Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы

Жак Кёр

Этот выдающийся претендент на владение тайной философского камня был современником Жиля де Ре. Он был заметной фигурой при дворе Карла VII и сыграл видную роль в событиях, имевших место во время его правления. Выходец из самых низов, он добился высочайших государственных почестей и скопил огромное состояние путем казнокрадства и ограбления страны, которой должен был служить. Чтобы скрыть свои махинации и отвлечь внимание людей от истинного источника его богатства, он хвастался тем, что овладел искусством превращения неблагородных металлов в золото и серебро.

Его отец был одним из золотых дел мастеров города Буржа, но к старости стал настолько стеснен в средствах, что не смог заплатить взнос, необходимый для приема сына в гильдию. Несмотря на это, в 1428 году юный Жак получил работу на Королевском монетном дворе Буржа, где настолько хорошо проявил себя и продемонстрировал такие большие познания в металлургии, что его дела в этом учреждении быстро пошли в гору. Кроме того, он имел счастье познакомиться с прелестной Агнес Сорель, которая ему покровительствовала и очень его уважала. В то время в пользу Жака говорили три вещи – умение, настойчивость и моральная поддержка фаворитки короля. Многие люди добиваются успеха, имея лишь одну из них, и было бы поистине странно, если бы Жак Кёр, располагая ими всеми, томился в безвестности. Будучи еще молодым человеком, он был назначен мастером монетного двора, на котором до этого был одним из подмастерьев, и одновременно занял вакантную должность главного казначея королевского двора.

Он обладал обширными познаниями в области финансов и весьма необычным образом обратил это обстоятельство себе на пользу, как только ему доверили большие деньги. Жак спекулировал товарами первой необходимости и приобрел известность, скупая зерно, мед, вина и другие продукты, пока не наступал их дефицит, и затем перепродавая их втридорога. Всесильный королевский фаворит, он, не колеблясь, притеснял бедняков, непрерывно скупая товары и монополизируя торговлю ими. Как нет врага злее отвергнутого друга, так и из всех тиранов и угнетателей бедняков самым свирепым и безрассудным является выдвиженец из их класса. Оскорбительная спесь Жака Кёра по отношению к тем, кто был ниже его по положению, с негодованием порицалась в его родном городе, а его раболепная покорность вельможам более высокого, нежели он, ранга была в равной степени объектом презрения аристократов, в общество которых он втерся. Но первые были Жаку безразличны, а подлинного отношения к нему вторых он не замечал. Его карьера набирала обороты, и со временем он стал самым богатым человеком во Франции и настолько полезным королю, что ни одно важное решение не претворялось в жизнь без предварительной консультации с ним. В 1446 году его направили с дипломатическим поручением в Геную^[140], а в следующем году – к папе Николаю V. За обе миссии он удостоился милости своего сюзерена и получил в награду прибыльную должность в дополнение к тем, которые уже занимал.

В 1449 году англичане в Нормандии, лишившись своего главного генерала – герцога Бедфорда, нарушили перемирие с французским королем и захватили городок, принадлежавший герцогу Бретонскому. Это послужило сигналом к возобновлению войны, в результате которой французы вновь завладели почти всей провинцией^[141]. Бóльшую часть денег на ведение этой войны ссудил Жак Кёр. Когда Руан сдался французам и Карл совершал триумфальный въезд в город в сопровождении Дюнуа^[142] и своих наиболее прославленных генералов, Жак был одной из самых блистательных фигур его кортежа. Его повозка и лошади соперничали с королевскими в великолепии, его враги впоследствии говорили, что он во всеуслышание хвалился, что в одиночку прогнал англичан и что доблесть воинов без его золота была бы ничем.

Дюнуа, по всей видимости, был частично того же мнения. Не относясь с пренебрежением к храбрости армии, он признавал полезность способного финансиста, на деньги которого она кормилась и содержалась, и постоянно оказывал ему свое высочайшее покровительство.

Когда был заключен мир, Жак вновь посвятил себя коммерции и снарядил несколько галер для торговли с генуэзцами. Он также приобрел крупные поместья в разных частях Франции, крупнейшими из которых были владения баронов в Сен-Фаржо, Ментоне, Салоне, Мобранше, Монэ, Сен-Жеран-де-Во и Сент-Аон-де-Буасси, имения графов в Ла-Палиссе, Шампиньели, Бомоне и Вильнёве-ла-Женэ и владение маркизов в Туси. Кроме того, он добился для своего сына Жана Кёра, ставшего священнослужителем, высокого сана архиепископа Буржского.

Все говорили, что столь большое состояние не могло быть нажито честным путем. И богачи, и бедняки страстно желали, чтобы настал день, когда будет умерена гордыня этого человека, которого один социальный класс считал выскочкой, а другой – угнетателем. Жак был до некоторой степени встревожен ходившими о нем слухами и туманными намеками на то, что он снизил курс валюты королевства и подделал королевскую печать на одном важном документе, посредством которого выманил у государства огромные суммы. Дабы заглушить эти слухи, он пригласил множество алхимиков из других стран пожить у него и распустил встречный слух, что он открыл тайну философского камня. Он также построил в родном городе величественное здание, над входом в которое приказал высечь алхимические символы. Некоторое время спустя он построил еще один, не менее роскошный, дом в Монпелье, который украсил аналогичным образом. Мало того, он написал трактат по герметической философии, в котором заявил, что знает секрет превращения металлов.

Но все эти попытки завуалировать многочисленные акты казнокрадства оказались бесполезными, и в 1452 году он был арестован и отдан под суд по нескольким обвинениям. Только по одному из них, инспирированному злобой его врагов с целью погубить его, он был оправдан: судьи решили, что Кёр не является пособником отравления его доброй патронессы Агнес Сорель. По остальным пунктам его признали виновным и приговорили к изгнанию из королевства и уплате огромного штрафа четыреста тысяч крон. Было доказано, что он подделал печать короля, что в свою бытность мастером Буржского монетного двора украл у королевства золотые и серебряные монеты на огромную сумму и что без колебаний снабдил турок оружием и деньгами, дабы те могли продолжать войну против соседних христианских стран, за что получил самое щедрое вознаграждение. Карл VII до последнего момента верил в его невиновность и был глубоко опечален вынесенным приговором. Его усилиями штраф был снижен до суммы, которую Жак Кёр был в состоянии заплатить. Отсидев какое-то время в тюрьме, он был освобожден и покинул Францию с крупной суммой денег, часть которой, как подозревали, составляла выручка от реализации конфискованного у него имущества, которую ему тайно выплатил Карл. Он перебрался на Кипр, где умер около 1460 года, будучи богатейшим и известнейшим человеком острова.

Все авторы алхимических трактатов считают Жака Кёра членом их братства и расценивают как лживое и клеветническое более рациональное объяснение его богатству, вытекающее из материалов судебного процесса по его делу. Пьер Борель в своих «Antiquités Gauloises»^[143] отстаивает мнение, что Жак был честным человеком и делал золото из свинца и меди посредством философского камня. Адепты алхимии единодушно разделяли эту точку зрения, но им оказалось трудно убедить в этом даже своих современников, не говоря уже о последующих поколениях.

Менее известные адепты XIV и XV веков

В XIV и XV столетиях во всех европейских странах появилось множество других претендентов на знание секрета философского камня. Вера в возможность превращения металлов была столь массовой, что всякий химик был в той или иной степени алхимиком. Германия, Голландия, Италия, Испания, Польша, Франция и Англия породили тысячи безвестных адептов, которые в погоне за своей химерой не обходили стороной и более прибыльные астрологию и гадание. Монархи Европы были убеждены в возможности открытия философского камня не меньше своих подданных. Алхимию поощряли английские короли Генрих VI и Эдуард IV. Германские императоры Максимилиан, Рудольф и Фридрих II уделяли ей большое внимание, и их примеру следовали все владетельные князья. Среди дворян и мелких суверенов было обычной практикой пригласить алхимика пожить в их владениях, а потом заточить в темницу и держать там до тех пор, пока он не сделает достаточно золота, чтобы заплатить миллионы в качестве выкупа. В результате множество бедняг томилось в тюрьме постоянно. Подобная участь была, по-видимому, уготовлена Эдуардом II Раймунду Луллию, которому под видом оказания почести было предоставлено жилье в Лондонском Тауэре. Он вовремя распознал трюк, который с ним собирались выкинуть, и сумел бежать. Согласно утверждению некоторых его биографов, он прыгнул в Темзу и доплыл до корабля, стоявшего на якоре в ожидании беглеца. Данная практика бытовала и в XVI веке, о чем более подробно будет рассказано в разделе о Сетоне Космополите.

Из всех сочинителей алхимических трактатов, чья жизнь и похождения либо окутаны тайной, либо по тем или иным причинам не заслуживают детального рассмотрения, можно выделить следующих. Джон Доустон, англичанин, жил в 1315 году и написал два трактата о философском камне. Другой англичанин, Ричард, или, по мнению некоторых, Роберт, жил в 1330 году и написал труд «Correctorium Alchymiae»^[144], пользовавшийся большим уважением до появления Парацельса. В том же году жил Петр Ломбардский, автор «Всеобъемлющего трактата по герметической науке», сокращенный вариант которого был позднее опубликован Лачини, монахом из Калабрии. В 1330 году самым известным алхимиком Парижа был некий Одомар, чей труд «De Practica Magistri»^[145] долгое время был настольной книгой алхимического братства. Иоанн де Рупекисса, французский монах-францисканец, жил в 1357 году и объявлял себя как алхимиком, так и пророком. Некоторые его пророчества были настолько неприятны папе Иннокентию VI, что понтифик, решив положить им конец, заточил пророка в ватиканскую темницу. Принято считать, что там он и умер, хотя никаких подтверждений тому не имеется. Главными его трудами являются «Книга света», «Пять эссенций», «Рай философов» и «De Confectione Lapidis»^[146] – наиболее значимый из всех. Среди адептов он не считался светилом. Еще одним претендентом на алхимические лавры был Ортолани, о котором известно лишь то, что он занимался алхимией и астрологией в Париже незадолго до Николая Фламеля. Его руководство по практической алхимии было написано в этом городе в 1358 году. Считается, что примерно тогда же писал свои труды Исаак Голландский, сын которого также посвятил себя этой науке. Об их жизни не известно ничего, заслуживающего внимания. Бёрхааве похвально отзывается о многих отрывках из их трудов; их высоко ценил Парацельс. Основными из них являются «De Triplici Ordine Elixiris et Lapidis Theoria»^[147], изданный в Берне в 1608 году, и «Mineralia Opera, seu de Lapide Philosophico»^[148], вышедший в 1600 году в Мидделбурге. Поляк Коффсткий примерно в 1488 году написал алхимический трактат «Тинктура из минералов». Этот перечень авторов был бы неполным без одного монарха. Король Франции Карл VI, один из самых легковерных суверенов того времени, чей двор кишел алхимиками, магами, астрологами и знахарями всех мастей, неоднократно пытался открыть философский камень и считал себя настолько эрудированным в данной области, что решил просветить мир своим трактатом «Королевское сочинение Карла VI Французского, сокровище философии». Сообщается, что из него Николай Фламель почерпнул идею своего «Желания из желаний». Лагле дю Френуа пишет, что это весьма аллегоричная и абсолютно непонятная книга. Более полный перечень герметических философов XIV и XV столетий читатель может найти в третьем томе вышеупомянутой «Истории» Лагле.

Развитие алхимической концепции в XVI и XVII веках

В XVI и XVII столетиях тысячи легковерных энтузиастов продолжали поиски философского камня, но в данный период алхимическая концепция претерпела значительные изменения. Ученые мужи, посвятившие себя алхимическим изысканиям, значительно пересмотрели их конечную цель, приписав чудодейственному камню и эликсиру способность не только превращать неблагородные металлы в благородные, но и решать все проблемы других наук. Они утверждали, что, овладев ими, человек приблизится к Создателю, что болезни и страдания будут изгнаны из этого мира и что «миллионы святых существ, ходящих по земле невидимыми», будут сделаны видимыми и станут друзьями, компаньонами и учителями человечества. Наибольшее влияние на умы европейцев эти поэтичные и фантастические доктрины оказывали в XVII веке, когда из Германии, где они впервые были выдвинуты Розенкрейцем, распространились на Францию и Англию, прочно засев в умах множества умных, но чересчур увлеченных искателей истины. Парацельс, Ди и другие, менее значительные фигуры были очарованы красотой и изяществом новой мифологии, коей было суждено украсить литературу Европы. Большинство алхимиков XVI столетия, не зная о существовании ордена розенкрейцеров, находилось тем не менее под влиянием их причудливых догматов. Однако, прежде чем начать подробный рассказ об этих возвышенных мечтателях, необходимо подытожить историю герметического недомыслия и проследить постепенное изменение устремлений адептов. Читатель узнает, что по мере взросления цивилизации это слепое увлечение не ослаблялось, а, напротив, усиливалось.

Аугурелло

Среди алхимиков, родившихся в XV и ставших известными в XVI веке, первым по хронологии является Джованни Аурелио Аугурелло. Он родился в 1441 году в Римини и по прошествии лет стал профессором беллетристики в Венеции и Тревизо. Еще в молодости он уверовал в герметическую науку и то и дело молил Всевышнего ниспослать ему счастье открытия философского камня. Он жил в окружении химических принадлежностей и тратил все свои деньги на приобретение снадобий и металлов. Кроме того, он был поэтом, но переоценивал свой поэтический дар. Свою «Крисопею», где он объявляет себя корифеем златоделания, он посвятил папе Льву X в надежде, что понтифик щедро вознаградит его за любезность. Однако папа, будучи слишком тонким ценителем поэзии, чтобы получить удовольствие от более чем заурядной поэмы, и слишком хорошим философом, чтобы одобрить проповедуемые ею странные доктрины, был далеко не в восторге от этого посвящения. Сообщается, что, когда Аугурелло обратился к нему за вознаграждением, папа, выглядевший воплощением доброты и сердечности, церемонно достал из кармана пустой кошелек и презентовал его алхимику, сказав, что, поскольку тот умеет делать золото, самым подходящим подарком ему является кошелек, чтобы это золото в него класть. Эта издевательская награда была всем, что бедный алхимик когда-либо получил за свою поэзию и алхимию. Он умер на восемьдесят третьем году жизни в крайней нужде.

Корнелий Агриппа

Данный алхимик имеет выдающуюся репутацию. О его способностях рассказывали самые удивительные истории. Говорили, что он может превращать железо в золото одним лишь словом. Он-де повелевал всеми ангелами небес и демонами преисподней, которые были готовы повиноваться ему во всем, и мог вызывать из могил «выглядящих, как при жизни», призраков великих людей, являя их взору тех любопытных, которым хватало смелости вынести их присутствие.

Он родился в Кёльне в 1486 году и с ранних лет начал изучать химию и философию. Каким-то не вполне понятным образом ему удалось убедить современников в своих необычайных достижениях. Когда ему было всего двадцать лет, его репутация как алхимика была столь высока, что ведущие адепты Парижа слали ему в Кёльн приглашения поселиться во Франции и поделиться с ними опытом открытия философского камня. Почести сыпались на него, как из рога изобилия, и его высоко ценили все ученые мужи того времени. Меланхтон^[149] пишет о нем с уважением и похвалой. Эразм^[150] также свидетельствует в его пользу, да и все остальные выдающиеся личности той поры называли его светилом литературы и украшением философии. Некоторым чересчур самовлюбленным людям удается убедить современников в собственном величии: они придают якобы приобретенным ими знаниям столь широкую огласку и столь часто занимаются самовосхвалением, что рукоплескания их «аудитории» перерастают в овацию. Случай с Агриппой относится, очевидно, именно к этому разряду. Он называл себя выдающимся богословом, превосходным юристом, искусным врачом, великим философом и удачливым алхимиком. Мир в конце концов поверил ему на слово, сочтя, что человек, который так себя превозносит, не может не иметь заслуг, говорящих в его пользу, и что за поднятой им шумихой действительно что-то есть. Он был назначен письмоводителем императора Максимилиана, который дал ему титул рыцаря и сделал командиром одного из своих полков. Позднее Корнелий стал профессором иврита и беллетристики в университете Доля во Франции, но, переругавшись с францисканцами из-за каких-то богословских разногласий, был вынужден покинуть этот город. Он нашел пристанище в Лондоне, где около года преподавал иврит и составлял гороскопы. Из Лондона он проследовал в Павию, где читал лекции по истинным или предполагаемым сочинениям Гермеса Трисмегиста и мог бы жить в мире и почете, если бы вновь не поссорился со священниками. Их усилиями его положение стало настолько незавидным, что он был рад принять предложение магистрата Меца стать их синдиком и генерал-адвокатом. Здесь он вновь нажил себе врагов своей любовью к диспутам: теологи-мудрецы этого города утверждали, основываясь на тогдашних верованиях, что св. Анна имеет трех мужей. Агриппа без нужды стал доказывать ложность этого убеждения, или, как он его называл, предрассудка, чем сильно подорвал свой авторитет. Вскоре он втянулся в другой диспут, делающий ему больше чести, и окончательно упал в глазах жителей Меца. Когда он гуманно выступил в защиту молодой девушки, обвиненной в ведовстве, его враги заявили, что он сам колдун, и подняли такой шум вокруг его персоны, что ему пришлось бежать из города. После этого он стал врачом Луизы де Савой, матери короля Франциска I. Эта дама хотела узнать будущее и приказала своему доктору составить ее гороскоп. Агриппа ответил, что не станет потворствовать столь праздному любопытству. В результате он утратил ее доверие и был немедленно уволен. Если бы его ответ был продиктован верой в бесполезность астрологии, мы могли бы восхищаться его честностью, бесстрашием и независимостью; но, зная, что в тот период он постоянно занимался гаданием и составлением гороскопов и предсказывал коннетаблю^[151] де Бурбону грандиозный успех во всех его начинаниях, можем лишь удивляться тому, что он лишился влиятельного друга из-за обычного раздражения и своенравия.

Примерно тогда же его одновременно пригласили поселиться в своих владениях Генрих VIII Английский и Маргарита Австрийская, правительница Нидерландов^[152]. Он принял предложение последней и при ее содействии был назначен историографом императора Священной Римской империи Карла V. К несчастью для Агриппы, ему никогда не удавалось надолго удержаться на одном месте, так как его покровители не могли простить ему его несдержанность и высокомерие. После смерти Маргариты он был заключен в брюссельскую тюрьму по обвинению в колдовстве. Через год был освобожден и, покинув страну, испытал множество превратностей судьбы. Он умер в нищете в 1534 году в возрасте сорока восьми лет.

Находясь в услужении у Маргариты Австрийской, он жил главным образом в Лёвене и написал в этом городе свой знаменитый труд «Тщета и ничтожность человеческих знаний». Чтобы угодить своей властительной госпоже, написал трактат «Превосходство женского пола», посвященный ей в знак благодарности за милости, которыми она его осыпала. Однако население означенных провинций относилось к нему отнюдь не благосклонно. В то время он стал объектом великого множества фантастических слухов. Говорили, что золото, которым он расплачивается с торговцами, всегда необычайно ярко блестит, но в течение суток неизменно превращается в куски сланца и камни. Люди верили, что он сделал большое количество фальшивого золота с помощью дьявола, который, как можно из этого заключить, имел лишь поверхностные знания в области алхимии – намного меньшие тех, на которые уповал маршал де Ре. Иезуит Дельрио в своей книге о магии и колдовстве приводит еще более удивительную историю о нем. Однажды Агриппа, уходя на некоторое время из своего дома в Лёвене, отдал ключ от рабочего кабинета жене, строго-настрого запретив впускать туда кого-либо в его отсутствие. Эта женщина, как ни странно может показаться, не стремилась совать нос в секреты мужа и никогда не помышляла о том, чтобы войти в запретную комнату. Однако один юный студент, поселенный в мансарде дома философа, испытывал жгучее желание проникнуть в его кабинет, надеясь, что ему удастся стащить какую-нибудь книгу или инструмент, которые помогут ему открыть секрет превращения металлов. Поскольку юноша был красив, красноречив и, главное, весьма лестно отзывался о красоте хозяйки дома, он без особого труда убедил ее одолжить ему ключ, но она строго запретила ему что-либо оттуда выносить. Студент поклялся этого не делать и вошел в кабинет Агриппы. Первым, что привлекло его внимание, был большой гримуар, или Книга заклинаний, лежавшая открытой на рабочем столе философа. Юноша тут же сел за стол и начал читать ее вслух. После первого же произнесенного им слова ему показалось, что он слышит стук в дверь. Он прислушался, но все было тихо. Решив, что ему просто послышалось, он продолжил чтение и вдруг услышал более громкий стук, который так его напугал, что он вскочил на ноги. Он пытался сказать «Войдите», но язык отказывался ему повиноваться, и юноша не смог произнести ни звука. Он уставился на дверь, которая, медленно открывшись, явила его взору величественного, но рассерженного незнакомца, который строго спросил, зачем его вызвали. «Я вас не вызывал», – ответил дрожащий студент. «Нет, вызывал! – сказал незнакомец, все больше сердясь. – А демонов нельзя вызывать понапрасну». Студент не нашелся, что ответить, а демон, разъяренный тем, что один из непосвященных вызвал его просто из самонадеянности, схватил юношу за горло и задушил. Когда Агриппа через несколько дней вернулся домой, он увидел, что дом осажден бесами. Некоторые из них сидели на колпаках дымовых труб и болтали ногами, другие играли в чехарду на самом краю парапета. В кабинете их было так много, что Агриппе было трудно добраться до стола. Когда он наконец протиснулся сквозь их заслон, то увидел, что книга открыта, а на полу лежит мертвый студент. Он сразу понял, как произошло несчастье, и, прогнав всех нижестоящих бесов, спросил главного демона, чем его так прогневал молодой человек. Демон ответил, что юноша вызвал его без нужды, чем нанес ему оскорбление, и что ему ничего не оставалось делать, кроме как убить непосвященного за самонадеянность. Агриппа строго его отчитал и приказал ему немедленно оживить мертвое тело и прогуливаться с ним по рыночной площади до наступления темноты. Демон так и сделал; студент ожил и, взяв своего сверхъестественного убийцу под руку, безмятежно гулял с ним у всех на виду. С заходом солнца его тело вновь стало холодным и безжизненным, и толпа доставила его в больницу, единодушно решив, что он скончался от апоплексического удара. Его спутник немедленно исчез. Когда тело осмотрели, то обнаружили следы удушения на шее и отпечатки длинных когтей демона на разных его частях. Данные признаки вкупе с быстро распространившимся слухом, что компаньон молодого человека исчез в облаке огня и дыма, открыли людям глаза на правду. Власти Лёвена назначили расследование, и Агриппе пришлось покинуть город.

Помимо Дельрио, подобные истории об этом философе рассказывают и другие авторы. В те времена люди охотно верили выдумкам о магии и колдовстве; и неудивительно, что, когда, как в случае с Агриппой, тот, кого считали волшебником, объявлял себя таковым и требовал веры в творимые им чудеса, современники признавали правомочность его притязаний. Подобные заявления были опасной похвальбой, которая порой доводила ее автора до костра или виселицы и потому считалась не лишенной основания. Пауль Йовий в своей книге «Eulogia Doctorum Virorum»^[153] пишет, что Агриппу повсюду сопровождал бес в обличье крупного черного пса. Томас Нэш^[154] в «Приключениях Джека Уилтона» сообщает, что по просьбе лорда Суррея, Эразма и ряда других ученых мужей Агриппа вызвал с того света множество великих философов древности. Среди таковых был Туллий, которого он заставил вновь произнести его знаменитое обращение к Росцию^[155]. Кроме того, когда лорд Суррей был в Германии, Агриппа с помощью волшебного зеркала продемонстрировал ему достоверное изображение дамы его сердца, прекрасной Джеральдины, сидящей на кушетке и оплакивающей отсутствие возлюбленного. Лорд Суррей зафиксировал точное время демонстрации и позднее подтвердил, что в ту минуту его пассия действительно это делала. Лорду Томасу Кромвелю Агриппа продемонстрировал короля Генриха VIII, охотящегося в Виндзор-парке в окружении главных лордов его двора, а чтобы угодить императору Карлу V, он вызвал из могилы царей Давида и Соломона.

Ноде в «Защите великих людей, обвиняемых в колдовстве» предпринимает титанические усилия, дабы очистить Агриппу от инсинуаций Дельрио, Пауля Йовия и прочих невежественных и предубежденных писак. Во времена Ноде подобные истории требовали опровержения, сегодня же от них можно с уверенностью отмахнуться из-за их абсурдности. А тот факт, что они приписывались человеку, заявлявшему о своей способности превращать железо в золото путем приказа и написавшему труд о подвластной ему магии, вовсе не является удивительным.