хоре и узнавала себя. Эти искры в глазах, эти эмоции, ощущение единства. Как же это прекрасно. Жаль, что растянуть такие моменты подольше нельзя.

Александр и Иван стояли рядом:

– И всё-таки ты прав, Сань, – положил руку другу на плечо Сорокин. – Это задание подходит им, как никому.

Глава 6

«Значение коротких строк»

Конец мая 1941 года.

Красное солнце уходило за горизонт, выпуская напоследок свои тёплые лучи. Оно ещё нескоро сядет. Летом дни длиннее, а ночи короче. Луна уже торжествовала на небе, но её пока не было так хорошо видно. Тёплый лёгкий ветерок качал зелёные высокие колосья из стороны в сторону, а вместе с ними и трепал светлые короткие волосы Татьяны. Девушка аккуратно убрала пряди за уши и взглянула в сторону невысоких домов. Издалека они казались такими крохотными и нереальными: словно уличный художник на скорую руку вписал их в летний пейзаж своей лохматой кистью. Девушка вздохнула и повернулась к Александру, который лежал на земле, подперев голову руками:

– Ну и о чём ты хотел поговорить? – спросила она и тоже легла рядом. – Притащил меня в самую даль… – Таня взялась за один из колосков и потянула его к своему лицу. Тут пальцы её разжались и травинка зашаталась. – Чтобы уж никто точно не услышал. Не зря ведь.

Резанцев смотрел на проплывающие на небе облака и собирался с мыслями. Этот разговор он задумывал очень давно, но начать его никак не мог решиться. В голове всё так легко было. Просто сказать прямо о всех своих чувствах… Резанцева передёрнуло. Вот в этом и проблема. Он мог поговорить о чём угодно, а об этом нет. Александр сам по себе был уверенный человек, но рядом с Таней откуда ни возьмись, появлялось какое-то непонятное смущение, стеснение. Никогда такого с ним не было. Сорокин, зараза, всё подшучивал, давал ненужные советы. Лучший друг, называется. Ему в этом плане легче давалось всё. К девушкам у него был подход. Этот человек опытный. Но, правда, пользоваться опытом ему суждено было недолго. Встретил Иван свою судьбу, стал мягким и заботливым мужем, а затем и отцом двоих детей. Правда, там такая жена, что лучше её лишний раз стороной обходить. Но его всё устраивало. Как говориться, сердцу не прикажешь. «Просто скажи обо всём ей прямо», – говорил он. – «Тебе сказать три слова трудно?» Да, для Александра это было непреодолимое препятствие. Сорокин даже представить себе не мог какое. Тем временем Таня пытала Резанцева своим любопытным взглядом:

– Что ты молчишь? – улыбнулась она. – Команды «смирно» не было. Или что там у вас?

– Да я, – начал Александр и вздохнул, – я думаю.

– О чём? – продолжала спрашивать девушка.

Резанцев взъерошил волосы. «Ну, что ты такой дурак!» – ругал себя в мыслях он. – «Тебе тридцать лет скоро, что ты ведёшь себя, как пацан?» Он сел и тоже посмотрел в сторону домов маленького посёлка. За ним следом поднялась и Таня. Она с волнением наблюдала за Александром, но ничего не говорила, ждала. Резанцев посмотрел на неё. Сейчас. Другого момента уже не будет:

– Тань… я тебя люблю.

Сказав это, он почувствовал, как быстро заколотилось сердце. Такого волнения Александр не испытывал ни на одном экзамене или важном событии. Да что же с ним происходит? Девушка тепло улыбнулась и пододвинулась ближе:

– Я тебя тоже люблю, – с этими словами она обняла его и опустила голову ему на плечо.

– Ты не совсем поняла, – сказал тот. Резанцев очередной раз вздохнул и продолжил. Назад пути нет. – Я люблю тебя больше, чем ты думаешь и хочу…

«Зачем такие сложности? Что я опять хожу вокруг, да около?» – подумал он. Но Таня слушала очень внимательно и ждала того, что будет дальше. Александр даже не подозревал, что у неё сердце сейчас бьётся гораздо чаще, чем у него. Ждать в таких ситуациях тоже очень мучительно. И не скажешь ничего – девушка обязана терпеливо ждать. Ждать своего момента. Ну или, когда твой любимый, наконец, вспомнит все слова и перестанет глупить.

– Я хочу и дальше быть с тобой, всегда – продолжил он. – В общем, Тань. Ты выйдешь за меня?

Повисла тишина. Даже ветер не нарушал её, затихнув там, где-то за горизонтом вместе с солнцем. Видимо, Светило схватило его по пути и заставило сидеть и не мешать в такой важный момент. Остановилось всё. Эти секунды были самые сложные и мучительные в жизни Резанцева. Они тянулись не минутами, а часами. Может он поспешил? Может она не готова к такому? Хотя, они столько знакомы. Куда медлить дальше? Тут Александр услышал тихий голос Тани:

– Да, – сказала она и повторила громче. – Да.

– Ты согласна? – спросил Резанцев, до сих пор не веря, что это происходит.

Девушка кивнула и широко улыбнулась. Какая же она была красивая. Словно, её не существует на самом деле. Татьяна ещё раз кивнула и обняла Резанцева за шею. Александр прижал её к себе и уткнулся носом в её пушистые, короткие волосы. Она согласилась. Что может быть лучше? Он почувствовал, как волнения стали покидать его, на место них пришла непередаваемая радость. Таким счастливым Резанцев никогда не был. Опять подул тёплый ветерок. Солнце, наконец, выпустило его из красного горизонта, обогрев перед этим своими угасающими лучами. У него будет, наконец, своя семья, а если и дальше всё пойдёт хорошо – дети. Александр был готов так просидеть в этом поле вечность. Жизнь открыла новые двери.

– Выйти замуж за военного, – задумчиво произнесла Таня. – Думаю, бабушке понравится.

* * *

Александр вынырнул из своих воспоминаний и огляделся. Ни поля, ни родных домов вдали. Только стены тусклой и еле тёплой землянки. Как бы ни старалась буржуйка, обогреть всё она далеко не могла. Командир сложил фотографию, где он запечатлён с Таней, и засунул в карман. «Куда же ты лезешь?» – спросил в мыслях девушку Резанцев. Не спорил он – стране нужна помощь. Но почему нельзя было остаться в тылу? Там же тоже очень много работы. Нет, это мягко сказано! Без тыла фронта бы давно не было. Кто бы создавал оружия, делал танки? Там же работают женщины, старики и дети. Но нет, чёрт попёр её на фронт. Танька упрямая. Назад не повернёт и Александр это понимал. Тут в дверь постучали. Резанцев поднял голову и крикнул:

– Войдите!

Дверь тихонько отворилась и внутрь зашла маленькая, заснеженная фигурка. Это, конечно же, была Катя. Она встала ровно и шмыгнув, красным носом, отдала честь:

– Товарищ командир! Разрешите обратиться! – звонко протараторила девочка.

– Разрешаю, рядовой Камышева, – улыбнулся Александр. – Что у тебя?

В глазах Кати вдруг загорелась радость, серьёзное выражение лица спало, будто его и не было. Сразу видно, ей не терпелось что-то рассказать:

– Товарищ командир, почту привезли, – произнесла она и прижала руки к груди. – Разрешите раздать.

– Выполняй, – кивнул тот.

– Есть «выполнять»! – засияла девочка и отдала честь.

– Только, – сказал Резанцев.

Катя остановилась и обернулась.

– Смотри, чтобы бойцы не ленились, – продолжил Александр. – Чтобы хорошо отплясывали.

Девочка улыбнулась:

– Разумеется, товарищ командир.

С этими словами она вышла на улицу. Снаружи её уже ждала Пуля. Резанцев это понял по словам Кати: «Пулька! Дай мне выйти! Отойди!» Наконец, дверь захлопнулась и в землянке опять наступила тишина. Александр невольно снова погрузился в мысли. «Почта», – подумал он. – «Может, всё-таки написала?»

* * *

Катя перебросила огромную почтовую сумку через плечо. Она была тяжёлая. Значит, писем было много. Сумка аж трещала и не закрывалась. Конечно, почты сейчас поступает достаточно. Её и так было не мало, а вот перед Новым годом… В праздники очень много доставляют. Рядом кружила Пуля. Собака уже знала, что означает великое слово «письма». Девочка взглянула на своего четвероногого друга и подмигнула:

– Побежали, Пулёк! Пора делать праздник!

И они поспешили в центр лагеря, где больше всего кипела жизнь. Катя остановилась и, как обычно, объявила:

– Ребята! Нам почту доставили!

– Опа! – вскочил Летаев и оттолкнул назад Макаренко. – Первый я! – он побежал вприпрыжку. – Я уже танцую! Смотри, Катюх!

– Не наглей, Федя! – возмутился Василий Лунов.

– Да тут так много, – взглянула на сумку девочка, – боюсь выбирать не получиться.

– Слыхал, танцор, – скинул шапку с головы Летаева Максим Рубцов.

Фёдор подобрал ушанку и крикнул товарищу вслед:

– Да уж получше кашевара буду!

И снова серьёзные бойцы становятся мальчишками. А всё вокруг на некоторое короткое время – мирным и спокойным. Только сегодня ночью был бой, и наши ребята готовили винтовки. Но сейчас они готовили музыкальные инструменты и песни. Все окружили Катю, медсёстры стояли скромно неподалёку и о чём-то перешёптывались.

– Может что-нибудь новенькое? – неожиданно предложил Зимин Владимир. – Может сценку какую-нибудь разыграем?

– Сценку тебе нужно? – поднял брови Сорокин.

– Почему? Хорошая идея, – вмешался вдруг Фокин.

Все притихли и посмотрели в сторону бойца. Если Егор во что-то вмешивался, то вмешивался по делу и предлагал что-то годное и правильное. И сейчас. Что он предложит?

– Например, «Прекрасную маркизу», – сказал солдат. – Все же знают?

Толпа раздалась одобрительными откликами. Катя взялась за первое попавшее под руку письмо:

– Значит «Маркиза?» – прервала возгласы она.

– Давай! – махнул рукой Сорокин и повернулся к музыкантам. – Ну-ка! Игорь, Женька!

– У меня пальцы замёрзли, – сказал Косминов, – я пока не могу.

– А ну быстро пальцы греть, боец! – приказал Иван. – Без тебя не сыграем!

– Есть! – стал искать варежки тот.

Сорокин повернулся к Василенко:

– У тебя тоже пальцы замёрзли?

– Я сыграю, – крепче взялся за гитару тот.

Роль прекрасной маркизы досталась Алёне Маренко. А за подданных взяли несколько бойцов. Первым вышел Антон Шевченко. Василенко подобрал аккорды и стал играть. А герои юмористической сцены – петь:

– Алло, алло, Джеймс, какие вести? – начала Алёна. – Давно я дома не была. Пятнадцать дней, как я в отъезде, ну как идут у нас дела?

Смущённый до красноты ушей Антон, отвечал:

– Всё хорошо, прекрасная Маркиза, дела идут и жизнь легка. Ни одного печального сюрприза, за исключеньем пустяка. Так ерунда, пустое дело, кобыла ваша околела, а в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо!

Катя, понимая, что песня «Джеймса» заканчивается, достала ещё один конверт:

– Липтенко! – крикнула она.

Из толпы на смену Шевченко, вытолкнули Матвея, тоже смущённого, как никогда. Зато «маркиза» чувствовала себя просто прекрасно: пританцовывала и улыбалась:

– Алло, алло, Мартен, ужасный случай, – она прислонила руки к щекам и покачала головой, – моя кобыла умерла. Скажите мне, мой верный кучер, как эта смерть произошла?