Про то, как враг народов войну выигрывал

Text
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Ну а кого другого совершенно же немедля, и близко ведь невзирая на лица, и впрямь-то как-никак, а вполне полагалось стирать буквально в порошок, раз теперича у нас этакая общая линия.

ВОТ, НАПРИМЕР, тот словно гром, среди ясного неба до чего незамедлительно так сходу после смерти великого полководца разом-то и грянувший развал блистательно великой империи Александра Македонского…

У талантливого завоевателя нисколько и близко затем явно не оказалось того одного же достойного приемника, а как раз потому фактически сразу после его кончины его империя была исключительно так спешно затем и разделена на части его весьма и весьма более чем ревностными в соискании славы и доблести диадохами.

Однако этакая правда была вовсе-то кое-кому истинно уж принципиально до чего еще отвратительно тогда неудобна, а дегероизация и в те времена была и близко совсем никак не в почете.

То есть на лицо самое явное перекрашивание истории на некий нужный лад только не сегодняшнее, а той еще двухтысячелетней давности.

И то истинно общеизвестный факт, что сколь немалым числом древних подхалимов-историков тот до чего на редкость спешный раздел бестрепетно и исторически лживо тогда вполне еще именовался, самым что ни на есть чисто же преднамеренным разделом своего царства великим вождем в сущем предчувствии более чем неизбежно скорого своего конца.

Современников, быть может, подобная трактовка до чего безупречно и вправду во всем вероятно, устраивала, да только нынешняя история – наука предельно точная, и она всегда со временем уж не мытьем так катаньем явно еще всячески все-таки докопаться до святой и кем-либо некогда исключительно ведь безыскусно и преднамеренно затаенной истины.

Вот в точности эдак недавно был полностью обелен Ричард III, оболганный современниками и впрямь-то, как есть, вознесенный великим Шекспиром на жертвенник вековой исторической кривды…

Горба у него точно никакого не было.

И да, конечно, в поисках сколь основательно затерянной или тем паче кем-либо злонамеренно утаенной правды надо бы проявлять довольно-таки большую щепетильность, поскольку никому и никак нисколько нельзя бросать даже и малую тень на всех тех зачастую безымянных защитников нашей не столь и давно бескрайне широкой, единой родины.

Раз именно их светлой памяти мы все как один и обязаны – своим до чего только обыденно простым физическим существованием.

13

Однако будет вовсе-то и невозможно именно как раз того фактически сходу буквально разом так совсем не признать…

Более чем, несомненно, что будет, куда только намного получше вполне вот узнать горькую истину, нежели чем всю свою жизнь без конца и края так и пережевывать, да пережевывать басни старой и близко не в меру подслащенной советской лжи.

На тех же немцев никто в Европе искоса ныне не глядит и никто в них пальцем не тычет, как на диких и заклятых вандалов, причем только-то потому, что некогда их отцам и дедам и впрямь-то довелось жестоко развязать кровавую бойню, – зверски изничтожив при этом миллионы и миллионы гражданских людей.

В свое время всем тем никак не в меру самонадеянно спесивым представителям той сколь делово и незамысловато саму ведь себя крайне преступно провозгласившей таковой высшей расы столь доподлинно верно был как-никак, а разом преподан на редкость достойный и весьма славный урок.

Им было в свое время очень даже хорошо, да и весьма доходчиво разом разъяснено, а именно как и куда им соваться, и близко-то совсем не следовало.

И их идеология явно так несла в себе, те самые чисто сатанинские нотки для нее была характерна лютая ненависть ко всему, что не мы и донельзя так грубое самообожание…

Ну а если наших общих предков до чего бесстыдно и подло некогда именно что попросту обманули, наобещали им сладкую жизнь, добро и свет…

И разве то и близко никому и никак явно уж оно непонятно, что дело то не в едином своем глазу вовсе ни в чем совершенно несхоже с тем напыщенно и весьма ведь эгоистически беззастенчивым возвеличиванием всего своего собственного, как есть самого наилучшего из всех существующих на этом свете народов…

В России звериный национализм в массах никак не мог бы прижиться.

Но при этом внешне заявленное единство и братство народов было единством рабства, да и более наглядно прослеживалось до чего только последовательное уничтожение всяческой самобытности…

Ложь коммунистическая была, куда так коварнее лжи значительно вот более откровенной нацистской кривды.

Вывернутая наизнанку чистая правда всегда хуже подлого вранья переполненного ненависти и страха перед всем чужим и будто бы на редкость совсем инородным.

СССР действительно защищался от вражеской агрессии, но при этом сталинская клика попросту не сумела нанести удар первой, а это никак не подразумевает отсутствие всякой ее тяжкой вины за всю ее отчаянную ретивость в развязывании Второй Мировой Войны.

Но признание этого факта никак не преуменьшает заслуги народов СССР в планомерном удушении проклятого фашистского монстра.

И вот если на одну ту короткую минуту и вправду допустить, что Советская Россия и вправду по-братски мечтала искренне обнять в медвежьих объятьях социализма весь необъятно широкий западный мир, то это всего-то лишь разом  бросает некую дополнительную тень на извне завезенную проказу большевизма.

Однако вот никак так оно и близко совсем не подразумевает чего-либо хоть сколько-то большего.

И если подобного рода факт будет всецело признан полностью официально, то чем это все те никак не вчерашние грехи промозгло серого умом коммунистического тоталитарного режима хоть сколько-то на деле еще сумеют вовсе уж неистово взбаламутить мутную воду не столь и далекого прошлого?

14

И разве можно то хоть сколько-то и далее скрывать?

Между всеми теми до чего будничными действиями истых приверженцев коммунизма и нацизма было чрезвычайно ведь много действительно общего, кроме разве что чего-то именно всецело так одного.

И это именно те самые два десятилетия интернационального социализма и создали все условия для возникновения во время войны всего того непомерно так огромного количества предателей, запросто готовых обагрить и замарать руки кровью мирных граждан и своих же соотечественников, находясь при этом на службе у Третьего рейха.

А то уж между тем и был именно тот истинно так заклятый во всех тех грядущих веках режим, безжалостнее и продуктивнее которого во всякого рода убийстве попросту никогда доселе и не знавала вся вот, как она есть человеческая история.

Причем его отношение к гражданам советской России вообще вот и в принципе не имело ровным счетом ничего общего к какому-либо даже и совсем этак негуманному отношению к людям же вообще.

Да и сами те условия дьявольски скотского содержания наших военнопленных, как нечто ведь иное всецело-то затем весьма поспособствовало всему тому до чего бурному развитию в самых так обычных людях донельзя свирепых инстинктов сущей бесчеловечности.

И это при том, что все те напрочь обезвоживающие саму душу людскую жесточайшие обстоятельства исключительно же тягостного пребывания советских военнопленных в том самом непомерно суровом немецком плену могли бы оказаться на редкость вот корне иными, подпиши СССР те и впрямь до чего всецело надлежащие к их подписанию международные соглашения…

И вот тогда наши солдаты жили бы в несколько иных условиях и впрямь, как по накладной, бесперебойно получая посылки Красного креста, и с ними немцы никак вот при данном раскладе и близко не отважились бы тогда обращаться чисто как с животными.

Поскольку, ясное дело, что тогда как-никак, а вполне бы существовал, в том числе и некоторый международный надзор над всем тем, так или иначе происходящим в лагерях советских военнопленных.

Причем эти-то лагеря медленной и мучительной смерти почти ведь с самого начала войны были вовсе-то совсем никак так нисколько несчетны, причем как есть, пожалуй, словно бы звезды на небе.

И наиболее тут главное оно именно то, что, те самые пленные никак при этом совершенно уж не считались охранявшими их оккупантами хоть сколько-то вообще за настоящих людей…

Ну, а если бы положение военнопленных советских солдат и близко так не было столь ужасающе донельзя плачевно, то, как бы это тогда еще удалось всем тем нацистским агитаторам до чего основательно так поставить под ружье настолько большие солдатские массы под почти все тем же красным знаменем лютого нацизма?

Медленная и мучительная смерть или служба на благо врагу, уж кто это вообще был в том виноват, что советскому воину попросту жизненно вот было необходимо принимать решение и, кстати, непременно затем еще отдавать самое определенное предпочтение до чего и впрямь-то почти подневольно и поспешно сделанному им выбору?

А между тем тот самый никак недосужий выбор буквально-то для каждого человека, жизнь или верная смерть, до чего еще частенько более чем невольно совершается именно в пользу продолжения жизни, и с этим ничего вот никак совсем не поделаешь.

15

Так что и близко уж нечего столь откровенно ведь поражаться всем тем на редкость невероятным масштабам всего того массового предательства среди принимавших присягу на верность родине красноармейцев.

Родина сама предала их еще всякого начала всяких военных действий, не присоединившись к Женевской конвенции.

И дело не только в обращении или вот обязанностей накладываемых конвенцией, даже если страна ее подписавшая воюет со страной, которая ее не подписала.

Подпись под Женевской конференцией гарантировала хоть какую-то возможность инспекций санитарных условий в лагерях военнопленных и посылки Красного креста…

Но для Сталина и близко не было пленных солдат, они все до одного были для него грязные подонки предавшие его личную персону и уж, как и понятно мать родину вместе с ней.

Он возвышался над всем и все не только своими статуями, но и крайне завышенным самомнением, а потому все кто вышел из-под его опеки и оказался в стане врага до чего еще автоматически ставился им на одну доску с неприятелем.

 

И это было вовсе так неважно, полностью добровольно он там оказался или его взяли силой, когда у него более так совсем не оставалось не единого патрона.

Люди, оказавшиеся в плену, в совершенно так нечеловеческих условиях подчас теряли всякий свой прежний моральный облик, а потому и цеплялись они за службу немцам как за единственную возможность вырваться из цепких рук костлявой с косой.

Да и сама идея, которой им отныне предстояло служить вовсе вот не была такой и впрямь донельзя так по всей своей сути отличной от всего того к чему они уже давно ведь поневоле привыкли.

Причем, конечно, автор никак не рвется оправдывать тех, кто пошел служить немцам, но были люди, сломавшиеся легко, а были и те, кто сделали выбор, в сторону жизни находясь на самой грани голодной смерти.

И главное всегда есть те, кто смотрит на войну совсем вот издалека и они крайне гадко осуждают всех, кто поднял руки, хотя сами бы они это сделали бы гораздо уж раньше.

И среди этих людей есть те, кто подчас вот находится на достаточно высокой должности и они, сидя в своих высокопоставленных креслах, командуют парадом, отдавая войскам нелепо же убийственные приказания.

И это именно где-то глубоко внутри политически злокачественных опухолей на теле всего этого мира, Третьем Рейхе и СССР, явно имелись чиновники, безыскусно державшиеся от линии фронта, как можно только подалее, зато бесцеремонно и навязчиво смевшие лезть с советами к тем, у кого над головой все время рвались и рвались снаряды.

16

В суровых реалиях СССР (учитывая только лишь ему и свойственную государственную действительность) все это явно вот выглядело значительно хуже, чем оно было в Германии, и именно в связи с тем гитлеровцы и прошагали своим бравым, и до чего вовсе неробким шагом от весьма неблизких окраин почти до самой Белокаменной.

Причем нечто подобное никак этак не было единственной причиной столь еще на редкость стремительного продвижения гитлеровских войск прямиком этак вглубь страны.

Раз уж та только лишь в одном разве что единственно верном смысле ретивая командно-административная система попросту вот гнала и гнала свой народ строго вперед и на запад.

Ну, а враг беспрестанно крошил все эти солдатские массы полностью уж в мелкую труху, причем зачастую безо всяких больших своих людских потерь.

17

А между тем, какая бы мощная силища на нас сколь внезапно бы не поперла, впрямь-таки сходу скомкав все наши войска, а все равно свои полуобескровленные части можно было бы и несколько так рассеять, спешно создав в тылу у безудержно прущего вперед противника чувствительно разящие врага столь многочисленные партизанские отряды.

У всякой армии обоз – это и есть его наиболее слабое место.

Да и вообще, гнать и гнать вперед и только вперед современные войска в случае внезапного вражеского нападения могла одна лишь та пресловуто же всенародная политическая система, что своих от чужих, если и была хоть как-либо способна различить, то только на ощупь и где-то до чего еще непосредственно рядом с собой.

Поскольку буквально все ей были вполне одинаково и близко так никак ведь явно уж совсем не свои…

Она весьма и весьма до чего всеобъемлюще и безоглядно стремилась к одному разве что истинно беспримерному расширению всех своих и без того попросту необъятно широких границ, как и самому же беззастенчивому перерождению всего этого мира под флагом именно что чисто своей до чего старательно перемалывающей людские кости штампованно аляповатой идеологии.

Ну, а с умом и честью защищать свои собственные государственные границы она попросту никак и не умела, да и вообще, никак того явно и не могла.

И было то так, а не иначе, разве что поскольку в ней еще изначально был слишком глубоко заложен хищнический инстинкт.

Ну а как раз потому и атаковать было единственно верным, с ее точки зрения, средством защиты от подлого агрессора, как есть посмевшего посягнуть на вотчину единственно верного по всем своим «светлым» идеям марксизма.

18

А может, все-таки как-никак, а было бы исключительно же предостаточно всего-то навсего разом так сходу несколько ниточек магистралей, совсем ведь не мешкая попросту перерезать, мосты вовремя подорвать, и все – конец блицкригу?

Да только вот чего-либо подобное было бы явно вовсе-то нисколько никак не по-советски.

Тут, понимаешь ли, даешь незамедлительное контрнаступление – и баста!

А между тем любые выступления войск куда-либо вперед и только вперед надо было осуществлять со всем тем достаточно же зрелым, светлым умом и безо всяческой и впрямь до чего напрочь остекленевшей в глазах панической истерии.

Раз уж, и вправду, делать подобного рода вещи следовало до чего исключительно на редкость более чем вдумчиво и рассудительно, а никак ведь нисколько не безумствующе до чего только во всем безрассудно.

А еще и надо бы истинно вовремя более чем стояще призадумываться о той никак неимоверно злосчастной судьбе всех тех войск, что были безо всякой пользы загублены в результате попросту никем этак явно необдуманного до чего только дальнего прорыва обороны отнюдь и близко неглупого противника!

В 1942 году именно при подобных трагических обстоятельствах и попал в плен генерал Власов.

Причем, несмотря на то, что был он вполне искренне верным долгу сталинским выдвиженцем, да только все равно было бы как есть вот несказанно лучше, кабы он так и продолжил службу своей родине на единственно верной ей стороне – его самые бесспорные полководческие таланты могли принести стране весьма значительную пользу.

Причем надо бы и то совсем этак непосредственно уж разом сходу учесть, что довольно-то многие другие сталинские соколы были по всем своим явным задаткам разве что, на редкость значительно хуже его, и весь тот вред, причиненный ими своей стране, был до чего еще более чем несоизмеримо крупней и всецело весомей.

Их мысли черным дегтем мазали всякое подчас жизненно необходимое отступление, как и полностью до конца планомерно продуманное создание весьма четкой линии должной обороны, а между тем на всякой современной войне это и есть то самое наивысшее преступление супротив всех своих бравых защитников.

Полное незнание истинных батальных реалий, пребывание в своем собственном мире идеологически верно выверенного угара…

Все это и создавало крайне настороженно удушливую атмосферу более чем беспрестанного сивушно перегара всяческих до чего вот отчаянных наступлений на пятки врага, который тем временем улепетывать восвояси вовсе-то и близко никак явно не собирался.

19

Да только уж между прочим, даже и перед тем, как той одной самой отдельной полностью ведь укомплектованной личным составом дивизии этакий суровый приказ наспех рубя с плеча отдавать…

Вот и впрямь, перед тем как куда-либо довольно-то далеко вперед на новые позиции более чем спешно всеми силами выдвигаться, разве уж никак не нужно было, совсем не скупясь при этом на время, буквально-то все четко и взвешенно до чего еще досконально со всех тех или иных сторон всецело обдумать?

Мысленно взвесить все препятствия и преимущества, сопоставить топографию местности с расстановкой сил, причем как своих, да так и противника, а иначе из всего этого могло выйти разве что одно так пустое и почти бессмысленное разбазаривание, как техники, а впрочем, в том числе и, действительно вполне храбрых духом людей.

И вот они, те как-никак разве что вовсе недавно сколь на редкость более чем милостиво разрешенные к их опубликованию меткие и  хлесткие, а как раз потому и праведные слова великого белорусского писателя Василя Быкова.

Его повесть «Карьер» более чем наглядно повествует о наиболее главной задаче всех тех до самой невозможности безразмерно разбухших штабов – порождать одни лишь сущие горы в дальнейшем (в стратегическом плане) полностью так бесполезной бумаги.

Василь Быков, «Карьер».

«– Да ну их, этих щелкоперов! – снова повысил голос Желудков. – Терпеть не могу. И на войне не терпел. За что их уважать?

Бывало, если какая операция намечается, сроки ведь ужатые, так эти штабы на бумаги все время и угробят. Месяц с бумажками возятся, графики чертят, перечерчивают, утверждают и согласовывают. Потом ниже спускают, опять чертят и согласовывают и так далее. А придет, наконец, к исполнителю, в полк или батальон, времени и не остается. Комбату некогда на местность взглянуть, где наступать будут, до атаки час светлого времени остается».

20

Причем это как раз из-за подобного рода невозмутимо заоблачных планов самое начало той войны великая страна и встретила во всеоружии до чего изначально уж как-никак, а исключительно так бесплодной попытки и впрямь-то нахрапом вытеснить подлого врага именно туда, откуда он к нам до чего внезапно и безрассудно разом пожаловал.

А между тем среди наиболее зрительно выпуклых последствий подобной откровенно же безбожно простецкой тактики и стало то на редкость беспардонное вклинивание немецких войск в самую глубину доселе неизменно подверженной плотской любви ОТЦА И КРОВОПИЙЦЫ НАРОДОВ разве что доселе вот только советской территории.

И надо бы тут и про то сколь еще скабрезно и желчно попросту уж мимоходом до чего еще разом заметить… а именно, что все те на свете более чем грандиозные поражения весьма ведь неизменно оказывают САМЫЙ ТАК, ЧТО НИ НА ЕСТЬ истинно тяжелейший психологический эффект.

Да и вообще смело наступать, да и прямо в лоб на редкость отчаянно атаковать можно было лишь в том единственном случае, коли тебе и впрямь, про то как-никак во всем заранее полностью ведомо, а чего это вообще такое творится на вверенном тебе участке фронта.

Ну, а коль скоро сквозь мутную нетрезвость разве что только и хватит у главнокомандующего ума после трезвона телефона разом встать во фрунт, да и послушно и жизнерадостно, что есть сил отрапортовать о том, что все давным-давно готово к тому самому до чего еще давно более чем весьма долгожданному широчайшему наступлению…

И оно и впрямь-таки вскоре начнется, и будут бессмысленно гибнуть люди, поскольку без тщательно выверенных на карте точек удара всякое наступление до чего еще незамедлительно превращается в простую свалку, причем картина всеобъемлющего хаоса сопровождала именно уж практически все большие наступления Красной армии.

А между тем всеми теми отчаянно бравыми кавалерскими наскоками можно было разве что только вот сгоряча своему врагу до чего невзначай и на скорую руку как-никак, а вполне еще верно во всем подсобить.

В самой великой спешке сколь еще необдуманно затеянное, а заодно и выражающее одно лишь то на редкость залихватское желание, куда только поскорее надрать бы уши наглому агрессору может подчас разве что оказаться выгодным одному треклятому врагу, а особенно если он свое дело действительно же твердо и до конца верно ведает.

21

А этак-то, кстати, совсем же недолго и свои собственные части морально во всем более чем безнадежно ослабить и разложить, причем как-никак явно еще задолго до подхода живого противника.

Уж ничем иным, а всем тем идиотски тупым изматыванием своих войск еще вот по пути к фронту пешком, да и сущей безостановочной бестолковщиной.

Ну а заодно и той, как и понятно, до чего несусветно и донельзя так зримой несусветной же неразберихой…

То есть, те самые гражданские люди, что были лишь разве что только вчера наспех позваны в армию из своего родного двора …

Все они пока живы-здоровы, но заспаны и никак не поевшие они толком, затасканные в дороге и сутолоке, а потому и бросать их сходу в бой – значило только-то и отдать их на заклание фрицам, и ведь никого они не убьют и ничего не остановят, а попросту даром полягут все, как один…

Но отчетность есть отчетность, а потому и все те новоприбывшие войска совершенно же незамедлительно и вправду так сходу на деле вот следовало разом бросать на затыкание прорех в весьма, надо сказать, чрезвычайно протяженной линии фронта.

А, кроме того, при советской системе многоглавого, а все-таки совершенно уж при всем том бестолкового командования, понять, где свои, а где немцы, было порой очень даже непросто.

А все, ведь именно потому, что столь многое вот отчаянно разом сходу вот перемешивалось во времена всякого до сущего сумасбродства и впрямь сумасшедшего натиска чудовищно массивного, словно бы слон в посудной лавке, необычайно же чисто, как есть массового наступления.

Ну, а потому те же танки порою, куда поболее своих солдат давили, нежели чем тех еще истинно лютых врагов.

Ну а в самом начале войны тем более сущая разноголосица иступленных криков, раздающихся откуда-то исключительно так разве что издалека, до чего бесшабашно призывающих солдат умирать за родину, попросту подчас напрочь убивала в них саму веру в грядущую победу.

 

А между тем безо всякой в том тени сомнения, ум простого человека, он разве что и близко никак абсолютно не развит, но то уж совсем еще не значит, что он у него принципиально отсутствует совершенно так вообще.

И вот всему тому в подтверждение слова, взятые из дневника деда автора Спиртуса Бориса Давидовича.

«Помню такой характерный эпизод. Мне позвонили из облвоенкомата и попросили выступить на вокзальной площади перед бойцами четвертой армии, которые отступали от румынской границы в сторону Донбасса, но отбились от своих частей и попали в Крым. «Только учтите, – сказали мне, – когда будете читать лекцию, что, по их мнению, у нас ничего не осталось, и война фактически уже кончилась». Когда я увидел эту толпу небритых людей в потрепанных шинелях без поясов, то разозлился и стал говорить с большим подъемом, стараясь воздействовать на их души. Я доказывал им, что война только начинается, наши силы неисчислимы, и победа будет за нами. Сам был поражен, как эти люди преображались у меня на глазах. Я понял, что, несмотря на тяжелое положение, на пережитые беды, они способны творить чудеса, если их воодушевить и умело ими руководить. Когда кончилось мое выступление, они дружно прокричали «Ура!» и стали задавать мне вопросы. Один из них задал два каверзных вопроса.

1-й вопрос: «Почему мы все время отступаем, не принимая боя? Только займем новые позиции, начинаем окапываться, как получаем приказ отходить дальше».

2-й вопрос: «Почему мы не видим ни одного командира больше, чем с кубиками? Старшее начальство уезжает, оставляя нас на произвол судьбы».

22

А между тем все эти довольно частые передислокации происходили только потому, что умные командиры прекрасно понимали, что пользы от подобного рода позиций будет, ну совсем ни на грош.

Ведь если враг уже где-то далеко сзади, его попросту незачем тут далее сдерживать, так только в окружение или, чего доброго, еще хуже, в плен к фрицам буквально сразу так и попадешь.

Ну а еще хуже будет ходить безо всякой нужды вперед – в атаку!

Да и вообще, когда то самое безотлагательно спешное и заранее во всех его деталях и близко никак не обдуманное наступление всею именно что своею кровью разом захлебывается, да и безо всякого промедления затем превращается в бешеный панический драп…

И главное при той самой весьма ведь донельзя на редкость злосчастной советской системе командования самыми первыми сколь незамедлительно разом драпают именно те самые сурово насупленные отцы-командиры…

Причем как оно само собой и понятно, в конечном итоге, при подобном ходе всех дел армию ранее пуль врагов всенепременно как есть, запросто настигает именно то сугубо же чисто внутреннее «ржавое» разложение.

Ну, а заняли бы наши войска в 1941 году ту чисто оборонительную позицию совсем безо всяческих заранее обреченных на самое то более чем неминуемое поражение отчаянно же осатанелых контрнаступлений, авось и за два более легких года пятилетний план по разгрому фашистской Германии…

Уж и впрямь как-никак, а досрочно с великой честью как-нибудь обязательно тогда еще выполнили…

Да только по адскому плану тех  яростно и днем, и ночью бездумно бдящих очей непримиримо и фанатично бескомпромиссной коммунистической партии всему тому должно было происходить разве что с боем, как и немыслимо показным отчаянным рвением.

23

А между тем в том самом случае, коли бы наши части всеми теми стройными рядами до чего поспешно в самом-то начале войны разом отступили, то, вот он вопрос так вопрос, а сколько это именно народу в немецкий плен безо всякого боя тогда и близко никак вот вовсе вот не попало…

Да еще и впрямь, словно мышь в темный мешок, а самоотверженно продолжили бы те бойцы воевать и бить фрица…

Причем всему тому должно было как-никак, а всецело осуществляться совсем уж безо всяческой сколь и впрямь грозной тени всего того донельзя так чудовищно самодовольного сумасбродства.

Но из толпы лизоблюдов близких к трону усатого ирода только и лились дифирамбы всякой той еще чисто наступательной истерии.

А ведь это именно находясь в состоянии бодрой и свежей приподнятости духа, большевистские воители попросту до чего чисто по-иезуитски злокозненно, и чеканили шаг смерти своих собственных войск, направляя их тупо вперед на убой…

И главным для них было разве что именно то, чтобы их воины врага вовсе ведь как есть попросту никуда и на пушечный выстрел нисколько не пропустили.

Ну, а сами те чьи-то чрезвычайно же мелко суетливые жизни были при этом разве что начисто сколь беззастенчиво вычеркнуты из всякой сметы, да и вообще те люди оказались исключительно ведь сметливо полностью как есть, заранее сняты со всякого воинского довольствия.

И главное – всем тем безалаберно напрасным шапкозакидательским демаршем сгубили тогда скольких еще более чем основательно (до всякой войны) хорошо же обученных бойцов, ну а смена им пришла и близко нисколько не та…

Не в смысле хоть сколько-то общечеловеческом, а разве что в смысле той еще самой чисто изначальной своей воинской подготовки, как и вполне полноценного и на редкость правильного и разумного понимания всяческих «разнокалиберных» свойств всей той нынешней современной войны…

В условиях теперешнего ныне чисто так до чего всеобъемлющего техногенного фактора будет и близко никак  недостаточно одного ведь явного наличия в душе солдата яркой искры личной храбрости…

Нет, нужны были еще и знания, и опыт, где, чего и как может вдруг выдать залп и этаким макаром разом в щепы разнести чью-либо сколь принципиально вконец нахраписто тупую пролетарскую самонадеянность…

Кадровиков, их и без того свои бдительные чекисты частенько приструнивали, а то и весьма основательно до чего еще «заботливо» по-хозяйски постреливали за все то, надо бы прямо сказать, донельзя вредное умничанье, более чем запросто ими разом переименованное в самое явное малодушие и трусость…

24

Да и тот навеки легендарно «отеческий» приказ «ни шагу назад» был не только ведь незамысловато жесток, но и был он к тому же и слепо преступен, а как раз потому и суждено было ему некогда и впрямь-то внести в быт отступающих частей самый явный элемент, вмиг иссушающей душу трусости.

Сзади, как оказывается, тоже был вовсе не тыл, а смерть или, в лучшем случае, отсроченная смерть – штрафбат.

Отступавших там никак не жаловали – считали чуть ли не за тех же предателей…

Ну а судьи-то кто?

Да уж, собственно, говоря, именно те, кто в том самом никак не расплывчатом виде, чисто наспех определив должные параметры наиболее основной и главной цели своей суровой борьбы, попросту всею душою тогда стояли за безупречно верное сохранение истинно незыблемых и неприкосновенных основ и поныне в точности так и существующего общественного строя.

А как раз-таки потому, до чего огнедышаще яростно подпирая сзади линию фронта, верные своему бравому делу «защитники социализма» очень ведь страстно любили, чеканя при этом буквально каждый свой слог сколь свирепо читать суровую мораль солдатам и офицерам переднего края.

И они веско и рьяно при этом всячески старались буквально всеми же силами полностью оправдать доверие коммунистической партии, пославшей как раз именно их на это ратное поприще, а не кого-нибудь для того и близко ведь никак совсем этак вовсе не подходящего другого.

А партия та после всех тех достаточно частых и весьма тщательных чисток и впрямь во всем отныне была до чего беззаветно предана делу Ленина под необычайно доблестным и чутким руководством товарища Сталина.

Ну а именно под его донельзя так исключительно строгим и праведным руководством и рушилось разом уж все и вся.

Однако вот как-никак, а тем и впрямь на редкость доблестным мастерам кулачного боя (в тихом тылу) со всем своим народом воевать, всегда было до чего необычайно же вполне ведь сподручнее, как и во всем удивительно так чрезвычайно привычнее.

И вовсе-то никак оно не иначе, а только лишь в этом и были они более чем до чего неизменно и вправду как-никак басовито деловиты, а также и совсем не безгласно вопиюще сноровисты…