Между Вавилонией и Эрец-Исраэль курсировали специально назначенные на то посланники. Через этих людей осуществлялся обмен идеями и важными интеллектуальными находками. Эвитар и Матан выслушивали посланников из Иерусалима, читали привозимые ими письмена-толкования, да и сами передавали западным коллегам плоды собственных холодных наблюдений ума и замет горячего сердца.
Не смотря на стабильное и десятилетиями оправдывающее себя статус-кво, Эвитаром владело чувство некой неудовлетворенности. И в самом деле, установившаяся традиция взаимного обогащения хоть и была полезна, но она не могла достаточно полно раскрыть перед иерусалимскими законоучителями завоевания вавилонских мудрецов. Поэтому Эвитар решил отправить Матана в Эрец-Исраэль с наставлением показать иерусалимцам всё то лучшее, чему он выучился в Нагардее, а, главное, продемонстрировать собственные незаурядные достижения толкователя Святых Книг.
В Эрец-Исраэль жил один совершенно незаурядный человек, коего народ горячо любил и ласково и просто называл “Раби”. До нас дошло немало сведений о Раби. Вот далеко не полный перечень их. Во-первых, он был правителем Иудеи, во-вторых, превосходил богатством всех жителей страны и, в-третьих, слыл самым большим мудрецом. Если найдутся скептики, которым покажется странным, а то и неправдоподобным, такое удивительное соединение в одном лице главнейших человеческих приоритетов – пусть относятся к сему явлению как к случайному стечению фактов.
По прибытии в Эрец-Исраэль молодой представитель Вавилонии явился в резиденцию правителя, то есть к Раби. Слуга доложил о прибывшем, и визитер был принят. Матан вручил хозяину дворца рекомендательное письмо от своего нагардейского учителя. Раби со вниманием и почтением прочел послание, отложил его в сторону и затеял с Матаном ознакомительную беседу.
Начавшись с вежливых обсуждений пустяков, разговор постепенно перешел в научное русло. Раби быстро убедился, сколь справедливы похвалы Эвитара его ученику. Изобилующая мыслями беседа затянулась. Слуга принес на подносе обед и кувшин с водой для омовения рук. После трапезы собеседники вышли в сад и продолжали дискутировать до захода солнца. С появлением звезд, Матан сотворил вечернюю молитву, по приглашению Раби присоединившись к нему и его приближенным.
Раби предложил Матану задержаться в Эрец-Исраэль и примкнуть к руководимой им ешиве в качестве его помощника, одновременно углубляя познания в науках. Молодой вавилонец с радостью принял лестное предложение. Он понимал, что ему есть еще чему поучиться, тем более, когда наставником будет сам Раби. Вместе с тем Матану хотелось пожить самостоятельно и отдохнуть от затянувшейся отцовской заботы, в последнее время выглядевшей несколько навязчивой.
***
Матан помогал Раби в обучении школяров и одновременно черпал новые знания из общения с учителем. Смело заглядывая в собственное будущее, Матан наматывал на ус уроки политического мастерства Раби, умевшего виртуозно лавировать между прихотями римских владык и чаяниями своих людей. Он восхищался искусством наставника не сердить первых и не обижать вторых. Приобретенный Матаном опыт пригодился ему впоследствии по возвращении в Нагардею.
Довольно скоро Матан пришел к заключению, возможно справедливому, что его познания в Священном Писании вполне сравнялись с научным багажом Раби. Однако посланец Нагардеи не спешил возвращаться в Вавилонию, ибо молодой пытливый ум устремился к новым горизонтам. Матан увлекся медициной и достиг в этой области впечатляющих успехов не только как теоретик, но и как практикующий лекарь.
Матан пристально изучал природу человеческого организма, привлекая существовавшие до него научные воззрения в области медицины. Он сделал вывод о том, что болезни проистекают вовсе не от дурного глаза, как склонны были думать в то время многие авторитеты. Подлинными причинами большинства недугов он назвал вредное воздействие дурного воздуха, а также перемены в расположении небесных тел. Что касается желудочно-кишечных заболеваний, то для избежания подобных неприятностей Матан советовал не нарушать привычные условия жизни и питания.
Увлекшись практическим врачеванием, Матан собственноручно составлял весьма действенные мази для излечения экземы. Как один из первопроходцев тропы медицинской профилактики, он рекомендовал в целях предупреждения всевозможных недугов по утрам промывать глаза холодной водой, а по вечерам делать горячие ванны для рук и ног.
Пожалуй, самым ярким достижением Матана в медицине стало изобретение особой глазной мази. Снадобье оказалось настолько эффективным при лечении глазных болезней, что мазь получила имя ее автора. На волне успеха Матан дерзнул утверждать, что он умеет исцелять почти все известные недуги.
Еще одной сферой приложения талантов Матана стала астрономия. По его собственному признанию, пути звезд на небе были знакомы ему как дороги его родного города Нагардеи. Он тщательно изучил движение луны и мог безошибочно определить начало месяца и даты первых дней праздников. Как в медицине, так и в астрономии, Матан стремился к практическому приложению теоретических знаний. Следуя этому стремлению, он составил календарь на шестьдесят лет вперед и отправил плод своего труда на родину в подарок Эвитару. Составляя календарь на будущее, астроном не думает, что оно скрыто от нас.
***
Раби весьма ценил научные достижения Матана. В особенности его подкупал демонстрируемый молодым ученым материалистический подход ко всякой проблеме. И это не удивительно, ибо сам Раби, глубоко верующий иудей, по природе своей был рационалистом. Вот только смущали учителя некоторые заявления питомца, выглядевшие, порой, хвастливыми. Именно по этой причине Раби, страдавший заболеванием глаз, не торопился применять мазь Матана, считая ее не достаточно апробированной.
То ли из любви к учителю, то ли из тщеславного желания доказать себе и миру силу выдающегося изобретения, то ли по обеим причинам вместе, но Матан пошел на обман, казавшийся ему вполне безобидным. Когда Раби уснул, лекарь тихо на цыпочках пробрался в спальню и осторожно просунул смазанную мазью тряпицу под подушку спящему. Утром, проснувшись, Раби с восторгом обнаружил, что глаза его совершенно здоровы. Матан признался в обмане. Исцеленный шутя погрозил пальцем своему врачевателю и горячо обнял его.
Раби, преисполненный благодарности к Матану, решил во что бы то ни стало отплатить добром за добро. Он задумался: “Мой помощник показал себя блестящим знатоком Писания и зрелым законоучителем, хоть он и молод годами. Я хочу быть откровенным перед самим собой. Мне нечего больше дать Матану, ибо он впитал от меня всю мудрость. Как когда-то он стал равным моему вавилонскому товарищу Эвитару, так теперь он сравнялся со мною. Матану предстоит большое жизненное плавание. Чтобы ветер наполнил парус его корабля, я должен выправить ученику законный документ на право занять пост раввина – это мой долг!”
Надо заметить, что в те давние времена титул раввина можно было получить только в Эрец-Исраэль решением совета мудрецов. Действовал совет коллегиально и абсолютно демократично – голос равен голосу. Раби не сомневался, что его протеже непременно удостоится заслуженной чести. Каково же было разочарование Раби, когда в результате голосования выяснилось, что звание раввина Матану не присвоено!
Казалось, Раби горевал больше незадачливого претендента. “Я слишком полагался на здравый смысл людей, я должен был обсудить дело предварительно с каждым членом совета, убедить и повлиять!” Матан со своей стороны успокаивал наставника: “Дорогой учитель, если не смотря на то, что я исцелил тебя, ты тем не менее не сумел добиться для меня звания раввина, стало быть, есть на то хотение Небес. Значит, не о чем тужить, наоборот, мы должны с благодарностью принять волю Господа!”
В ученой среде принято считать, что подоплека отрицательного решения совета мудрецов не ясна ввиду того, что до нас не дошли соответствующие документальные источники. Поскольку всякая неизвестность подталкивает пытливые умы к отысканию причины, мы, не стесненные ограничениями на творческую фантазию, попытаемся прояснить дело.
Совет мудрецов – это собрание глубоко и широко образованных людей, не лишенных, однако, простых человеческих чувств. Раби слишком очевидно благоволил Матану и этим самым невольно унижал коллег. Испокон веку известно: самолюбие протиснется в любую брешь. Так стоит ли удивляться тому, что естественная в этой ситуации зависть повлияла на решение членов совета?
***
Матан великодушно успокаивал Раби, демонстрируя оптимизм и, якобы, не придавая значения отказу в получении свидетельства раввина. Однако в глубине души Матан был немало огорчен. Обида побудила его заинтересоваться вещами, стоящими в стороне от прямой дороги истинной веры.
Матан начал делать странные заявления, вызвавшие беспокойство Раби. Например, он стал уверять учителя, будто бы умеет устанавливать начало беременности с точностью до одного дня. Матан пошел дальше. Под большим секретом он сообщил Раби, что знает, как совершить половой акт с девственницей, не нарушая ее непорочности, и при этом девица забеременеет. Матан добавил, что этот секрет известен только ему, и он никому его не раскроет.
Раби невольно заподозрил признаки возможного нездоровья ученика. К тому же, рассуждения Матана о непорочном зачатии показались Раби опасными в свете набиравшего силу христианства с его удивительными мифами.
В этой ситуации Раби почел за благо написать откровенное письмо отцу Матана. Полученное из Эрац-Исраэль послание глубоко встревожило Гедалью. “Что означает этот странный интерес сына к теме деторождения? – спросил себя Гедалья и нашел единственно правильный ответ, – пора женить парня. Мудрость мудростью, а природа требует положенную ей дань!”
Гедалья написал наследнику, мол, довольно холостяковать, пора жениться, нашел тебе невесту по душе. Обращение к отпрыску Гедалья заключил словами: “Сын! Беспрекословно исполняй мою отцовскую волю – немедленно возвращайся в Нагардею и заводи семью. В семье каша гуще!”
4. Женитьба
Письмо отца произвело в душе Матана настоящую бурю. Гедалья потребовал от сына немедленно покинуть Эрец-Исраэль и вернуться домой в Нагардею. Категоричность родительского тона воспламенила сердце юноши решительным неприятием. В пылу протеста он приготовился к резкому ответу, мол, даже и не подумаю приезжать немедленно. “Ежели зычность зова не умерится, то я и вовсе не вернусь под родительский кров!” – возмущенно говорил себе Матан.
Противовесом гневу стал заимствованный у Раби опыт из другой сферы: непротивление указам римских повелителей, но неторопливое и неполное исполнение оных. “Надо ли горячиться? – задавался вопросом Матан, – не найдется ли компромисс? Говорят, упорная горячность граничит с глупостью. Может, промедление пойдет мне на пользу? Что, если изобрести разумные доводы? А разве требование родителя так уж плохо по сути своей?”
Последний вопрос заставил Матана сперва всерьез задуматься, а потом и загрустить. До сих пор он не женат. Не ведает женской ласки. Угла своего не имеет. И это еще не всё. Ему, как известно, предназначено Небесами стать большим законоучителем. Однако незаурядная личность не имеет права не думать о будущем и эгоистически предпочитать холостяцкую жизнь семейной, наслаждаясь лишь причитающимся почетом. Человек выдающегося ума обязан привести в мир потомков, кои унаследуют мудрость родителя, продолжат и умножат ее. Выходит, своевременно и резонно намерение Гедальи женить Матана!
Раздираемый сомнениями, Матан обратился за советом к Раби и доверительно показал ему послание из Нагардеи. Прочитав письмо Гедальи и не подав виду, что это он заварил кашу, Раби сказал: “Твой отец прав, и не только потому, что он отец. Я загодя благословляю тебя и твою невесту, которую родитель нашел тебе по душе. Я сожалею о некоторых твоих речах. Мне кажется, недостоин молодого законоучителя интерес к таким низменным предметам как беременность, зачатие, девственность. Голова должна быть занята Святыми Книгами. Боюсь, сублимация правит сердцем твоим. Посему мой совет тебе: женись, Матан!”
В этом пункте зоркий читатель справедливо запротестует – мол, во времена Раби никакого понятия о сублимации не было, да и слова-то такого не существовало. Поблагодарим оппонента за бдительность и отметим в его пользу, что правота всегда на стороне точности и педантизма. Однако, принимая во внимание свободу, которую предоставляет нам жанр фикшн, оставим речь Раби без изменения.
Как и следовало ожидать, позиция радикального протеста, первоначально занятая Матаном, постепенно претерпела изменение в сторону умеренности, а затем и вовсе сменилась на благосклонную. Заметную конструктивную роль сыграл совет Раби. И вот уже Матан возвращается в Нагардею. Он с нетерпением ожидает первого свидания с незнакомкой и, конечно, вспоминает, что соскучился по своим семейным.
***
Эфрат – так звали невесту Матана, которую Гедалья избрал сыну по душе. Девица происходила из купеческой семьи, проживавшей в Нагардее. Отец ее был достаточно богат, хотя и не настолько, как сам Гедалья. Для последнего сие обстоятельство имело значение положительное, ибо имущественное превосходство давало моральный перевес в будущем объединенном семейном совете.
Хотя по дошедшим до нас сведениям иудейство Вавилонии процветало, тем не менее страшно узок был круг высших слоев нагардейского среднего класса, к которому принадлежали семьи жениха и невесты. Поэтому Гедалья, а равно и отец Эфрат, не располагали слишком большим количеством опций для сватовства. Не смотря на ограниченный выбор, Гедалья сумел отыскать для сына достаточно красивую видом девицу, предложив ее родителю молодого и в будущем богатого знатока Писания.
Подъезжая к родному крову, Матан испытывал волнение, торжество, ликование. “Скоро ли? Скоро ли? – лихорадочно думал он, – о, эти несносные улицы, лавки, фонари…” Вот он и дома. Объятия, поцелуи, крики, слезы радости. Отец, мать, сестры, зятья. Матан был счастлив любовью, которую ему выказывали. Как блаженна минута встречи!
На следующий день состоялось знакомство жениха и невесты. Только в минуты свидания люди начинают понимать, сколь много любви таили их сердца. Матан и Эфрат понравились друг другу. Обоих пленяла мысль о скором свершении романтических мечтаний. Один думал об этом с нетерпением, другая – с трепетом. Купленный отцами вскладчину новый дом ожидал молодых. Будущие молодожены хотели жить самосильно, а родительское попечение вспоминать с благодарностью как счастливое прошлое.
Свадьба удалась на славу. Среди гостей были и такие, которые когда-то давно сидели, как и сейчас сидят, за уставленным кушаньями столом, поздравляли счастливого Гедалью с рождением сына и исполнением Божьего завета обрезания. Этим людям посчастливилось дожить до женитьбы героя прошлого праздника. Ветераны застолий похваливали угощения, весьма похожие на яства былого торжества и, узнавая отменный вкус, шутили, впрочем, без обидной задней мысли, мол, на брачный стол пошел пирог завета.
За одной половиной стола располагались гости со стороны жениха, за другой – со стороны невесты. Скажем пару слов о некоторых представителях лагеря Гедальи. Сам он постарел. Голова стала белою – ну, что с этим поделаешь? Борода поредела, появилась дрожь в руках, глазами ослаб. Приходит старость – приходит и слабость. Матан вручил отцу склянку со своей знаменитой глазной мазью, заявил уверенно: “Чудодейственное средство. Спасло Раби, и тебя исцелит!” Гедалья улыбнулся, дал оптимистический ответ со скептическим подтекстом: “Спасибо, сынок. Божьей волею поможет твоя мазь…”
Годы безжалостны к людям суетных мирских занятий, но щадят тружеников духа. Посему Эвитар сохранил ясность ума и изо всех своих немолодых сил старался не поддаваться разрушительному действию лет. Он произнес красивейший тост в честь новобрачных, предсказал Матану славную будущность мудреца и просил его посвятить молодость – лучшую пору жизни – познанию путей Господа. “Запомни, – закончил речь Эвитар, – стар будешь, а молод – никогда!”
Зятья Гедальи, мужчины в расцвете сил, сидели рядком, раз за разом наполняли друг другу тарелки яствами и, кажется, намеревались испробовать все без исключения дары щедрости тестя. Они с признательностью поглядывали на шурина, благодаря которому им выпало так обильно и вкусно поесть. Все они принадлежали к торговой братии, были людьми абсолютно практическими и потому в высшей степени почтительно и с гордостью думали о книжнике Матане.
Для женщин накрыли отдельный стол. Поскольку они сидели в соседней комнате, и прекрасное их собрание было недоступно взору мужчин, то и мы, то есть читатели, отдадим положенную дань скромности и не станем заглядывать на запретную территорию.
***
Матан и Эфрат поселились в купленном для них доме. Минула неделя, и в обитель любви, где молодожены вкушали ранние супружеские восторги, явились отцы новобрачных и сообщили, что надумали сделать им еще один подарок – солидную сумму денег, требуемую для путешествия в Рим и для безбедного пребывания в чудо-городе целый месяц. У отца Эфрат живет брат в столице мира. Он охотно возьмет племянницу и ее мужа под свой кров.
Раз в жизни выпадает такая удача. С великой радостью был принят родительский дар. Часть пути молодые проделали по суше, потом плыли морем, потом снова двигались сухопутным путем. Широко образованный Матан недурно знал книжный латинский язык, теперь же ему представился случай попрактиковаться в живой речи. Эфрат еще в пути начала перенимать у мужа иностранные слова и к концу пилигримства сносно говорила на латыни. Путешествие – лучшее средство самообразования. Но если дорога не меняет человека – это плохое путешествие.
Родственник Эфрат проживал в иудейском квартале Рима. Человек небедный, он радушно встретил гостей и содержал их на свой счет, категорически отказавшись принимать плату за постой. Поэтому у Матана и Эфрат высвободилась изрядная сумма денег, которую они употребили на всевозможные удовольствия.