Тяжелое утро, или История о том, как нелегка жизнь в наше непростое время

– Чем же они тебя накачали? Твари… – высокие сводчатые потолки съедали отгласы разговора и выплевывали обратно неразборчивые слога – госспо-поди, они те-ебя па-равдда в-Йебб-Аа!ли?

– Закрой рот, дрянь! Никто меня не трР-ах-Хал!

Сутулый силуэт длинноволосого дернулся. Голая лампа, тянущаяся на длинном проводе с потолка лишь чуть задевала их спины светом, но этого хватало чтоб ощутить его удивление.

– Пойдем, я уложу тебя, – длинноволосый взял друга за плечи.

Тот грубо оттолкнул его руки и расхлябисто поднялся.

По подъезду растекся волнами явно обиженный и растерянный голос длинноволосого:

– Лифт тут есть хоть?

Он знал что лифт есть.

Лифт был за поворотом, налево от них.

Обиженный товарищем, он подошел к дверям и с пренебрежением нажал кнопку вызова. Она загорелась красным и была совершенно не похожа на глаза плетущегося к лифту Рыжего обидчика. Его глаза были демонически-красными, полностью залитые, как шарики с кровью. Он подошел к стене возле лифта, оперся на нее вытянутыми руками и опустил голову между ними. В этой позе он напоминал своего сутулого друга.

Лифт спускался туго, с жужжанием и скрипами. Длинноволосый сутулый с местами проседевшей бородкой косился на рыжего, который уперся в стену глубоко дыша.

Жужжание прекратилось и где-то сверху послышался звук раскрывшихся дверей. СКОЛЬКО МОЖНО? Волосатый с нетерпением нажимал горящую кнопку вызова.

Лифт продолжил спускаться, о чем свидетельствовали истеричные лязганья и плотный гундеж из шахты.

Щель между дверьми начала заполняться светом. Звуки замерли.

Громко, с ударом раскрылись автоматические двери. Подъездный мрак захлебнулся в вылившимся из кабины теплом свете.

Рыжий не меняя своей стойки повернул голову.

Из лифта вышел длинный парень в грязных джинсах и потускневшем черном пальто. Он пах как вспотевшая пепельница.

Парень из лифта сказал:

– О, привет.

Длинноволосый поклевал воздух в знак приветствия и повернулся на Рыжего.

Тот зашевелился.

Уже уходя, длинный в джинсах обернулся на входящих в лифт. Двери с ревом задвинулись, жужжание оживилось.

В лифте не было зеркала. Он был настолько тесным, что вряд ли кто-то захотел бы смотреть на себя так близко. Красным горела кнопка по над цифрой "5".

Рыжий глядел в упор на соседа по лифту. Взгляд из под насупившихся бровей впивался в смущенные глаза под сползшей челкой из влажных волос.

Лампа в кабине начала с треском мигать.

– Чего ты так смотришь? – растерянно произнес длинноволосый.

Рыжий растянул улыбку до самых ушей. Из его нутра разнеслись булькающие звуки, он нагнул торс, обхватив свой живот, и феерично сфонтанировал рвотой непосредственно на тело соседа. Брызги покрыли все стены лифта.

– Твою мать, парень!

Лифт резко остановился. Двери открылись с привычным ревом. Волосатый вылетел оттуда как бейсбольный мяч. Рыжий продолжал улыбаться.

Отгласы слов все так же гуляли по подъезду.

– Может тебе врача вызвать? – оттягивая пропитанную внутренними соками рубашку голосил длинноволосый, – Это ужасно! – он отворачивает скуксенную морду от зловонной одежды.

– Куда? – вертясь на лестничной площадке просипел Рыжий.

– Ну сюда.

– Заходить куда, идиот! Ты куда меня притащил, дрянь!

– Боже, парень, ты конкретно не в себе, – он посмотрел на рыжего с жалостью и испугом – Мы у тебя. Не узнаешь?

Он кивает на дверь, обитую старой потрескавшейся кожей. По ее краям с обеих сторон было навешано множество звонков разной формы, над каждым было какое-то число.

– Ты достанешь ключи? Я открою.

Волосатый жалостливо сводит брови то ли от боли за друга, то ли от едких паров рвоты с его одежды.

– Какие ключи, урод? Ты за кого меня держишь? Может хочешь меня трахнуть?! Хочешь тТра-Ах-тХну-уть – так и скажи! Ну давай, – его сиплый голос переходит в рев – давай, что ты! – он звучит так, будто каждое слово рвет ему глотку.

– Успокойся, парень. Прости, я не хотел задеть! – глаза длинноволосого округляются под свалившийся челкой.

Рыжий скинул свою куртку из черного кожзама. Волосатый подошел к ней и достал ключи. Рыжий не остановился и начал пытаться стянуть с себя толстовку, но запутался в ней.

– Твою мать! Что за дерьмо?

– Господи, да прекрати.

Длинноволосый подвалил к двери и перебрав пару ключей из связки отворил дверь.

Темнота коридора отстранилась под напором света из подъезда.

Длинноволосый взял все еще брыкающегося в перекрутившейся толстовке рыжего за плечи и повел в квартиру.

– Пусти, урод. Не трогай!

– Заткнись – раздался суровый шепот, – все спят еще.

Рыжий начал мычать и скулить извиваясь в широкой кофте, заточившей его голову и тело как смирительная рубашка.

Ему пришлось поддаться этому насильственному паломничеству и дать довести себя до комнаты через мрак коридора, который, разумеется, не сравнится с непроглядной темнотой, застывшей под тканью свернувшейся кофты.

Под кофту просачивались звуки мерных шагов и скрипящим под ними паркетом. Раздался звук открывающейся двери.

Волосатый помог снять этот саркофаг с запыхавшегося друга.

– Не вертись, дружище…

Безжалостный свет вонзился в глаза рыжего. Он оказался в маленькой комнате, обставленной ГДРовскими шкафами и тумбочками. У одной из стен стоял потрепанный диван, застеленный как кровать. Спинка потерлась и накопила на себе множество пятен.

В комнате было два окна, и оба были на одной стене, напротив двери. В пробеле между ними была старая труба от батареи, обои вокруг которой почернели от влаги до самого потолка.

С улицы в окна прилетали первые рассветные лучи.

– Ну и дерьмо!

Длинноволосый обвел взглядом прислонившегося к шатающемуся шкафу и спустившегося по нему на корточки друга.

– Что дерьмо?..

Он покосился на стену, на которой висел выцветший плакат с девицей в тонком купальнике, прилёгшей на пляже. От времени ее купальник стал ядовито-желтым, а море местами отдавало фиолетовым.

– Все дерьмо! И ты дерьмо! Вали отсюда!

Недовольное лицо на сутулой спине прищюрилось.

– Ну как я тебя оставлю? Ты совсем не в себе.

Рыжий зашипел. С корточек он бросился на длинноволосого и начал выталкивать его.