О российской истории болезни чистых рук

Ну а почем зря всячески ругать средний класс, то вполне ведь естественно, что самое милое для нее, в общем-то, дело, поскольку всякие лавочники и близко никак несхожи с теми вконец тупыми и разжиревшими на даровых, казенных харчах чиновниками-бюрократами.

И это только последние и вправду ведь могут совсем разобидеться и отдавить кое-кому обе ноги, ну а хозяйственники люди никак не восприимчивые ко всяким  колкостям, поскольку им попросту нет никакого дела до всякой той донельзя зубастой и криворотой критики.

Однако в тяжких условиях криворукой экономики они сколь еще зачастую совсем невольно срастаются со всяким диким криминалом, и эта связь разве что лишь только со временем претерпит некоторые не очень значительные пертурбации, даже вот если в стране красные полотнища знамен и сменятся на триколор.

Ну а тем высоким интеллектуалам, как правило, заметна одна лишь сытая и самодовольная серость, а лютую черноту тех душ, что ее хитро используют в своих интересах, они видеть явно этак совсем не хотят, и прежде всего, потому что война с ней истачивает нервы и сулит страшную грязь под ногтями.

Ну а от обличения сытой серости ничего подобного, конечно уж и близко вовсе так никак и близко не произойдет.

И вот он всему тому самый преотличный пример из той же книги «Трудно быть богом» пера братьев Стругацких.

«Он вспомнил вечерний Арканар. Добротные каменные дома на главных улицах, приветливый фонарик над входом в таверну, благодушные, сытые лавочники пьют пиво за чистыми столами и рассуждают о том, что мир совсем не плох, цены на хлеб падают, цены на латы растут, заговоры раскрываются вовремя, колдунов и подозрительных книгочеев сажают на кол, король по обыкновению велик и светел, а дон Рэба безгранично умен и всегда начеку. "Выдумают, надо же!.. Мир круглый! По мне хоть квадратный, а умов не мути!..", "От грамоты, от грамоты все идет, братья! Не в деньгах, мол, счастье мужик, мол, тоже человек, дальше – больше, оскорбительные стишки, а там и бунт…", "Всех их на кол, братья!.. Я бы делал что? Я бы прямо спрашивал: грамотный? На кол тебя! Стишки пишешь? На кол! Таблицы знаешь? На кол, слишком много знаешь!", "Бина, пышка, еще три кружечки и порцию тушеного кролика!" А по булыжной мостовой – грррум, грррум, грррум – стучат коваными сапогами коренастые, красномордые парни в серых рубахах, с тяжелыми топорами на правом плече. "Братья! Вот они, защитники! Разве эти допустят? Да ни в жисть! А мой-то, мой-то… На правом фланге! Вчера еще его порол! Да, братья, это вам не смутное время! Прочность престола, благосостояние, незыблемое спокойствие и справедливость. Ура, серые роты! Ура, дон Рэба! Слава королю нашему! Эх, братья, жизнь-то какая пошла чудесная!..»

84

И хотя может тут, конечно, и некоторое иносказание, поскольку слишком ведь все вышеизложенное, пусть и несколько уж отдаленно, само еще собой как-никак, более чем во многом фактически разом весьма ведь откровенно так смахивает на неприступные ряды серых рот советских чиновников от культуры.

Причем это именно ее буквально все поистине живое под самый корень губящие деятели неизменно были готовы разом и до конца полностью поглотить всю существующую культуру, только вот и оставив от нее нечто немыслимо вычурное и на редкость исключительно так аляповато же трафаретное…

Да только чувствуется тут и вполне явное более чем искреннее презрение ко всякому среднему и мелкому предпринимателю, то есть как раз тому чисто абстрактному субъекту капиталистического общества, которому и вправду попросту было чего терять, а именно потому запуганная красной угрозой мелкая буржуазия, так и подалась в широко распростертые объятия национал-социализма.

Да вот, однако, не прояви ленинский большевизм столько-то поразительной и близко от него никем заранее совсем уж вовсе и неожидаемой устойчивости, и как раз тогда никак и не было бы во всем этом мире абсолютно так никакого донельзя озверелого лика нацизма.

Нет, при подобном ходе дел он и близко никому и никак явно бы тогда ни в едином глазу и близко вот попросту не понадобился.

Ну а если прямиком вполне трезво вернуться к выше процитированному произведению Братьев Стругацких, то уж, они на его страницах именно что явно идут на ту самую более чем осознанную диспропорцию всего бытия, объединяя 451 по фаренгейту бесславного технического заката человечества Рея Брэдбери и немыслимо злую давность средневекового мракобесья.

Ведь то, чего они описывают в его совершенно естественном виде никогда и близко нигде пока явно не наблюдалось…

85

Никогда в мировой истории ничего подобного тому явно этак еще никогда не бывало, чтобы разом на кол всех, кто хоть немного грамоту разумеет.

И то, в принципе, наглядный перебор, а точно также и прямое следствие отсутствия самого элементарного и искреннего желания довольно-то верно раскрыть все реальные беды той ужасной эпохи, когда вовсе не грамотность, а лишь чересчур смелый, весьма пытливый и неординарный взгляд на вещи и мог привести человека на пылающий жаром костер.

А, кроме того, еще и женская красота вполне могла неистово распалить больное воображение, а потому в глазах фанатика монаха, что так и горели сатанинским огнем, действительно читалась истинная правда…

Да он поистине мог более чем совсем уж отчетливо увидеть то, что его отравленному половым воздержанием мозгу могло разве что лишь издали попросту ведь именно померещиться.

Он был святым человеком, а потому и ко всем его словам безоговорочно слепо прислушивались, полностью же безгранично им, веря, а потому, когда этакий доморощенный «СВЯТОЙ» заявлял во всеуслышание, что он, видите ли, видел, как данная девица обратилась в кошку, то без тени сомнения и был ей заранее вынесенный приговор.

86

При большевиках естественно – эпоха была и близко ныне нисколько не та, чтобы хоть кто-нибудь сказкам об оборотнях до чего беспечно буквально ведь разом как есть действительно и вправду на деле поверил.

Однако в корне меняются одни лишь довольно-то легко прилипчивые обвинения, ну а внутреннее их содержание остается все тем же исключительно так неизменно полностью прежним.

И, кстати, донельзя злосчастная принадлежность к бывшим высшим классам была тогда тем еще ярлыком по временам, разве что, куда поболее вдвойне наихудшим, нежели чем чисто средневековое обвинение в ворожбе или колдовстве.

И все это потому, что в те времена словесные излияния и тыканье пальцем со стороны некомпетентных лиц вовсе ведь никак еще не были фактически тем самым окончательным приговором.

Да и длинные списки сообщников указать, как правило, совершенно уж ни от кого тогда совсем уж нисколько не требовали, раз пока не было в то время поставлено дело святой и всезнающей инквизиции тайных мыслей и мыслишек на очень-то весьма и весьма широкую ногу.

87

Ну а тот же самый Иосиф Сталин некогда вот более чем вполне всецело являлся фактически, тем еще новоявленным языческим идолом, коему все остальные простые смертные попросту были обязаны приносить в жертву как души так и тела…

Торговец верой и правдой наплодил ремесленников досужего вранья, а также и серую рать дуболомных бюрократов, что и впрямь до самых небес нечестиво прославляли самих себя, да и все ведь свое безрукое управление и впрямь-таки на глазах под их руководством безвременно нищающей державы.

А все то «народное хозяйство» при том самом исключительно так безнадежно бесхозяйственном хозяине попросту разом пришло в самый полнейший и глубочайший упадок, поскольку всякое вполне нормально воедино его связующее звено было довольно-таки зверски старательно и последовательно разом сведено к нулю – физически уничтожено.

Причем этак то было еще и потому, что при Советской власти за семейную принадлежность к мелкому бизнесу порою карали, куда пожестче, нежели чем к тому самому действительно большому…

И даже тот НЕП, что сами большевики до чего и впрямь неотложно и срочно чисто ненароком вполголоса объявили, дабы хоть сколько-то несколько уж приподнять полностью-то как есть задыхавшуюся в путах марксизма российскую экономику…

Нет, именно этот и впрямь-то донельзя злосчастный и чисто временный сдвиг в сторону исконно же нормального исторического развития большевики затем во все стороны и разгоняли, словно истую заразу похуже коей попросту и не бывает на всем белом свете.

Так, что то и близко ведь никак неизвестно, кто это кого мог на кол посадить или скажем каким-либо другим значительно менее мучительным способом разом в расход более чем бессердечно пустить.

88

И, кстати, безотчетно суровое противопоставление одних людей другим совершенно ведь поистине никак вовсе же неправомочно…

Поскольку совсем оно не иначе, а буквально каждый человек есть вполне естественный продукт всей воспитавшей его среды и, хотя некоторые исконные задатки и могут переменить чью-либо конкретную судьбу, однако мир окружающей жизни, скорее всего, всякого поглотит разом и без остатка… или наложит он на него крайне неприглядный весьма явственный отпечаток.

Это же самое до чего, кстати, во всем на редкость более чем полноценно касается и всего мира большой художественной литературы.

Скажем так, если провести, то самое и впрямь-то ведь более чем правомочное сравнение между русской литературой 19 столетия, сколь благостно подарившей миру Льва Толстого, Достоевского, Чехова и тем последующим 20ым столетием, не давшим ровным счетом вовсе уж никого им, в сущности, вполне еще на деле действительно равного.

А между тем может все-таки равные они как-никак еще явственно были, да только их затравили, злодейски выжили из страны в исключительно подчас чисто вынужденную эмиграцию, где вдали от всех своих вполне естественных корней, ростки их великих талантов на литературной ниве попросту, ну никак затем вовсе вот не взошли?

Ну а всех тех, кто на прежней родине остались до того еще идеологически верно и полностью всеобъемлюще в бараний рог совсем до чего недремлющим оком разом скрутили…

Как то безо всякой в том тени сомнения более чем однозначно случилось со всем, уж надеемся нисколько так явно небезызвестным Василием Аксеновым.

89

Маленькому четырехлетнему Васе беспардонно объявили, что его родители ВРАГИ НИКОМУ И БЛИЗКО ДОСЕЛЕ НЕВЕДОМОГО СОВЕТСКОГО НАРОДА…

И можно безо всякой в том тени сомнения сколь еще категорически утверждать, что и этого тогда весьма вот основательно на редкость хватило, чтобы как есть именно до конца его дней вовсе этак бессердечно травмировать всю его психику.

Вторым вполне возможным кандидатом в новые Толстые был, конечно же, Виктор Астафьев, однако и его тоже коснулась вражья сущность Советской власти, а тем совершенно так более чем неотъемлемым третьим мог бы вполне еще как-никак оказаться, Варлам Шаламов.

Ну а сколь отважно завершающим эту когорту четвертым – неизбежно бы стал великий сын белорусского народа Василь Быков.

К выше перечисленным именам, несомненно, было бы так вполне возможно присовокупить шесть или семь имен, так и оставшихся в самой полнейшей безызвестности.

А может их вообще следовало бы поискать именно посреди людей, попросту и не народившихся на белый свет или с большого горя смолоду спившихся от той сплошной полосой, так и идущей в ногу… советско-общаговой безнадеги?

90

Твардовский очень даже хороший и славный поэт, однако, вполне может быть, что ему попросту никак не было суждено стать новым Пушкиным исключительно разве что из-за извечно жившего в нем полностью самостоятельной жизнью фактически инстинктивного страха…

А вот не отправил бы Александр Твардовский безвинно осужденного Советской властью отца совсем уж прямиком чисто этак разом назад как-никак, а по месту его вовсе бессрочной ссылки…

И ведь осужден был отец Твардовского разве что за одно лишь вовсе-то неуемное и чересчур до чего еще ярое свое трудолюбие.

И можно ли вообще, то себе как-либо вообразить, а чего это именно на деле творилось в его сельской душе в самой непосредственной связи со всею той чисто насильственной национализацией личного имущества…

Это ведь было именно тем до чего на редкость бескрайним и доподлинно чудовищным опустошением!

И всему тому мы, безусловно, обязаны не одним тем серым личностям, что весьма вот беспардонно закабалили страну марксовым вероучением, но и людям, что наспех в мечтах весь этот мир сколь рассудительно переделав, ласково верещали о светлых днях, которые они между тем совсем и не думали приближать ни словом, ни делом.

91

И все эти чистые, сладкоречивые, и благородные люди (только-то разве что излишне на редкость бездумно мечтательные) будучи и впрямь исподволь всесильно подхвачены ураганным ветром своей эпохи…

Затем и могли и впрямь-таки разом предстать никак и близко вовсе ничуть не лучшими представителями той самой истово темной среды, в которую их всецело по воле случая попросту этак ненароком именно что занесло.

Из того же романа Братьев Стругацких «Трудно быть богом»

«Куда исчезло воспитание и взлелеянное с детства уважение и доверие к себе подобным, к человеку, к замечательному существу, называемому "человек"? А ведь мне уже ничто не поможет, подумал он с ужасом. Ведь я же их по-настоящему ненавижу и презираю… Не жалею, нет – ненавижу и презираю. Я могу сколько угодно оправдывать тупость и зверство этого парня, мимо которого я сейчас проскочил, социальные условия, жуткое воспитание, все, что угодно, но я теперь отчетливо вижу, что это мой враг, враг всего, что я люблю, враг моих друзей, враг того, что я считаю самым святым. И ненавижу я его не теоретически, не как "типичного представителя", а его самого, его как личность. Ненавижу его слюнявую морду, вонь его немытого тела, его слепую веру, его злобу ко всему, что выходит за пределы половых отправлений и выпивки».

92

Однако ведь тот и впрямь уж совсем приземленно низменный человек, будучи искусственно перенесен из того вполне естественного для него окружения в более-менее интеллигентное общество (в довольно-то субтильном возрасте), несомненно, начал бы тогда мыслить о чем-либо весьма высоком и чистом.

Ну а чего бы это на деле действительно приключилось в некоем том сколь многозначительно обратном случае почти ведь со всеми теми господами моралистами из своего чистого, укромного угла всецело так на редкость бестрепетно и благообразно поносящих буквально-то всякую страшную и гиблую тьму?

Про то уж и высказываться вполне ведь конкретно более чем явно попросту и не хочется…

Одно лишь хотелось бы все же заметить – не почувствовав над собой в достаточно субтильном возрасте дыхание суровой мглы о тех других людях вовсе так не суди.

И неужели то никак и никому попросту непонятно, что все тут дело в одном лишь, том или ином, воспитании, а ни в чем-либо хоть как-либо достойном некоего вот иного определения на редкость действительно большем?

Хотя то между тем и подавно чисто ведь заранее ясно, что за человеком, который был истинно наспех и вправду вынут из некоего донельзя гиблого житейского болота, всенепременно еще надобно будет весьма и весьма строго беспрестанно наблюдать.

И все это разве что только поскольку всякая та исконная его натура сколь еще запросто может его побудить даже и нечаянно, чисто как есть инстинктивно и вправду начать на деле искать все то, что является для него чем-либо вполне до конца так понятным, и, кстати, неизменно же предельно естественным.

Однако лишь внутри души тех исключительно ведь как есть, довольно немногих до конца и проявил бы себя именно тот еще «волчий зов» до чего еще призывно зовущий в лес сплошной безыдейности и вящего порока.

93

Ломоносов, к примеру, до чего и вправду довольно ведь многое сделал, дабы дать людям из народа действительно должное образование.

Однако явно был он в поле один, а все его последыши, вышедшие из простонародья «князья-сподвижники» сами, затем вскоре заделались изысканных манер, чванливыми сановниками наивысших знаний обо всем том, что всяким бескультурным невеждам было и близко же совершенно вот вовсе неведомо.

Ну, а кроме того, вовсе ведь никак явно уж совсем не нашлось попросту никого из тех, кто достойно и вполне прагматично еще ведь на деле, а не на пустых и праздных словах хоть как-либо в кои-то веки действительно заступился бы за весь тот крестьянский и рабочий люд!

Заводское оборудование крушить, как то задумал отобразить, в своем романе «Молох» писатель Куприн – то ведь и впрямь самое естественное занятие для одного только очень даже весьма отчаянно смелого идиота!

Позже, по настоянию издателя он никак непреднамеренно именно разве что вынужден был довольно-то резко дистанцироваться от этакой скользкой и опасной темы.

Да только ведь именно данного рода бунтарские мысли так и бурчали тогда в животе всего того образованного и хоть сколько-то вообще истинно интеллигентного общества.

94

Марк Алданов, в его историческом романе «Истоки» вовсе не раз на то исключительно же откровенно указывает и ему вполне можно верить, он был очень даже честным человеком и лгал лишь невольно, и довольно-то изредка.

Ему, подчас разве что только и было свойственно почти бессознательно приукрашивать насквозь пропитанную кровавым потом разрушительных идей…

…тогдашнюю всецело-то совсем обыденно вязкую революционную действительность.

Вот он весьма и весьма наглядный пример из его книги «Истоки», где Алданов ясно и четко указывает на всю ту сущую отстраненность интеллигенции от всяческих дел, что были и впрямь сколь неразрывно же связаны именно с тем довольно последовательным и постепенным последующим улучшением всего того никак непростого быта народа.

И уж те его гулким эхом от всех старых крепостных стен так и отдающиеся в ушах слова, более чем безукоризненно, и являют плод мучительных и многолетних раздумий, а потому и берут они сразу вот за душу.

Марк Алданов «Истоки».

«Что я, профессор Муравьев, могу сделать для ускорения дела конституции? Я не пойду со студентами устраивать демонстрацию на площади! И не только потому не пойду, что они почти дети, и что они хотят не совсем того же, что я, и даже совсем не того. У меня, как я и сказал Лизе, есть свое дело в жизни. «Я полезнее обществу, России, народу, занимаясь только этим», – сказал Павел Васильевич тоже в десятый, если не в сотый, раз».

95

Получается, что коли к тому, вовсе ведь не было какой-либо вполне уж того стоящей, личной причины, скажем, к примеру, той еще на редкость безнадежной и безответной любви…

Однозначно же люди действительно способные изменить жизнь народа хоть к чему-либо чуточку лучшему буквально всеми путями от подобных дел до чего и впрямь активно полностью самоустранялись.

Причем объясняли они все то полнейшее равнодушие к каким-либо свершениям в области явного преумножения общественных благ, разве что с той самой исключительно так донельзя твердой позиции…

Нет, уж сколь изумительно и вполне уютно совсем вот разом как есть, до чего надежнейше они прикрылись всею той именно что сугубо научной весьма и весьма до чего многозначительно плодотворной и чисто как есть самой-то повседневной своей занятостью.

Однако весь тот и вправду нещадный и беспрестанный интеллектуальный труд сам по себе и близко ведь ничего нисколько не стоит без всей той донельзя строгой его привязки к полностью явственно никак неброским реалиям той самой так или иначе окружающей всякого и каждого вездесущей житейской действительности.

Да и вообще абсолютно всякое ни к чему конкретному более-менее полноценно непривязанное, а потому и полностью ведь отвлеченное, аморфное знание вполне еще может разом уж многим причинить именно тот никак неминуемый и самый что ни на есть колоссальнейший вред.

Практически каждое гуманное средство или любое техническое новшество, несомненно, ведь может быть, во всем том дальнейшем разом оказаться использовано как раз-таки полностью супротив человека, если и вправду затем оно окажется вовсе и близко не в тех истинно нечестивых руках.

А потому люди образованные и интеллигентные непременно обязаны по временам находить в себе силы для участия во внутренней политике своего государства, и это всего-то лишь никак не должно было у них оказаться и вправду до чего как есть самым повседневным занятием.

96

Причем вовсе не разрушением всех пут рабства и несвободы и впрямь-то можно было до чего еще вот разом и безотлагательно добиться самых уж весьма значительных и до чего на редкость существенно благих перемен.

Нет, к чему-либо подобному если и возможно было прийти, то разве что одним лишь тем сколь ведь разом строго донельзя же ступенчатым изменением всех тех нынче-то так или иначе существующих реалий.

Ну а всем тем мучительным и болезненно тягучим эмоциональным репликам только и суждено было исключительно так всецело до чего еще наспех растравливать довольно-то весьма вот донельзя мелкие людские амбиции, да и совсем уж никак ничего иного.

То есть, все те громкие слова, что донельзя резкими раскатами самого отдаленного эха и впрямь доносились до слуха рабочего люда, разве что лишь только и всего, что подтачивали в нем самодисциплину и ничего, собственно, более.

А между тем достопочтимые высоколобые инженеры, когда их интересы и в самом реальном смысле могли оказаться задеты из-за буквально любой, пусть даже и самой пустячной поддержки интересов народа бесстыже делали ноги от всего того, что и вправду могло им на деле грозить грядущими неприятностями во всей их личной последующей карьере.

Это ведь никак не о всеобщем благе чего-либо там, значится, за сытым обедом бурчать, когда, понимаешь ли, головной мозг до самых краев переполняется думами о сколь еще насущной необходимости более чем давно назревших и незамедлительных светлых перемен.

НУ а как только дело действительно приобретало некий всецело личностный характер, то тут же совершенно так неизбежно срабатывала реакция спинного мозга.

97

Зато промеж тех во всем себе подобных до чего же исключительно весело, они тогда от всей ведь души куражились, по поводу, убийств царских чиновников у нихъ аж сердце из груди выпрыгивало, когда звучали все эти взрывы!

А на работе, как и понятно всегда только молчок, а то чего доброго Николай Петрович выгонит и плохую рекомендацию в сердцах напишет, и как это потом с нею такой к какому-либо другому точно такому фабриканту на службу уж будешь затем устраиваться?

А вот он и самый конкретный всему тому более чем совсем вот безупречно во всем наглядный пример: Александр Куприн «Молох».

– «Кормилец… родной… рассмотри ты нас… Никак не можно терпеть… Отошшали!.. Помираем… с ребятами помираем… От холода, можно сказать, прямо дохнем!

– Что же вам нужно? От чего вы помираете? – крикнул опять Квашнин. – Да не орите все разом! Вот ты, молодка, рассказывай, – ткнул он пальцем в рослую и, несмотря на бледность усталого лица, красивую калужскую бабу. – Остальные молчи! Большинство замолкло, только продолжало всхлипывать и слегка подвывать, утирая глаза и носы грязными подолами…

Все-таки зараз говорило не менее двадцати баб.

– Помираем от холоду, кормилец… Уж ты сделай милость, обдумай нас как-нибудь… Никакой нам возможности нету больше… Загнали нас на зиму в бараки, а в них нешто можно жить-то? Одна только слава, что бараки, а то как есть из лучины выстроены… И теперь-то по ночам невтерпеж от холоду… зуб на зуб не попадает… А зимой что будем делать? Ты хоть наших робяток-то пожалей, пособи, голубчик, хоть печи-то прикажи поставить… Пишшу варить негде… На дворе пишшу варим… Мужики наши цельный день на работе… Иззябши… намокши… Придут домой – обсушиться негде. Квашнин попал в засаду.

В какую сторону он ни оборачивался, везде ему путь преграждали валявшиеся на земле и стоявшие на коленях бабы. Когда он пробовал протиснуться между ними, они ловили его за ноги и за полы длинного серого пальто. Видя свое бессилие, Квашнин движением руки подозвал к себе Шелковникова, и, когда тот пробрался сквозь тесную толпу баб, Василий Терентьевич спросил его по-французски, с гневным выражением в голосе:

– Вы слышали? Что все это значит?

Шелковников беспомощно развел руками и забормотал:

– Я писал в правление, докладывал… Очень ограниченное число рабочих рук… летнее время… косовица, высокие цены… правление не разрешило… ничего не поделаешь…

– Когда же вы начнете перестраивать рабочие бараки? – строго спросил Квашнин.

– Положительно неизвестно… Пусть потерпят как-нибудь… Нам раньше надо торопиться с помещениями для служащих.

– Черт знает что за безобразия творятся под вашим руководством, проворчал Квашнин. И, обернувшись опять к бабам, он сказал громко: Слушай, бабы! С завтрашнего дня вам будут строить печи и покроют ваши бараки тесом. Слышали?

– Слышали, родной… Спасибо тебе… Как не слышать, – раздались обрадованные голоса. – Так-то лучше небось, когда сам начальник приказал… спасибо тебе… ты уж нам, соколик, позволь и щепки собирать с постройки.

– Хорошо, хорошо, и щепки позволяю собирать.

– А то поставили везде черкесов, чуть придешь за щепками, а он так сейчас нагайкой и норовит полоснуть…

– В южном крае на заводах из экономии сторожами охотнее всего нанимают черкесов, отличающихся верностью и внушающих страх населению. (Прим. автора.)

– Ладно, ладно… Приходите смело за щепками, никто вас не тронет, успокаивал их Квашнин. – А теперь, бабье, марш по домам, щи варить! Да смотрите у меня, живо! – крикнул он подбодряющим, молодцеватым голосом. – Вы распорядитесь, – сказал он вполголоса Шелковникову, – чтобы завтра сложили около бараков воза два кирпича… Это их надолго утешит. Пусть любуются.

Бабы расходились совсем осчастливленные.

– Ты смотри, коли нам печей не поставят, так мы анжинеров позовем, чтобы нас греть приходили, – крикнула та самая калужская баба, которой Квашнин приказал говорить за всех.

– А то как же, – отозвалась бойко другая, – пусть нас тогда сам генерал греет. Ишь какой толстой да гладкой… С ним теплей будет, чем на печке. Этот неожиданный эпизод, окончившийся так благополучно, сразу развеселил всех. Даже Квашнин, хмурившийся сначала на директора, рассмеялся после приглашения баб отогревать их и примирительно взял Шелковникова под локоть.

– Видите ли, дорогой мой, – говорил он директору, тяжело подымаясь вместе с ним на ступеньки станции, – нужно уметь объясняться с этим народом. Вы можете обещать им все что угодно – алюминиевые жилища, восьмичасовой рабочий день и бифштексы на завтрак, – но делайте это очень уверенно. Клянусь вам: я в четверть часа потушу одними обещаниями самую бурную народную сцену…»

98

И вот та самая исключительно уж искренняя вера во всякие сладкие (хотя и совершенно при всем том на редкость беспочвенные) обещания, как только ведь была она в той самой донельзя таинственной глубине весьма простодушного сердца народа, так именно там она по сей день и осталась.

Однако вполне полноценного чувства доверия ко всем тем сколь еще вскоре попросту ведь навеки «бывшим» хозяевам в том самом истинно незабвенном начале 20 столетия попросту далее не осталось практически ни на грош!

И это как раз из-за тех барственно напыщенных и вполне реальных, а нисколько не литературных «героев» навроде того донельзя отъявленного негодяя Квашнина, многие честные хозяева затем еще свою головушку все как один и поклали.

Ну а те, у кого совесть и впрямь была явно ведь нечиста буквально в единый миг, почувствовав, куда это ныне ветер до чего вовсе-то неласково дует – зачастую скорехонько преуспели в то самое время довольно-то вовремя вполне вот благополучно слинять заграницу.

Однако разве уж только в одних лишь таких, как Квашнин и вправду все было дело?

А между тем, тогдашней интеллигенции в те не так чтобы ныне довольно далекие времена сколь должно было не землю промеж крестьян, словно каравай хлеба делить, а тем, куда поболее близким и вполне в общей массе хоть как-либо знакомым им рабочим всячески помогать их права безыдейно отстаивать, самым мирным европейским способом.

Да только о чем-либо подобном довольно-таки стояще позаботиться и при всем том душу свою всеобъемлюще радостно сохранить в истово холеном состоянии того самого на редкость возвышенного парения в точно том блестяще иллюзорном мире чистейшей духовности и близко ведь никак ни у кого на всем белом свете вовсе-то и не выйдет.

Раз и впрямь до чего неприлично грязное это занятие, да и никак неблагодарное, много маяты, а вся та большая и светлая любовь рабочего класса в связи со всем этим, явно навряд ли, что из ничего в один единственный день этак-то подспудно затем на деле возникнет.

Потому как она лишь тогда себя во всем полноценнее достойно проявит, когда рамки между учеными и рабочими просто-напросто навек сотрутся, ну а произойдет это никак не ранее, нежели чем лет через пятьсот или даже тысячу именно в той самой полнейшей и безупречной явной зависимости от вящего успеха технического прогресса.

99

Да только и тогда между тем точно тоже ведь обязательно все-таки сохранится почти та же более чем разительная разница между теми, кто обслуживает механизмы, и теми, кто их создает, разве что будет она весьма вот относительно меньше, нежели чем она есть ныне и сегодня.

И буквально все в этой жизни неизменно так явно потребует сущей же размеренности и постепенности, а то совсем не иначе, а будет оно тем еще курам разве что на смех.

Ну а для того чтобы исключительно так максимально полезно решить проблему самого еще весьма насущного сближения между интеллигенцией и народом, надо было в него никак не гуськом непонятно зачем уходить, одну лишь землю матушку безбожно от края до края топтать.

Нет, уж для всего этого, прежде всего, было необходимо сколь еще основательно подтягивать наиболее достойных его представителей именно до как-никак собственного интеллектуального уровня.

И только в чем-либо подобном и мог быть собственно заключен, тот еще наиболее максимальный успех истинно наибольшего сближения между теми сколь неизбежно до чего многозначительно различными частями всецело ведь полностью, как есть никак здраво неразделимого фактически единородного общества.

100

Технический прогресс и вправду по-своему довольно-таки безгранично явно уж неисчерпаем.

Однако та вконец немыслимо закостеневшая группа, истово вросшая всем своим крайне недалеким мировоззрением в дерн на редкость, целиком и полностью умиротворенного, а именно как раз потому лишь поболее во всем неправо упитанного тщеславия, вполне еще может повести людей нисколько не в ту для всех нас жизненно важную и нужную сторону.

Ну а дабы всего этого никак и нигде попросту и близко совсем вот не произошло, всей той интеллектуальной элите и был до чего еще обязательно весьма ведь необходим именно тот сколь еще «свежий приток крови».